***
Утреннее солнце ласкает мягкие кончики волос. Арсений немного щурится, мирно устроившись на коленях Оксаны, что без конца пытается вплести в непослушные локоны дюжину маленьких полевых цветов. Дальше по широкому подоконнику расположились ещё несколько омег, щебеча о скором отъезде на пикник. Одна из них — та, что сидит ближе — не упускает возможности погладить голые щиколотки Попова, показывая своё участие и преданность. Голова немного гудит от множества голосов, но когда брюнет переводит взгляд вниз, на лице расплывается умиротворённая улыбка. Вся его комната с раннего часу напоминает собой белоснежный беспорядок. Омеги в льняных платьях занимают все свободное место на полу и кровати, аморфно разделившись на маленькие группы. Многие заплетают друг другу косы, некоторые украшают готовые венки свежими цветами и тихо напевают какие-то ведьминские мотивы. — Егор, детка, ты собираешь наших сестёр на шабаш? — насмешливо хрипит голубоглазый, чем обращает на себя внимание группы прямо напротив себя. Щеки белокурого омеги немного розовеют, но после недолгой паузы и нескольких смешков он поднимает дерзкий взгляд на Попова. — Почему бы и нет? В этой странной махровой традиции с пикником давно пора что-то менять, — он играючи дёргает высокий ворот своей узорчатой рубашки, будто бы даже флиртуя. — Ты хочешь спеть с нами? Звонкий возглас принадлежит рыжей девушке с мутными желтыми глазами. Она лучезарно улыбается, безусловно счастливая от того, что Арсений вышел из своего полудрема и почти присоединился к ним. Он любит петь, особенно со своими сёстрами, тогда голос приобретает звонкий фальцет, который в соло ему совершенно чужд. Он осматривает остальных возбужденных идеей девушек и действительно собирается согласиться. — Хей, Ира, оставь его, — Суркова отвлекается от незатейливых махинаций с локонами Арсения, чтобы поправить собственные золотые, перекидывая их на одно плечо и ловко прочесывая пальцами. А затем кладёт изящную кисть прямо Арсу на лоб, чтобы помешать его бегству. В реальности Попов бы никуда не сбежал. Никудышная попытка перевернуться возрождает головную боль и посылает неприятный электрический зуд по телу. Он стонет, прикрывая глаза и сжимая губы в тонкую полоску. Девушка опускает жалостливый взгляд, ее светлые брови съезжаются забавным домиком под короткую челку. Эта картина снова провоцирует улыбаться. Незаметно блондинка машет рукой, и через мгновение компания Иры и Егора оказывается рядом с ними, устраивается на полу рядом с подоконником и продолжает тихие перепалки. Последний обнимает свисающую вниз руку Арса, укладывая ее себе на шею и изредка мурлыкая что-то очень приятное в кожу. Если бы однажды Попов встретил Егора на улице, он никогда бы не сказал, что парень — омега. Игнорируя общий дресс-код в университете он предпочитает носить рваные джинсы и байкерские куртки. Имеет немного худощавое телосложение, но при этом умудряется держать себя в отличной форме, от чего его плечи кажутся широкими, а фигура более или менее статной. У него карие глаза с перманентным хитрым прищуром и острый язык — в этом они с Арсением невероятно схожи. — Я могла бы остаться с тобой, — в голосе блондинки сквозит жалость. Арс это ненавидит. — Ни в коем случае. Кто тогда присмотрит за всеми, любовь моя? — Ещё чего! — звонкий выкрик режет воздух. На Арса падает грозный взгляд от Иры. Девушка одновременно безумно красива и чрезвычайно строга. Она спешит объяснить всем, что Попов — сраное исключение, и они не могут подстроить каждый свой выезд индивидуально под каждого. Особенно, когда дело касается циклов. — Спасибо, дорогая, — Арсений тянется, чтобы шутливо пихнуть ее ногой в бок. — Твоя забота не знает границ! — Она права, Окси. Тем более уже пора ехать, — мягко настаивает Егор. Но Суркова не сводит подозрительного взгляда с голубоглазого, кажется, будто бы читает мысли. Но это не тот случай, когда она может догадаться о том, что задумал Арсений. — Ты все ещё думаешь о тех словах Антона, да? Арс немного удивлён тем, что блондинка вообще вспомнила о той перепалке с альфой, на которой даже не присутствовала. Опускает голубые глаза, на секунду задумываясь, стоит ли его шалость лжи прямо сейчас. Молчание между ними затягивается, он успевает обнять и попрощаться с несколькими сёстрами. В итоге они остаются в комнате одни, а опустевшее пространство даёт омеге бросить короткий взгляд на шкаф с вещами, где мирно покоится коробочка с подавителми. Она ждёт его. Это вселяет уверенность. — Антон Шастун — высокомерный придурок. Его бесталантная речь о том, что омеги не могут победить в турнире братств, не содержит в себе ничего умного или правдивого. Я презираю этого парня из дома напротив и не собираюсь уделять внимание чему-то такому незначительному, как тупые шутки кудрявого клоуна, который возомнил себя пупом земли, — резко выпаливает омега. Его щеки немного горят от возбуждения и злости, он пытается сделать лицо бесстрастным, но получается плохо, поэтому меняет тактику и просто обиженно хмурится. — Именно поэтому ты ласкался с ним весь прошлый год, — скорее не спрашивает, а утверждает Суркова, кидая в его сторону осуждающий взгляд. Арсений не может сказать, что тот Антон был совершенно другим. Не цеплялся к словам, не мухлевал на соревнованиях, не выставлял братство соперников на посмешище. При всем желании он не смог бы объяснить, насколько тёплыми и ласковыми были его объятия, какие слова он шептал, находясь на пике удовольствия, когда их тела были сплетены невыносимо крепко. Парень кивает снисходительно. — Это давно прошло, Окс, — он даже выдавливает из себя подобие улыбки, провоцируя тем самым новый приступ головной боли. Оно того стоило, потому что девушка кивает и наконец встаёт со своего места. Изящно поправляет платье и лезет прощаться. Парень позволяет себе уткнуться носом во вкусно пахнущие волосы. Кончики лепестков на венке сминаются под таким напором и безжалостно щекочут виски. — Не выходи из комнаты до завтрашнего вечера. Твой запах, — запинается на полуслове девушка и неодобрительно поджимает губы, — очень сильный. Побереги себя, пожалуйста. Арс только кивает. Бросает что-то про предстоящие экзамены и подготовку к ним. Потому нет смысла напоминать ему о безопасности, даже учитывая то, что он собирается провести течку в пустом доме братства. Оставшись наедине с собой, Арс удобно устраивается на кровати и ненадолго погружается в момент, который вскользь упомянула Оксана. Турнир братств в самом разгаре. Не то чтобы это было кровавой бойней между студентами, но определённый азарт всегда будоражил его участников. Арсений даже за несколько месяцев подготовил победную стратегию. Омеги всегда делали ставку на хитрость, а не на грубую силу. Альфы, наоборот, придерживались старого доброго штурма. Бетты — импровизировали. Так и во вторник, договорившись обыграть «Захват флага», дома устроили выезд на природу. Загородная усадьба порадовала участников множеством интересных локаций, большим пространством для беготни и засад. Вечер перед игрой не прошёл спокойно, потому что капитаны команд и их помощники, звание которого носил Попов, обсуждали запретные зоны для расположения флага и различных манёвров. Несмотря на то, что игра предусматривала грязные приемы, валяние в траве и воде и потенциально обеспечивала большое количество синяков и царапин, приоритетом выступала безопасность. Безопасность игры, доступность флага и честность, — три столпа, связывающих всех по рукам и ногам. — Я настаиваю на закрытии пруда и крыши дома, — безапелляционно выдаёт Попов, тыкая длинными узловатыми пальцами в карту. — Я согласен. Крыша покатая и гладкая, там даже зацепиться не за что, — голубоглазый слышит равнодушный тон где-то со стороны капитана команды бет. Ему приятно, что его мысль обретает поддержку, но не перестаёт буравить взглядом кудрявое нечто перед собой. Шастун мирно курит, раскинувшись во главе круглого стола так, будто бы он один здесь все решает. Молчит приличное количество времени, давая возможность остальным высказать свои расплывчатые предположения. А затем выдаёт: — Крыша — да, пруд — оставляем. — Да ты чего, Шаст! Всю рыбу же распугаешь, — альфы, которых здесь почему-то больше остальных, заливаются громким смехом. У Арсения от ярости аж глаза на лоб лезут. Брюнет силится прикусить язык, но тут же пресекает все свои попытки, когда Шастун поднимает на него надменный взгляд. — Как скажешь! Утопите флаг в пруду — мы дисквалифицируем всех за несоблюдение правил, — едко выплевывает и сразу получает неодобрительный пинок от Оксаны под столом. — Котёнок, — ласково начинает альфа, но Арс его резко перебивает. — Это неуместно, Антон… — Арс, — низко шипит зеленоглазый, ухмыляясь с ощетинившегося коллеги, — Я понимаю, что ты боишься замарать свои дорогущие шмотки, но остальные вполне смогут обойти эту лужу по колено в воде — нет ничего противозаконного, — он даже выбрасывает окурок и облокачивается на стол, делая вид, что все это время принимал активное участие в обсуждении. Арс хочет вставить ещё что-то более едкое, но Оксана уже принимает все доводы и оглашает неутешительный вердикт: пруд оставляют на карте зелёным. Арсений думает, что это даже хорошо. Потенциально президент братства альф только что выдал стратегически важный для них объект. Шмотки Попова не наверняка, а точно останутся сухими. Пересекая изумрудную лужайку с тыльной стороны беседки, Арсений чувствует гадкий привкус поражения. Красный флаг альф зацепили на самой вершине. Место открытое, легкое и сука такое, что не подступиться. Его группа уже готовится к набегу на защиту, отвлекая альф от его манёвра. Прыжок, кроссовки упираются в поручни, омега встаёт на носочки и подтягивается, чтобы забраться на крышу. Мысли пчелиным роем носятся в голове, просчитывая пути к отступлению на тот случай, если его всё-таки заметят или если альфы перебьют всех его товарищей. Подсознательно Попов понимает, что они идут ва-банк и бессовестно облачают их бедственное положение. Флаг омег захватили ещё десять минут назад. В ближайшие пять они должны предпринять меры, иначе останутся с нулем в счете, а альфы одержат фееричную победу. Этого допустить нельзя. Он уже отталкивается от водостока, чтобы сделать последний рывок, как его щиколотку хватают и резко дергают вниз. Ровно мгновение перед глазами мелькает флаг и пятнистое покрытие крыши, и только затем его голубые глаза встречают горящие зеленью глаза альфы. — Антон? Даже имя звенит в ушах жалким всхлипом. Несколько колебаний и бесполезных телодвижений приводят к тому, что омега оказывается в ловушке, лишенный возможности не только двигаться, но и здраво мыслить. Как давно они не оставались вот так — наедине, морозным голубым в травянистый зеленый взгляд. Переплетением тел, одним воздухом на двоих. Ошеломлённый, Арсений проклинает игру: ни двинуться, ни вдохнуть до одури привлекательный мускусный аромат. Он умирает, лёжа прямо под Шастуном, который одной рукой все ещё держит ногу в крепком захвате, а другой опирается о крышу над его головой. — Не в этот раз, котёнок, — тихо хрипит кудрявый даже без улыбки. На небольшом расстоянии — ничтожном по сравнению с тем, как они стараются держаться большую часть времени, — Арс может сказать, что Шастун возмужал. Его плечи стали шире, лицо приобрело более острые очертания, даже хватка вокруг щиколотки ощущается совершенно иначе. Безумно красивый со своим сложным лицом, задумчивым взглядом и при всем этом пушистой челкой, что мягко спадает волнами на лоб, пока альфа не откидывает ее резким взмахом головы. Кажется, тот нескладный воронежский пацан с первого курса превратился в альфу, от которого у Арсения перехватывает дыхание. Его не должно здесь быть. Мысль отрезвляет и заставляет шестерёнки в мозгу закрутиться вновь. Совершенно точно Антон был в авангарде при нападении на их лагерь. По крайней мере так было всегда. Почему альфа вдруг предпочёл победным лаврам украсить головы других сокомандников, а сам остался в защите, одному черту известно. — Утешительный поцелуй я заслужил? — лукаво ухмыляется Попов, чем удивляет даже самого себя. Растерянность, мелькнувшая на лице Антона, заставляет совесть заскрестись где-то в глубине грудной клетки. Арсений надеется, что вся эта идиотская ситуация не возглавит топ ошибок всей его жизни. Хотя, по скромному мнению самого Арса, расставание с Шастуном вряд ли можно чем-либо перебить. Их ароматы смешиваются молниеносно. Теперь омега чувствует смесь азарта и едва уловимого удовольствия, от которого искрится воздух. Он поднимается на локтях, чтобы глубже заглянуть в бегающие по лицу глаза. Близко, Арсений готов поклясться, что видит в них страх и очевидное понимание того, что дальше ничего хорошего не произойдёт. — Это неуместно, Арсений, — Антон пытается звучать сухо, видно ничего умнее, чем вернуть Попову его же фразу, он сгенерировать не может. И Арсу это льстит. Брюнет змеей извивается снизу, его ладони уже упираются в крышу, а согнутые руки дают возможность медленно приподняться. Альфа не двигается. Изучает застенчивое выражение лица голубоглазого омеги, с таким видом, будто бы это задача со звездочкой по матанализу. — Сейчас и больше никогда, — теперь уже шепчет брюнет куда-то в губы, коверкая всеми известную фразу, — Маленькая шалость напоследок, — ещё ближе, Антон медленно тянет в себя знакомый запах. Он всегда говорил, что Арсений пахнет летом — теплом, полевыми цветами и проливным дождём. От этого мурашки табуном спускаются по шее до самой поясницы. И голова кружится, у Арса тоже. В момент, когда Антон аккуратно приоткрывает губы, Арсений делает то, что задумал: выгибается и кусает прямо в шею. Рот наполняется металлическим привкусом крови, в ушах звенит чужой ошарашенный и болезненный стон. Рука на ноге разжимается в попытке защититься, но Попов уже переворачивает Альфу и валит спиной на крышу. Отрывается, не смотрит больше никуда — только вперёд, на флаг. В процессе перепалки попадает ещё коленом Антону под рёбра и этот пинок, как ни удивительно, даёт импульс к захвату. Спустя мгновение красное знамя развивается в руках. Команда Попова проигрывает турнир с отрывом в два очка, снимают за потерю своего флага и за захват красного в дополнительное вместо основного времени игры. — Как я должен был незаметно залезть туда?! — чуть ли не кричит Арсений, саботируя импровизированный разбор полётов. Он мокрый и покоцанный со всех сторон, чувствует в кроссовках неприятный скрежет песка, а в волосах сухой осиновый лист. Ублажает вид таких же потрёпанных альф, но их острые ухмылки не дают расслабиться. Хочется перегрызть глотки каждому, хоть это чревато и противоречит его природе в принципе. — У тебя же есть крылья, — весело пропевает Эд, сдерживая хохот.– Ты можешь летать, Арс! — Да пошёл ты, мудила! Это попросту нечестно. Место должно быть доступным, а это, — он указывает пальцем на поваленный флаг, — просто возмутительно! Арсений не смотрит в сторону Шастуна, но перманентно ощущает на себе тяжелый взгляд альфы. Тот курит размеренно, внимательно наблюдает за перепалкой голубоглазого камикадзе и своих парней с красными лентами на плечах. За все время капитан не обмолвился ни словом о том, как именно омеги заполучили победу над их лагерем. Но когда к нему всё-таки обращаются за заключительным словом, он улыбается будто бы понимающе и снисходительно. Арс ненавидит его. В потоке размышлений Арсений начинает замечать, как мягко, но стремительно его накрывает. Он позволяет себе поерзать на кровати: тело уже слишком чувствительно, одежда начинает причинять дискомфорт. Брюнет делает несколько неглубоких вдохов. В следующее мгновение омега находит себя у письменного стола с заветной коробочкой. Пока непослушные пальцы стараются справиться с белой упаковкой таблеток, в горле застревает ком. Подавители не являются запрещёнными препаратами. В списке дозволенного на территории университета они висят где-то между легкими наркотиками и огнестрельным оружием: можно, но осторожно. Иначе Попов бы их не достал, верно? Глаза бегут по редким строчкам: совместимость с другими препаратами — Арс не балуется таблетками так часто, чтобы уделять время этому пункту, передозировка и побочные действия грозят пошатнуть уверенность в том, что омега действительно хочет рисковать ради упоительного спокойствия. Но подсознательно отмечает для себя что-то совершенно посредственное в виде головной боли, тошноты, апатии и — самое неприятное — сбитого цикла. — Ладненько, поехали, — будто бы разговор с самим собой придаст смелости и заглушит голос разума. Пластинка с капсулами уже шелестит между дрожащими пальцами. Инструкция рекомендует принять одну таблетку до начала активного периода течки, вторую при необходимости только через сутки. А может возникнуть такая необходимость? И чем она будет обусловлена? Арсений перечитывает ещё раз все, что только можно. Через ту же бумажку его уверяют в нормализации либидо, подавлении гиперчувствительности и дальнейшей адекватности в восприятии картины мира. На задворках сознания Попов радуется тому, что эта пара дней не выбьет его из учебного графика. Конечно, ему придется посидеть некоторое время в изоляции, потому что обострившийся запах может стать красной тряпкой для противоположного пола, как бы иронично это ни звучало. Омега не собирается искушать судьбу.***
На кампус опускается осень. Не та мерзкая пора, когда сутками льёт дождь, а говно и листья стремятся испортить любое подобие обуви. Это осень, когда под вечер солнце украшает горизонт в оттенки красного, прохладным ветерком залезает под полы спортивной куртки и заставляет лишний раз поежиться прежде чем глубоко вдохнуть воздух, пропитанный нотками увядающей природы. Антон тянет лямку спортивной сумки через плечо, потому что та вечно спадает, а после долгого баскетбольного матча совершенно нет сил это терпеть. Он пересекает территорию комплекса в гордом одиночестве, тишина умиротворяет и даёт привести ураган мыслей в порядок. Только ради этого стоило отказаться от тусовки в честь победы и уже добрый час бродить на своих двоих вдоль пустынных улиц. Антон хочет думать, что у него совершенно не было планов на этот вечер и чисто случайно запутанные дорожки привели к дому омег. Странно. Здесь тоже тихо. Антон привык жить в общем доме с альфами и к тому, что кто-нибудь всегда на глазах. Также всегда было и в доме напротив. Но в отличие от альф омеги бесконечно пестрили во дворе какими-то идиотскими активностями: песнями, хороводами и играми, правила которых они придумывали на лету. Антон вместе со своими парнями не один раз был втянут в эти ужасающие своей яркостью взаимодействия. Вот он пытается построить связанное предложение из слов на букву «А», и через мгновение орет и размахивает руками, дабы Арсений понял вопрос про римский амфитеатр. Оба в наушниках, их разделяет широкий стол, который они будто бы и не замечают. Наклонившись навстречу, Попов ловит каждое движение губ. А после улыбается, хлопает своими блядски длинными темными ресницами и показывает палец вверх, прежде чем снять гарнитуру и поправить взъерошенную челку. Невозможный. Шаст думает только об этом, не смея оторвать взгляд от возбужденного и счастливого Арсения, который весь такой умный и красивый прямо здесь — у всех на глазах — тащит уже третий раунд без потерь. — Шаст, — омега улыбается намного более смущенно и говорит ещё что-то, но Антон этого всего не понимает — панк-рок все ещё нещадно долбит в наушниках. — Парни, это несерьёзно! — с альфы всё-таки стягивают наушники, чтобы передать весь набор следующей команде. Антон оказывается абсолютно потерян в пространстве и времени, его снова тянут куда-то в сторону от стола. — Что? — Я говорю, — недовольно повторяется Позов, — что бессмысленная вся эта игра. Вы с Поповым понимаете друг друга на ментальном уровне. Я даже не уверен, что музыка играет достаточно громко, и он действительно не слышит то, что ты объясняешь! — Дима, ты просто сам по себе тупой, вот и не получается ничего! Че ты к Шасту приебался? — в их разговор тут же встревает Скруджи. Он приобнимает напарника и всовывает ему в руки пиво. — Мы выиграли? — не в тему переспрашивает Антон. — Нет, ещё будет игра, — Скру отвечает первым. — А ты, Тоха, Арсения этого того? — Чего того? — Умственно-отсталого из себя не строй. Ваши игрища чуятся за километр. Трахаешь его или нет? Дима закатывает глаза со скорбным «сейчас начнётся». Эд только продолжает пилить вопросительным совершенно невинным взглядом. Антон качает головой — не начнётся. Наверное, выдавить из себя нечто более значительное он не сможет, даже если очень сильно захочет. Потому что «трахать» в отношении Арсения звучит ужасно нелепо. — Они же расстались пару месяцев назад, — просто и с улыбкой бросает Поз, отпивает из бутылки и пожимает плечами на испепеляющий взгляд альфы. Эдуард даже присвистывает от удивления. Антон совершенно точно не хочет продолжать этот разговор… Он ещё даже с самим собой не договорился, не забыл и не отпустил. О каких взаимных приколах может идти речь? — Я не помешаю? — Арсений появляется в их компании так же неожиданно, как и исчез. Чтобы не стоять рядом с Антоном, немного толкает в плечо Диму. — Вообще-то, мы как раз о тебе говорили, — ебаный ты пидорас, Скруджи. Пока Антон сжимает кулаки, чтобы чуть позже набить морду товарищу, Арсений успевает вскользь на него посмотреть. Не испуганно, не осуждающе — никак. Омега делает это чисто из приличия. — Надеюсь, только хорошее, — находчивый до зубного скрипа. — Сейчас будет финал, вы идёте? Антон пялится в затылок, к которому недавно припадал поцелуями и укусами и чуть ли не скулит в голос. Шея, усыпанная родинками, девственно чиста перед ним. Никаких «меток» нет. И Шастун бы порадовался этому факту, если бы не знал, что больше укусов в шею голубоглазый омега любит укусы на внутренней стороне бёдер. Потому что отпечатки зубов на шее демонстрируют принадлежность к альфе, а Арс по своей природе, как солнце: светит для всех, но принадлежит лишь самому себе. Не смотря на то, что у Шастуна было много времени, чтобы залатать все дыры в своей крыше и примотать ее к основанию синей изолентой, он практически не может держать себя в руках. Все это очень плохо, и ему самому плохо. Так и сейчас Антон выкуривает уже третью по счёту сигарету, размышляя стоит ли вообще идти внутрь, ведь в доме наверняка никого нет. Но Арса не было сегодня на студенческом совете и вчера на их совместной паре по психологии. Шастун знает это, потому что ждал и одержимый идеей искал знакомую макушку в толпе студентов, чтобы… Что? На язык просится жалкое «извиниться», хотя не он начал войну. Это сделал Арсений ещё тогда, когда перестал его избегать и перешёл в режим полного морального уничтожения. Сначала взглядами, а чуть позже мелкими подколами, «случайными» касаниями и обострившимся внезапно в несколько раз соперничеством. Под раздачу попадали викторины и защиты творческих проектов, совместные зачеты и спортивные мероприятия, благотворительные сборы и дружеские игры в бир-понг. Арс вечно разговаривал на языке, понятном только ему самому, но никогда словами через рот. И Антон это искренне ненавидел. Ещё и случай при захвате флага. Шастун в рот ебал этот разбор игры и все те выражения, которые он вынужден был выплюнуть в лицо Арсению, дабы Выграновский не приложил того лицом о землю. По ощущениям, Арс вообще инстинкт самосохранения где-то просрал. Ну, какой в здравом уме омега полезет в драку против трех крепких альф? Ещё и пропахший волнением и злостью так, что одуреть можно. Выбрасывая окурок, Антон уже без капли сомнений направляется ко входу в дом. Ему везёт и стучаться не приходится: дверь сама открывается прямо перед его носом, и оттуда вылетает парочка первокурсников, пуская его внутрь. Шасту очень хорошо знакомы эти бежевые стены и большая скрипучая на третьей ступеньке лестница. Под покровом ночи он не раз пробирался сюда и долго желал Арсению сладких снов. В особо напряженные вечера перед зачетами это было сложнее, приходилось уговаривать не сидеть до утра. Альфа предпочёл бы более романтичный вариант с паркуром по крышам, подоконникам или балконам, но они не в гребаной сказке и, к сожалению, у него нет ещё восьми жизней в запасе. Вспоминать номер комнаты тоже не приходится, однако белоснежная дверь с прописными цифрами возбуждает ещё больше нежелательных воспоминаний. Ой, может, в пизду все это.? Дверь распахивается сразу же. Шастун даже не успевает придумать отмазку в стиле «проходил мимо и случайно ударился кулаком о твою дверь». На пороге Арс в растянутом чёрном свитере и спортивках, босой, взъерошенный, с выражением абсолютного ужаса на лице. Перед альфой падает темная пелена. Любая здравая мысль мрёт под тягучим потоком сладкого запаха — запаха течной омеги — который забивается в ноздри и сжимает лёгкие в свои горячие тиски. Антон на остатках самообладания отшатывается назад и в сторону к противоположной двери, рукавами закрывает нос и рот, а лопатками больно упирается в косяк. Такой резкий удар прямо в спину немного приводит в себя, а провонявший табаком и потом ворот футболки даёт втянуть немного воздуха. Кудрявый перебирает про себя самые практичные методики концентрации: наспех считает до семи, вдох-выдох, осознаёт себя в коридоре, отчаянно вжавшимся в стену. Шаст поднимает мутный взгляд обратно на парня, что предпринимает попытку закрыть дверь, но останавливает себя почему-то. Какой дурак! Ярость вспыхивает мгновенно. — Какого черта?! — рычит сразу же громко и четко, но при этом не двигается ни на миллиметр, пальцами второй руки дополнительно вцепившись в железную ручку двери — якорь. — У меня к тебе тот же вопрос. Голос слабый, но вполне обычный. Арсений играет в невозмутимость, даже смотрит холодно. Хоть это и приходится делать снизу вверх, голубоглазый даже надменно задирает подбородок. Но Антон под натиском не сдаётся, только сильнее закипает. — Арс, что ты здесь делаешь? — Что ж, — голубые глаза безразлично бегают по интерьеру вокруг, — если мы продолжим задавать друг другу одинаковые вопросы и не отвечать на них, ничего толкового из этого разговора не выйдет. — Прекрати мне мозги делать, — резко прерывает альфа, — У тебя течка, Арсений… — Это физиология, я не… — Бога ради заткнись! — от злости и бессилия Антон даже опускает ткань и свободной рукой ударяет о поверхность двери за собой. Омега очевидно пугается и тихо скулит. Это отрезвляет. Шастун не будет извиняться, потому что прямо сейчас находится на гребне волны феромонов, ярости и где-то далеко на подкорке опустевшего мозга страха. Такого холодного и мокрого страха, который медленно бежит по сети нейронов в тело: вниз по спине и к кончикам пальцев. Альфа сглатывает горькую слюну, которой по ощущениям во рту намного больше, чем обычно. Выдыхает, смотрит исподлобья виновато, чтобы Арсений мог увидеть его без масок. Им обоим это нужно, иначе Шаст не знает, как показать отсутствие угрозы с его стороны. — Ты должен быть в центре циклов прямо сейчас, — хрипит альфа, когда молчание перестаёт быть необходимым. — Объяснись, пожалуйста. Альфа старается подбирать слова и звучать спокойно. Это даётся сквозь титанические усилия. Переламывая себя пополам, Антон находит среди первобытных инстинктов и откровенно пошлых картинок кое-что, что держит сознание на плаву, как ебаный спасательный круг. Кого. Он находит Арсения. Омегу, утопающего в растянутом свитере, который из-за размера открывает четко очерченные ключицы и яремную впадину. Находит бездонные синие глаза за мерцающими стёклами очков. Тонкие пальцы, сжимающие рукава отчаянно сильно. — Я ничего не должен, — чеканит брюнет, на удивление, кристально осознанно.– По правилам университета омегам и альфам может быть обеспечено пространство в центре циклов на время естественного периода течки или гона, по собственному решению стороны или при острой необходимости, диагностированной штатным специалистом. Попов чеканит статью из устава наизусть, при этом не сводя упрямого взгляда с альфы. Аж зубы сводит от того, какой долбаеб! — Здесь что-то происходит, Арс, и я пока не понимаю, что конкретно, — сквозь зубы шипит, — Но твоё поведение неестественно, это знаю наверняка. Судя по тому, что ты в состоянии цитировать устав, ты сможешь понять и то, что я сейчас постараюсь донести. За дверью мог оказаться кто угодно, в том числе и другой альфа, — омега обнимает себя руками, будто бы пытаясь прикрыть собственную наготу. И Антону становится больно, в груди бьется в истерике его альфа, сходящийся с ума от тяги приласкать и успокоить. — Он нагнул бы тебя прямо на этом пороге. Жестокая правда режет ножом по ещё свежим ранам. Слова попадают в яблочко, выбивают десять блять из десяти! Антон надеется, что вот теперь оборона Арсения треснет и они смогут поговорить так, как никогда не умели и не решались попробовать — словами. Но трескается совсем не оборона омеги, осколками по ламинату рассыпается самообладание альфы. — Я ждал Серёжу! — глаза Арса сверкают голубым пламенем. От упоминания Матвиенко волосы на загривке встают дыбом.– А тебя здесь вообще быть не должно! Решил, что за пару дней без твоей самодовольной физиономии перед глазами я забыл, что весь мой пол обречён до конца времён пресмыкаться и прислуживать идеальным во всем альфам? Я ничего не упустил? — Матвиенко? Серьезно? — Антон театрально поднимает брови, чем окончательно выводит омегу из себя. — Ты услышал только это? Отлично поговорили, Шаст. Приходи ещё, — омега выглядывает из комнаты, чтобы дотянуться до ручки и закрыть дверь, но альфа успевает перехватить ее первый и с очередным хлопком впечатывает в стену. Если бы у голубоглазого были лисьи уши, он бы наверняка их сейчас прижал к самой голове — так ему беспокойно и некомфортно. Неужели его действительно так кроет от Антона? — Остальное — чушь и бессмыслица, я сказал это, потому что должен был уберечь своих парней от драки и выговора за неспортивное поведение, который и тебе бы прописать не помешало, — альфа оттягивает ворот куртки в сторону, демонстрируя свежий отпечаток зубов на шее. У Попова от такого вида даже появляется здоровый румянец на до этого фарфоровых скулах. — А историю про тебя и связанного альфу я с удовольствием послушаю. Кудрявый не отходит обратно, опирается одной рукой о дверь комнаты «23» и внимательно наблюдает за реакциями своего омеги. Ни для кого не секрет, что Серёжа Матвиенко уже больше полугода встречается с некой Мариной и относительно недавно обменялся с ней же метками. Антон считает, что любовь зла именно в их случае. Без сказок про истинность и судьбу трудно себе представить любовь, толкающую на такие поступки спустя всего 6 месяцев. И Сереге он об этом говорил. Примерно в тот же день, когда пришло и приглашение на свадьбу. — Мы друзья! — выпаливает омега, уже готовый обороняться насмерть. — Арс, — парень не слышит, но Антон зовёт снова. И снова. — Омега, — неожиданно рыкает кудрявый, пресекая невнятный поток негодования. Он уверен, что парень не прислушается, зато его омега — да. Арсений замирает настороженно и даже прищуривается. Давай же, Арс. Мы оба все понимаем. Зачем эти игры? — Поговори со мной, котёнок, — очень тихо и медленно, опасаясь спугнуть, — Это же я, Арс. Я не сделаю больно. Как ты сделал мне. В широко раскрытых глазах мелькает облегчение вперемешку ещё с чем-то. Вина? Антон на автомате готов принюхаться, чтобы это почувствовать яснее, но тут же себя останавливает. — Я…– омега в сотый раз натягивает рукава на кисти рук и трёт грубой тканью щеку. Это не слёзы — нервничает. — Мне было тяжело. Все из-за тебя…из-за нас, на самом деле. Я не знаю. Это все из-за тебя. Антон непонимающе хмурится. Они с Арсом натворили всякого за прошедший год: дразнились, соревновались на смерть, бросались необдуманными колкими фразами, подставляли друг друга с поводом и без. Антон думал, что воюет по правилам омеги, который все это противостояние и затеял. Думал, что Антона ему легче ненавидеть, чем любить, поэтому подыгрывал. Неужели тот неправильно все понял? Неужели Антон всё-таки оступился и свернул не туда, танцуя танго на останках их когда-то потрясающих отношений. — Антон, — теперь любимый голос умоляет, альфа не может этого слышать, — только не подходи, ладно? Я не уверен, что смогу сдержаться. Я все объясню. Только не приближайся. — Я стою на месте, Арс, — все так же вкрадчиво проговаривает альфа. Голубоглазый протяжно выдыхает, поднимает голову к потолку, видимо, в попытке собраться с мыслями. А Антон тем временем благодарит небеса за то, что омега пожелал сохранить дистанцию. В памяти свежи воспоминания Арсения, лежащего под ним, умоляющего искусать, пометить и связать. Боже, какой умопомрачительный запах. — Я принял подавители, — в одно слово тараторит и тут же виновато поджимает губы. — Что ты сделал? — Можешь осуждать, если хочешь. Я пойму, правда, — Антон же не понимает и не верит своим ушам.– После того, как ты ушёл, я не смог достаточно быстро прийти в форму. Тогда накрыли циклы. Мне было одиноко, плохо и больно. Хотелось отдаться первому встречному, лишь бы стереть с себя этот мерзкий зуд. Потому что я разучился переживать все один. Это…это же физиология, низшие инстинкты тела. Головой понимаешь, что все решено давно, а тело требует альфу. Я просто, — парень запинается, проглатывая слёзы, — дал слабину. Антон прикрывает глаза. Все светлые чувства к Арсу медленно расцветают внутри нежно-голубыми незабудками. Он не хочет спрашивать, почему тогда Арсений решил его бросить, если их чувства абсолютно взаимны. Антону достаточно того, что образ хитрой стервы в лице Попова рушится. Омега напуган и уязвим, для альфы огромная честь иметь возможность находиться здесь, метрах в трёх вдоль стены, но сокрушительно близко. И каждый такой момент хранит в сердце под хрустальным куполом, как чудовище свою единственную розу. — Я могу остаться, — вдруг не предлагает, а скорее мягко настаивает альфа. Тут же получает несколько отрицательных взмахов головой, но не обращает на это внимание, ловя остекленевший под таблетками взгляд своим. — Позволь мне остаться, Арс. Позволь позаботиться о тебе. Медленно отрываясь от двери, он не замечает, как пересекает все воображаемые барьеры и вторгается в личное пространство омеги, пропахшее насквозь цветами и летней грозой. Тянет руку к лицу, но не касается, давая возможность отступить и сказать, что ошибся: его присутствие здесь совершенно нежелательно. — Быть рядом, — замерший в одной закрытой позе Арс не упрямится долго, прижимается щекой к раскрытой ладони и аккуратно тыкается в неё носом.– Отпусти себя. Я здесь, все будет хорошо. Антон ведёт по лицу, пальцами нежно очерчивает ушную раковину и зарывается в волосы на затылке, притягивая к себе. Открывает шею, чтобы омега мог беспрепятственно почувствовать его собственный запах. Этот маленький знак доверия, Антон хочет думать, поможет наладить контакт. И Арсений слушается. Сначала будто бы нехотя подаётся навстречу, уже охотнее приподнимается на носочках к альфе. Теперь в кулаках страдают не рукава кофты, а полы его куртки. Иррационально хочется стать ещё ближе, чтобы кожа к коже и мягкий матрас под спиной. — Насколько все плохо? — Я не знаю, как подействовали таблетки, — внезапно признаётся омега.– Физически я в норме, даже немного бодрее обычного. Но голова понимает, что я не в порядке. Должна быть течка, а ее нет. — Это побочки, — горячо выдыхает прямо в макушку.– Недавно поймал с подавителями малька. Нервный, чуть морду мне не набил по пустяку. Мы думали гон, решили поговорить и в центр отправить, чтобы безопасно прошло, сам понимаешь. Но парень признался. И врач потом сказал, что такое бывает. — Ты не донёс на него? — А ты бы донёс? Арсений молчит, но оба понимают — нет. Под убаюкивающие покачивания омега думает, что Антон очень хороший альфа и прирожденный лидер. Уж неясно, что им руководило, страх потерять доверие или получить по шапке от руководства, поступил правильно. — И меня не сдашь? — хитро фырчит в ответ. Руки на талии сжимаются крепче. — Никогда. И неожиданно в его ответе так много смыслов, что сердце беспощадно колет. Становится чертовски наплевать на учебу, турниры и все на свете, пока существует этот момент и эти объятия. — Арс? — голос вырывает из полудрёмы. — М? — Ты так пахнешь. — Прости, — попытка отстраниться оборачивается провалом, просто потому что Шастун не отпускает. Шепчет что-то успокаивающее, пока Арс не перестаёт дергаться. — Ну, ты чего? — как маленькому. — Я не могу… Арсений не уточняет, но по досадливо поджатым губам можно все понять и без лишних слов. Антон далеко не эксперт, но благодаря нехилому опыту в общении со студенческой братией отдаленно представляет состояние омеги на таблетках. И последнее, что Арс, наверное, хотел бы сейчас делать — объясняться, почему секс для него не вариант решения проблемы. — Не волнуйся об этом, — окольцованные пальцы зарываются в темные локоны, мягко массируя кожу головы. Почему-то снова вспоминается тот уморительный диалог со Скруджи. Арсения не трахать. Арсения любить, целовать, гладить, греть своим вниманием и заботой. Арсения боготворить. За Арсением бегать, долго ухаживать, получая отказ за отказом. Дарить неожиданные подарки, делать глупые комплименты. — Пустишь меня? Без колебаний, только кивок. Альфу затаскивают внутрь комнаты, он сам захлопывает за собой дверь. Не расцепляясь, на кровать. Антон сидит на матрасе, Арс на его коленях. Обвивает руками и ногами, чтобы торсы соприкасались, а запахи смешивались. Мимолётом альфа осматривает комнату. Продуктов и воды на открытых взору поверхностях совсем мало. На письменном столе куча конспектов и блистер злосчастных таблеток. У спинки кровати закрытая коробка, в которой — Антон знает — щедрый выбор игрушек и плагов. Как некстати они близко, буквально на расстоянии вытянутой руки. Альфа старается не залипать, но ловит себя именно на этом, когда сухие губы перестают греть шею ровным дыханием и начинают оставлять мокрые следы то тут, то там. Арса инстинктивно хочется от себя оттолкнуть, чтобы не наделал глупостей. Но это не бессознательные поцелуи. Он соображает и при этом лучше самого Шастуна, потому что того держат препараты, а альфу не перестаёт крыть тяжелым течным запахом. Ведомый такой искренней нежностью Антон сам аккуратно обхватывает шею и большим пальцем приподнимает подбородок. Первое касание горячей кожи губами выглядит, да и чувствуется, несуразно. Он скорее тыкается на пробу, примеряется к месту, где отчётливо ощущается пульс. Затем целует. Целует глубоко, вырывая протяжный выдох. Арсений не выгибается, не елозит на бёдрах, чтобы подразнить, как любил это делать так давно. А просто расслабляется, превращаясь в мягкий податливый клубок нежности. — Укуси, — тихо просит, проникая пальцами в спутавшиеся кудри. — Арс, — альфа не отстраняется, шипит прямо в кожу, обдавая ту холодом на ещё влажных участках. — Пожалуйста, Антон. Наверное, это все страшный сон, и Шастун проснётся в своей комнате ещё до зари в холодном поту. Сюрреалистично до дрожи: и Арсений в его руках, на его коленях, и запах свежести после дождя, и эти невесомые поцелуи в шею, которые ощущаются интимнее всего, что они когда-либо делали. Антон явно зависает, а голубоглазый его и не дожидается. Оттягивает ворот куртки, находит след от собственных зубов и широко лижет. Горячо, невыносимо. Поезд адекватности Антона съезжает с рельс и мчится прямо в ебаный Ла-ла-ленд. Оттягивает омегу от себя, слышит недовольный скулёж, но не обращает внимания. Кусает. Не до крови, не для долговременных отпечатков, а лишь для ощущения, которое так остро нужно его партнёру. Так и замирают: Антон с зубами на шее и капающей изо рта слюной, Арсений с немым стоном на губах. Кудрявый опускает веки, пытаясь стереть перед собой картинку закатывающихся от удовольствия голубых глаз, но как на зло та становится ярче и отчётливее. Арсений снова скулит но уже не от досады или страха, а от тянущего наслаждения. Оно пробирается под кожу и разгоняет кровь по жилам, ударяет эндорфинами прямо в мозг. Ещё немного так, с оттягом. Потом зализывает и целует. Между альфой и омегой будто бы есть негласный договор сохранять приличие и выполнять исключительно необходимое. Они все ещё бывшие. Все ещё руководят враждующими братствами. За их спиной все ещё по вагону взаимных претензий и доебов, которые они сознательно собрались игнорировать. — Набрать тебе ванну? — руками по полностью закрытому одеждой телу хочется водить бесконечно. Антон вспоминает, что Арс не выносит лишнюю ткань на себе по время течки. Тот согласно мычит. — Помочь раздеться? — снова только кивает. — Кажется, это мой свитер, — омега разморен лаской, как и он сам. Антон вынужден забалтывать глупостями, чтобы голубоглазого не одолели те же стремные загоны, которые не стучатся в затылок, а входят с ноги. — Сто лет в обед уже не твой, — дерзит омега, но улыбается. Хочется думать, что он взял его, чтобы почувствовать запах и тепло, хотя вещь порядком застиранная и пахнет лишь порошком. — Я не претендую, просто устанавливаю факты. Разговор отвлекает от неловкости, которой быть не должно между ними. Уж точно не после стольких месяцев отношений и просьбы укусить прямо с порога. Антон тянет свитер вверх, открывая взгляду подтянутый торс с россыпью родинок. Засматриваться совершенно некрасиво в их ситуации, но мазнуть взглядом никто не запрещал. Отчасти Арс вроде бы и наслаждается секундной заминкой перед тем, как альфа начинает непослушными пальцами развязывать бантик на штанах. — Все хорошо? — Да, я просто, — смущается на мгновение, но быстро отходит и обреченно закатывает глаза, — ждал Серёжу и не знал, что надеть. Он всё-таки помогает мне, а тут этот запах. При текущих обстоятельствах наглеть не хочется. Упоминание другого альфы, которой к тому же должен явиться с минуты на минуту, резко приводит в чувства. При текущих обстоятельствах Антон готов свернуть ему шею, если тот посмеет зайти дальше дверного проема. — Прекрати, Шаст. Твоя идиотская ревность здесь ни к чему, — очки сверкают голубыми искрами. Шастун хочет отмазаться, но понимает, что его чувствуют примерно в пять раз острее, чем он чувствует свою омегу. Но Антон и не школьник, чтобы отчитываться перед ним. — Ничего не могу с собой поделать. Я напишу Матвиенко, чтобы не приходил. Хорошо? — Арс молчит очень выразительно. Злится, по нему видно. Вся их история будто бы никогда и не прерывалась, те же темы и те же недовольные фырчания. Попов будет скандалить, а Антон психовать и бить декор в комнате, пока один из них не сорвётся и не сбежит из комнаты. Сценарий прописан и утверждён десять раз, вот только актёры сменились. По крайней мере Антон точно. — Арс, посмотри на меня пожалуйста, — рукой за подбородок, чтобы повернуть без сопротивления. Ловит взгляд недолго и тогда говорит снова. — Если тебя нужно передать из рук в руки, я сделаю это по первой твоей просьбе. Не обижусь и не хлопну дверью, потому что твой комфорт и безопасность для меня важнее своих собственнических закидонов. Я спрошу ещё раз, а ты подумаешь и дашь мне четкий ответ, договорились? — голубые радужки прячутся под дрожащими веками. Непонятно, чем Арс так смущён, наверное, своим сучьим поведением, на которое Антон больше не поддаётся. Но подбородок тянут выше, альфа снова смотрит открыто и честно прямо в душу. — Мне написать Серёже, чтобы он не приходил? — Я сам, — одними губами отвечает и снова отворачивается. — Хорошо. Они сидят молча ещё несколько минут. Антон даёт время на то, чтобы Арс разобрался с сомнениями и беспричинным стыдом. Потом чмокает в висок спокойно, чтобы поставить точку. — Все, котёнок. Давай, нужно подняться, чтобы я мог снять штаны. Они неуклюже меняются местами. Арсений пересаживается на кровать, а Антон беззастенчиво на пол, стягивая ткань с ног. Причина колебаний омеги становится понятна сразу же: под спортивками надеты шорты. Пробивает на тихий смех, Шастун качает головой, чтобы себя оправдать. Такая глупость не стоила их нервов. — Шорты сам? — понятливо кивает, приподнимая брови. — Да. — Где твой телефон? Тяжелый вздох. — На полу у двери. Антон никак это не комментирует. Только возвращается назад, поднимает трубку и передаёт ее в руки владельцу. Шастун понимает, что сейчас придется оставить парня одного и начать применять на практике все базовые знания по уходу за омегами. Стаскивает с себя уже порядком надоевшую куртку и протягивает Попову с бегущей в глазах строчкой «не упрямься, самому же спокойнее будет». Следить за отправкой заветного смс нет никакого желания, поэтому он сразу направляется в ванную. В комнате ожидаемо ничего не изменилось. По стенам нежно-бежевая плитка, ближе к дальней стене ванна, заставленная всеми видами средств для ухода. К зеркалу предусмотрительно не оборачивается. Что он там увидит? Свежий укус на шее? Растрепанные волосы? Блестящие похотью глаза? Все это волнует в предпоследнюю очередь. На автомате получается включить краны, настроить температуру и вместо пены вылить в воду пол тюбика геля для душа. Арс появляется, как всегда, неожиданно со своей бесшумной походкой и прикасается к плечу так, что альфа чуть не валится в мыльную воду. Только рука цепляется за полку, которая тут же падает с креплений и рассыпает содержимое по полу. Что-то тонет в пенных облаках, но ничего — слава богу — не разбивается. Несмотря на абсурдность ситуации, комнату наполняет мелодичный смех Арса. Такой чистый, совершенно детский. Однажды Антон влюбился в этот смех. У него не было шансов, надо признать. — Мой большой грозный альфа, — все ещё хихикая пропевает Попов, оглаживая золотые локоны. Мой альфа. Антон не хочет отвечать, потому что сам давится смехом. Да, такой пируэт уж точно не самый соблазнительный в мире. Откуда ему знать, что однажды Арсений влюбился в эту неуклюжесть по самые уши. За спиной шуршит ткань, альфа не смотрит, но поворачивает голову в сторону парня, чтобы хоть как-то контролировать процесс. Он все ещё сидит рядом, когда Арс со вздохом опускается в воду и очаровательно обхватывает чуть торчащие из воды колени. Так неудобно, потому что спина совсем не упирается в бортик, но будто бы безопасно. И все под изучающим изумрудным взглядом. — Серёжа пришёл, — безразлично бросает голубоглазый и укладывает голову на край. Залипший на румяные щеки Шастун даже немного теряется. Неужели их близость почудилась только Антону? И все было игрой в одного тупого клоуна. Хочется подняться, но омега пригвождает усталым и требовательным взглядом к месту. — Выгони его. Сердце поднимается прямо к горлу и бухает в живот. Антон в замешательстве поднимается на ноги и только после этого слышит глухой стук во входную дверь у себя за спиной. Сейчас его инстинкты кружат голову. Одновременное желание защитить территорию и остаться рядом с омегой практически доводят до исступления, но он всё-таки плетётся прочь из ванной. — Серёжа. — Антон, — сухо кивает брюнет ростом где-то ему по плечо, чего ни капли не смущается. Альфа в кепке, смотрит изучающе из-под козырька, но молчит. Дураку ясно, что настроен он ахуенно предвзято и не в пользу Антона. Если быть совсем честным, Антон не знает, что должен сказать. Начать оправдываться, может быть? И с чего бы? Матвиенко, как друг Арсения, в курсе всей развернувшейся вокруг них драмы, так есть ли в предстоящих объяснениях какой-то смысл? Благо, прежде чем он успеет ляпнуть какую-нибудь чушь, низкорослый альфа начинает говорить первым. — Мне совершенно неинтересно, как ты здесь оказался и что вы там делаете, — всовывает крафтовый пакет Шасту в руки и мимолётом заглядывает за спину. На автомате Антон этот жест пресекает, но пакет берет, не сводя глаз с альфы, который на это лишь хмыкает. — Тогда зачем приперся? — Я знаком с Арсовыми закидонами слишком близко, чтобы верить сообщениям в чате. Хотел удостовериться, что с ним все в порядке. Это так работает, Тох, — выдаёт враждебно, хоть и строит из себя похуиста. Антону натурально все равно на то, каким его видит Серёжа. Его омега там в ванной совершенно один и нуждается в заботе. Остальное уходит на второй план, даже разборки есть желание прекратить, просто заехав дверью парню в нос. — Удостоверился? — безэмоционально чеканит кудрявый. — Не поверишь, — снова эта ухмылка, — да. — С ним все будет хорошо, — зачем-то хрипит альфа единственное, что звучало бы прилично в контексте. — Надеюсь на это. В противном случае тебе стоило бы перебраться на Аляску, чувак. И уходит быстро, Шаст только моргнуть успевает. Понятливости Серёжи можно только позавидовать, да и рвению перегрызть за Арса глотку тоже. Антон сам этим грешен. Вот только Матвиенко при всей своей плюшевой натуре довольно виртуозно внушает страх. Что ж, это было легче, чем он думал. Закрывает дверь, рассматривает содержимое пакета придирчиво. Внутри фрукты, маленькие шоколадки и упаковка кока-колы. Антон бы и не вспомнил, как Арсений обожает газировку. — Так быстро, — когда Антон возвращается в ванну Арс все ещё сидит, свернувшись комочком, но пена вокруг уже оседает.– Успокой меня: скажи, что Серёжа пригрозил намотать твои кишки на люстру. Иначе страшно подумать, что он приготовил для меня. Шастун лишь смеётся. От Попова подобных выражений не дождёшься в обычной жизни, зато Сереге такое вполне свойственно. Качает головой, начиная потихоньку собирать разбросанные бутылочки по полу и ставить на свободные горизонтальные поверхности. Надо же чем-то себя занять, пока омега медитирует в горячей воде — просто сидеть рядом и не пускать при этом слюни Шаст не сможет. — Беспокоится, я его не виню, — запоздало отвечает альфа.– Он любит тебя. — А ты? — неожиданно перебивает голубоглазый, чем заставляет обернуться. — Что я? Тоже беспокоюсь, — растерянно тараторит, сдвигая брови. — Нет, я не об этом, — Арс отлипает от бортика и медленно выпрямляется, разминает шею. Потом только открывает глаза и смотрит заинтересованно на альфу с кучей разноцветных банок в руках. И как он умудряется все удержать. — Ты меня любишь? Если бы Антон не знал, что омега на подавителях, он принял бы все это за типичную потребность в близости со стороны альфы. Он сказал бы, что любит и всегда будет рядом. Что Арсений самый замечательный омега в его жизни. И это не было бы далеко от правды. Но сознание вынуждает подумать и сказать что-то более правдивое и взвешенное, чем пустое признание. Поэтому он молчит. Стойко выдерживает неприкрытый стёклами голубой взгляд, который теперь кажется намного более искренним и спокойным, чем тот, которым его встретили на пороге комнаты. Найдя в закромах розовую мочалку, вытаскивает и вопросительно поворачивается к омеге. Попов издевательски приподнимает бровь, мол ты серьезно вместо ответа решил потереть мне спинку? Да, серьезно. Перебирать собственные мысли и противоречивые чувства намного легче, когда твой объект восхищения не стремится через глаза, рот и нос проникнуть внутрь и разрешить все самостоятельно. Да и Арс уже не ждёт ответа: немного подаётся вперёд, чтобы открыть плечи и спину до края воды чуть ниже лопаток, и укладывает обе руки на противоположные бортики. Шастун медлит. Стягивает поочередно все перстни, укладывая их грудой металла на полке рядом с зубными щетками и ватными дисками. Красивая спина совсем близко вся исходит волнами, когда мышцы под кожей напрягаются, следуя за движениями своего обладателя. Ровный ряд позвонков становится чётче, а подтеки пенной воды делают зрелище всецело порнографичным. После этого вечера Шастуну должны выписать награду за доблесть — устоять от укуса в открытое место между плечом и шеей едва ли возможно. Вдох-сдох. — Я все ещё люблю тебя, Арс. Признание всё-таки срывается с губ, но заветного облегчения не приносит ни тому, ни другому. Омега поворачивает голову, но к счастью или к сожалению не видит лица собеседника. Может, так действительно легче. Антон сказал правду, пусть она и звучала, как приговор. Ему не стыдно. Он не будет извиняться. Лишь опускает мочалку в воду и мягко обводит полукруг снизу и вверх к загривку, где влажные волосы завитками прилипают к коже. Запах течки перебивает вода и гель, дышать становится значительно легче. Антон уверен, ещё из-за того, что омега больше не тревожится. Спокойствие витает в воздухе тонкими цветочными нотами. — Мне жаль, — шепчет Попов, когда альфа переходит на руки, и приходится пересесть чуть ближе. — Мне нет, — тут же отрезает Шастун и честно возвращает взгляд. Признаваться в чём-то затылку легче, но неправильно. — Я жалею лишь о том, что ты не дал мне научиться любить так, как ты этого заслуживаешь. Закусывает губы. Антон не хочет, чтобы омега считал виноватым себя одного, потому что стал инициатором расставания. Виноваты оба. Виноваты ещё и в том, что на здоровый разговор они собирали силы практически год. — Шаст, — альфа отрывается от самозабвенного намыливания всех открытых участков кожи только тогда, когда обе руки омеги снова скрываются под водой, а ноги поджимаются в исходной позиции. Опять закрылся. Черт тебя дери, Арс. Антон останавливается и, как может, копирует положение брюнета: отпускает мочалку плавать в воде между ними, а сам укладывает подбородок на сложенных руках. Теперь его очередь сверлить взглядом, только это получается слишком нежно и даже умиленно. — Что, котёнок, разговор окончен? — Арс фыркает и отрицательно качает головой. Минуту назад издевался и играл бровями, а теперь строит из себя. Строитель херов. — Я думал, что ты хотел узнать ответ на свой вопрос. И я тебе его дал. Я знаю, что неприятно, но в этой лодке нас двое. Нам нужно вычерпать воду или остаться сидеть на месте и в итоге пойти ко дну. — Отвратительные метафоры у тебя. Оба улыбаются. Заворот к утопленникам действительно был так себе. Зато обстановку разрядил. — Теперь хочу вылезти, — разочарованно хмурится Арс и начинает копошиться, стряхивая с влажных волос лишнюю воду и пену с тела. Антону дополнительных указаний давать не нужно. Он тут же подрывается за полотенцем. Ногой двигает пушистый коврик ближе к ванне, чтобы омега не наступал на холодное. Но само полотенце не отдаёт, даже когда Арсений выпрямляется перед ним полностью. Благодаря бортикам их рост практически одинаковый, и упрямо пялиться друг другу в глаза они могут беспрепятственно. Распаренная кожа быстро покрывается мурашками, Попов вытягивает руку, но контакта не прерывает. Антон ее игнорирует. Бросает взор на руку, в глаза, на шею, в глаза, на впалый живот, ниже по косым мышцам к паху, задерживается недолго. А потом упирается в насмешливую ухмылку. Этот поединок альфа проиграл. — Полотенце? — всё-таки спрашивает Попов и руку не убирает. — Хочу тебя вытереть, — не задумываясь, выдаёт альфа. Сглатывает подступивший к горлу ком и продолжает более хрипло.– Если ты не против. — Я в состоянии сделать это сам. — Я знаю. Альфа принимает молчание за ответ. Вытягивает Арсения из воды и накидывает полотенце сначала на плечи. Вытирает шею со свежим следом от зубов, которого омега ни капли не стыдится. — Ты безумно красивый, — как бы для протокола отмечает альфа. Возможно, Арсений оправдает его порыв прикоснуться ещё раз и перестанет смотреть так пронзительно. Он же даже не смущается! Сам знает, что неотразим. Но задирает нос и позволяет дальше двигаться по скользкой дорожке прямо в ад. — Как себя чувствуешь? — Пытаюсь тебя понять. Приходишь, остаёшься, миришься с моими экспериментами и отсутствием здорового желания сесть на твой узел, — перечисляет все будто бы между делом. — Такой перманентно спокойный и рассудительный. Не позволяешь себе требовать больше, чем я могу дать. Наверное, это тяжело? — А ты, Арс, с огнём заигрываешь, — омега невинно поджимает губы, подавляя улыбку. Ну, конечно, с самосохранением у них отношения похуже, чем друг с другом. Антон тоже так умеет. Спокойно садится на колени. Без капли сексуального подтекста. Просто проводит махровой тканью по влажной коже от щиколоток к коленям и бёдрам. Арс опирается о плечо альфы, от чего тот поднимает голову и едва ощутимо целует тазовую косточку. На приоткрытых губах задерживается просьба укусить снова. Как тогда, когда Антон ещё мог позволить себе усадить омегу на раковину, закинуть ногу на плечо и пройтись жадными прикосновениями от живота к паху и ниже к текущему входу, слизать смазку и впиться зубами в мясистую плоть там, где никто не увидит. Аж клыки сводит от воспоминаний. Поэтому он встряхивает головой и поспешно встаёт, сменяя роли верхнего и нижнего. — Одевайся и выходи. — Убегаешь? — Арсений ловит за руку. Делает вид, будто бы не подозревает, чем вызван перепад эмоций, очень профессионально. — Арс, — Шастун рычит не своим голосом, но не дёргается. Только предостерегает. — Мне нужно…отдышаться, ладно? Я не хочу тебя ни к чему принуждать. — А когда опускался на колени, думал, к чему все идёт? — в голосе нет осуждения, только легкое раздражение в перемешку с аналогичным желанием разложиться прямо на кафельном полу. Антон только сжимает челюсть. Запах цветов душит. Хватка на предплечье обжигает. Он уверен, что во взгляде его уже нет ни капли адекватности. Ещё секунда — выбьет пробки, и тогда все полетит к чертям. — Антон… Антон целует. Без вопросов, без предупреждения, без разрешения даже для самого себя. Прижимается к мягким губам в попытке проявить симпатию абсолютно по-человечески без оглядок на мысли и инстинкты. Наверное, это было нужно: аккуратно разомкнуть губы, перебиваясь в легких касаний на жадные движения языком по языку и ряду ровных зубов. Шастун целует, выворачивая всю душу наизнанку. Чтобы омега знал и чувствовал не только запах горького шоколада, но и то, как сильно хочется и сильно болит. Голыми руками без россыпи колец по тёплой коже, обнимая крепче. Фейерверками в голове от отсутствия сопротивления, хотя грубая ткань его футболки и джинсов, царапающая податливое тело напротив, вряд ли самая приятная вещь на свете. Арс ластится, обвивает руками шею и встаёт на носочки. Покорно открывает рот, когда мокрых поцелуев в уголки губ становится смертельно мало. Ну, чего ты от меня хочешь? — Тихо, омега, — Антон упирается ногой между разведённых ног Арса и даёт мягко потереться о бедро. Они скулят практически в унисон. Изголодавшиеся по таким формам прикосновений они не могут прекратить объятия. И позволяют друг другу слабости, просто чтобы как-то охладить пыл. — Тш-ш, я знаю. Но нам надо остановиться сейчас. Через силу отрывать от себя, смотреть в полные отчаяния голубые глаза и хотеть, честно желать большего. — Но я чувствую себя прекрасно, Антон! — И как надолго, м? — вдруг выдаёт альфа.– Как много у меня времени до тех пор, пока ты не закроешься снова? Не пожалеешь о том, что подпустил меня к своему телу, к своей кровати, к себе? Ты же у нас независимый! — сильнее вскипает. — Вечно занятой в кругу братства, только почему-то за все свои выходки вынуждаешь нести ответственность Оксане. Боишься же провалиться! Я не прав, Сюш? — Прекрати, — тихо и загнанно хрипит голубоглазый. — Ты и бросил меня поэтому, да? Не из-за каких-то там экзаменов, не потому что я отвлекаю тебя от сестёр, а потому что в кои-то веки почувствовал что-то, похожее на привязанность, и слился, как трус. Можешь врать себе и дальше, вот только я участвовать в этом не нанимался! — Я мог бы выгнать тебя сразу же, как открыл дверь. Но пустил и позволил довести все вот до этого, — он машет руками вокруг, обводя и ванну, и себя, и никому больше не интересное полотенце. — Для тебя это ничего не значит? А если включить голову, Шаст? Антон выдыхает, грубо трёт закрытые веки пальцами. Вот и обсудили. Большими и уверенными шагами вернулись к тому, чем закончили. Никто не говорил, что будет легко, но прямо сейчас действительно больно и страшно. Кажется, что они снова поступят друг с другом неправильно. — Я просто устал от наших американских горок, Арс, — тихо хрипит альфа, когда понимание неизбежности поглощает собой страх.– Мы уже это проходили. Я оставался на ночь и просыпался в холодной кровати один. Ты обожаешь игры и всегда выходишь победителем, потому что вся твоя жизнь — одна большая игра, где ты не позволяешь никому подобраться к себе ближе положенного. — Чего ты от меня хочешь?! Я по-другому просто не умею, Антон, — с досадой выплевывает Арсений, кладёт обе руки на грудь и резко отодвигает от себя альфу. И ему это позволяют. Разворачивается, чтобы найти в ванной комнате свою одежду. Нагота больше не кажется безопасной, хочется прикрыться и сбежать в конце концов. Теперь все предыдущие слова и действия кажутся большой ошибкой. Они — большая ошибка. — Хочу поговорить, Арс. И перестать истязать друг друга. — Так ты остался и провёл здесь полвечера, чтобы снова бросить? — совершает очередной выпад голубоглазый, уже одетый в чистые домашние штаны и футболку. — Или начать все заново. Шастун неуверенно ведёт плечом и поджимает губы. Он сделал достаточно шагов навстречу, снял достаточно масок, и теперь очередь Арсения принимать решения. Антон знает, что омега просто боится показать слабость. Гордо вскинутый подбородок — лишь подтверждение того, что спину держит титановый стержень самообладания. Выдохни, Арс. Поговори со мной. — Хорошо. — Хорошо? — альфа не понимает. — Да, — как-то обреченно выдаёт голубоглазый и берет за руку, утягивая за собой из ванной. — Потому что я тоже…это чувствую. Я тоже люблю тебя. И как бы Антону ни хотелось повалить омегу на кровать, искусать, поставить метку, покрыть своим запахом, он идёт в комнату, чтобы попробовать сделать что-то более важное для обоих. Ведь все эти мелочи вроде куртки, которую Арсений снова натягивает на себя, и их аккуратных объятий посреди вороха подушек возвращают ему ощущение дома. Этой ночью они будут долго рассказывать друг другу о своих чувствах, страхах, сомнениях и претензиях, чтобы утром вновь проснуться рядом. На следующий день Антон покидает дом омег, не обременённый никакими сложными решениями. С Арсом они не в отношениях, но в груди тёплым пушистым комочком поселяется надежда на «долго и счастливо». Поэтому он улыбается восходящему солнцу и порывистому ветру, зябко обнимающему за плечи. Уже на крыльце своего дома оборачивается и ищет взглядом единственное окно, в котором горит свет. Там же видит омегу в своей куртке. «Ему идёт больше», — задней мыслью мелькает в голове. И никто, очевидно, ничего не поймёт, когда омеги во главе с Арсением белым ураганом ворвутся в дом напротив, чтобы подарить каждому венок и разбудить особенно ленивых звонкими напевами. Среди недовольных и явно смущенных такой наглостью братьев Антон будет высматривать Арсения. Найдёт того, с умным видом объясняющего тем, кто готов слушать, что «пикник» не подразумевает дремучий лес, палатки и разного рода неудобства. На самом деле омеги уже много лет выезжают и помогают на ярмарке на окраине соседнего городка, за что их благодарят всеми возможными способами: подарками, новыми знаниями и просто весельем на празднике жизни. Самое прекрасное, что Антон когда-либо лицезрел. Темные волосы омеги увенчаны цветами, подозрительно напоминающими колокольчики. Их чарующая голубизна подчеркивает цвет глаз, они будто бы светятся в тот момент, когда альфу все же застают врасплох. — Друг, спрячь меня, — Эд врезается в плечо неожиданно и чуть не сбивает с ног. Антон страшно жалеет о том, что взгляд приходится оторвать. — Ты как всегда, — отмахивается Шастун, чтобы вернуть себе подобие личного пространства. — От кого прятать хоть? — Егор здесь, — жалобно говорит и снова оглядывается за спину. Так… — А зачем тебя от него прятать? — показательно тупит альфа, хотя его губы уже растягиваются в ужасно довольной улыбке. — Если я не ошибаюсь, Егор сейчас наверху шарится по комнатам, — Арсений начинает говорить ещё на походе. Оба альфы поворачиваются на голос, но лишь один из них становится ещё более счастливым, чем был секунду назад. Арс старается сильно не палиться и сохранять серьёзный вид для отыгрыша в сторону Эда, поэтому лишь мимолётно стреляет глазами. — Ты можешь спрятаться во внутреннем дворе, — он даже мило наклоняет голову, чтобы быть убедительным, и крутит в руках очередной пышный венок. Само очарование! — Буду должен, принцесса, — татуированная рука хлопает омегу по плечу, и сам парень скрывается из виду. Арс даже морщится от таких проявлений благодарности. Антон фыркает от смеха, но быстро приходит к тому самому глупому выражению лица, с которым восхищенно рассматривал Попова минуту назад. И Арс тоже это делает: пялится и мягко улыбается самыми уголками губ. — Тебе очень идут цветы, — первым начинает альфа.– Хотел бы я видеть тебя в венках почаще, — острые скулы омеги покрываются румянцем. Он почему-то не оставляет попыток это скрыть и нерешительно протягивает сплетённый букет из желтых соцветий самому Антону. — Это мне? — аккуратно уточняет, уже по уши умиленный Арсовым стеснением и таким простым знаком внимания. — Прости за вторжение? — полувопросительно тянет он вместо ответа. По бесстыжей ухмылке и не скажешь, что ему действительно жаль. — Я уверен почему-то, что это была целиком твоя идея. Мстишь за флаг? Шастун аккуратно забирает свой подарок и, стараясь со своей неуклюжестью не повредить конструкцию, надевает на голову. И в тот же момент ловит, как голубые глаза омеги начинают сиять ярче полуденного солнца. Арс отрицательно качает головой на заданный вопрос, но улыбаться не перестаёт. А затем приподнимается на носочки и целует в щеку. — Пытаюсь ухаживать.