Лучше поздно, чем никогда

То, что он отличается от других, Чуя понял ещё в детстве: ни во дворе, ни в школе, никогда и нигде Накахара не встречал людей, у которых, так же, как и у него самого, было бы две фразы, которые при первой встрече скажет его соулмейт, так что он долгое время даже в общем не представлял, что бы это могло значить, а после восемнадцати и вовсе бросил попытки что-либо узнать. Но, несомненно, было множество тех, кто задавал бесконечное количество вопросов «как» да «почему», не задумываясь о том, что Чуя вообще-то сам понятия не имеет, так что ещё со средней школы его запястья украшали два напульсника, скрывая две глупые надписи: «Извините за опоздание» и «Можно войти?». А потом, уже после университета, Накахара начал сам вести пары, и надписи уже не казались такими глупыми, но проблема была в том, что эти самые фразы он слышал по десять раз на дню, поэтому после года преподавания решил, что соулмейт, если захочет, найдёт его сам, ведь не может же Чуя подходить к каждому второму и требовать показать свои метки.

***

Достоевский, только поступив на первый курс, сразу же нашёл все социальные сети своих одногруппников и от скуки решил полистать чужой профиль инстаграма, даже не вчитываясь в имя пользователя, когда увидел фото явно мужской руки, держащей стаканчик с кофе, и с красующейся на запястье до боли знакомой фразой. На следующий же день Фёдор выловил парня на перерыве, чтобы закатать его рукав и всмотреться в символы, мало ли что могло показаться, но нет, вызубренные слова на французском выглядели точь-в-точь с теми, что красовались на его собственном запястье. Это, конечно, могло оказаться просто совпадением, но Дазай и Достоевский всё же решили держаться друг друга, ведь ни тот, ни другой, не говорили об этом вслух, но оба задумывались о том, что у них может быть один соулмейт на двоих, и тогда останется вычислить того, у кого метки две (думать о том, что они могут сказать что-то одновременно, и поэтому фраза одна, не хотелось). До четвёртого курса всё было тихо, Фёдор и Осаму ходили повсюду вместе, всматривались в чужие надписи, и особо внимательны были на парах по зарубежной литературе, когда проходили тех или иных французских писателей, но заветных слов так услышано не было; а потом, под конец первого семестра, их группе сказали, что после каникул их переводят к другому преподавателю, который до этого у них не вёл, и почему-то оба были в каком-то предвкушении. Так получилось, что в первый день второго семестра первой парой поставили как раз зарубежную литературу, на которую, что Дазай, что Достоевский безбожно опаздывали, но решили, что если получать, то сразу обоим, поэтому стучали в дверь аудитории вместе, когда прошло уже полчаса от начала занятия. — Извините за опоздание. — Выпалил Осаму, едва отдышавшись. — Можно войти? — Более спокойно спросил Федя. Дазай метнул в его сторону обиженный взгяд: не Достоевскому пришлось бежать с остановки, и не Достоевский потерял лицо, войдя в кабинет запыхавшимся. — Mieux vaut tard que jamais. — На французском проговорил преподаватель и, кивнув в сторону свободных мест, продолжил, не заметив чужую заминку, — для только что прибывших повторю ещё раз: моё имя Накахара Чуя, и весь семестр я буду вести у вас зарубежную литературу. Взгляд обоих прошёлся по запястьям, но те были скрыты под какими-то браслетами, поэтому ничего разглядеть не удалось, но у Фёдора и Дазая появилось желание сиюминутно взять под руки этого чертовски симпатичного парня и вытащить в коридор, чтобы оправдать свои подозрения, но они нервно стали ожидать окончания пары, особо не вслушиваясь в чужие слова. Когда прозвенел звонок, оба дождались, пока все выйдут, и, чуть ли не спотыкаясь, поспешили к преподавателю. — Накахара-сенсей, можно вас на пару слов? — Первым спросил Достоевский. — Да, конечно. — Ответил Чуя, отрываясь от чтения каких-то заметок. — Что написано на вашей руке? — Поинтересовался Осаму. — Вам не кажется, что это не этично? — Накахара нахмурился. — Зачем вам эта информация? — Mieux vaut tard que jamais. Лучше поздно, чем никогда. Это то, что вы сказали, когда мы вошли. И это то, что я и Дазай знаем с самого детства. — Настойчиво продолжал Фёдор, а потом показал своё запястье. Осаму повторил его действие. Тогда Чуя тяжело вздохнул и принялся снимать всё то, что скрывает его метки, чтобы показать двум парням, что всё-таки написано на его запястьях. — У меня две родственные души, какой кошмар. — Накахара прикрыл ладонью глаза. — Ладно, я напишу вам свой номер, и будем решать, как с этим жить. Позже, конечно, они привыкнут и даже научатся любить друг друга, зная, что Вселенная никогда не ошибается.