О том как получить психические травмы на всю оставшуюся жизнь

Намикадзе Минато не понимал. Брови сошлись в суровом жесте, на обычно мягком лице, кулак сжал кунай особенно крепко, губы поджались в тонкую нить. Напротив стоял Фугаку, с таким же непримиримым видом. Нет, ничерта он не понимал. Свободной от оружия рукой он помял переносицу, вздохнув так тяжко, что Фугаку даже немного сконфузился. — Дебил. Вердикт прост и понятен, Учиха даже согласен отчасти, но всё равно хмурит брови и хмыкает, на клановом языке это расшифровывается как «тебя не спрашивали». Молчит перед тем как добавить ещё один хмык — «это не твоего ума дело». — Как раз таки моего! — блондин взрывается и на кончиках пальцев играют молнии. Океан в глазах, штормит и обещает потопить любого, и под этим взглядом хочется съежиться. Бесконечная синева сталкивается с кровавым оттенком додзюцу. — И нечего на меня шаринганы распускать! — припечатывает шиноби и кровавые глаза послушно затухают, вновь становясь угольно-черными. Новый, едва слышимый, хмык можно перевести как «отстань». — Фугаку, — тирада начинается нарочито спокойно, но мужчина не обманывается. Сейчас его будут ругать и что самое обидное по фактам — ты притащил сюда моего племянника. На поле битвы. В четыре года. Маленький Итачи переводил взгляд то на одного взрослого, то на другого и не придумал ничего лучше чем попытаться найти в лагере Кушину-сан. Может она снова даст ему печенье и потрепает по волосам, как всегда это делала. Он маленькой и всё ещё по-детски неуклюжей тенью скрывается из поля зрения мужчин, оглядывая защитные баррикады. Ребёнок снуёт между палаток и не замечает шокированные взгляды шиноби, полные немого осуждения в сторону отца, пока наконец не видит вспышку алого цвета за примитивной землянкой. Мальчик срывается на бег, боясь упустить куноичи, и путается под ногами у остальных шиноби, чудом избегая прямых столкновений. — Кушина-сан, — тихонько зовёт он женщину, и его детский голосок немного дрожит. Итачи не знает почему, но глаза щиплет и взгляд немного плывёт. Ну, перед Кушиной-сан можно, она не будет ругаться и разочарованно вздыхать. Девушка оборачивается на зов и хмурится, волосы за спиной гневно подёргиваются и он невольно вспоминает, какой пугающей она выглядела увидев его здесь впервые, одна радость, что злилась не на него. Мальчик смотрит ей в глаза, с надеждой и немой просьбой, и куноичи смягчается, ласково улыбаясь и гладя по голове. Кушина садится перед ребёнком на корточки, чтобы быть с ним одного роста, но даже так смотрит немного сверху вниз. — Не волнуйся, милый, — успокаивает его куноичи, когда Итачи замечает рану на плече. — Вам нужно сходить к ирьёнину, Кушина-сан. — Не стоит беспокоить Митси по пустякам — Итачи не считает такую рану пустяком, но молчит, спорить со взрослыми нельзя — у неё и так очень много работы. На последующее предложение выпить чашечку чая мальчик не раздумывая соглашается и даже не протестует, когда его берут на руки. С высоты взрослого человека лагерь кажется маленьким и очень тесным, особенно маленьким лагерь становится после того, как его ссаживают на ветку дерева, в метрах трёх от земли. Широкая ветка достаточно удобная, чтобы ребёнок мог сидеть на ней без особых проблем и не свалиться по неосторожности, правда Кушина всё равно бдит. Она извлекает из нагрудного кармашка жилета маленький свиток, больше похожий на свёрнутую в трубочку взрыв-печать, и распечатывает из него термос. Итачи склоняет голову в немом вопросе, недоумевая как в такой маленький свиток мог поместиться такой большой термос. Кушина заговорщически подмигивает и всовывает в руки чашку. Чай горячий и пока он не остынет достаточно, можно погреть озябшие пальцы о горячие стенки сосуда, понаслаждаться сладко-травяным запахом. Это не совсем чай, так ему говорила куноичи, объясняя, что этот напиток готовят только в её клане. Итачи не смог запомнить сложное название отвара, но прекрасно запомнил вкус, рецепт — скажем по секрету, что о доброй половине трав он раньше не слышал — и то что Узумаки делают ещё много таких напитков. И кажется ещё какое-то особое вино. Вкус немного терпкий и с кислинкой, но всё равно сладкий. Итачи он очень нравится, но чего-то не хватает. Кушина, как и положено хорошей куноичи, предугадывает его мысли, сунув в руку печенье. — Прости, но данго с собой у меня нет — разводит она руками, одаривая его озорной улыбкой. — Ничего страшного, — отвечает мальчик, и девушка тихонько и совсем по-детски хихикает. Печенье было действительно вкусным, овсяное с шоколадной крошкой. Как такое умудрились достать во время войны, когда детей сухпайками кормят, оставалось загадкой. Наверное это потому что Кушина-сан волшебница, как в сказках, или ведьма, как говорил отец. Мальчик знал что ведьмы злые и уродливые, а она такой не была, так что кто она, если не добрая фея? Лагерь пришёл в движение, шиноби засуетились особенно рьяно, повскакивали с мест часовые. — Снова атака? — спрашивает ребёнок, доверчиво заглядывая куноичи в глаза. — Пока нет, — успокаивает Кушина — но тебе всё равно лучше спрятаться. Она снова берёт его на руки, запечатав и термос, и кружку одним движением руки, мастерство фуин-мастера поражает. Итачи обхватывает её шею, чтобы ей было удобней, но не выпускает печенье из рук, прижимается маленьким тельцем поближе, инстинктивно ища защиты. Кушина карабкается выше, на самую верхушку дерева, продираясь через густые ветви, и останавливается лишь тогда, когда ветви не смогут выдержать её веса. Куноичи прячет ребёнка в густых зарослях, попутно накладывая защитный барьер. — Итачи, милый, — обращается она к нему, на самом дне вересковых глаз плещется печаль — ты должен тихо сидеть здесь, не привлекая внимания, хорошо? Враг не должен тебя заметить. Мальчик серьёзно кивает и девушка, напоследок погладив его по волосам, спускается к остальным шиноби. Там внизу, скоро будет битва, Итачи понимает это, как понимает и то, что вражеские шиноби, без труда свернут ему шею. Поэтому он сидит совсем тихо и старается даже не дышать в лишний раз, он же такой маленький, ему ещё рано умирать. Он столько всего ещё не сделал! У него даже до сих пор не подписан контракт с призывными животными, как у того озорника Шисуи… А так хотелось погладить ниннеко! Мальчик крепче вцепляется в ветви, когда дерево содрагается — это вражеский доттон задел корни, снизу раздаются крики. Звон стали ритмичен, рёв суйтона оглушает, но Итачи почти привык к этой песне и не боится как раньше. Отсюда плохо видно что именно происходит внизу, но иногда, сквозь листву, можно различить мечущиеся силуэты, да вспышки огненных техник. Зрелище завораживает, ровно до тех пор, пока один человек не падает замертво, пронзённый сенбоном — ещё одна жизнь оборвалась. Ребёнок не отворачивается, пытаясь разглядеть лицо врага, не зная зачем, он странный, ему можно. Это был мужчина, не совсем взрослый, но не совсем молодой, глаза светло-карие узковатые в уголках. Он не выглядит испуганным, скорее удивлённым. «Так просто?» — Итачи может прочитать это на лице мертвеца. Он испуганно обнимает ветку, когда дерево трясёт ещё раз. Ствол качает, растение стонет словно от боли, трещит и скрипит, скрип особенно страшен в воцарившейся на мгновение тишине. Упадёт или нет гадают шиноби, а ребёнок тихо-тихо просит дерево не падать и обещает беречь природу и не рвать листья ради забавы. Старый, переживший не одно столетие, дуб пал в чужой схватке, он будто раненый заваливается в сторону, опирается на другие деревья. Ветки трещат и ломаются, вот-вот дуб рухнет окончательно, но почему-то медлит и останавливается в самый последний момент. В следующий момент Итачи уже не на дереве. Его сдергивают от туда как котёнка и за шкирку утаскивают в лесную глушь. Чужая тяжёлая рука больно сжимает хрупкое плечо, наверняка останутся синяки, маленькое и почти невесомое детское тело успевает наткнуться на все ветки и камни по пути, прежде чем шиноби останавливается. — Живой?! — рявкает женщина одним движением руки ставя его на ноги. Итачи открывает глаза и кивает. Жилет зелёный, он даже не смотрит на лицо — облегчение застилает взор, как плотным туманом. Или, быть может, это слёзы. — Чтоб Фугаку черти драли, — рычит она, нервно оглядываясь — его и весь ваш повёрнутый на силе клан! Отец года, блять. Земля содрогается и мальчик, не удержавшись на шатких ногах, падает на колени. Яростно ревёт водяной дракон, накидываясь на преследователей, одного из них вода разрывает в клочья в то же мгновение, другой успевает увернуться. Металлический лязг — куноичи отклонила лезвие катаны кунаем, сила удара выбивает искры. Итачи окатывает ледяной водой, это могучий дракон напоролся на земляные шипы при развороте. Холодный душ приводит в чувства, ребёнок старается отползти как можно дальше от сражающихся, прячется за деревом. Секунда, другая и прямо над его головой дерево пробивает насквозь тонкой струёй воды. Что-то тихо смеётся над ухом, холодной рукой треплет по волосам. Говорит что подождёт. Кричит от боли его защитница, недолго, добивают сразу, чтобы не привлечь остальных. Итачи заставляет себя дышать. Его не ищут, не теряли из виду, а единственный его шанс спастись погиб только что. Мужчина поражённо смотрит на заплаканного ребёнка, какой же тварью надо быть, чтобы отправлять детей насмерть? Шиноби замялся на секунду, застыл так и сжимая в руках меч, пока по лезвию стекала горячая кровь. Глаза широко распахнуты, будто в неверии, рот приоткрыт, вот сейчас он сложит печать и развеет гендзюцу, и никакого ребёнка перед ним не будет. Не успевает, ему сносят голову коротким клинком. Труп падает на землю, орошая фонтаном крови, отрубленная голова в ужасе смотрит на своё тело, прежде чем взгляд потухнет. Итачи вздыхает и не может понять чего в нём больше: облегчения или страха. Отец выглядит потрёпанным, по виску тонкой струйкой стекает кровь, капилляры в глазах лопнули и в уголках век скапливается краснота, но он так же грозен как и всегда. Смотрит на него так, что вдоль позвоночника пробегает дрожь, а сам мальчишка хочет исчезнуть. — Не плачь, слёзы не сделают тебя сильнее. Итачи не плачет, плакать нельзя. Но как же хочется.