Let me say "YES..."

*** Дерек возвращается в свое тайное убежище, которое уже давно никакое, на самом деле, не тайное, но Хейлу все равно хочется так думать. В его комнате, или будке или депо: - Что это вообще за твою мать? - Звереет Хейл, разглядывая ржавые стены, кровать с железной спинкой и жестким матрасом и пустоту комнатки "три на три". Так вот, в этом самом не-пойми-где-месте пахнет сладковато, немного псиной, пылью и чем-то необъяснимо тревожным. Дерек садится на тренировочные мешки с песком, и думает: как он докатился до такой жизни - это ведь действительно какой-то ад кромешный - после смерти родителей он жил кое-как - в эмоциональном вакууме, но чисто, сытно, опрятно. Теперь же, когда он стал Альфой, его жизнь превратилась в ничто. В добротное такое, огромное, холеное ничто. И все это началось не сейчас, не вчера, не в понедельник на прошлой неделе, и уж точно не когда он узнал, что Стилински исходит подростковыми гормонами при виде него. - Нет. Все из-за Стайлза! - Рычит Хейл, уговаривая себя, что он не может толком сосредоточиться ни на чем, потому что приходится постоянно обращать себя к этой назойливой, шестнадцатилетней, шестидесяти пяти килограммовой проблеме. Дерек думает о Стайлзе не как о человеке в принципе, изредка приходит к мысли об инфернальном зле, или не зле, быть может... но нет! Он точно не думает о нем. Не думал никогда. И впредь не станет. Но, если отбросить в сторону лицемерие, в котором Дерек извозился по уши, дело не в Стайлзе. Никогда не было в нем и уж теперь-то, наверняка, никогда не будет. Все дело в самом Хейле. Это он никчемный. Он сам не способен ни на что - даже подростка отшить не смог, не разбив тому сердце. - Замечательно. Так держать. Хейл лег на пол, подложив под голову куртку - кровать была бы сейчас слишком мягкой для его мыслей. Дереку нужно подумать. Очень серьезно подумать. Например о том, почему у него внутри все болит. Не в смысле какая-то там душевная травма, когда все дрожит и рвется, как было, когда погибла семья, или когда он нашел Лору, точнее то, что от нее осталось. Сейчас у него физически болит тело. Он закрывает глаза, и осторожно, чтобы нигде не кололо, выдыхает весь воздух из легких, чтобы двумя секундами позже так же аккуратно вздохнуть. Он знает, что в любой момент отведенное на отдых время кончится, и лежать неподвижно в темноте с закрытыми глазами будет больше нельзя - придет Питер, или Лейхи. Или припрутся они оба, и начнется пицца, чипсы, пиво, болтовня о фильмах, о предстоящих тренировках - party-hard в стиле Стайлза. Дереку же просто нравится находиться в состоянии покоя. Когда он не двигается, его ничто не отвлекает, не мешает, он все слышит, понимает, чувствует. В конце концов, не болит желудок и не ноют мышцы, не мешает даже Стилински, который постоянно за каким-то чертом маячит на периферии его мыслей. Со Стайлзом можно было бы примириться. С остальным, о чем приходится думать, когда он вне состояния покоя, ужиться гораздо труднее, потому что одиноко, и от этого погано до отупения. Дерек устало моргает и решает не вставать с прохладного пола - все внутри расслабляется, словно он с головой медленно погружается в теплую воду. Становится легче. Хейл думает, что он чудом не треснул сегодня, под проницательным взглядом Стайлза. Не в смысле не лопнул, а в смысле - едва не пошла мелкими трещинами его китайская стена. А еще он решает для себя, что не слукавил, когда сказал, что Стайлзу будет лучше вдали от всего этого обортневского дерьма. Ему и самому будет лучше без лишних забот. Действительно, слава Богу, что Стайлза уже завтра не будет в Бэкон Хиллс - в следующий раз он, вполне возможно, сломался бы о Стилински. - Только не говори мне, что ты не думал, как тебе будет херово. - Сочувственно хмыкает Питер. - Эй, младшенький... Айзек вырисовывается в проходе, жуя кусок и капая маслом на пол. - Что с ним? - Я не знаю. Я его в детстве на улице подобрал, уже такого - со щетиной и в кожанке. - Питер чувствует, как в Дереке закипает злость. - Но на самом деле, я думаю, это потому что наш большеглазый друг Стилински покидает Средиземье вместе с Эльфами. - Вид у него, когда он произносит это вслух, лихой и придурковатый. - Ооо, Я слышал. Коннектикут. - Айзек зачарованно моргает и не рискует подходить ближе. Глаза у Лейхи большие и тоскливые, а лицо чуть угловатое и какое-то обиженно-расстроенное, словно на его глазах со скалы в пропасть бросился лемминг. - Берите низкий старт. - Дерек поднимается с пола, готовый к драке - недобро сверкает красными глазами. - Я говорил, не заходить ко мне, когда я... - Когда ты - что? - Смеется Питер. Это не предвещает ничего хорошего, но Дерек чувствует, как у Айзека подскакивает пульс, и они с его дядей вылетают из "бункера", готовые к внезапной тренировке - какая-то совершенно ебанутая семья. - Стая, - мысленно поправляет себя Дерек. - Допрыгались. - Хмуро возвещает Дерек, глядя, как Питер поднимает руки вверх, сдаваясь. - Не без этого. Еще несколько секунд Дерек стоит, сверля старшего Хейла тяжелым взглядом, пока тот, наконец, не отводит глаза на то, что "осталось" от Лейхи - Айзек корчится на земле, вправляет себе выбитые суставы, хлюпает носом и кашляет, отфыркиваясь от земли. Потом Дерек просто разворачивается и собирается уходить в свою нору. - Дерек. - Айзек садится, грязный, но вполне уже целый. - Ты мне зуб выбил. - Зло бормочет он и, обернувшись к Питеру и обернувшемуся же Дереку скалится, но это больше похоже на улыбку семилетки - у него нет одного верхнего резца. - Племянник? - Питер делает широкий жест рукой и вскидывает бровь. - Вырастет. - О, ну это конечно не может не радовать. - Шипит Лейхи, поднимается и, пошатываясь, идет мимо них. - Эй? - Питер начинает ржать не скрываясь, потому что Айзек каждым своим вздохом и выпирающей косточкой тощей фигуры выражает обреченность. - Ты куда пошел-то? Логово в другой стороне. - Ты должен мне новый зуб. - Кривится Лейхи и все продолжает трогать пустое место кончиком языка. - Не лижи, а то вылезет кривой. - Советует Дерек на полном серьезе. - Я не стану тратиться тебе на брекеты. Дерек знает, что Айзек, подающий нефиговые надежды, однажды станет альфой. Может быть, даже, ему придется побороться с этим лабродуделем за свое место под солнцем. Не сейчас, даже не через десять лет, но однажды время придет. И, Дерек нутром это чует, Лейхи припомнит ему выбитый зуб. - Ты меняешься. - Говорит Питер, когда Айзека уже не видно, а они все продолжают стоять на поляне, усыпанной крошевом из веток и выдранных комьев земли. - Хм. Не заметил. Нет. - Хмуро подытоживает Дерек. - Хм. Да. - И что? Это плохо? - Плохо то, что мой пиджак был новым, - Питер вздыхает слишком театрально. - Я думаю, что ты знаешь, что я думаю по этому поводу. - По какому еще поводу? - Осторожно уточняет Дерек. Он все еще не доверяет Питеру, хотя и признается себе, что ненавидеть не может. Месть была сладка: быстрое убийство утолило жажду. Но со временем даже чувство удовлетворения сменилось примирением и равнодушием. - Объясни мне, что не так у тебя с этим Стилински? Дерек шарахается от дяди в сторону, словно тот внезапно превратился в рябиновое полено, облитое настойкой из аконита тридцатилетней выдержки. - Твой запах. - Хмурится Питер. - Ты пахнешь, как готовый убивать оборотень, ты выглядишь, словно хочешь свернуть кому-нибудь шею. Ты забыл, что он человек? - Я. Не. Забыл. - Цедит Хейл, и собирается сказать своему дяде: "Заткнись и отвали, это не твое дело". Но он не делает этого. Во-первых, хоть он и альфа, Питер старше, во-вторых, он просто не успевает. - Тогда, бога ради, возьми себя в руки! - Возмущается Хейл-старший. - Охотники убивали и за меньшее! Ты хочешь, чтобы твою башку бросили под ноги твоим же щенкам, в качестве предупреждения? - Я не сорвусь. Стайлз уезжает утром. - Как давно тебя начало ломать? - Я что-то в толк никак не могу взять, чего ты лезешь? - Неделя? Две? - Второй месяц. - Я не верю. - Глухо бормочет Питер, нервно приглаживая волосы от виска к затылку. Глаза у него желтые и сосредоточенные, пока он рассматривает морщинки на лбу племянника. - Ты.. как ты... - Один раз. - Бормочет Дерек. - Я с ним один раз. И это не то, что ты думаешь. - С мнением Питера относительно "почему бы просто не сделать это", Дерек знаком. И нужно сказать, что он в корне не согласен. Хотя тот факт, что он организовал себе личное Гуантанамо из подростков-неудачников - не самое лучшее тому подтверждение. - Стайлзу шестнадцать.. - Семнадцать почти, - вставляет Питер, как само собой разумеющееся, как то, что, в принципе, должно все объяснить бестолковому Дереку. - Я не педофил. Он мне даже не нравится. - Тебе - нет. А ему? - Да что ты хочешь от меня? Мне рядом с ним плохо постоянно. Он нас всех погубит. Отвали. - Дерек толкает дядю плечом и уходит туда, куда не так давно скрылся Айзек. - Станет только хуже. - Кричит Хейл ему в спину. - Верни его! Если честно, Питер, когда начинал этот разговор, и подумать не мог, что Дерек настолько крепко попал. То есть, старший Хейл надеялся, что это все так - "ха-ха" - пошутили и разошлись. А оказалось "ха-ха" тут и не пахнет. Пахнет отречением, отторжением, омегой - если племянник не прекратит себя гробить. Стая изгонит его - от Дерека начинает нести кровью и жаждой, хоть он этого пока не чувствует. Питер приглядывается к следам Дерека на мягкой земле - лапа словно в "комке" - отпечаток четче и рельефнее, чем следовало, и цепочка следов ровная, словно племянник шел по прямой - волчий след. Он обратится. Это вопрос времени: когда стая почует и когда охотники пронюхают. В "убежище" Дерек моется почти холодной водой. Потому что горячей нет, потому что это не дом, потому что... просто потому что. Он трет ладони дегтярным мылом, смывает, потом мылит снова, принюхиваясь - между пальцев запах сильнее, он становится тоньше, но не исчезает совсем. Дерек знает, что это значит. Когда он был малолеткой, его отцу пришлось убить Стивена Хейла - выдрать горло, потому что тот вышел из под контроля, обратился полностью и не смог вылезти обратно из волчьей шкуры, потому что он перестал быть оборотнем, стал опасен для своих - зверье зверьем. Дерек плохо помнит ту историю, но, кажется у отца просто не было выбора - Стив напал на своих, а после ворвался в чей-то дом и убил человека. Отец перекусил ему кадык прямо там же. Дерек не мог бы сказать сейчас, что от Стивена пахло так же. Но с Лорой они в Нью-Йорке частенько вспоминали этот случай - это страшно, но так бывает, когда ты - уже не человек. *** Стайлз трясется в автобусе. Его мутит от всего происходящего, а еще от того, что он, повинуясь желанию "отъебитесь-пожалуйста-от-меня-все" сел на самое последнее сиденье. Кто ж знал, что его тошнит, когда он не за рулем? Он крепче сжимает зубы и думает, что идея поехать на другой конец страны неплоха, но лучше бы он купил билет на самолет - Стайлз бледен как шампиньон, и несчастен, как Эйсвентура, отпустивший лапку енота в начале второй части. Он таращится в окно, прижавшись к нему лбом и выбивая зубами чечетку на каждой кочке - плевать. Все это не имеет никакого значения. И вряд ли уже станет хоть мальски значимо для него в будущем. "Стайлз, я прошу тебя - отвали, а?!" Стайлза продолжает трясти, но он не может понять - то ли это от того, что он - долбанный скряга, и поэтому сейчас трясется в этом, не самом новом, автобусе, то ли потому что ему разбили сердце, и он все никак не может уняться, а это - следствие адреналинового выброса, случившегося накануне. Стайлз застегивает куртку к самому подбородку, прячет руки в рукава и сидит так, пока автобус внезапно не кидает вправо. Водитель орет на кого-то, ругается, но Стайлзу настолько плохо и похер, что он игнорирует любопытство и не высовывается в проход, чтобы посмотреть, что случилось. Ему приходит мысль, что лучше бы он постарался уснуть в самом начале пути - не стал бы думать не пойми что в своей захламленной голове. Но вторая мысль приходит следом - он больше никогда не сможет нормально спать или думать. Потому что бегство - не выход, если у тебя воображение и память Стилински. - Поднимайся. "Ты сумасшедший", - говорит Дерек в его голове вчера вечером. - Ты сумасшедший? - Спрашивает у него Стайлз сегодня, глядя сухими покрасневшими усталыми глазами. - Я сказал - бери свои шмотки и выметайся из автобуса, Стайлз. - Цедит Хейл сквозь зубы. - Мне вызвать полицию? - Осторожно спрашивает красный возмущенный водитель, глядя из-за плеча Дерека. - Его отец шериф. - Мой отец шериф. Не стоит. - Кивает Стайлз. "Стайлз, я прошу тебя - отвали, а?!" - Ты все испортил, - говорит тихо Стайлз и не двигается с места. Он оглядывает автобус - зрителей не так уж и много, но все это как-то очень неприятно, словно его вывернули внутренностями наружу. И Стайлз соврал, если бы попытался сказать себе, что ему не интересно, почему/как/зачем Дерек Хейл оказался сейчас здесь, почти у границы штата Калифорния. Но Дерек и правда тут: смотрит зло. И Стайлза это бесит - почему он приперся, если его все это так напрягает? Какого черта вообще творится? Хейл выглядит как дерьмо - весь какой-то серый и взъерошенный. Стайлз, конечно, выглядит не лучше со своими красными, как у мыши-альбиноса, глазами. И ему очень не хочется тешить себя надеждой, что Дерек приехал за ним. Потому что Дерек не приехал бы, если бы дело было только в них двоих. - Приятель, отвали, а? - Стилински садится на место, отворачивается к окну, закрывает глаза и ждет, чтобы автобус уже, наконец, поехал. Слишком дохрена случилось за последние сутки. И он что-то чертовски устал от всего этого. Дерека начинает бесить затея уже тогда, когда он не видит изумленной моськи Стайлза в проходе. Он смутно понимает, что этому гаденышу, кажется, наплевать. То есть, он бы подумал, что тому наплевать, если бы задние ряды не были окрашены в темно-фиолетовые тона стайлзовой грусти, и оттуда не несло бы безнадежной тоской. Дерек никогда не поймет людей - он ведь приехал, он стоит перед этим... Стайлзом. Это большой, это просто гигантский шаг навстречу! Но почему же все идет опять неправильно у них? У них?! Дерек хочет уехать теперь уже точно, но думает, что это было бы нелогично, особенно после того, как он добирался сюда, как гнал свой "camaro", и как он все утро терзался чувством вины, которого у него быть не должно. Хейл очень зол. Так зол, что ему больно. Он очень не хочет, чтобы было так, хочет переделать неправильного себя, неправильного Стайлза, покусать весь неправильный мир, чтобы переделать и его заодно. Он ненавидит "не_мочь", но не может справиться с ситуацией, потому что этот Стилински достал его, кажется, до печенок. То он вцепляется, как клещ, в любую возможность помаячить в поле зрения Дерека, то говорит ему отвалить. Он пялится на Стайлза и знает, что тот тоже знает, что он на него пялится, и ждет. Но Стилински не двигается с места, чем очень сильно и поразительно быстро выводит Хейла из себя. - У него есть еще вещи? - Спрашивает он через плечо у водителя автобуса. - В багаже? Нет. Он не сдавал. Дерек кивает, борясь с желанием убить Стайлза прямо на виду у всех этих людей. Вот просто взять и удавить прямо тут, между кресел, чтобы прекратил, наконец, все это. Он не знает, что именно "это", но не хочет, чтобы "это" продолжалось. Дерек берет рюкзак Стайлза, потом и самого Стилински за шкирку и толкает к выходу. - Все в норме, - бросает Дерек на ходу водителю. - Я его кузен. - Хейл предельно недоволен и сдерживается с трудом, когда запихивает Стайлза в машину и швыряет его вещи на заднее сиденье. Тот молчалив и даже не сопротивляется. Это настораживает и бесит. Это НЕ Стайлз. Дереку хочется поговорить, хотя бы попытаться объяснить Стайлзу, что он не хочет его. И делать ему больно в планы никогда не входило - это вышло случайно, как в довесок. Просто так получилось, что Стайлз оказался не в то время не в том месте. Хейлу хочется просто оставить все, что между ними было и не было, забыть, раз в результате Стайлз осложняет себе и окружающим существование. Тем более, что в том "косом" переулке Стилински был очень даже не против потрахаться через одежду, и он, Дерек, просто сделал то, о чем тот его просил на протяжении хер-пойми-скольких месяцев. А Арджент... Ну что ж... Дерек не обязан спасать всех. У Стайлза есть друзья. Но что-то, все же, подсказывает ему, что лучше молчать и не провоцировать притихшего злого Стилински, потому что кто знает, что у него на уме? Дерека это беспокоит и будоражит настолько сильно, что он сам не может понять - отчего вдруг. И наверное было бы лучше Стайлзу и правда самоустраниться в Коннектикут. "Ты все испортил". Да уж, наверняка. - Ты козел, приятель, - говорит Стайлз спустя какое-то время. Автобус уехал, а они все еще стоят посреди шоссе. В машине Дерека тихо, потому что они молчат. Это не оттого, что им нечего сказать друг другу. Просто Дерек зол, а Стайлз обижен. Но Стилински все равно говорит, потому что Хейл должен знать. Он просто не имеет права думать о себе как-то иначе. - Ты знаешь? - Что именно? - Спрашивает тот в ответ и снова молчит. - Что ты редкостный мудак. - Дерек кивает. И не бьет Стайлза носом о приборную панель. Он ведь не дикарь. - Просто скажи "да", незачем мне кивать - я не хочу на тебя смотреть. Ты мне противен. - Хватит нести чушь. - Пошел ты. - Я не могу - это моя машина. - Вопреки всему, Дереку хочется глухо выть. Это иррационально и совсем глупо, потому что ну что, в сущности, между ними? Ничего. И на Стайлза должно быть плевать. И все же выть, отчего-то, хочется. - Тебе неприятно меня трогать? - Вдруг спрашивает Стайлз и сглатывает. Хейл слышит этот булькающий звук. Это не кажется ему забавным, хотя должно было бы. - Почему я тебе не нравлюсь? Почему ты делаешь то, что делаешь? Чувак, скажи хоть что-нибудь! Ну почему нет? - Собственно... А почему да? - Дерек делает в воздухе дугу и осторожно кладет ладонь на руль, сжимая пальцы. - Что?! Приятель, у тебя проблемы, ты в курсе? - Звереет Стайлз. - И я, правда, нихера не понимаю тебя и весь твой ебанутый внутренний мир, потому что все, что творится у тебя в башке, совершенно нелогично и иррационально! Ты спасаешь меня, ты почти живешь в моей комнате, ты делаешь со мной ТО САМОЕ, после чего, я думаю, люди начинают встречаться... Точнее, они сначала начинают, а потому у них случается level-up, они вытворяют вот то самое руками и может и не только руками, но это следующий этап отношений. ОТНОШЕНИЙ, понимаешь? И однажды, может быть, они расстаются. Все упорядочено и по правилам. А ты... бросаешь меня, когда мы еще даже не пара... - Стайлз поджимает губы - злится. Он хочет сказать, что бросить, послав нахер, и бросить умирать - это совсем разные вещи, но ему почему-то кажется, что для Дерека нет особой разницы в этом. - А потом, когда я пытаюсь стать собой где-то на хреновой границе с Аляской, ты снова появляешься, вытаскиваешь меня из автобуса и.. и что? У нас все прекрасно? Дерек-приятель, иди к черту. - Я не могу дать тебе уехать. - Говорит Дерек и заводит двигатель. - Заглуши. Заглуши чертов двигатель своей чертовой "camaro" к чертовой матери, хэй?! Ты... - Стайлз хлопает глазами, ртом и выражает крайнюю степень стайлзова недоумения жестами, каждой неуловимой гримаской. - Ты в курсе, что так не делается? Дай мне пережить все это дерьмо подальше от тебя! - Я не могу. - Почему? - Потому. - Ты ебнутый? Зачем ты так? Дерек, скажи, какого хрена ты делаешь? - Нет. - Что нет? - Я нормальный, Стайлз. Но тебе нельзя уезжать. И ты не хочешь ехать. - Хейл смотрит Стилински между ключиц и ниже. - Я знаю, чего ты хочешь - твой пульс делает мне мигрень, а машина пахнет, как притон. - Замолчи. - Рявкает Стайлз. И это выражение на его лице - это не смущение. Это обида, горечь, это какой-то совершенно ядерный коктейль возмущения, обреченности и поражения, щедро приправленный невозможной долей подростковой влюбленности. - Ты обладаешь своими супер-штучками, этими "способностями", - хрипит Стилински, ставя кавычки пальцами. - И ты постоянно делаешь мне херово. Постоянно!Неужели ты, мать твою, не чувствуешь, как это дохрена больно? Дерек молчит. Потому что, наверное, если он скажет: "чувствую, конечно", - снова последует целая куча вопросов из серии "какого хера, приятель". А на них у Дерека ответов нет. - Я ведь знаю, что это не из-за меня. И я бы смирился. Дерек, я еще даже не совершеннолетний, но я собрался на другой конец страны, потому что тебе не хватило мужества вести себя как взрослый. Но я не могу смириться теперь, зная, что это все - потому что ты трус, а не я какой-то неправильный. Ты говоришь мне "отвали", и продолжаешь делать все наоборот. Хей, хватит быть козлом, прими решение - я заслужил, чтобы меня один раз послали нормально нахер! Дерек думает, что Стайлз сумасшедший, и он, честно, совсем не может понять - ну чего этот недомерок к нему привязался? Ну там, фантазии его подростковые, влюбленность одномоментная - это, конечно, здорово, но Хейлу совсем не хочется участвовать в стайлзовом гормональном бунте. И было бы малодушием сказать, что Дерек не рассматривал возможность... ту самую возможность, в общем. Он периодически проигрывал в голове реальность, в которой они со Стайлзом "вроде как" вместе. И, к его ужасу, ТА реальность практически не отличалась от нынешней: Дерек все так же отгоняет от Стайлза своих бет - например свихнувшегося Айзека, они трутся друг о друга - не буквально конечно, но шастают поблизости - в поле зрения видимости Стайлза и обоняния Дерека. Единственная огромная разница - в ТОЙ вселенной они пара, они встречаются, держатся за руки, ходят вместе, целуются, трахаются... И это никак не может уместиться в голове Дерека - он не хочет такого развития событий. Почему? Просто нет. Не хочет, и все. И он совершенно искренне не может понять - почему Стайлз этого не догоняет? Это ведь не нормально? И все же Дерека что-то гложет. Да еще так сильно, что он физически не может отпустить Стилински от себя дальше, чем на пару километров. "Это какой-то пиздец", - резюмирует он. Сначала, и Дерек думает, что, наверное, именно тогда он допустил ошибку - позволил подойти Стайлзу к себе слишком близко, подпустил... так вот сначала Дерек думает, что это все шутка, что Стилински стучит зубами и глотает слюни, потому что он подросток, съехавший с катушек. И лишь став альфой, когда запахи и звуки начали ощущаться настолько полными, что Хейл чуть не свихнулся в первую неделю, он осознал, что Стайлз просто помешанный гиперактивный по уши влюбленный крендель, который начинает вонять, как новая "елочка" в "camaro", стоит только Дереку показаться. Стайлз постоянно бродит хвостом с совершенно бессмысленным взглядом, нарывается, наплевав даже на Лидию, околачивается с ним рядом, незаметно пытаясь подойти всякий раз чуточку ближе, чем это вообще возможно, и смотрит голодным обожающим взглядом. Всегда на него одного. - Стайлз, ну что с тобой? - Устало бормочет он. - Ты что, помешался? - Может и так. Лучше бы ты, Дерек, просто дал мне доехать до Коннектикута. - Вздыхает Стайлз. - Нельзя, Стайлз. - Так и хочется сказать - да я тебя, наверное, убил бы, если бы сам следом не подох. - Это потому что ты еще... ну...? - Дерек ужасно не хочет заходить на опасную хлипкую тропу разговоров о сексе. - Потому что я еще ни с кем? Ооо, нет. Не поэтому. Дерек и сам знает, что не поэтому - Стайлз забывает есть, отвечает невпопад и ведет себя как очень влюбленный и очень больной эгоист. - Ну что тогда? Что мне... - "сделать, чтобы все это прекратить", - хочет спросить он, но обрывает свою фразу на полуслове, сверля глазами руль. Они уже час сидят посреди шоссе, и Дерек не хочет возвращаться домой, пока они не решат со Стайлзом все здесь и сейчас. - Дерек, а давай притворимся парой? Всего на день, - поспешно заявляет его Стайлз, даже не глядя на Хейла, просто чувствуя, как тот сначала шарахается от него в сторону, а потом начинает кипятиться. В прямом смысле - от него прямо жаром веет. - Мне, может, и не понравится встречаться с тобой, я пойму, как заблуждался. И оставлю тебя в покое. Мы вернемся, я достану из-под матраса свой десятилетний план по завоеванию Лидии и забуду о тебе. Обо всем забуду. Обещаю. От Стайлза пахнет холодом и решимостью. Дерек хмурится и, признаться, очень туго соображает. Он хватается за последнюю фразу Стайлза, но мысль, что он роет себе могилу, не оставляет Хейла. А все потому, что он чувствует, что Стайлз безбожно лжет, хотя и пытается сам поверить в то, что говорит. Дерек смотрит на его тоскливое лицо, видит, насколько тому противно врать, но зачем-то медленно кивает. - До завтра? - осторожно уточняет он. - Ага, - легко соглашается Стилински и пожимает плечом, как ни в чем не бывало. - Ты чокнутый, Стайлз. - Разве так не лучше? Они сидят в машине еще с полчаса. И молчат. И это не уютное молчание, не правильное - черти какое, на самом-то деле. - Так что, - внезапно спрашивает Стайлз, - мы теперь встречаемся? - Наверное. - Хмуро кивает Дерек и старается вести себя безукоризненно правильно. Вот только Стайлз делает все иначе, одним махом оказываясь у Дерека на коленях, упираясь поясницей в руль. - Мы встречаемся. Встречаемся, Дерек. Я тебя, я... - хрипит он, водя носом выше уха. И без того нервное, сердце Стилински сходит с ума под худи - у Дерека в ушах бьют сто тысяч барабанов. Наверное Стайлз понимает, что Хейл нервничает - не может не понять, ведь Дерек под ним ни жив ни мертв - полено, с поднятыми вверх руками. - Ты проиграл. - Смеется сумасшедший Стилински и лезет целоваться. "Возможно", - думает Дерек, закрывает глаза, чтобы не видеть шальные глазищи Стайлза. И на ощупь находит его, с интересом приоткрывает свой рот и горестно вздыхает в чужие неуступчивые мальчишеские губы, опуская ладони Стайлзу на ноги. Он гладит осторожно, словно боится сделать больно, словно еще немного, и он просто покалечит Стайлза своими ужасными руками-лапами. Это трогательно. И отвратительно. Дерек почти ненавидит себя за это. Стайлз готов действовать решительно. И ему совершенно наплевать, что будет потом. "Сегодня мы встречаемся". В машине так тесно, но они все равно обнимаются, целуются прямо в губы, и, признаться, это самая тяжелая эротическая фантазия в подростковом буйном мозгу Стайлза. И щетина Дерека, которая колется так, что щеки начинает жечь, и его руки на лопатках и шее, и его шумное фырканье - это страшнее, чем когда Капитан Бумеранг убил отца Робина. Стайлзу тогда было семь. Он плакал навзрыд, а теперь - нет. Но его в жизни так не трясло от страха, что это все - по-настоящему. Стайлз дышит тяжело и заполошено, выгибаясь, выставляя тощую шею прямо под клыки Дерека, вздумай тот перегрызть ему горло. Но тот не думает, а Стайлз не может оторваться от Хейла - он просто гладит его волосы, это ощущение жестких прядей под пальцами лишает воли. Стилински жмется ближе, задыхается - у него пульсирует, кажется, все тело - так ему сладко и томно. И да, у него стоит, но у Хейла, вроде бы, тоже, потому что он мягко отстраняет Стайлза всякий раз, когда тот дергается у него на коленях. "Нет-нет-нет! Ты что делаешь, мы же встречаемся, значит можно!" - Хочется заныть Стайлзу. Он уже почти собирается сделать это, отрывается от Дерека, и задевает задницей руль. Звук клаксона приводит в чувство моментально - Дерек спихивает Стайлза с колен на соседнее сидение. - Почему? До завтра... - Я не собираюсь делать это в машине. - "Я вообще не думаю, что нам стоит делать это". - Поедем, я видел по дороге гостиницу. - Мы сделаем это на дешевых простынях мотеля, - уныло хмыкает Стайлз. - Как прозаично. - Я собираюсь выспаться в постели. - Говорит Дерек, долю секунды оглаживает руль, прежде чем сжать его пальцами, и заводит двигатель. И "ЗАВОДИТ" Стайлза - тот ерзает и лихорадочно блестит глазами. Его прошибает аж до самого спинного мозга - так сильно он хочет быть с Дереком. Стайлз хочет стать ленивцем - приклеиться, и чтобы тот таскался с ним. Стилински, если бы мог, вообще никогда не отпускал бы Хейла от себя. Это ненормально. Но Стайлз давно смирился с ненормальностью своих желаний - острая тяга к перфекционизму всегда заставляла его выбирать все самое лучшее. А Дерек... ооооооо... он правда лучший. Его поцелуи, и руки, и дыхание... Дайте два. Стайлз с ужасом понимает, что он хочет остаться в "сегодня" и больше никогда в жизни не соображать. *** Дерек заправляет авто, пока Стайлз грабит магазин. Не буквально конечно, но он набирает кучу всякого дерьма, которое Хейл не стал бы есть даже в голодный год: фастфуд, литры газировки, жвачки, чипсы, сладкий перец зачем-то... И еще кучу ерунды навроде газет и лотерейных билетов. Дерек скептически приподнимает бровь, но не удивляется ничему. Гостиничный номер на двоих - две кровати, две тумбы, два ночника, два комплекта полотенец: все чистое и пахнет дешевым порошком, но Хейл не жалуется. Ему нравится мысль о том, что он проведет эту ночь в кровати, а не вытянув ноги в пол "camaro". - Тут мило. - Грустно хмыкает Стайлз, вываливая на одну из кроватей содержимое пакета. - Обычно. - Дерек старается быть сосредоточенным, потому что он все еще не может понять, что именно задумал Стайлз. Он ожидает всего, начиная от приколюхи и заканчивая ножом, пропитанным аконитом, под ребра. Стилински сумасшедший. Но у Дерека в голове разрыв шаблона - и поэтому думается ему очень туго. Он моет руки минут семь, стараясь меньше находиться со Стайлзом в одном помещении, но Стилински словно чует эту неловкость, поэтому приходит сам, обнимает Дерека, прижимаясь грудью к спине и щекой между лопаток. - Мы встречаемся, - укоризненно напоминает он. - Не гони меня, чувак. Дерек думает: "Зачем все так сложно?" - Но соглашается выйти в комнату вот так - нога в ногу, словно они - зефирный призрак из "ghostbusters". - Давай поцелуемся? - Шепотом спрашивает Стайлз у затылка Дерека. Похоже, он готов действовать решительно - это немного настораживает и отчасти пугает. Хейлу нет тридцати, а допустимый возраст согласия в Калифорнии - шестнадцать. И в общем-то, ничего страшного, если они поцелуются или пообнимаются. Но Дерек все равно думает - "страшно". Стайлз неуравновешенный, дурной и совсем отчаянный. Дереку не хочется предлагать себя в качестве заполнителя пустоты - он альфа, а не средство для утешения несчастных девственников. И, признаться, ему очень страшно покалечить Стайлза сильнее, чем уже есть, привязать крепче, чем тот привязан. Дерек разворачивается, чтобы предпринять очередную попытку вразумить недотепу-Стилински, но тот тут же целует его под челюстью, тычется носом в висок и выше, словно слепой, тянет руки назад, обнимает, трогая вспотевшую спину. Дерек смотрит сверху вниз на его растерянную улыбку и чувствует себя кошмарно, отвратительно, ужасно правильно. Это больно бьет по самолюбию и здравомыслию. Он не может, НЕ ДОЛЖЕН, чувствовать себя так. - Дерек, - тихо зовет его Стайлз. - Сегодня можно. Дерек зачем-то думает - "мы встречаемся" - это удобно. Значит, сегодня и правда можно. Как же хорошо, что Стайлз такой умный, как же им повезло. Как же повезет кому-то в будущем. Сейчас они наедине, и Дерек, даже не будь он альфой местной банды оборотней, далеко не слепой - вот эти вот взгляды Стайлза, его сухие обметанные губы, скачущий кадык... хреновый он, конечно, соблазнитель, по правде говоря. Но Дереку не смешно, и не противно. Ему жарко от сопения Стайлза, томительно из-за неловких трясущихся ладоней, и любопытно - как далеко Стилински готов зайти. Но того, похоже, вообще мало что волнует сейчас: он хрипит, смотрит Дереку в вырез футболки глазищами в пол-лица, нервно лижет губы, не зная, куда девать руки - то ли начать снова лапать Хейла, то ли раздеваться. "Я пожалею, - думает Дерек, выпутывая Стайлза из мягкой толстовки, стягивая с него футболку и трогая холодными пальцами худой живот. - Наверняка, пожалею". - Стайлз пьяновато стонет, урчит, и Дерек отстраненно осознает, что они снова сосутся, лижутся, вытворяют весь этот влажный кошмар языками, гладят друг друга и это, "господитыбожемой", - выдыхает Стайлз ему в губы, - охуенно. - Мы встречаемся? - Спрашивает Стайлз, стягивая с Дерека футболку. - Да. - Это хорошо. Ты мне так нравишься... - Стилински вытаскивает себя из кроссовок, носков, штанов и шлепает босыми пятками к ближайшей кровати. Кажется, он всерьез готов довести дело до секса. - Стайлз... - Иди сюда. Полежи рядом? - Стайлз скидывает покрывало, залазит поверх и смотрит в потолок, раскинувшись на узкой кровати морской звездочкой. - Я не буду навязываться, если не хочешь. Честно. Просто полежи со мной. "Ну конечно, - думает Хейл. - И то, что ты пахнешь, как имбирное печенье в канун рождества, это вовсе не предложение". - Стайлз, - осторожно в очередной раз зовет Дерек, и садится на край кровати, трогая указательным пальцем худую щиколотку. - Я думал, - сглатывает Стайлз и отворачивается, выставляя на обозрение худую спину, вызывающе острые, как крылышки, лопатки, россыпь родинок на плечах и отчаяние в каждом выступающем позвонке, - сегодня можно. Дерек сдается. "Сегодня можно" - поистине волшебная фраза - мелькает, успокоив, разрешив Дереку подмять под себя Стайлза, замереть в паре дюймов от горячего, раскрасневшегося, счастливого донельзя лица. Стилински вздыхает и тихонько скулит, не выдержав напряжения, а Дерек глупо смотрит на его рот и медленно целует, спуская последние тормоза. Они обнимаются, катаются по кровати, переворошив одеяла и сбив их в хер-пойми-какую-конструкцию. Дерек весь какой-то растрепанный и трогает Стайлза с поразительной доверчивостью, хотя, когда тот приспускает трусы и заламывает брови, начиная нести бред про "Дерек, пожалуйста, дотронься до меня, мне нужно, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста", Хейлу делается неловко, хотя он очень старается вспомнить, каково это - то, что он проделывал со Стайлзом за автомойкой. Одно дело целовать Стайлза, трогать его губы пальцами, исследовать чужой рот языком. Лицом к лицу - это смущает, но можно закрыть глаза и просто не думать, что это мальчишка. Хотя получается с трудом, потому что пальцы то и дело натыкаются на подростковые оленячьи косточки, а бока колют острые колени. Совсем другое дело трогать "ТАМ", заглядывая в доверчивое, искаженное гримасками бесконтрольного кайфа, лицо, - непривычно, неловко, немного странно, и, если честно, страшно до жути. Не потому что член, а потому что Стайлз парень, но так откровенно ведется, так доверчиво раздвигает ноги... Ну и особенно потому что от их слюнявых поцелуев у Стайлза крепко стоит. У Дерека тоже, но он не стремится демонстрировать это так открыто. - Дерек. Дерек, пожалуйста... А? Можно? Можно? - Стайлз мечется по подушке, разводит шире колени и ловит Хейла за руку, начиная еле ощутимо тереться задницей о кровать. Ну собственно тот факт, что Стайлз трется и об него тоже, Дерек старательно игнорирует. В бесконечном "ДерекДерекДерекДерек" можно утонуть. Хейл пропускает момент, когда начинает двигаться вместе со Стайлзом, пока тот держится за его руку и томно закатывает глаза, то и дело срываясь на жалобный почти скулеж. - Надо остановиться, - хрипит Хейл. - Стайлз, надо... - Нет. Нет-нет-нет. У тебя тоже твердый. Не надо. Не тормози, - бормочет Стилински, сползая ниже и прогибаясь в спине. - Прости, Дерек, прости. - Стайлз сдергивает с себя трусы ниже, жмурится, постоянно облизывая губы, и ухватив Дерека за запястье, тянет его к своему члену. Когда Дерек сжимает его, автоматически, словно в шоке, проводя вниз-вверх, Стайлз выдает короткое "а-ах" и перестает дышать, выгнувшись навстречу Хейлу. Дерек даже думает, что тому больно, или что он взялся под каким-то неправильным углом, потому как Стайлз весь напрягается, сжимается, лижет губы и жмурится. Хейл даже немного пугается такой реакции, одергивая руку. - Стой-стой-стой. Не уходи, - шепчет Стайлз скороговоркой, обхватывает пальцы Дерека своими и снова плотно сжимает вокруг себя, ведет вниз, размазывая густые капли. Хейлу это, безусловно, странно, но Стайлз выдыхает с таким восторгом, когда он прижимает горячий член к животу и ведет ладонью до самых яиц, что Дереку хочется повторить это вновь еще раз, самому. Этот срыв, этот секс, если это конечно он, эти горячечные охи надоедливого Стилински, - все сносит голову, это как проклятье какое-то, потому что Дерек ласкает его чуть грубовато, быстро, вжимая бедрами в матрас, сам движется на худом мальчишеском теле, потому что у него тоже крепко стоит от стайлзовых всхлипываний, от того, как тот сжимает колени у него на боках и приподнимает зад на каждое встречное движение, совершенно себя не контролируя, и как гладит ладонями голые влажные бока Дерека... - Я больше не могу, - хрипит Стайлз. - Ты так мне нравишься, я по тебе с ума схожу, - стонет он, прижимаясь ближе, и каждое его слово уходит куда-то вниз, под диафрагму Дерека, рождая щекочущее чувство между ребер. У Хейла от всей этой чувственной ереси поджимаются яйца, и под языком скапливается слюна. - Я тебя.. я лю... Дерек знает и не хочет этого слышать. Потому что есть только сегодня - нельзя, чтобы Стайлз договорил себя до таких слов. Хейл впивается в болтливый рот, в мягкие шершавые губы, сжимает чуть сильнее, чувствуя ладонью, как Стайлз напрягается на вдохе и распахивает глаза, откидывается на подушки, хватая воздух и выгибаясь так, что Дерека аж приподнимает над кроватью. В момент, когда горячая сперма брызгает на его пальцы, Стайлз сдавленно охает, весь содрогается от острого наслаждения, мученически стонет, хватает за пальцы, не давая отстраниться, умоляет продолжать двигать рукой, пока не спускает последние горячие потеки Дереку в ладонь, глядя потерянным, чуть пьяным взглядом. Хейл думает: "Ну нихуя себе?!" - но это настолько далеко от его действительных мыслей... Особенно когда Стайлз тянется к нему, к его члену, стирая пальцы о ширинку, мнет, гладит давит, сосредоточенно всматриваясь Дереку куда-то в пупок. - Не надо, Стайлз. - Хейл пытается отстраниться, но острые колени давят на бока, а пятки в поясницу, и Стилински... он просто делает то, что хочет. То, что, видимо, давно хотел. - Молчи, ладно? - Стайлз касается горячего возбужденного Дерека, дергается навстречу, томно закатывает глаза и больше не говорит ни слова. Во внезапной тишине и в едва слышном стайлзовом сопении отчетливо слышны только звуки того, как Стилински неумело и с энтузиазмом дрочит Дереку Хейлу. И они снова целуются, глубоко, словно трахают друг друга языками. И это - простого проще, словно они оба были рождены для того, чтобы вот так жадно вылизывать чужой рот - все естественно и непринужденно. Х-ха. Дерек смотрит, как Стайлз жмурится - выглядит он беспомощно и до одури похабно. Хейл кладет ему руку на лоб, подставляется под пальцы, выгибается, чтобы Стайлзу было удобнее, чтобы вся эта жесть скорее прекратилась, потому что это так сильно выматывает его, потому что так хочется кончить. - Стайлз... - Дерек гладит его бок, смотрит в распахнутые удивленные глаза, ища подтверждение всем своим опасениям - Стилински никогда не сможет без него, без всего этого. - Дерек? Хорошо? Я могу...я... - от неуверенных движений, от бессвязного влюбленного бреда, от картинки перед глазами Хейл задыхается, что-то невнятно бормочет Стайлзу подмышку, прижимаясь вспотевшим лбом в колкое плечо и в несколько длинных толчков, пока по телу прокатывает судорога от макушки до самых пяток, спускает Стилински на живот, прямо в ямку пупка, еще-еще-еще раз проезжаясь телом по доверчиво подставленному, предложенному в вечное пользование, Стайлзу. У него в голове мелькает мысль, о том, что Стилински очень идет, когда у него на животе, словно жемчуг, его, Хейла, сперма. Но Дерек тут же пугается и отстраняется. - Нет-нет. Ну пожалуйста, Дерек. - Хейлу кажется, что Стайлз сейчас заревет, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку в разгар веселья. - Я... не ухожу. - Дерек встает, стягивает, ставшие неудобными, джинсы, вытирает их обоих полотенцем и вытягивается рядом. - Мы же встречаемся. - Вот именно, - тихо бормочет Стайлз и отрубается у Дерека под боком. А Хейл слышит у себя в голове мерзкий голос, почему-то, Питера, ехидно шепчущий, что это все намного-намного лучше, чем бывало, что он в восторге от всего того, что только случилось. Дерек гладит худую спину Стайлза, укрывает их покрывалом, но не может уснуть еще долго, пока Стилински не переворачивается и не прижимается лопатками к его груди. "Все это неправильно - в корне не верно. Очень плохо для Стайлза". *** Когда Стайлз открывает глаза, за окном уже темнеет. Ему жарко, даже, пожалуй, душно, потому что они с Дереком лежат на узкой кровати под шерстяным пледом, обнимаясь так крепко, словно сиамские близнецы. Они так идеально подходят друг другу - изгиб в изгиб. Стайлз дуреет от собственной безнаказанности и от того, какой ахтунг они вытворяли несколько часов назад. Он, признаться, боялся, что Хейл убьет его, или посмеется, или скажет что Стайлз рехнулся, потому что Стайлз и правда думает, что рехнулся - вот так взять и начать лезть к Дереку, который уже сто тысяч раз сказал ему отвалить. И все равно сделал ЭТО с ним, потому что они - "суточная парочка". "Надо сматываться, пока все не стало еще хуже, чем уже есть", - решает он, ищет глазами по комнате свои штаны, кроссовки, худи, прикидывая, как за меньшее количество времени схватить больше вещей и не тратить драгоценные секунды на то, чтобы свалить из номера. - Хватит ерзать, - глухо рычит Дерек ему в затылок и, огосподибоже, подтягивает к себе ближе, целует в шею, в самую кромку коротких волос, отчего Стайлз весь идет мурашками. - Если не успокоишься, запру тебя в ванной. - Дерек? - Стайлзу хочется орать: "Чувак?! Ты серьезно? Вернись, Дерек, ты что ли совсем дернулся своими мозгами?!" Но вместо этого он сглатывает и говорит совсем не то, что хочет. - Я голоден. - Чипсы на второй кровати. Как и кола, как и японские сканворды. Выбирай на свой вкус. - Хейл за его спиной горячий, как печка, но он совершенно, и Стайлз чувствует это по голосу и по напряженной руке на своем теле, ни капельки, ни даже пол секунды не сонный. - Дерек. - М? - Я не доехал до Национального Парка семнадцать километров. - Зачем-то говорит Стайлз, урчит голодным животом, но не выбирается из-под Хейла. - Стайлз, сейчас 7 вечера. Темнеет. В долине смерти ни черта не будет видно. - Вздыхает Дерек, но кряхтит, садится на кровати и тянется Стайлзу за чипсами. Стайлз думает, что это все ужасно - без Дерека спину лижет сквозняк, и момент идиллии нарушен. Чертов проклятый длинный язык, чтоб его. Лежать с Хейлом в одной постели, обниматься, ощущать шеей его дыхание, - все это было так зашибись, и Стайлз превосходно, вот просто феерически все испортил. - Но! Если ты обещаешь не трогать мое радио... - Серьезно? Серьезно?! - Стилински выглядит как идиот, которому подарили набор "юный конструктор". - Приятель! Ты лучший! Дереку хочется убиться головой об подушку, когда он смотрит, как Стайлз носится по комнате, натягивая джинсы, запихивая в рот ужасного вида еду, ковыряет в глазу пальцем, выуживая крупицу сна. - Дерек, а давай ты, пожалуйста, тоже начнешь собираться, потому что я, конечно, не расист, но ночью в пустыне тьма, как у негра в заднице. И пускай Бойд мне простит мои расовые предрассудки. Хейл качает головой и экономичными движениями упаковывает свое сонное разомлевшее тело в шмотки, в то время как Стайлз, оттопырив задницу, пытается выудить кед из-под кровати. Ковер в гостиничном номере безбожно испорчен - стихийное бедствие Стилински на радостях рассыпал пол пачки чипсов, пока не додумался отложить ее на кровать. Вторую половину он раздавил задницей, когда принялся шнуровать обувь. - Ты ненормальный, - бормочет Дерек и направляется к выходу. - Хей. - Стайлз вскакивает и хватает Хейла за рукав кожанки. - Спасибо. - Он неуклюже и по-идиотски целует Дерека в щеку, и тот думает, что это дурацкое ребячество. Но щека горит еще минут двадцать - ровно до тех пор, пока они не минуют горы, и Стайлз не раскрывает рот, глядя на закат над пустыней Мохаве. Дерек думает: как парочки ведут себя в таких случаях? Они обнимаются? Ну уж наверняка. То есть, если бы они были настоящей парой, это стало бы отличным свиданием - Стайлз сидит на теплом капоте его машины, жует бутер, пялится в небо и кормит комаров, в то время как сам Хейл смотрит на его коротко стриженный затылок сквозь стекло в машине и не может понять, что делать дальше. Часов через семь они перестанут быть парой, и тогда надо будет снова все портить. Дерек трет лицо ладонями и думает - завтра все будет еще дерьмовее, чем было прежде между ними. Но завтра будет завтра. А сегодня нужно сделать все по правилам. Он выбирается из машины, и залезает на капот, за Стайлза, проезжаясь спиной по теплому лобовому стеклу. Где-то вдали протяжно грустно тянет койот, и Хейл, не удержавшись, воет ему в ответ, скулит и клацает зубами, чтобы через полсекунды услышать многоголосое радостное тявканье со всех дальних уголков Мохаве. - Это отвратительно, - смеется Стайлз и прижимается спиной к груди Дерека. - И очень романтично. - Признается он. - Это так офигенно, приятель, что у меня волосы на руках дыбом. Я не вру. - Я знаю, что не врешь. - Дерек прижимает свою руку аккурат над тем местом, где сердце Стайлза выводит ровный ритмический рисунок. - Я слышу. - Дерек плох в отношениях - его единственные - прошлые - закончились весьма плачевно. И заводить новые он не собирается. "Все это - только чтобы он отстал", - лихорадочно пытается уговорить себя Хейл, понимая, что вот-вот скажет что-то важное, что-то неправильное для них обоих. И самое паршивое - Стайлз ведь не дурак - он понимает. - А? - Возможно, если бы Стилински не впал в ступор и сказал что-то в ответ, а не выдал бы идиотское "а?"... может, Дерек и не стал бы зацикливаться. Но Стайлз очень не вовремя безбожно тупит - просто сидит в пол-оборота и пялится на Дерека. И Хейл пялится в ответ: на чуть вздернутый любопытный нос, на губы, на родинки на щеке. Стайлзовы глаза цвета каленого янтаря: вопросительный взгляд мечется, словно испуганные лисицы, а потом вдруг останавливается - будто разлетается по лицу Дерека. А Хейл все что-то тормозит и бестолково пялится на его рот. Кажется даже, он слышит, как их сердца делают одновременное "ту-дум". У Стайлза почему-то закрываются глаза, и одновременно с этим Дерек подается вперед, чувствует прикосновение теплых мягких губ к своим. Рот Стайлза почему-то неуловимо сладкий, то ли от недавней конфеты, то ли от газировки, которую он только что пил. - Чтоб я сдох. - Бормочет Стайлз сто тысяч мгновений спустя и дышит глубоко, раздувая ноздри. Его то и дело ощутимо потряхивает, и, кажется, Стилински начинает выбивать зубами марш. - Поедем. - Тихо сглатывает Хейл. - Уже совсем ночь. - Нет. Нет-нет-нет. - Стайлз трясет головой и хватает пальцами отвороты куртки Дерека. - Давай еще останемся. - Поедем, Стайлз. - Дерек тянет его с капота. - У тебя зуб на зуб не попадает. - Я не замерз. - Упрямится Стилински. И Хейл, конечно, знает, что это вовсе не от холода... - Надо ехать. В гостиничном номере они не делают ничего такого, ради чего, наверняка, затевалась вся эта история с "повстречаемся разок"? Они лежат на той же самой кровати, заново перестеленной внимательной горничной, прямо в джинсах и мягких футболках. Стайлз даже поленился снимать кеды, но Дерек стащил с него обувь и укрыл пледом, потому что у Стайлза начинается адреналиновый отходняк - его типает, словно вот-вот начнется жар, и он, Стилински, умрет от лихорадки. Стилински впадает в состояние легкого эмоционального столбняка - он лежит и реагирует вяло на то, что ночь за окном, что Дерек лежит с ним, словно они две чайные ложки одного сервиза. Стайлз просто пялится перед собой стеклянными глазами, вцепившись в руку Хейла, обнимающую его поперек живота, и тихо дышит. - Может, сходим куда-нибудь, когда приедем в Бэкон Хиллс? - Бормочет Стайлз, оборачиваясь к Дереку. Они - нос к носу, и это так волнительно и спокойно хорошо, что становится страшно. - Может. - Тихо в тон ему отвечает Хейл, и Стайлз понимает, что они снова целуются, лижутся, но это как-то все медленно и нежно, что у Дерека против воли лезут клыки, чтобы разбавить приторность момента. Глаза у него снова как тогда, в подворотне за автомойкой - не фонари альфы - они какие-то томные, густого темного оттенка, как будто переспелый томат. "Дурацкое сравнение", - думает Стайлз и чувствует кончиком языка, что что-то не так. - Зубы, зубы, чувак. - Шепчет Стилински, вплетает пальцы в густые черные волосы, прижимается ближе, словно дышит Дереком всем своим телом, каждой клеточкой. Стайлзу кажется, что Хейл думает о том, что он уже лет сто не был ни с кем таким беззащитным и отвратительно нежным. И он не может Дерека в этом винить. Но, по правде, это совсем не облегчает ему существование - Хейл все равно замкнутый, грубый, волевой... Стайлз ненавидит Кейт за то, что она сломала им обоим жизнь, оставив Стилински ни с чем - Дерек носится от отношений, как черт от ладана. - Я жалею, что Кейт мертва, - говорит он бесцветно. - Я бы убил ее сам, за то что она с тобой сделала. - Дерек в его руках вздрагивает. - Спи, Стайлз. - Ты слышишь меня? - Говорит Стайлз громче и злее и больно тянет Дерека за волосы. - Я убил бы за тебя любого. - Слышу. Спи. - Нет. - Упрямится Стайлз. - Я не хочу. - Он знает, что если уснет - завтра наступит быстрее. Это осознание его убивает. - "Я хочу, чтобы ты был моим". Вопреки всему он периодически отключается, убаюканный горячим ровным теплом, исходящим от Дерека, а когда открывает глаза, начинает рассматривать Хейла, словно заучивает на память каждую долбанную мимическую морщинку, каждый волосок в его щетине. Стайлз закрывает глаза и вновь проваливается в экстатический, полный дурного счастья сон, чтобы потом "вынырнуть" и начать свое исследование по новой. Когда Дерек осторожно шевелится, Стайлз тут же просыпается окончательно, подбирается, словно его сейчас начнут пытать. Дерек аккуратно приподнимает край одеяла и встает, мягко отцепляя от себя пальцы Стайлза. - Уходишь? - Я за водой. - Дерек кладет руку Стайлзу на шею. - Я скоро вернусь. Стилински лежит на пустой кровати, которая медленно начинает остывать, потому что Хейл больше не греет его, как радиатор. Кажется, что проходит целая зима, длинной месяцев в десять, но по сути, Стайлз успевает досчитать только до четырех тысяч семисот тридцати двух, прежде чем ему действительно становится зябко. Он ерзает в кровати, переворачивается на другой бок - на второй, нетронутой, постели целая бутылка нетронутой пепси и какой-то чай, и еще куча продуктов, который они так и не съели. Это грустно. Стайлз тянется к сканвордам, но желание разгадывать их пропадает, стоит только взять в руки - прямо с обложки на него смотрит какой-то мультяшный волк - Стайлзу горько до тошноты. Он хочет встать и пойти искать этого придурочного Хейла, чтобы... - Чтобы что? Ха-ха-ха. - Стайлз ждет очень долго - за окном занимается рассвет. Стилински все же поднимается, заставляет себя, словно невидимая рука сдергивает его с кровати. Он хочет злиться, хочет наорать на Дерека, хочет иметь столько силы, чтобы сломать Хейлу его дурацкую челюсть, которую он вчера целовал. Стайлз так хочет подойти близко, вжаться носом Дереку в плечо и бубнить-бубнить-бубнить, пока тот не обнимет в ответ: " Какого ты делаешь?". Но подойдя к окну и одернув дешевую плотную штору, Стилински видит, как Дерек спит в машине, скрестив руки и уронив голову на грудь. Стайлз не чувствует ничего, кроме несправедливости, которой, по сути, быть не должно. - New day has come, - поет в голове у Стилински женщина красивым высоким голосом, в то время как сам Стайлз сидит на корточках, подперев спиной входную дверь гостиничного номера. Получается, что Дерек снова бросил его. А обещал... и теперь уже Стайлз мог бы с уверенностью сказать, что тот действительно обещал вернуться. Стилински думает, что он, конечно, сам виноват - Дерек согласился, но время вышло - это чертово время закончилось для Стайлза слишком быстро. А Дерек... если ему и правда настолько наплевать - к чему тогда тот поцелуй в пустыне - Стайлз ведь не просил о нем; зачем лежал с ним рядом; зачем был таким славным и нужным, если для него все это ничего не значило? Стайлз поднимается спустя четверть часа - ноги затекли в джинсах, телу зябко - Стилински движется как сомнамбула, собирая вещи по комнате и запихивая их в рюкзак. Он вдруг понимает, насколько сильно он облажался. И дело вовсе не в Дереке - Стайлз на сутки похерил личную жизнь, и это было офигенно! Но к своему стыду Стилински думает, что он - самый дерьмовый на свете сын и друг. Он набирает номер своей тети - говорит, что не приедет, думает над смс для Скотта, потому что тот просил дать знать, когда Стайлз минует Денвер и доберется до Чикаго - как раз половина пути. Но у Стилински настолько разжижились мозги от близости Дерека, что он кладет на все и на всех огромный хер. И от этого ему дерьмово и стыдно. Стайлз смотрит на стопицот пропущенных от лучшего друга, от близких и ежится, не зная, куда ему бежать от дурного чувства невозможности все исправить - в этот раз он действительно облажался. "Я возвращаюсь", - шлет он короткое сообщение МакКолу и шерифу. "Что случилось?" - приходит с разницей в четыре секунды. "Ты без меня пропадешь", - отвечает им обоим Стилински и думает, что Скотт и отец похожи до безобразия - предсказуемы и говорят на одном языке, особенно, когда волнение за Стайлза на пике активности. Он последовательно получает ряд смс от них обоих - разными словами одно и то же содержание: "Мы беспокоимся. У тебя все хорошо? Что-то случилось?" "Все ок, я внезапно передумал. Прости". Через пару часов, когда небо становится нежно розовым, а Стилински, наконец-то, приводит мозги в порядок, они едут с Дереком обратно в Бэкон Хилс, и молчат. Хейл не лезет к Стайлзу с глупыми попытками все объяснить - он предельно собран и суров, как всегда. В кои-то веки Стайлз ему за это благодарен. *** В это лето дождей нет уже довольно долго - Сакраменто и Сан-Франциско задыхаются от густого дыма пожарищ, валившего на восток с побережья. В Бэкон Хиллсе душно и отдаленно пахнет гарью, но терпимо и не настолько плохо, как скажем, в соседнем Хилл Гроссе. Поэтому когда ливануло, затягивая небо черными тучами - сразу видно не на час и не на два дождь зарядил, - Питер выходит на порог, тянется, машет руками в стороны, делая импровизированную зарядку, и тихо скулит - кости на погоду ломит - дай боже - это какой-то сущий ад: вокруг все серое, грязное, жаждущее воды. Даже летняя зелень густого и темного оттенка. Не хватает только утреннего тумана для пущего настроения английских угодий... За свежестью, за запахом прибитой пыли он не сразу различает нотку племянника, которая, все же, делается ярче с каждой минутой, с каждым усталым шагом Дерека к дому. - Ну. Ты. И. Придурок. - Вздыхает Питер, разглядывая то, что остается от младшего Хейла, когда тот возвращается из леса - грязный, помятый, весь в каком-то дерьме, сплошь в опилках и непонятного цвета шерсти, которая ошметками свисает у него с мокрых кровавых боков. - Это не моя. - Хрипит Хейл. Он выглядит как псих - у него тощее осунувшееся лицо, заострившиеся скулы, от него разит псиной, потом и кровью, и Питер Хейл решительно настроен не пускать его в логово, пока тот не удосужится смыть с себя все это и переодеться в чистое. С момента, как Дерек привез Стайлза обратно, проходит уже три недели - Дерек не остается в стае ни секунды, он шарится по лесу, носится на границе, вынюхивая, выискивая, выслеживая потенциальную добычу, становясь одним сплошным беспокойством. Дереку разительно плевать на то, что Айзек слабеет, и контроль Джексона тоже катится ко всем чертям - Питер едва успевает его приложить носом об косяк, чтобы он не вздумал обратиться при Крисе Ардженте, решившем навестить их маленькое Гуантанамо дней шесть назад. - Я чувствую, что не твоя. Бедный несчастный хрюндель. - Дядюшка язвительно и довольно ухмыляется, сложив губы в привычный бантик, и сочувственно качает головой, отходя на пару шагов - его чересчур острое обоняние сейчас совсем не к месту. - Надо было выпустить пар. - Дерек хочет сказать: "Лучше кабан, чем какой-нибудь бродяга, или, чего хуже, Стайлз, к которому, блядь, меня тянет, будто у меня в задницу впаян магнит". - Как ты себя чувствуешь? - Хуже, чем выгляжу. - Это хреново, друг мой. Настолько хреново, что даже мой природный хренометр зашкаливает. - Питер достает для Дерека полотенце и чистые вещи и плетется хвостом, пока Дерек шагает в деревянную кабинку душа и смывает с себя трехнедельную вонь. - Как все прошло? - Он стоит в проеме и рассматривает шею Дерека, по которой течет черная грязная вода с мелко порубленным фаршем из опилок. И, конечно же, Питер имеет ввиду вовсе не трехнедельную охоту где-то на границе штата. - Отвратительно. - Сейчас Дерек выглядит очень раздраженно, зло и в какой-то степени агрессивно. И ему муторно от этого - он даже не может понять, почему у него снова все болит, словно его рвут на куски. - Питер, я понятия не имею, что происходит. - Ну, - пожимает плечом дядя, - есть у меня одна догадка. - "Только боюсь, она тебе не понравится", - так и просится у него с языка. - Помнишь Стивена? - Стива? - Младший Хейл трет за ушами, растирает по груди мыльную пену и не оборачивается на родственника, но Питер чувствует, как воздух сгущается. - Его самого. - Кивает он. - Который обратился в зверя, не найдя себе пару? - "Бла-бла-бла", - хочется сказать Дереку, закатив глаза, но это было бы слишком не в его стиле. - Вроде того. Фольклор напомнить? - Присказка о цепи? Не начинай только? - Хмурится Дерек. - Цепь - само собой - прозаичное и проверенное средство. Но я вообще-то... Возвращаясь к Стиву... Дереку этот разговор не нравится. То есть совсем не нравится. - Стивен был альфой до твоей матери, - тянет Питер, - Хороший был оборотень, один из лучших. Но ему не повезло - нам всем не везет, ты не находишь? Наш род какой-то... - Питер пожимает плечами, - дефективный. Когда судьба раздавала свою благость - наши предки стояли в очереди за вырезкой. - Меньше слов, - раздраженно цедит Дерек. - Мне надо отдохнуть. - Хотя логичнее и честнее было бы сказать - "прилечь, потому что у меня сейчас, кажется, откажут ноги от беспрестанного бега по лесу". - Боже, племянник. Умерь свои понты. Стивен стал перевертышем. - Хейл старший заботливо подает Дереку вещь за вещью - в импровизированной ванной в подвале нет даже стула. - Не его вина, конечно - волколаков нельзя приручить. До определенного момента они как мы - могут обращаться по собственному желанию, но... Дерек смотрит на Питера исподлобья - это очень плохая тема. Дереку это знание ничего хорошего не принесет. - И вот тут мы обязаны вспомнить про цепь. - Цепь. - Рассеянно повторяет Дерек. Потому что он догадывается, к чему клонит его дядя - глубокая морщинка между бровей - лучшее тому доказательство. - Цепь, якорь, да хоть вафельное полотенце Буша, племянник. Как угодно назови - у каждого оборотня есть то, что его держит от полного обращения. - Я просил - не начинать вот это вот все?! Ну что за... экскурс в мифологию, - свирепеет Дерек, натягивая футболку. - Стивен, скажем так, выбрал не ту бухту. Замужние женщины при смерти - это хуже, чем моторка без бензина посреди Ниагары. - Продолжает Питер, как ни в чем не бывало. - Стив пол кухни загадил шерстью и кровью, пока обращался. А потом просто сиганул через нож и все. - Все? То есть как - все? - Впадает в ступор Дерек. - Твой отец его выследил и выдрал горло - совсем, как ты мне полгода назад. - Питер улыбается беззлобно и трет шею. Дерек чувствует, что это какая-то особенная манера, присущая только лишь Питеру - доводить до главного окольными путями, юлить, ходить вокруг да около. - Правила рода - очень давнишнее соглашение с охотниками. Чистокровные до сих пор не могут позволить волколакам сбегать к диким сородичам. В прошлом такое случалось довольно часто - не смогли поделить якорь, полюбили не свое, - тонко намекает Питер, в прочем, не думая, что Дереку хватит сейчас мозгов сопоставить факты. - Охота на ведьм - это просто Хэллоуин, по сравнению с травлей оборотней, племянничек. Волколаки навлекали проклятье на род - кланы вырезали полностью. - Питер вздыхает и идет к выходу. Дерек, как привязанный, прется следом - голос Питера и его истории завораживают, совсем как в детстве. - Многие кланы заключали родовые договоры с охотниками - убей волколака раньше, чем вырежут твою семью... У твоего отца просто не было выбора. От Дерека исходит волна бессильной ярости и какой-то черной тоскливой злобы. Он уязвим сейчас - сжимает кулаки и дышит, словно ему больно. - Ненавижу. Людей. - Хрипло гаркает он, глаза у него совсем безумные, с поволокой, словно это безумие пожирает Дерека изнутри. - Всех оборотнями не сделаешь. - Беззлобно констатирует факт Питер, вскидывая брови. - Давай уже, Магнето, иди есть - пицца стынет. И Питер не может с точностью сказать - кто именно источает страх и ненависть к людям - Дерек, или зверь. Если Дерек и Волк - это одно целое, то та невероятная тварь, что может вырваться наружу, убив их обоих, совсем не по душе Питеру. *** - Стилински, что у тебя руки, как из задницы? - Орет Финсток, бегая вдоль поля. - Посмотри на МакКола! Видишь? Не пасуй, как он - у него руки еще хуже, чем у тебя. Вправо, уходи вправо! Дагосподитыбожемой! Стайлз мокрый, как лягушка, вылезшая из болота. Они выигрывают семь очков. Скотт и Айзек на другой стороне поля блокируют центровых, а Джексон страхует Дэни у ворот. Где носится Гринберг - одному Богу известно - за ним вообще трудно уследить. "Если мы проиграем сейчас..." - ...Я поставлю вам всем неуд по экономике, кретины! - Читает его мысли вездесущий Финсток. - Тренер, - огрызается Стайлз. - Отец говорит, всегда лучше дать, чем получить! - Стилински подхватывает мяч и несется к воротам. - Ты что идиот? Нашел кого слушать. Твой отец потому и шериф - был бы умный - был бы мэром. Завязывай болтать. - Орет Финсток. - Этот, как его, Стоун, сейчас открыт. Стайлз и сам видит, что вратарь "Коло-Коло" не защищен. Он несется так, что сердце стучит где-то в макушке и пребольно колет бок. - Вперед, Фресно! - Визжат девчонки из группы поддержки. А Стайлз думает: "Четыре, Дерек, два, один..." - и, замахнувшись, пробивает в тот момент, когда его сшибают с ног. Весьма пребольно сшибают. Стайлз чертит задницей метра два, пока не останавливается. Он, как сквозь вату, слышит финальный свисток. - Победили, - бормочет он, снимает шлем и падает на траву, ощущая взмыленной горячей спиной прохладу поля. Орет с трибун Финсток - это наверняка что-то глупое из серии: два теста можете пропустить, засранцы. И Стайлз, естественно, полагает, что это неправда. Все знают - Финсток в запаре может все, что угодно, ляпнуть. - Ты в порядке? - Стайлз поворачивает голову и c интересом рассматривает незнакомые желтые бутсы. - Я? Да. - Тогда, вставай. - Я не могу. Какой-то громила отбил меня всего в лепешку. - Эй, Стайлз! - Скотт подбегает, тянет за руку, помогая подняться, а Стилински с каким-то апатичным равнодушием отмечает, что бутсы МакКола синие в красную полоску. А незнакомые желтые куда-то утопали. "Когда успели?" - Это было, это было... Да ты видел?! Это вообще разгром. "Коло-Коло" не проигрывали четыре сезона подряд. Невероятно! "Бла-бла-бла-Лакросс". Стайлз морщится, когда в раздевалке стаскивает с себя футболку - на ребрах начинает разливаться лиловый синячище, размером с Гренландию. - Сегодня "у Руби" будем отмечать. Придешь? - Скотт намывается рядом, смешно отфыркивается от воды и пены и то и дело щурится - шампунь лезет в глаза, когда он пытается посмотреть на Стайлза. С другой стороны точно так же отфыркивается от воды Джексон, всем своим голым видом выражая крайнюю степень незаинтересованности, но Стайлз видит, как у него дергается ухо, когда он прислушивается. Это действительно забавно - Джексон вроде как получил, что хотел. Даже сверх того. На его чешуйчатую задницу выпало приключений в два раза больше. Но Уитмор почему-то не торопится меняться, не выносит никаких уроков - быть бараном у него в крови. Стайлз даже удивляется порой, почему Джексон превратился во что-то хищное с замашками убийцы - гораздо больше ему подошел продольный желтый зрачок какого-нибудь козла. - Не знаю. Нет. Мне не хочется. - Стайлз мечтает лечь и сдохнуть прямо на полу в душевой - у него так болят ребра, что дышать трудно. - Хочешь, я... - осторожно начинает Айзек, подбираясь ближе с каким-то маниакальным блеском в глазах. - Ну, на умирающих собаках это, вроде как работает... - Что?! Ну нет, приятель. Еще не хватало. Я, знаешь ли, не дворняга! - Зато выглядишь жалко. - Парирует Джексон. - Он снимет боль. Он может. - Обойдусь. - Буркает Стайлз и выходит из душа. - Хэй, Стайлз?! Все в порядке? - Ловит его МакКол. - В полном, дружище. В полном. - Хэй, Стайлз, - зовет Дэни. - Ну что? Что?! ЧТО?! - Ээээ. - Хмурится Махилани. Рядом с ним стоит Шон и какой-то незнакомый парень. У него на лице бездна недоумения и какая-то непонятная полуулыбка. - Прости, Дэни. Что? - Стилински очень боится лишний раз двигаться, потому что ему кажется, что он вот-вот отхватит себе коллапс легкого - долбанное земное притяжение, чтоб его... - Стайлз, это Дюк. - Очень осторожно, но без лишних прелюдий говорит Дэни, словно это должно Стайлзу все объяснить - Дюк, а ну конечно Дюк... - Тот самый громила, который отбил тебя всего в лепешку. - Поясняет тот, а Стилински с дурацким, наверное, выражением на моське, отмечает, что парень полукровка - судя по какому-то вкусно-кофейно-молочному цвету кожи и губам, у него в ближайших родственниках афро. Хвала господу, что он чертовски устал, и любопытство перекрыто усталостью. - О, ну привет. - Говорит Стилински, смотрит на Шона, на Дэни, на Дюка и как-то смутно понимает, что ничего не понимает. Точнее, он осознает, что это какой-то ну очень неловкий подкат, но у него не хватает сил удивиться этому факту. - Отлично сыграл сегодня. И прости за ребра. - Пустое, - машет рукой Стайлз и ковыляет к машине. - Дэни, приятель, извини. - Увидимся у Руби? - Спрашивает Дюк. - На сегодня я - пас. - Жаль. - Задумчиво роняет этот самый Дюк, а Стайлз хлопает дверцей своей голубой малышки Лисби и заводит двигатель. - В следующий раз? - Глупо спрашивает он, а Стайлз думает: "Ну что за лох? На его фоне даже Скотт - герой-любовник". Себя он в расчет брать категорически отказывается. - Да, конечно, - тянет Стилински. - В следующий раз. Я угощу тебя бургером и колой. - Тогда увидимся? - А...? Ага. Дэни и Шон ржут в кулак, и Стайлз решает что пора валить из этого дурдома, пока он не подхватил какое-то особенное запредельно дурное милое обаяние "хороших парней по соседству!" По правде, когда Стайлз говорит "в следующий раз", он думает, что этого не случится никогда. Подозревает, конечно, что им придется сыграть с Фресно еще несколько игр, и он наверняка столкнется с этим самым Дюком - ведь с тех пор, как в команде появились оборотни - школа Бэкон Хиллс отлично прибавила в рейтинге... Так вот "следующий раз" должен был наступить не раньше чем через стопицот месяцев, а не на следующий после игры день, когда Стайлз кряхтя спускается по ступенькам, чтобы открыть дверь. - Ты? - Я. Стайлз растерян, разбит вчерашней игрой и мрачно смеривает "Дюка" взглядом от макушки до пяток. - Тебе чего? Ты вообще... - Дэни дал адрес. - Ааа. - "Убью его при встрече". - Думает Стайлз. - Я извиниться хотел - кажется, я тебя вчера сильно приложил на поле и... - Стайлз пялится, в его глазах написано, что ему не интересно, он просто аморфно смотрит. - Ладно, извинился. Пойду. - Говорит Дюк неловко, не глядя машет рукой в сторону старой спортивной развалюхи, которая составила бы в древности конкуренцию Стайлзовому Jeep CJ7 1985 года, не сводя при этом внимательных, настороженных глаз со Стайлза. Стилински отчего-то чувствует себя так, словно может совершить что-то ужасное, непоправимое, о чем будет жалеть всю жизнь - ощущения дерьмовые. - Заходи. Бургер и кола. Обещал же. - Сдается он. Они, к последующему ужасу Стайлза, болтают часов пять подряд - и это совсем, совершенно, ни маленькой долбанной капельки не напрягает Стилински. Дюк рассматривает дом, фотографии, но все равно больше Стайлза, и Стилински приятно, что какой-то незнакомый парень так откровенно тащится от него. От Стайлза никто и никогда не тащился, а Дюка, похоже, прет, потому что он оказывается совершенно замечательным, по крайней мере, Стилински очень хочется верить в это - Дэни никогда бы не познакомил его "не с тем парнем". Дюк очень приятный в общении, тихий, и совсем не заносчивый. Это внезапно, это пугает. Но лишь поначалу и лишь саму малость, потому что Стайлз довольно быстро привыкает к мысли, что это - не просто так. Дюк заезжает на следующий день, и на следующий, и через два дня после, и потом... Это вроде как приятельские отношения, только не совсем - Стайлз ведь вовсе не дурак. Но это чертовски приятно - впервые кто-то бегает за ним, а не от него. - Слушай, приятель, тебе не в напряг так мотаться? До Фресно около часа пути - зачем ты ездишь в Бэкон Хиллс каждый день? - Собственно, Стайлз последний свинтус на земле, потому что он знает... и Дюк знает, что он знает. Но Дюк все равно говорит, потому что Стайлз хочет это слышать, потому что смотрит горящими глазами, потому что ему это нужно: - Ради тебя. Это просто, как дважды два. - Ты так нравишься мне. Ты очень красивый. - Говорит Дюк, но его, словно прорывает, потому что он говорит-говорит-говорит и никак не может перестать - у него на щеках расцветают нервные красные пятна, впрочем, как и у Стилински. - Ты похож на адреналинового джанки. - Стайлз знает кто такие "джанки", и не понимает - обижаться на Дюка или нет, потому что тот так предельно честен с ним, и так восхищается его, Стайлза, непохожестью на других. Стилински надеется и ужасается тому, что, наверное, в глазах этого парня он представляет собой достаточно развратное сексуальное зрелище, раз Дюк вслух произносит ТАКОЕ. Но, похоже, Дюку и правда нравится его придурочность: у него растерянное лицо, словно это Стайлз вываливает на Дюка всю эту провокационную правду, а не наоборот. Теперь Дюк говорит ему это постоянно. Не так откровенно, не так много и быстро, но он дает понять, что Стайлз для него - это серьезно. Стилински, в один прекрасный день, конечно же, целует его, потому что он вряд ли мог бы мечтать о большем. - Красивый... Боже Стайлз... Какой же ты красивый, - бормочет Дюк прямо в губы, а Стайлз мысленно умоляет его заткнуться, потому что это слишком для него, потому что это больно, потому что ему никто и никогда... И он не сравнивает, не думает о Дереке, он... Почему-то отвратительно себя чувствует в тот момент - каким-то... предателем, что ли. Они пьют кофе в СтарБакс, Дюк рассказывает Стайлзу, каким тот был смешным и забавно раздраженным тогда после игры, когда Дэни с Шоном пытались их познакомить, и как он, Дюк, запал на Стайлза в тот момент, когда его плечо коснулось живота Стайлза, а тот полетел на землю, словно падал спиной в воду. А Стайлз понимает, что "нормальных" рядом с ним никогда не будет - он был прав - отец Дюка, мистер ЛонгМан, и правда... ну... в общем, на фоне маленькой белокожей мисс ЛонгМан он выглядит как огромный немой раб с галеры, как... Бойд, Господи прости. Ну в общем, это все немного странно. - Это было такое дикое чувство. - Признается Дюк как-то. - Я просто не мог не подойти к тебе, когда увидел. А потом к вашему вратарю... - Откуда ты знаешь Дэни, кстати? И почему он согласился тебе помочь? - Наверное это будет очень неловко, но у меня преимущество перед всеми. - Что? - Удивляется Стайлз. - Шон - мой кузен. - Неловко трет затылок Дюк, а Стайлз хохочет в голос. - Семейный подряд. - Виноват. - Примирительно поднимает ладони вверх Дюк, и показывает на щеках очаровательные ямочки. - Может, мы сходим на двойное свидание? Я угощу тебя австралийским мясным пирогом... а Дэни с Шоном публично покаются??? - Не вопрос. - Сердце Стайлза бьется о ребра, как сумасшедшее. Они устраивают двойное свидание с Махилани, а после играют в лакросс на заднем дворе дома Дюка во Фресно - Стилински не может вспомнить момента, когда в последние - сколько? полгода? - ему было так здорово. Скотт поехал крышей, пытаясь вернуть Элисон, сутками торчит у Дитона, где они с Айзеком учатся самоконтролю - Стайлзу не обидно - у него теперь тоже есть личная жизнь. Если бы не Дюк - его бы цепляло и ранило, но нет. Все в полном порядке. Дюк - и Стайлз понимает это очень четко - это предел мечтаний, желаний, предел самого Стайлза. Дюк существует в реальности - это так же невероятно, как и оборотни, стайками разгуливающие по Бэкон Хиллс. И вроде бы - что такого удивительного в этом парне? "Все, - думает Стайлз. - Просто он - для меня созданный. Он живой, теплый, настоящий, а не видение, которое преследовало Лидию месяцев семь назад. Он смотрит на меня, он хочет меня. МЕНЯ! Отчего же тогда так тоскливо внутри? Отчего так колени-то дрожат?" Они с Дюком трескают бурито на капоте старенького Dodge Challenger, и это совсем не то, что с Дереком. Стайлз не сравнивает, нет. Он просто старается не вспоминать лишний раз. И нет, конечно же, он не ищет старательно подвоха в идеальном Дюке, не надеется тайно, что у того найдется неотложное дело и ему, Стайлзу, можно будет остаться дома, достать из книги засвеченное фото Дерека и рассматривать его часами, разглаживая светящиеся круги влажными от волнения пальцами. В его жизни все нормально, наконец-то. Все, мать его, в порядке в кои-то веки. С Дюком весь ритм жизни меняется, потому что нет бешеных воплей, рычания, болезненных соприкосновений со стенами, нет дурдома, в котором была та, прежняя жизнь. Стилински просто понимает, что наконец-то ему некогда переживать о других, наконец-то он думает о себе, наконец-то он - чья-то забота. Наконец-то. Стайлз смотрит на Дюка жадно. Он замечает все: и взгляды, которые тот на него бросает, и то, как Дюк прикасается, когда поправляет Стилински на тренировках на заднем дворе. Стайлз не хуже него понимает, что поправлять там нечего, и внутри него растет очень странный, сладко-нездоровый интерес. Дюк говорит спокойно и тихо, и очень красиво и мягко улыбается, глядя светлыми зелеными глазами. И если бы не глаза, Стайлз вообще никогда бы не вспоминал о Дереке. Но он вспоминает, потому что когда Дюк настолько близко, что можно чувствовать чужое дыхание на лице, Стайлз видит только прозрачную зелень. "Это последний раз, когда я вспоминаю о Хэйле", - самообманывается он в очередной раз, лежа ночью в своей комнате и поджимая коленки к груди. Он все чаще плохо спит ночами, ему снится разное, ужасное, кровавое... И это страшно, почему-то очень страшно. Стайлз засыпает, оставляя ночник на ночь включенным - чтобы ночь скорее кончилась, чтобы не так пугала. *** Айзек в лечебнице Дитона подрабатывает, просто чтобы занять себя, а не потому что ему действительно нужны деньги. Айзеку нужна компания, нужен кто-то, с кем он может отвлечься, кто займет его мысли, пусть это даже злобные шипящие коты, утки, которых у Дитона в последнее время до странного много и даже пара диких кроликов с перебитыми лапами. Айзеку нужно быть не одному - поэтому он исправно пропадает у ветеринара, приходя ежедневно без трех минут три. Он никогда не опаздывает, никогда не "не может прийти"; он пунктуален, вежлив и терпелив. Даже, пожалуй, пофигистически спокоен. Лейхи и сам порой выглядит как бездомная дворняга, которую, даже если и забрали в семью, всегда будут выдавать глаза - глаза существа, сполна познавшего лишений. Дитон думает, что Айзеку повезло стать оборотнем - он в свое время будет правильным, едва ли не лучшим из всех тех, кого встречал на своем пути ветеринар. Но пока что Айзек представляет собой смесь придурочного пуделя и анорексичного дога - волк в нем какой-то прибитый и слишком уж одомашненный. И хотя, Айзек умеет быть настоящей сукой, когда того требуют обстоятельства, неоправданная злость и показательная агрессия даются ему с переменным успехом. Лейхи сумел собрать себя по крупицам, по мельчайшим частицам, и теперь не боится боли и своих ночных кошмаров. И, наверное, больше не станет бояться никогда. Однако... Он до дурного страшится переоценить себя. Сначала лезет, а потом шугается, как напуганная шавка, если понимает, что замахнулся на кусок не по зубам. И что еще поразительно - Айзек действительно умеет обижаться и бубнить. Выглядит он при этом очень по-дурацки. - ... он никогда не говорил ничего такого прежде! - говорит Лейхи, убирая грязную состриженную шерсть в совок. - А должен был? - Пытается сделать умный вид Дитон, которого застали врасплох. - А я не знаю... - Прищуривается Лейхи, понимая, что его трехминутный монолог ушел в никуда. - Вы мне скажите. Вы же у нас местный зоолог. - Айзек, - мягко улыбается Дитон. - Если Питер тебя достал, зачем ты пытаешься достать меня? - Больше некого! Я не хочу пострадать из-за их глупости. Дитон хмыкает: - А за дело, значит, не страшно? Что ты будешь делать, если Дерек оторвет тебе башку? Отрастишь новую? Айзек сдувается, прижимает уши и, ссутулившись, бредет в подвал за лекарствами, метя невидимым хвостом чистый пол. - Допустим, я бы смирился, если бы он всех учил, - орет из подсобки Айзек, - но... Эрика с Бойдом вообще неприкасаемые... Джексон сам по себе нудный - поучишь его... Дерек. Он странный. Носится где-то, чертов народный мститель - дома вообще не появляется. А когда приходит: от него так несет, что прям рядом находиться невозможно. - Бедный глупый песик. - Бурчит Дитон. - Просто, задолбало чистить за Дереком душ - там кучи шерсти и воняет как на кладбище. - Айзек ставит на железный стол упаковку с ампулами и, вздыхая, садится на стул. - Впервые, с момента как я стал оборотнем, я чувствую себя чужим. - А стая? - Дитон напрягается и сводит брови в одну сплошную - Айзек бы, наверное, улыбнулся, если бы не услышал, как у того чаще забилось сердце. - Вряд ли чувствуют пока. - У Дерека лезет шерсть? - Да. Клочьями. И там куча всякого... кожа, кровь и выглядит это словно он жрал кого-то в душе. Дитон, конечно же, сразу понимает, что это значит. Дерек умеет быть упертым, но сколько в Дереке осталось от него самого? Альфа учит своих щенков быть сильными, вдалбливает азы контроля через боль, но собственное тело уже не такое уж и собственное: это даже не волк в нем жаждет вырваться, что-то большее, опасное, жестокое - давно забытое, инстинктивное, бьётся в Дереке, вожделея грядущей свободы. - У нас проблемы, Айзек, - серьезно говорит Дитон, заглядывая в глаза Лейхи и кивая головой для верности. Айзек сглатывает комок: его внутреннее "я" заходится скулящим воем. Продолжение... будет. Правда.