Psycho Show

      Спёртый, больничный воздух, давящие стены палаты и угрюмый пейзаж за окном, наверное, должны были уже подавно стать привычными, но даже если это было так, угнетали эти вещи ровно так же, как и в первый день его попадания в сумасшедший дом — в тот злосчастный, проклятущий день, ставший для Дэйва роковым. Он всё так же неизменно лежал на хлипкой, лишённой какого-либо комфорта койке, плотно сомкнув веки, но отнюдь не потому, что таким образом пытался провалиться в сон, — этого ему уже который день осуществить не представлялось возможным, — а лишь по той причине, что было совсем нетрудно понять, чем подобная выходка может обернуться, ведь стоило ему хотя бы на секунду приоткрыть один глаз, в углу, скукожившись, уже поджидало какое-нибудь отродье, протягивая свои склизкие руки, которые с каждой секундой будто бы удлинялись, становясь ещё ближе. Рыжий, отбыв восемнадцать лет на этом свете, конечно, никак не мог назвать себя ребёнком, хотя порой повадками и поступками был ну очень схож с обыкновенным пятилетним мальчиком, именно поэтому он уже не прятался за спины персонала психиатрической больницы, наивно надеясь на защиту со стороны, не шугался тех созданий дьявола, что так усердно бдили его, окружая своим вниманием изо дня в день, но также это вовсе не значило, что Мастейн был готов абсолютно бесстрашно броситься на них в любую минуту, начав эдакую борьбу людского и загробного мира. Преимуществ у бестелесных существ было определённо больше, так что начать отбиваться от них было бы крайне опрометчивым поступком, да и даже если существовал способ как-то справиться с этой чертовщиной, Дэйв о таких методах даже близко нигде не слышал, так что лучшим образом поведения в данной ситуации было избежание всякого контакта с ними. Этой простой истины он и придерживался прямо сейчас, до того момента как не почувствовал, будто кровать (её подобие, если выражаться вернее) под ним начала совершать мелкие колебания, временами подпрыгивая. Даже сейчас он старательно делал вид, словно ничего особенного не происходит — настолько сильно ему не хотелось снова видеть перед собой свою комнату, да ещё и ночных её обитателей впридачу. Когда койка дёрнулась с такой силой, что переместила тело Дэйва ближе к краю кровати, а подушка, некогда лежащая рядом с головой, отлетела ему прямо в руки, глаза открылись уже непроизвольно, благодаря эффекту неожиданности. Судорожно оглядывая пространство вокруг, он, что странно, не заметил никого постороннего, или просто первое время не мог разглядеть в кромешной темноте что-то подозрительное. Кареглазый продолжал вслушиваться в звук содроганий, только начавший идти уже из под земли, словно вот-вот близилось землетрясение, и, не зная о том, что ждёт его следующим, крепче сжимал подушку, как оказалось, вполне удачно прилетевшую в него. Звук отдавался болью в ушах, и когда терпеть эту слуховую пытку стало невыносимо, парень зажмурил глаза до такой степени, что секундой позже почувствовал острую боль в висках. Пришлось и подушку из рук выпустить, дабы прикрыть уши, ибо хоть как-то приглушить звуковое сопровождение происходящего было необходимо, но, видимо, сегодня никто его мучать долго не собирался — если обычно эти издевательства над мастейновским разумом могли длиться час и больше, то сейчас всё утихло меньше, чем через минуту. И не то чтобы это радовало Дэйва или в миллион раз облегчало его настоящее положение, наоборот, уже приученный к таким фокусам, он знал, что на такой мирной ноте это закончиться просто так не может, и если не сразу, то чуть позже обязательно последует что-то ещё. "Вот оно и последовало," — именно такая мысль возникла в его голове, когда тот обратил внимание на чужеродный объект почти близ его кровати, если это вообще можно было таковым назвать. Место в его комнате, которое когда-то занимала довольно комфортная пустота, теперь имело углубление с аккуратными каменными ступенями, уходящее в землю, судя по виду, на несколько метров вниз так точно. Очередная проделка, выдуманная с целью для того, чтобы, судя по всему, испугать Дэйва и заставить в панике забиться в углу, сделала противоположное, лишь подогрев к себе интерес — начнём с того, что галлюцинации, которые Мастейн привык видеть, обычно не старались выглядеть столь масштабно, и даже если такие и встречались ему когда-то, — а они вполне могли, так как многие из них он просто не считал нужным запоминать, — то только на чуть более просторной местности. А эта внезапно образовавшаяся дыра в поверхности пола в его же собственной палате мало того, что всем своим видом будто бы зазывала к себе, манила тысячами голосов, звучащими из темноты позади таинственных ступеней, она к тому же имела необоснованную важность для рыжего — было неописуемое чувство, что стоит ему спуститься вниз, доверившись абсурду, и его сознание совершит переворот. Безрассудное желание перекрывало все взывания к здравому смыслу, даже все те клятвы, касающиеся полного отстранения Дэйва от мира выдумки, который он и сейчас от реального отличить не смог — яма смотрелась слишком естественно на фоне остальных предметов интерьера. Найдя в себе силы подняться с койки, по обыкновению скрипнувшей в тот момент, когда Мастейн освободил её от веса своего туловища, он за три мелких шага добрался до основания той самой лестницы, исчезающей во мраке. Даже пристально вглядевшись, удалось распознать только то, что спускаться придётся недолго, так как примерно после десяти ступеней внизу начинал тянуться коридор, после мысли о котором Мастейн попытался прикинуть, насколько же внушительным должно быть помещение, скрывающееся там, и стоит ли совать свой нос туда, не имея на руках схемы расположения комнат, если это, конечно, не было каким-нибудь лабиринтом, где их быть не должно. Впрочем, секундами позже появилась более значимая проблема — внезапно до рыжеволосого дошло, что попытки соориентироваться в полнейшей темноте будут обречены на провал, да и сама идея того, что исследовать пространство он будет без какого-либо источника света, его не особо устраивала. Замерев в ступоре посреди комнаты, Мастейну начало казаться, что стоит ему помедлить ещё чуть дольше, и его увлечённость тут же потеряет свою прежнюю страсть, либо мистически образовавшийся проход таким же мистическим образом зарастёт белым кафелем больничного помещения — и всё это вполне бы могло произойти, если бы Дэйв, охваченный надеждой, не потянулся рукой к правому карману штанов, куда обычно клал зажигалку. Каково же было его удивление, когда эту самую зажигалку, по его памяти совсем недавно изъятую персоналом учреждения за неоднократные случаи самоповреждения, он спокойно обнаружил на том же месте, за что был готов благодарить сразу нескольких богов. Но на самом деле, странно это — не мог же Дэйв забыть, как, предположительно, в очередной раз крал зажигалку у его врача, например… Вспыхнул слабый огонёк, озарив свечением бледное лицо Мастейна, и, наконец начав аккуратными шажками пробираться вниз, парень всё же верил в то, что там, где ему предстояло оказаться сейчас, будет хотя бы малейший намёк на освещение от посторонних предметов. Ноги изредка подкашивались, а ступени под ними ощущались словно ненастоящими — из-за этого создавалось впечатление, что он не шёл, а парил в воздухе, образно спускаясь по воображаемым камням. В один момент он обратил свой взгляд на стену, но не обнаружил там ничего настораживающего кроме криво выцарапанных рисунков на шелоховатом камне: пляшущие скелеты на гробах с кружками эля в руках, мертвецы и прочие упыри, склоняющиеся перед существом исполинских размеров, слишком сильно смахивающего на человекоподобного волка, черти, забрасывающие в котёл женщину к другой, агонизирующей в нём… Вдоволь насмотревшись всех этих картин, Дэйва вдруг осенило, что вообще удивительно, только сейчас, хотя должно было намного раньше: "Гробница?" Вполне себе характерный вход уже должен был дать всё понять, а эти художества, которым на вид было чуть больше, чем полвека, ещё более явно указывали на это. Не стоит говорить о том, что та уверенность, с помощью которой Мастейн решительно собрался забраться под своды странного склепа, то, с каким неподдельным интересом он поначалу представлял все тайны, которые тот мог скрывать — всё это улетучилось меньше чем за минуту, примерно в тот же момент, когда он преодолел первую ступень. Когда лестница подошла к концу, Дэйв остался наедине с подозрительно пустым, но с виду довольно небольшим коридором, хотя если учитывать то, что тьма снова не позволяла увидеть пространство, ожидающее его спереди, нужно было пройти ещё какое-то количество пути, чтобы обнаружить что-то ещё, если он, конечно, не стал свидетелем сбоя в матрице, наткнувшись на бесконечный коридор. А он даже близко бесконечным не был — когда Мастейн справился с относительно небольшим расстоянием, продвигаясь только вперёд, ни развилок, ни замысловатых изображений на стенах, ни ловушек, что обычно сплошь и рядом попадались в разного рода древних гробницах, если верить серии фильмов "Индиана Джонс", он на своём пути не встретил. Единственное, что парень увидел впереди — тяжеловесную железную дверь с вывигрованной на ней латинской надписью вместе с рисунком весьма чудаковатого создания, принявшего позу лотоса. С виду тот ничем не уступал козлу — могли смутить лишь облезлые, хрупкие крылья позади его головы, чем-то напоминающие вороньи, но в раз двести превосходящие саму ворону по размеру. Во всём остальном это действительно был мутировавший козёл: об этом говорили копытца, выглядывающие из под полотна, накинутого на его ноги, нечёсаная бородка, продолговатые козлиные рога, одно из которых по какой-то причине отделялось от его тела на середине, свободно вися в воздухе — то же самое, к слову, было и со свисающими ушами. Израненная грязная шерсть на теле, среди волосков которой в конкретных местах можно было разглядеть мух, вероятно, нашедших кожу зверя весьма питательной, где-то и вовсе отсутствовала, позволяя увидеть торчащие кости и соединения мышц, но, что самое необычное, кисти рук, пусть и выглядели к телу пришитыми, были человеческими. На обоих руках чудовища указательный и средний пальцы были вытянуты вверх и прислонены друг к другу, безымянный и мизинец согнуты, а два больших оттопырены — Мастейн понятия не имел, что это могло значить, но обычно таким жестом в детстве он изображал пистолет. Пустой взор зрачков на угрюмом, бесноватом выражении лица, устремившийся прямо на него, и подлая ухмылка явно ничего хорошего не предвещали, и пусть это изображение на двери пока что ничем ему напрямую не угрожало, Дэйв поспешил перевести своё внимание на иной объект. С дверью возиться долго не пришлось — приглядевшись ближе, рыжий обнаружил, что для неё была предусмотрена лишь одна замочная скважина, наличие которой поначалу смогло озадачить Дэйва, но как только тот попытался потянуть круглую ручку на себя, стало понятно, что дверь еле-еле, но поддаётся, а это вполне вселяло на надежду на удачный исход. Отложив зажигалку обратно в карман, пришлось выплеснуть всю свою богатырскую силу, — видать, настолько сильно проржавели петли, — чтобы наконец услышать долгожданный, протяжный скрип. Вышло так, что Мастейн отшатнулся практически синхронно с дверью, которая с грохотом врезалась в ближайшую стену, примерно так же, как сделал Дэйв. Невзирая на последующую боль в позвоночнике, как следствие тому, что удар о стену пришёлся именно на спину, он на плетущихся ногах подошёл к проёму, ещё до этого, к слову, выяснив то, что из следующей комнаты всё-таки проглядывался свет.  И в этот же момент оправдались все его ожидания, как и опасения насчёт того, какие сюрпризы могут поджидать за уже столь вызывающей на вид дверью, да и ещё и такой неподатливой. Как только Дэйва посетила мысль о том, что он всё же угодил в гробницу, в голове всплыли образы совершенно противоположные тем, что он лицезрел на данный момент, в частности локации Древнего Египта с этой их гробницей Тутанхамона, её сокровищницами и древними предсказаниями на стенах, а здесь он поначалу увидел довольно скучный её вариант: неприметная лестница, уходящая вниз с далее таким же неприметным коридором, удивившим лишь небрежными заметками на стенах. Даже после того человеческого козла на двери интерес рыжего никак не возрос, и он уж было начал колебаться, будет ли правильным решением открыть для себя следующее помещение — теперь, как выяснилось, решение действительно было таким, ибо тут уже было, за что зацепиться взглядом. На стенах всё так же значились писания на незнакомом Мастейну языке, которые он упорно старался не разглядывать, ибо на пару метров ниже их было то, что действительно стоило рассмотреть получше. Обстановки более архаичной, чем в этой комнате, Дэйву не удосуживалось увидеть нигде: старинные резные гробы, выставленные чётко в ряд, мраморные плиты, увенчанные ими же, вселяли ощущение того, что если он сейчас не находился в вышеупомянутом склепе Тутанхамона, то в какой-нибудь усыпальнице древнего рода прямиком из прошлого века так точно. Воздух в гробнице казался ещё более затхлым, чем тот, которым он дышал на территории психиатрической больницы, хотя Дэйв бы с уверенностью сказал, что заточение там ничем не отличалось от пребывания в этой скромной обители покойников, только тут, разве что, люди уже были заключены под крышку гроба, а там мертвецы по сей день беззаботно прогуливались по коридорам. Стены склепа будто сдавливали, сжимали, сковывая движения и с трудом давая возможность продвигаться дальше, из-за чего ноги вскоре стали совсем ватными, а дыхание спёрло ещё больше, и каждый вдох теперь давался чересчур тяжко. С замиранием сердца минуя каждый из старинных ящиков, вчитываясь в имена усопших и тщетно предаваясь попыткам лишь догадываться о том, чем же все эти люди могут быть связаны между собой, он, к его счастью или к сожалению, подобрался к последнему из них. В приметной нише рыжий заметил, как показалось, довольно хорошо сохранившийся гроб, выглядящий даже чуть менее новым и приятным глазу, нежели все остальные, ручки у которых изрядно потрескались, как и само покрытие, вследствие чего приближаться к ним особого желания не было. Надпись, гласящую об имени владельца, — владельца, личность которого ему была доподлинно известна, в отличие от тех, с которыми он успел познакомиться до этого, — он прочёл с содроганием, затаив дыхание от накатившего ужаса: "Дэвид Скотт Мастейн." Одним из предполагаемых вариантов, почти сразу же возникшим в голове Дэйва, было броситься очертя голову по направлению к двери и крутить педали, не оборачиваясь до того момента, пока он снова не окажется в постели. Но тревожное предчувствие чего-то неизбежного будто бы пригвоздило его к месту: ноги содрогались крупной дрожью, сердце норовило выломать рёбра, а голова не поворачивалась даже на сантиметр в любую из сторон; лишь глаза истерично бегали по комнате, кажется, вот-вот готовясь удрать уже без участия самого Мастейна. — Там тебе самое место. Тут рыжего уже явно перестали беспокоить все те чувства, что удерживали его минуту назад. Хриплый женский голос, заставивший его осознать, что здесь он не единственный посетитель, прозвучал где-то в дальней части комнаты справа, из-за чего тот отскочил и инстиктивно попятился в противоположную сторону, даже не удосужившись взглянуть на того, кто обладателем этого голоса являлся. Однако, стоило ему при помощи нечеловеческих усилий поднять мутный взгляд карих глаз чуть выше, он увидел полное несоответствие внешних признаков с речевыми — не исключено, конечно, что женщина, угрожавшая Дэйву заслуженным местом в гробу, притом что он не владел информацией о том, был ли этот гроб уже занят, уже убежала куда подальше, как должен был сделать сам Мастейн несколькими секундами ранее, но на данный момент он видел перед собой мужчину, застывшего поодаль от него практически рядом с тем ящиком, что как раз предназначался рыжеволосому. Голова кружилась до такой степени, что в лицо незнакомцу он взглянуть не мог, до того момента, пока тот не заговорил, что отбило необходимость опознавать его по внешности: — Кажется, время принять твои таблетки, Дэйв.  Туман перед глазами рассеялся, и перед ним предвстал его врач-психиатр — мистер Хэтфилд, ещё пару мгновений назад казавшийся ему тем же обаятельным, бородатым дядькой с невероятно привлекательной шевелюрой и чистейшим сердцем, теперь вмиг потерял все свои ранее притягивающие качества, на данный момент больше напрягая Дэйва, нежели радуя своим присутствием. Волосы, обычно пышные и красиво уложенные, иногда завязанные в небрежный хвост, сейчас выглядели искуственными, похожими на единую сальную массу, засчёт того, что локоны слиплись между собой, щёки стали впалыми, лицо бледным, словно мел, кристально-голубой цвет радужки померк, и вся искренность, вся ласковость, что обычно сверкали в них, проще говоря, всё то, что делало их живыми, за один миг улетучилось, испарилось без следа — так послушаешь, и создаётся впечатление, что тот вылез прямиком из одного из тех гробов. Но Мастейн всё же надеялся, что нет… — Это ради твоего же блага, — выражение лица, создающее отталкивающее впечатление, исказила гримаса отчаяния, а Дэйв с ужасом заметил ту деталь, что даже голос Джеймса будто бы претерпел изменения, и вместо приятного, хорошо поставленного баритона, он словно слышал слияние сразу нескольких голосов, отдающихся эхом в его голове — подобное заставляло бороться с сильнейшим желанием закрыть уши и не слушать то, что он там пытался донести. Ранее заведённая за спину рука доктора, которую Дэйв бы сравнил с рукой скелета, теперь оказалась вытянутой вперёд — как он увидел, на ладони тот и вправду держал тот самый препарат, что рыжий принимал по сей день, если доверять только цвету этих таблеток, конечно — на деле это могло быть полностью не то, о чём он думал, а словам этого подставного Хэтфилда он бы не поверил даже под дулом пистолета. Выжидающий взгляд поблёкших глаз был направлен прямо на него, и Дэйв отчётливо понимал, что непослушание в данной ситуации может стоить ему жизни — даже несмотря на то, что о точных целях, которые  мужчина преследовал, он не догадывался, Мастейну казалось, что он испепелит его своим взором до того, как тот попробует возразить против него, а если быть ещё точнее, против тех таблеток, что он так усердно ему подсовывал. Как же иронично, всё-таки, помереть в гробнице… Да что там иронично — до чего же удобно это, тут ведь до его ящика именного рукой подать, как раз и схоронить на месте можно! Но Дэйв отчаянно верил в обратный исход, и именно поэтому, стараясь особо не задерживать взгляд на изуродованной версии его врача, так как парню казалось, что он вот-вот потеряет сознание, ещё раз вступив с ним в зрительный контакт, он пробовал пораскинуть мозгами, придумывая определённый метод, который мог бы позволить ему проскочить мимо того незаметно, ибо сейчас он был в положении абсолютно невыгодном — улизнуть просто так не выйдет, пока Лжеджеймс не переключит своё внимание на что-то иное. Впрочем, в голове почти сразу же возник прелестный вариант отвлекающего манёвра — до жути банальный, как позже резюмировал у себя в голове Дэйв, но как никогда актуальный. Стараясь произвести должный эффект, рыжий, округлив глаза, посмотрел Хэту за спину, как бы заранее предупреждая о несуществующей опасности, после чего слегка неуверенно выкрикнул: — Док, сзади! Трюк удался, поскольку реакция была мгновенной — мужчина обернулся, и его секундного замешательства, спровоцированного Дэйвом, было вполне достаточно для того, чтобы он одним движением сорвался с места и дёрнул к настежь распахнутой двери, навсегда покидая мрачные могильные стены. Его уши не уловили того, попытался ли впоследствии догнать его Хэт, но на половине пути, почти добегая до ступенек, рыжеволосый почувствовал, как чья-то ледяная рука схватила его за горло, плотно зажимая рот другой омерзительной рукой — странно, но подсознание почему-то подсказывало Дэйву, что остановил его вовсе не психиатр. Делая последний вдох, в тот момент, когда всё вокруг постепенно начало терять очертания, становясь нечётким и расплывчатым, над ухом донёсся голос женщины, подозрительно схожий с тем, что он слышал в предыдущей комнате до неожиданного появления Хэтфилда: — Дэйв, начало десятого уже… *** Подскочив в постели, в очередной раз заставив койку противно скрипнуть под ним, он лихорадочно пытался привести мысли в порядок. Но сделать этого было не суждено — в нескольких метрах от его кровати, там, где пару мгновений назад он чуть не встретил свою смерть, был всё тот же кафельный, до блеска начищенный уборщицей пол, а это значило, что никакого склепа с его личным гробом не существовало в помине. И, наверное, эта мысль должна была доставить несказанное облегчение встревоженной душе Мастейна, но парень, увы, испытал лишь беспочвенную, неопределимую тоску — пусть этот кошмар и закончился, над ним снова бесжалостно поиздевались, оставив в непонятках насчёт случившегося во сне. Но стойте, может, это всё же… — Проснулся таки, — таким же безжизненным тоном спросила медсестра, на которую теперь Дэйв мог взглянуть, хотя, в общем-то, не особо хотел, — Доктор ожидает тебя в кабинете. "Я как ему в глаза-то посмотрю теперь, а?" — Иду, мисс. "К чёрту всё, — подытожил кареглазый, лениво проследовав к двери, — пусть хоть чем-угодно пичкают меня в следующий раз — глáза не сомкну."