Can You Take the Jump?

"Это сделано." — думала она про себя, лежа в Пещере Желаний. На самом деле, она понятия не имела, было ли это место Пещерой Желаний, но просто предположила, основываясь на уликах вокруг неё. Энергия практически лилась из этого места сияющим эфирным светом. На стенах были замысловатые руны, которые даже она не могла перевести, поскольку они были древними, как сама магия, но, без сомнения, это были первые в истории чары. Она знала, что лежит в пещере, где зародилась сама магия. Перед основателями Хогвартса, Мерлином или даже драконами. Она чувствовала это своими костями. Возможно, в другой ситуации, она знала, что была бы вне себя от восторга и радости при виде пещеры. Но всё это уже не имело значения, всё исчезло. Все ушли. Болезненное чувство облегчения нахлынуло на неё, когда она почувствовала, как кровь сочится из её открытой раны. Её правое лёгкое было повреждено, правая нога была изуродована валуном, упавшим на неё, когда она споткуналась и покатилась прямо в пещеру. Она видела очень затуманенным зрением, что её бедренная кость проткнула кожу и теперь она торчала из ноги. Кровь пульсировала из раны, указывая на то, что её собственная кость разорвала бедренную артерию. Она посмотрела направо и увидела, что её верная палочка практически превратилась в пепел. Она усмехнулась, несмотря на отупляющую боль. Гермиона Грейнджер-Уизли отказалась от своего детства, своей невинности, снова и снова рисковала своей жизнью, вычеркнула себя из жизни своих родителей и отказалась от спокойной ночи на 10 послевоенных лет, чтобы помочь добру победить зло. Жизнь должна была позволить ей двигаться дальше и быть счастливой, вот что было справедливо. Она, как и все остальные, заслужила это. Чёрт, чёрт возьми, они это заслужили. Но, видимо, у жизни были другие планы, и она показала им всем огромный средний палец, потому что вот она, умирающая и одинокая в мифической пещере. Блядь. Слёзы текли по её лицу, когда она открывала рот, только чтобы захлебнуться собственной кровью. Она испытывала уникальное чувство крайнего опустошения. Это было не так просто, как отчаяние, которое испытываешь, когда теряешь кого-то, кого любишь, это было нечто большее. Это было похоже на то, как если бы вы потеряли всех, кого любили, в одночасье, затем ваш дом сгорел в огне, а работа всей вашей жизни была уничтожена на ваших глазах, а всякая надежда была потеряна. По сути, это было высасывающее душу, губящее жизнь отчаяние, которое большинство людей никогда не испытывало за всю свою жизнь, но теперь она испытывала его во второй раз в своей жизни. Первый раз это было, когда Хагрид вынес её мёртвого лучшего друга из Запретного леса во время битвы за Хогвартс. С тем же успехом он мог привести с собой 200 дементоров. Дело было не только в том, что умер Гарри, её лучший друг, её брат, её родственная душа. Нет, для Гермионы его смерть означала потерю того, что олицетворял Гарри. Потеря надежды на лучшее будущее. Все их жертвы и все потерянные жизни просто превратились в пыль перед их глазами. Не имело значения, что она приложила 200% усилий, всё равно они проиграли. По крайней мере, тогда это была ложная тревога. Она никогда не думала, что когда-нибудь снова почувствует что-то подобное, но опять же… кто бы мог? Она ослабила бдительность против самого страшного человека в волшебном мире, и теперь она и все остальные заплатили цену. Все эти годы она должна была готовиться, но вместо этого она снова стала вполне нормально функционирующей взрослой. Ей понадобились годы бессонных ночей, ночных страхов и неудержимого плача, чтобы добиться этого, но она добралась до цели, только чтобы всё потерять. Они с Роном поженились в Норе, как много лет назад Билл и Флёр. Они сделали свадьбу настолько маленькой, насколько это возможно, учитывая количество ближайших родственников Рона. Там были Гарри, Хагрид, а также некоторые члены армии Дамблдора и сотрудники Хогвартса. Церемонию провёл Кингсли, нынешний Министр магии. Это был один из её самых счастливых дней. Затем у неё родились двое прекрасных детей, Роза и Хьюго. Она никогда не чувствовала себя такой счастливой и испуганной одновременно. Они были милы, хороши, и особенно чисты. Она до сих пор помнила, как Целитель пытался передать ей Роуз после её рождения. Эмоционально и гормонально усталая, она рыдала и кричала, чтобы Роуз забрали от неё, опасаясь, что она испортит новорождённого своими истерзанными войной шрамами и менталитетом. Непригодная для чего-то настолько хорошего, что каким-то образом затравленный взгляд, который она иногда всё ещё носила, каким-то образом проникнет в умы и сердца её детей и погубит их. Её Роза умерла 5-летней девочкой. Её школьная юбка была пропитана кровью и ужасом, когда она держала на руках своего мёртвого младшего брата. … 5 марта 2013 года. 15 лет, 10 месяцев и 3 дня после падения Волдеморта. Удары трагедии. Это как называется не так ли? Это слово «забастовка» подразумевает внезапность. Таким образом, трагедия возникает не в медленно развивающейся истории с введением, а в наращивании, чтобы можно было подготовиться к кульминации. Наверное, поэтому день начался отлично. Было даже солнечно. Мрачное небо Англии в кои-то веки расступилось, впервые за неделю пропустив яркие солнечные лучи. Разве её день не мог начаться хотя бы раз не с разбитого стекла? Никакого греха предупредительного знака для вымытой героини? Утренний распорядок семьи Грейнджер-Уизли прошёл без сучка и задоринки. Она встала и приготовила завтрак для всей семьи, пока Рон готовил дочь к начальной школе. Он прошёл на кухню и обнял её в ответ и поцеловал, когда они обменялись пожеланием доброго утра. Он подогрел бутылку для Хьюго, пока она ставила завтрак на стол. Они сидели за столом в своём большом доме, пока Роза быстро и взволнованно рассказывала о вещах, которые ей предстоит узнать в школе в этот день. Быстрым взмахом палочки посуда вымылась сама собой, и Роуз села в школьный автобус. Рон кормил и переодевал Хьюго, пока Гермиона собиралась идти на работу. Это была их жизнь. Это было предсказуемо и обыденно, и ей это нравилось. "Ты недавно разговаривала с Гарри?" — спросил Рон, потягивая кофе. "Насколько я помню, он вернулся после операции под прикрытием уже две недели, но я ничего о нём не слышал" "Сегодня я ужинаю с ним впервые за несколько недель. Джинни сказала мне, что он был… он не был самим собой" — осторожно объяснила Гермиона. "Он вернулся из миссии в Италии целым и невредимым один. Все остальные, кто ушли, либо мертвы, либо серьёзно ранены" "Кровавый ад" — Рон недоверчиво покачал головой. Обычно Гермиона отругала бы его за сквернословие, но детей здесь не было, и ситуация была адекватной. В глазах Рона затуманилась тревога. Хотя прошли годы с тех пор, как Рон ушёл из должности аврора, он по-прежнему оставался лучшим другом Гарри, его шурином и бывшим партнёром. Они оба знали, что у Гарри была склонность думать о своих действиях и о том, что он мог бы сделать, чтобы спасти больше людей, или каких действий он мог бы избежать, чтобы предотвратить ещё больших проблем. Работа аврора несла в себе много фронтовой работы, которая заключалась в расположении достопримечательностей. Именно поэтому Рон уволился, а Гермиона решила уйти с поля боя, но Гарри по-прежнему считал своим долгом быть там, активно спасая жизни. Но как бывшие герои войны, они знали лучше, чем кто-либо, что не всех можно спасти, даже если дежурным аврором был великий и легендарный Гарри Поттер. "Расскажешь мне, как пройдёт ужин сегодня вечером". Рон сделал усилие, чтобы улыбнуться: "А теперь иди, ты опоздаешь на работу" После поцелуя и последнего взгляда в зеркало, чтобы проверить свой лёгкий макияж и причёску, Гермиона ушла на работу, не обращая внимания на то, что жизнь приготовила для неё в тот день. "Люблю тебя" — крикнула она, уходя. Она услышала слабое «люблю тебя тоже», когда дверь закрылась. В Министерстве Гермиона была суперзвездой. Самая молодая ведьма, когда-либо ставшая главой отдела магического правопорядка. Каждый месяц она была сотрудником месяца, известна своей эффективностью, дружелюбием и умом. Она помогала в отделах, в которых не нуждалась. Она знала всех, даже дворников и клерков, с которыми большинство людей даже не удосуживались поздороваться. Она была наиболее благоприятным кандидатом на пост следующего министра магии, а также тем, кого министр Кингсли Шеклболт, скорее всего, поддержит после того, как его срок подойдёт к концу. Не то, чтобы всё это имело значение. Это был звонок, который положил начало нисходящей спирали конца света, а впоследствии и худшего дня в её жизни. "Мадам Грейнджер-Уизли?" — её секретарь, Томас сообщил ей. — "Мне только что звонили из офиса аврора Поттера. Он не очень хорошо себя чувствует, поэтому ему придётся отменить ужин" Гермиона нахмурилась. Мысль о Гарри, погрязшем в ненависти к себе и обрывающем связи с людьми, которые хотели помочь из-за огромного провала миссии в Италии, не укладывалась в голове Гермионы. Она дала ему две недели покоя, чтобы выздороветь, провести время с семьёй и не задавать вопросов, но теперь она почувствовала необходимость вмешаться. Гарри может быть главой отдела мракоборцев и её лучшим другом, но она была глава ДМЛЭ, его начальницей. Гермиона посмотрела на свой плотный график и вздохнула. Может быть, она могла бы перенести встречу и зайти как раз к ужину с супом из его любимого ресторана и своей очень мощной и эффективной версией Перечного зелья. Когда долгий изнурительный день наконец подошёл к концу, она собрала свои вещи, чтобы уйти, убедившись, что не забудет суп и зелье для Гарри. Она помахала оставшимся сотрудникам на прощание и вошла в камин, выкрикивая «Годрикова впадина». Гарри решил покинуть площадь Гриммо и решил построить свою жизнь в доме, в котором он вырос со своими родителями. Небольшой тихий район Годриковой Впадины был причудливым и недобрым к незнакомцам, что делало его идеальным для известных людей, которые любили оставаться сдержанными, таких как Гарри Поттер (Спаситель мира) и Джинни Уизли-Поттер (бывшая международная звезда квиддича, нынешняя редактор спортивного раздела «Ежедневного пророка»). Когда вихрь зелёного пламени стих, Гермиона ожидала, что почувствует запах чудесного ужина, который Гарри и Джинни приготовили, но вместо этого почувствовала неприятный запах знакомой мути с металлическим привкусом, прежде чем она даже шагнула из камина. Её рука тут же зажала нос, так как все её чувства зазвенели от запаха. Она хорошо знала запах; это часто было частью её работы. Кровь. И многое из этого. Гостиная, которую обычно занимали дети и Джинни, была пуста, и во всем доме царила тревожная тишина. Гермиона тут же подняла палочку, пытаясь найти источник запаха, но обнаружила, что пол чистый, нигде нет следов красной жидкости. С заглушающими чарами на ногах, она тихо наложила homenum revelio, которая показала пятерых людей в доме. Сердце так колотилось в груди, что в ушах звенело. Её разум метался от ужасных возможностей, каждая идея становилась хуже предыдущей. Ужасные образы в её гиперактивном воображении угрожали вызвать у неё рвоту, когда она шла к лестнице, ведущей в спальни, но что-то на кухне привлекло её внимание. Красный. В этот момент её сердце колотилось, пока она медленно продвигалась к кухне, где прогорклый запах крови и… смерти становился всё сильнее и сильнее с каждым шагом. Если она думала, что запах был плохим, вид был еще хуже. Словно она попала в очень кровавый фильм ужасов с забрызганной кровью и лужами повсюду. Часть крови засохла, оставив коричневато-красные сухие пятна на современной кухне, что означало, что всё это произошло некоторое время назад. Она просто опоздала на место происшествия. Этот факт Гермиона смогла осознать только позже, мучительно переживая этот самый мысленный образ и повторив его миллион раз. Однако в тот самый момент Гермиона ни о чём не могла думать. Там, где лужа крови была самой большой, было зрелище, которое будет преследовать еевечно, даже в загробной жизни. 8-летний Альбус Северус Поттер сидел в центре кровавой лужи, прислонившись спиной к дверце шкафа под раковиной. Судя по его состоянию, он истекает кровью через все отверстия своего тела вместе с первоначальным разрезом на горле. Несмотря на её нынешнюю работу в правоохранительных органах, она не могла переварить это зрелище. Все меры безопасности и безопасности, которые она выучила и предприняла, вылетели из её головы, когда воцарилась слепая паника. У неё перехватило дыхание, а ноги подкосились, когда она опустилась на пол. Она не могла обработать то, что видела, не могла понять, что произошло. Ком в горле стоял такой большой, что она была уверена, что проглотила бладжер. Её разум и её эмоции посылали разные сигналы относительно того, что должно было выйти из её уст. Плач? Крик? Посмеяться над, возможно, самой жестокой и лишенной юмора шуткой в ​​истории? Она проползла по липкой красной жидкости к милому маленькому крестнику, не заботясь о том, что её одежда теперь пропиталась его хладнокровной кровью. Участки кожи Альбуса, которые не были покрыты его собственной кровью, были невероятно бледными, отчего его затравленные зелёные глаза выделялись ещё больше. Трупное окоченение сохранило ужас и боль, которые испытал Альбус, позволив Гермионе мельком увидеть его последние мгновения с ужасающими подробностями. "А-А-Ал" Её голос был хриплым, хотя она не сказала ни единого слова. Она положила свою дрожащую руку на лицо мальчика, размазав ещё больше крови по всему его лицу. Она даже не дышала, опасаясь, что один вздох каким-то образом изувечит ребёнка ещё больше. Её зрение затуманилось от слёз и дрожи, но она позволила своим глазам снова пройтись по кровавым следам от слез Альбуса к крови на полу. Было много. Слишком много. Гораздо больше, чем то, что могло бы выйти из тела 8-летнего ребенка. Кто-то ещё был мёртво или умирал. Она и Альбус были здесь внизу, а это означало, что наверху было трое, которые либо были мертвы, либо умирали. Она оглянулась на Альбуса, который смотрел на нём испуганными глазами. Она как могла вытерла руки о одежду и закрыла для него прекрасные изумрудные глаза мальчика. Она закрыла свою и отправила молитву Богу, божеству, в которое не верила много лет, но в подобных ситуациях требовалась ментальная и эмоциональная поддержка кого-то, кто намного выше её. "Аминь." Она поцеловала свои окровавленные пальцы и приложила их ко лбу крестника. Она встала, не позволяя себе снова смотреть на осквернённое тело, зная, что сломается. Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Она насильно включила свое тело в поисках источника оставшейся крови. Её способность разделять свои проблемы на части была причиной того, что она была такой невероятной во время войны. Как настоящий умственный переключатель, она могла отключить свои эмоции, чтобы принимать наиболее рациональные решения, которые часто спасали её чрезмерно эмоциональных и иррациональных лучших друзей. Не то чтобы она ничего не чувствовала, наоборот, она чувствовала многое. Безмерно тоже. Её переключение не было постоянным, это был просто механизм выживания на короткое время в экстремальных ситуациях, когда она могла загнать все свои проблемы и эмоции в темный угол своего разума, чтобы разобраться с ними позже. Это сделало её эффективной и часто безжалостной, поэтому её друзья пережили войну в возрасте 17 и 18 лет без присмотра взрослых и почему она стала самым молодым главой DMLE. Она знала, как принимать трудные решения. Когда её эмоции отключились, её скорбящее лицо в считанные секунды превратилось в чистый лист. Она отошла от Альбуса, убеждая себя, что позже у неё будет достаточно времени для траура. Её глаза, теперь расчётливые и холодные, осматривали комнату. Её мозг, полностью переведённый в боевой режим, начал слушать и планировать. Точно так же, как она сделала Homenum Revellio, когда впервые вошла, кто когда-либо был убийцей, они, скорее всего, знали, что она была здесь, как только она вошла. Её элемент неожиданности исчез, у неё не было поддержки, и она понятия не имела, что, чёрт возьми, происходит. Её мозг начал избавляться от первоначального шока и ускорил темп. Она почувствовала, как сработала нормальная защита от аппарации, и быстро проверила защиту вокруг дома. Они были идеальными, даже намека на подделку не было. Годрикова Впадина была практически крепостью, сравнимой с Министерством, Гринготтсом и Хогвартсом, и допускала вход лишь горстке избранных. Это означало только одно. Гарри был близок с человеком, который это сделал. Их предали. "Успокойся, Гермиона. Считать. Что нужно сделать?" — Гермионе не удавалось придумать приличный план, который мог бы спасти её и того, кто истекал кровью наверху. Может быть, они уже были мертвы, может быть, это был враг. Она определённо знала, чем хочет заниматься. Её мысли вернулись к Альбусу, который был прямо за стеной. Ей хотелось крепко обнять его и выплакать своё сердце. Но нет, это был не вариант, по крайней мере, сейчас. Она взмахнула палочкой в ​​сторону камина, чтобы отключить камин от всех внешних источников. С молчаливыми ногами, а теперь и с молчаливым ртом, она медленно поднималась по винтовой лестнице, которая должна была привести её в спальню. Всё место было жутко тихим, что заставляло её бояться того, что она найдёт, когда ей удастся подняться туда. Когда она свернула за угол, по её спине пробежал холодок. Она закрыла рот руками, чтобы не вырваться крик, забыв, что только что заставила себя замолчать. Джинни Поттер висела на замысловатых перилах, как кусок ткани. К счастью, Гермиона не могла видеть её лица, так как она висела лицом от себя, а её длинные рыжие волосы были спутаны запекшейся кровью. Она была без рук, обе руки были начисто отрезаны по суставам, но кровь не капала. Вся кровь была выпита до того, как её повесили, как полотенце. Кто бы это ни сделал, он хотел, чтобы Гермиона это увидела. Её эмоциональный переключатель угрожал щёлкнуть, затопив её ужасом и отчаянием, которые она едва смогла стабилизировать. Она протолкнула рвоту обратно в горло и продолжала подниматься по лестнице на дрожащих ногах, у неё полностью перехватило дыхание. Она продолжила движение вверх по спирали, когда что-то привлекло её внимание. Что-то торчало из заднего кармана Джинни. При ближайшем рассмотрении это была её палочка. Джинни, должно быть, была первой, на кого напали. Не в силах даже успеть вытащить палочку, чтобы защитить себя от того, кто это сделал. Если нападавший смог застать Джинни врасплох и смог без труда войти в Годрикову Лощину, значит, это был кто-то, с кем они были очень близки. Гермиона осторожно сунула палочку Джинни в свою одежду. — "Почему они оставили её палочку у нее?" — задавалась она вопросом, продолжая подниматься по оставшейся части лестницы. Любой, кто умел делать то же, что и они, знал бы, что предоставление противнику секретной второй палочки на случай, если он будет обезоружен, будет большим недостатком. К тому времени, когда она перепрыгнула через верхнюю скрипучую ступеньку, она могла придумать только два ответа. 1) Злоумышленник был уверен, что сможет победить её или они были уверены, что Гермиона не сможет атаковать. Гермиона стояла в пустом коридоре наверху лестницы гораздо дольше, чем должна была, но ничего не могла с собой поделать. Когда её разум соединил все точки, она поняла, что есть только один человек, который ставит все галочки. "Нет" — прошептала она, её чистые эмоции разрушили её собственные заклинания молчания, когда она покачала головой и отрицала все улики, которые лежали перед ней. Она сделала свой первый нерешительный шаг вперед, и вдруг дверь домашнего офиса Джинни медленно открылась. Каждый дюйм кожи на её теле покрылся мурашками. "Входи, Гермиона" Её дыхание сбилось. Она знала этот голос лучше, чем свой собственный. Она зависела от этого голоса чаще, чем от своего собственного. Этот голос давал ей свет в самые тёмные дни, и этот голос давал ей силу, когда её не было. Она любила этот голос. Все волосы на её теле встали дыбом. Её зрение дрожало, или, может быть, всё её тело тряслось, она не знала. Она и раньше чувствовала, как этот тип страха исходит от неё, но на этот раз ей было не 18 и она была полна надежд, а 33 года, и она была совсем одна, и ей было ещё что терять. Её так трясло, что было удивительно, как она вообще стояла, и было чертовски чудо, когда болезненное любопытство толкнуло её в кабинет. Гермиона не была уверена, испытала ли она облегчение или опустошение от того, что офис не был в кровавом состоянии, как внизу. Никакой мебели не было перевернуто, и не было видно ни капли крови, если не считать следов ее собственных ботинок. Стол был не прибран, а стопки черновиков, которые Джинни приготовила для своей колонки о квиддиче для «Пророка», как всегда, были свалены на углу. Старая футболка Джинни Holly Head Harpies была заключена в стеклянную рамку, подписана её товарищами по команде и тренером, гордо висела на стене вместе с трофеями, её детскими рисунками и наградами за писательство. Через большое круглое окно за столом и сиденьем она могла видеть, как солнце висит очень низко над горизонтом, заливая последний кусочек естественного света, который мир мог предложить перед наступлением ночи. Сцена была настолько нормальной, нетронутой антипатией внизу, что она почти могла слышать, как Джинни напевает, резюмируя игру в квиддич из матча, который произошел той ночью. "Садись, ты дрожишь, как лист" Его голос был глубоким и мягким, как всегда, успокаивая её, как теплое одеяло. Но это была проблема, не так ли? Его заветный ребёнок истек кровью на кухонном полу, а любовь всей его жизни была повешена, как тряпка для просушки, но голос его был мягок и спокоен. Он сидел на месте Джинни, выглядя совершенно равнодушным к полному разрушению, которое он причинил жизни, которую его подруга так усердно строила. Он выглядел так же. Он мог бы одурачить всех остальных, и никто не был бы мудрее, но она была Гермионой, а речь шла о Гарри Поттере. Или, если быть более точным, не Гарри Поттер. Один взгляд на его глаза, и она знала. Её Гарри больше не было. Её лучший друг ушёл. Каждая параноидальная мысль, каждая невероятная теория, каждый кошмар воплощались в реальность, пока он барабанил пальцами по столу. Её глаза переместились, чтобы увидеть тело, сидящее у него на коленях. 4-летняя милая и красивая Лили Поттер, холодная и застывшая, сидела на коленях у отца с мёртвыми глазами. На её лице были следы засохших слёз, когда он осторожно убрал её ю рыжие волосы с её нежного лица. Гермиона почувствовала острую боль в груди и скрутило в животе. — "Не смей прикасаться к ней, грязное чудовище" — зарычала она. "Говорят, у родителей не должно быть любимчиков, но он определённо предпочитал выдклять, не так ли?" — он улыбался. Та же самая улыбка, которая годами преследовала её ночные страхи, когда Беллатрикс стояла над ней с чистым ликованием после того, как бросила Круциатус за Круциатусом. "Я думаю, это потому, что она во всём похожа на Джинни". Он очень устал слышать, как сильно он был похож на своего отца в своём время, не так ли? "Не. Не произноси её имени. Не своим ртом". Это было в такие ужасные времена, когда ее мысленно-эмоциональное переключение поражало даже ее саму. Она предположила, что именно поэтому Рон утверждал, что это страшно, Гарри однажды сказал, что она чувствует себя другим человеком, а Джинни сказала, что это заставляет её чувствовать себя виноватой за свои чувства. Она посмотрела в глаза Волдеморту. Она по-прежнему любила и обожала красивый зелёный цвет Гарри. Она ненавидела его за это. Он портил всё, что она связывала с добром и любовью. "Ты умер, Том. Мы сожгли твой труп" — голос у неё был тихий, но не дрожал и не ломался. Всего на долю секунды эти зелёные глаза стали красными, и сквозь маску Гарри показалось истинное лицо Волдеморта. "Да, Гермиона Грейнджер. Или теперь это Грейнджер-Уизли?" — ухмыльнулся он, приходя в себя. "Да, это так. Однако молодому мистеру Уизли потребовалось некоторое время, чтобы сделать предложение, не так ли? Мистер Поттер помнит это в мельчайших подробностях. Как нервничал мистер Уизли, когда покупал с ним кольцо, как ты выглядела в день предложения и как ты улыбалась" "Ты. Умер" "Да" — признал он — "Но неужели вы действительно думали, что у меня не будет резервной копии? Что ты и твои маленькие друзья, дети в то время, смогли победить меня?" — его лицо сморщилось, а зелёные глаза снова заблестели красным. Монстр всплыл на поверхность и сделал шаг к ней. Её палочка поднялась и нацелилась на его лицо. "Хотя у тебя были сомнения" — прошептал он — "Внутри у тебя было такое чувство, что, несмотря на все трудности, через которые ты прошла, и всех тех, кто умер, всё равно было слишком легко. Слишком удобно, что палочка выбрала владельца, поэтому моё заклинание имело бы неприятные последствия. Хочешь, я догадаюсь, как ты узнала? Потому что ты умна, находчива и, самое главное, умеешь думать, как враг. Ты, моя дорогая, знала, что человек, который намеренно создал 6 крестражей, чтобы жить вечно, сделает и 7-й, особенно после того, как узнает, что вокруг бегает троица паршивцев, пытающихся уничтожить их всех. В конце концов, семь — самое сильное магическое число. Хотя мистер Поттер был настоящим несчастным случаем, так что я отдаю должное Дамблдору за то, что он это понял" Он посмотрел вниз на конец её палочку и увидел, что она стабильна, дрожь, ранее сотрясавшая её тело, исчезла. "Ты действительно можешь драться со мной, когда у меня такое лицо? Это тело?" — он казался впечатленным. Его глаза вернулись к своему обычному зелёному цвету, и он улыбнулся. Выглядело действительно искренне. На этот раз Гермиона могла бы действительно поверить, что это был Гарри, если бы не увидела мёртвую Лили у него на коленях. "Гермиона, опусти палочку" — сказал он голосом Гарри. Ей хотелось верить, что часть её друга всё ещё где-то здесь, умолял помочь ему, спасти его. В тот момент всё, что она могла вспомнить, это ночь её девичника, когда она ускользнула из шумного клуба обратно в свою квартиру, где она обнаружила Гарри (который рано сбежал с мальчишника Рона), ожидающего её с бутылками её любимого пива и McDonald's. Они разговаривали, смеялись, а затем, в конце концов, плакали, чувствуя себя виноватыми за счастье, которое они испытали, когда у многих не было шанса. Они пообещали друг другу и принесённые в жертву мертвых, что постараются жить как можно счастливее, наполненные любовью. Любовь. Гарри был человеком любви. Гарри любил свою жену и детей. Он буквально сделал бы для них всё, что угодно. Какими бы убедительными ни были эта улыбка или голос, мёртвый тела Альбуса, Джинни и Лили были неопровержимым доказательством того, что Гарри не вернётся, ни одной клеточкой больше не был Гарри. … Рон стоял в своей просторной кухне, размораживая жаркое, которое, как он знал, Гермиона собиралась сегодня приготовить на ужин. Он был взволнован, он любил её жаркое. Когда они впервые стали жить вместе, он был потрясён, узнав, что Гермиона на самом деле не умеет готовить. Хотя его предыдущий опыт с её готовкой не был удачным, он просто предположил, что еееда была отстойной, потому что они были в бегах, в глуши, без ингредиентов, инструментов или приправ. Он понял, что просто предполагал, что она будет хороша в этом, потому что она была хороша во всём. Он улыбнулся, вспоминая их первый ужин, когда они переехали вместе в свою маленькую квартирку на Косом переулке. Она часами работала на кухне, просматривая 4 различных типа кулинарных книг и инструкции его матери, чтобы приготовить его любимое Воскресное жаркое. На вкус как дерьмо. После первого укуса ему не очень-то удавалось скрывать выражение лица. Не будет преуменьшением сказать, что она была расстроена, но когда она откусила кусочек, то тоже поморщилась. Они смеялись. Он поцеловал её и съел всём это, несмотря на её протесты и его желудка. В конце концов, она научилась готовить, как и все остальное, поэтому он подготавливал для неё все ингредиенты для приготовления пищи. Он тоже умел готовить, на самом деле, он был чертовски хорош, но это был навык, который культивировался по необходимости, поскольку большую часть времени Гермиона была занята больше, чем он. На самом деле, в течение недели он готовил обеды и ужины для всей семьи и обнаружил, что ему это очень нравится. Одной из многих радостей в жизни было, когда Гермионе и детям нравилась еда, которую он готовил. "Папочка?" Он обернулся и увидел свою 8-летнюю дочь, всё ещеодетую в маггловскую школьную форму. Ее рыжие волосы были аккуратно заплетены в две косы, когда она смотрела на него глазами своей матери. "Да, Рози?" — спросил он. "Джейми и я голодны, мы можем перекусить перед ужином?" "Конечно, детка, как звучит сельдерей и арахисовое масло?" "Звучит супер вкусно! Джейми! У нас есть сельдерей и арахисовое масло!" — крикнула она в сторону своей комнаты. "Тогда я хочу много арахисового масла!" — ответил голос старшего мальчика. "Обязательно переоденьтесь и вымойте руки, пожалуйста!" — он кричал так, чтобы его племянник мог слышать. "Папочка? Не мог бы ты приготовить немного на потом, когда Хьюго проснётся и Лили придёт? О, и приготовь суп, чтобы Элу стало лучше". На бледном веснушчатом лбу у неё появилась небольшая морщинка. Он улыбнулся и кивнул. Его дочь всегда старалась заботиться обо всех, как её мать. Он нахмурился. Это было то, что он делал с Гермионой, когда он нажимал на хмурое лицо своей жены, и она расслаблялась. Он бы сказал, что делает это только для того, чтобы предотвратить морщины на лице своей прекрасной жены, но на самом деле он просто боролся за её внимание. Роуз посмотрела на палец и глупо улыбнулась. Удовлетворённый тем, что с юного лица дочери исчезла тревожная хмурость, он выпрямился и отсалютовал ей, как видел по маггловскому телику: "Я прослежу, чтобы все получили свои закуски, мэм!" Его дочь хихикнула над его поведением, и он почувствовал, что заслужил весь мир. Он осторожно подтолкнул её к туалету. — "А теперь иди переоденься и умойся, пожалуйста" "Хорошо!" — сказала она и побежала в туалет. Рон взглянул на часы на стене и нахмурился. — "Гермиона не упомянула, что сегодня опоздает…" — он умолк, вертя кольцо на пальце. Нервная привычка, которую он перенял от Гермионы. "Я уверен, что она просто потеряла счёт времени на работе" — он пробормотал и пожал плечами. Это было не в первый раз. … Гермиона опустила голову, словно собираясь заплакать, но палочку не опустила. Он мог быть Волан-де-Мортом, но у него была мышечная память Гарри. Всё, что ей было нужно, это отвлечься на долю секунды. Она создала два крошечных золотых шара размером со снитч и метнула их влево, как раз за пределы досягаемости Волдеморта, с такой скоростью, о которой она даже не подозревала. Он попался на удочку. Гермиона на полной скорости перепрыгнула через большой дубовый стол Джинни и поймала девочку, упавшую с его колен. Она обхватила левой рукой маленькое туловище девочки и притянула её к себе, пытаясь накрыть Лили своим телом, прежде чем прыгнуть в круглое окно, не задумываясь. Стекло разбилось вокруг неё, порезав ей щёки и руки. В середине осени она вытащила палочку, чтобы метнуть губку на землю, но её инстинкты завопили. Вместо этого, приняв решение за доли секунды, она поставила позади себя протего. Синий магический щит качнулся от заклинания, которое должно было попасть ей в середину спины, но теперь её приземление было небрежным. Она пыталась перевернуться как можно больше раз, чтобы уменьшить удар, но это было легче сказать, чем сделать, когда на руках был мёртвый ребёнок. Жгучая боль распространилась по её левому плечу. "Ах!" — воскликнула она. Она посмотрела вниз и увидела толстый осколок стекла, застрявший в её плече. К счастью, это была её не доминантная рука, но теперь она не могла держать Лили и колдовать одновременно. Ей нужно было левитировать её, а это означало, что её атаки были ограничены. Она инстинктивно бросила ещё один Протего вокруг себя и Лили как раз вовремя, чтобы что-то отскочило от неё справа. Фигура в капюшоне только что свернула за угол и заметила их. Пожиратели Смерти. Хотя она знала, что они никогда не смогут искоренить Пожирателей смерти из своего общества, поскольку это было бы похоже на попытку уничтожить идеологию, она не ожидала, что они соберутся так быстро. Ублюдок буквально вернулся сегодня. Как это происходило? Когда второе заклинание отразилось от ее щита, на этот раз колебание было гораздо сильнее, она решила, что достаточно долго мешкала на одном месте. Потом будет время подумать обо всем этом. Она остановила кровотечение из левого плеча поспешным и временным заклинанием. Она бросила на Лили лёгкие чары, а затем поместила Лили на спину с помощью липких чар. Она ждала подходящего момента, так как несколько вещей должны были произойти вовремя. Она ждала, затаив дыхание, пока Пожиратель Смерти медленно приближался к ней. Она могла видеть высокомерную улыбку из-под капюшона. Он полагал, что вкусил победу, но она была Гермионой Грейнджер-Уизли, и если и было что-то, что она делала исключительно, так это работу под давлением. "Авада Кедавра!" Она упала на пол так низко, как только могла. Звук разбивающегося щита был той подсказкой, в которой она нуждалась. Когда её магический щит сломался, он создал короткую яркую вспышку света, которой было достаточно, чтобы она наложила на себя свое лучшее заклинание разочарования. Она бежала. У неё на уме был только один пункт назначения — пройти антиаппарационные барьеры. На её затылке появилось покалывание, как будто на неё пристально смотрели. Всего в паре метров от прицела аппарации ей потребовалась миллисекунда, чтобы обернуться, чтобы увидеть, что это за покалывание. Волдеморт смотрел на неё, улыбаясь, нет, смеясь. Она не знала, откуда он точно знает, где она находится, она была уверена, что её чары Разрушения иллюзий были совершенны, особенно если она стояла на месте. Холод пробежал по её спине, когда они встретились взглядами. "До скорого." — пробормотал он. Она аппарировала. … "Рон? РОН! РОНАЛЬД!!" — раздался отчаянный голос. Рон бросился к источнику голоса и обнаружил в их главном камине испуганное лицо матери. "О, Рон! Что-то не так! Часы! Часы!!" — Молли плакала в истерике. "Насечки в смертельной опасности!" "Мама! Успокойся! О чём ты говоришь?" "Мои часы! Я только что пришла домой, а все зазубрины в смертельной опасности!" Глаза Рона расширились. Часы его матери никогда не ошибались, но склонны преувеличивать. Однажды он сказал ему, что жизнь Гарри находится в смертельной опасности, когда он уезжает по делам в Италию, и это была даже не миссия, а дружеская беседа с итальянским волшебным правительством. "Чьи?" — осторожно спросил он. "Чьи циферблаты в смертельной опасности? Позволь мне посмотреть на них" "У всех" Он замер. "Что?" "Все в смертельной опасности" Рон выпрямился, его лицо ожесточилось от этой новости. — "Ты пробовала связаться Гарри?" "Я не могу. Он заблокирован, и ничего из того, что я пробовала, не работает. Что-то определённо не так. Я чувствую это, Рон" Рон напряг мозг, пытаясь вспомнить свои тренировки авроров, которые он не использовал уже много лет. Почему камин закрыли? В доме Гарри всё время были установлены антипризрачные щиты, чтобы предотвратить случайное появление уродов и крипов, поэтому камин был самым быстрым способом покинуть резиденцию. "Я собираюсь зайти. Мне нужно проверить, всё ли с ними в порядке" "НЕТ!" — Рон закричал прежде, чем его мать успела закончить разговор. "Мама, Годрикова Впадина взломана. Ты права, что-то не так. Гермионы тоже нет дома. Должно быть, она или Гарри закрыли камин, чтобы никто из нас не пошел к ним домой. Мама, собери свои вещи и найди всех остальных" "Рон…" — Молли заколебалась, в её голосе звучал страх. — "Единственный другой раз, когда все циферблаты были направлены на смертельную опасность, было во время… войны. Это не может повториться снова, верно?" Рон поднял глаза, чтобы посмотреть матери в глаза. Даже сквозь мерцающий огонь она выглядела старой. Когда его мать успела так постареть? Она больше не была той женщиной, которая вселяла страх в сердца всех своих проблемных детей, просто выкрикивая их полное имя. Она выглядела хрупкой и обветренной с дряблой кожей и морщинами, покрывавшими её лоб, глаза и уголки рта. Это был второй раз, когда он столкнулся с этой угрозой, и он чувствовал, что его сердце разрывается от горла, но старуха перед ним теперь столкнулась с третьей угрозой войны. Он всегда восхищался своей матерью, но никогда не восхищался ею так, как сейчас. "Я…" — Рон задохнулся, не в силах закончить ложь, которую хотел сказать. — "Будем надеяться, что нет" … Вскоре неприятное ощущение аппарации исчезло, когда Гермиона почувствовала, как её ноги приземляются на твердынь деревянный пол. Все дома, принадлежавшие её друзьям, которых считали «героями войны», были окружены антиаппарационными щитами, чтобы предотвратить случайное появление незнакомцев в их доме. Поэтому вместо того, чтобы аппарировать поближе, она прибыла в небольшой коттедж, оставленный ей родителями, в сотнях миль от Годриковой Лощины. Её вырвало. Эмоциональный переворот плюс аппарация сбоку на большом расстоянии заставили ее желудок яростно сжаться. Её снова вырвало. Вытерев рот, она посмотрела на пыльный коттедж. Это было первое место, о котором она подумала. Но и понимала что оставаться где-то надолго плохая идея, особенно если у Волдеморта есть воспоминания Гарри. Но ей действительно нужно было время, чтобы вспомнить и проанализировать всё, что произошло за менее чем 30 минут. Она прошла в гостиную, где осторожно положила тело Лили Поттер на диван и села в кресло напротив неё. Она глубоко вдохнула и задержала дыхание. Она нуждалась в самообладании, но не слишком. Если она останется в таком состоянии, её эмоции захлестнут её, сделав её безутешной. У неё ещё были дела. У неё было время оплакивать… позже, но что-то внутри подсказывало ей, что «позже» не наступит в ближайшее время. Она шлепнула себя по бедрам, заставляя себя приступить к работе. Ей нужно было уведомить всех, иначе они будут в серьезной опасности. Она была уверена, что Рон поймёт, что Гарри больше не Гарри, так же быстро, как и она, но если бы они вообще не встречались, было бы ещё лучше. Она вытащила палочку, чтобы послать патронус Рону, но остановилась. Нет, это то, что сделала бы Гермиона Грейнджер. Она не могла использовать свои обычные методы. Волан-де-Морт имел доступ к воспоминаниям Гарри, что позволило ему приобщиться к её величайшему достоянию: её мозгу. Они выследят её выдру и будут действовать немедленно. Она подбежала к телефону, протягивая стену возле кухни, и набрала номер. "Привет?" — глубокий мужской голос звучал озадаченным. В конце концов, для министра магии было ненормально получать телефонный звонок через своё сотовое устройство магла с незарегистрированного номера. "...Кингсли, это я".