Возможность

Комната была залита лунным светом, скудная обстановка помещения ограничивалась шкафом, со сломанной дверцей, старым «хромым» столом, и узкой кроватью, на которой разметался подросток. Вот уже несколько дней он не просыпался, все окружающие, казалось, забыли о его существовании — никто его не тревожил, и не старался разбудить. Вокруг хрупкого худого тела появилось свечение серебристого цвета. Мальчик видел удивительный сон, перед ним мелькала вся его жизнь, вернее, очень похожая на его, но всё же немного иная. Среди множества информации затесался и обычный, для юноши его возраста, эротический сон, но он был каким-то странным, неожиданным и невозможным. Парень ощущал нежные осторожные поцелуи, крепкие мужские руки, которые касались его так бережно, что перехватывало дыхание, он отдавался во власть этих рук и губ, а затем сам брал их обладателя, так же нежно и бережно, чувствуя себя защищённым от всего на свете, и испытывая потребность самому защищать, сохранить и уберечь. Но эротический сон перетёк во что-то невообразимое: стёртая память, застарелая неприязнь, погоня и попытка уничтожить того, кто ему так дорог. Год скитаний, в поисках тёмных артефактов, и Решающая битва, со всеми её откровениями. Боль, страшная боль предательства, разрывающая на части боль потери, и невозможность что-либо изменить. «А он помнил, и любил, до самого конца» — шепчет голос, так похожий на голос спящего мальчика, только, возможно, немного старше. «Я всё ещё его люблю. В моём мире уже ничего не изменить. Мы оба мертвы, и нет возможности возвратиться к жизни. Ты можешь этого избежать. Храни его. Храни себя, ради него. Держитесь, до самого конца» — голос затих. Парень ещё раз перевернулся, немного поёрзал, и распахнул сонные глаза. — Всего лишь сон, — сказал он себе, осматривая свою комнату. Но серебряное свечение всё ещё не исчезло, и чей-то, совершенно чужой голос, прошелестел: — Его последним желанием было, чтобы в другом мире, где история идёт тем же путём, у его двойника была возможность всё переиграть. Я всегда исполняю свои обязательства. Жертва его была принята, а просьба была исполнена. Только тебе решать, как именно распорядиться информацией. Прощай, Гарри Поттер. Свечение исчезло, оставляя растерянного подростка в одиночестве. Ему было о чём подумать. Мерлин, за что ему это? С того самого дня, как он отправился в Министерство, вследствие чего погиб Сириус, прошло всего три недели. В дом к своим родственникам мальчик вернулся несколько дней назад, а, поднявшись к себе в комнату — уснул. И вот, теперь настало время, для того, чтобы пробудиться. Интуиция парня говорила ему, что он «проспал» несколько суток, и что та самая Магия, или чем бы там это не являлось, обо всём позаботилась: о родственниках, не заметивших того, что он спит, о членах Ордена, ждущих от него писем каждые три дня, о соседке, наблюдающей за домом. Вряд ли кто-то что-то заметил. Впрочем, об этом юноша думал недолго, переключившись на мысли о своём крёстном. Как ни странно, вспоминать Сириуса было не больно. Тёплая грусть, тоска, но не разрывающая боль, которая была совсем недавно, словно со дня смерти Блэка уже прошло несколько лет, а новые потери перекрыли боль от утраты близкого человека. Несколько минут парень был растерян, ощущая себя предателем, бездушным монстром, а затем его накрыла волна воспоминаний. Его сон. Не выдержав, юноша застонал, опускаясь на пол, чувствуя пробуждающуюся настоящую боль потери. Ни одна смерть, ни одно пыточное проклятие, не могло сравниться с тем чувством, которое сейчас горело в венах молодого волшебника. Юноша еле сдерживался, чтобы не завыть в голос, не понимая, как тот, другой Гарри, смог прожить с этим чувством два года. Как не сошёл с ума? Как не взорвался, прямо там, в кабинете директора, подобно тому, что произошло несколько недель назад в этой реальности, после смерти Сириуса? Как не возненавидел тех, из-за кого потерял своего возлюбленного? И не отомстил, даже не попытался! Изнутри, от самого сердца, поднялось понимание того, что он и сам не способен на ненависть и месть. Даже зная обо всём том, что сотворил Воландеморт, испытывая боль от того, что сделала Лестрейндж, он только злится и мучается, но не ненавидит, просто не умеет. Такова его природа. Жгучая боль стала уменьшаться, не исчезла полностью, а словно свернулась где-то внутри парня, не позволяя ему забыть о пережитом. Как всегда, когда с ним случалась беда, ожила его страстная подруга — Надежда. Ведь тот, другой Гарри Поттер, зачем-то принёс жертву Магии. Значит, всё можно ещё изменить. Повернуть жизнь так, как он сам считает нужным. Сохранить жизнь человеку, и, возможно, полюбить того так, как любил его двойник. Если Магия выбрала эту реальность, если их жизни настолько похожи, то вполне может быть, что и в этом мире Северус Снейп уже любит несносного гриффиндорца. Там, в той реальности, чувства профессора проснулись во время уроков окклюменцией. Что-то в воспоминаниях мальчишки зацепило сердце холодного слизеринца. Может быть, это случилось и здесь, а возможно — нет. В любом случае, жизнь этого человека необходимо сохранить, ради того Гарри, ради справедливости, ради самого профессора и ради подростка, узнавшего за несколько последних дней об этом волшебнике больше, чем за пять лет проживания в одном замке. Тряхнув головой, молодой человек поднялся с пола, на котором до этого лежал. За окном занимался рассвет, самое время для начала новой жизни. Сириус мёртв, и как подтвердила сама Магия — истинного воскрешения не бывает. Нужно двигаться дальше, чему-то учиться, о чём-то узнать, пересмотреть свои взгляды и приоритеты, понять кто ему настоящий друг, а кто просто соратник в борьбе с Тёмным Лордом. Хотелось бы покинуть этот негостеприимный дом, но нельзя. Нельзя привлекать внимания, не стоит сообщать миссис Фигг, а значит и Дамблдору о том, что у юноши появились какие-то собственные планы. Возможно, директор не монстр и всё поймёт, но, скорее всего, всё равно поступит по-своему, стерев Поттеру память. Наверное, стоит сходить в банк, разобраться с наследством, которое оставил Сириус. Так же стоило бы прямо там, в здании, защищённом магией гоблинов, пообщаться с Кричером, по поводу медальона Слизерина. С самим банкирами необходимо объясниться в отношении чаши, спрятанной в сейфе Лестрейнджей — что-то такое было в воспоминаниях о том, что Белла должна была выплатить виру за смерть, пусть и своего врага, но всё же родственника по крови. Вира, конечно же, гораздо больше, нежели одна золотая чаша, но в данной ситуации Поттера устроила бы именно эта плата, а отмстить… что ж, у Невилла Лонгботтома не меньше прав на месть, чем у самого Гарри. Спланировав свои действия на ближайшее время, Гарри оделся в школьную форму, так как ничего другого у него не было, не считать же одеждой обноски с плеча кузена? Накинув мантию-невидимку, юноша в последний раз проверил карманы, на наличие необходимых предметов, и вышел из комнаты. Родственники ещё спали, и мальчик не стал их будить, придя к выводу, что раз они не замечали раньше его состояния, то теперь и подавно не обратят внимания на то, что ненормального племянника нет дома. Перед тем как открыть дверь, юноша долго смотрел в глазок, стараясь определить место нахождения, и по возможности личность, наблюдателя, оставленного директором. Никого не обнаружив, молодой человек как можно тише открыл дверь и проскользнул в образовавшийся просвет. Стараясь не шуметь, он направился в сторону автобусной остановки, чтобы добраться до Лондона. Мантия-невидимка позволила ему незаметно пробраться в транспорт, и парень даже удивился собственной глупости: столько лет иметь возможность незаметно улизнуть от родственников и пробраться незамеченным в Косой переулок, где можно было раздобыть и нормальной еды и приличной одежды, а он терпел, даже не пытаясь бороться за улучшения условий собственного существования. Действительно глупо, и совершенно бессмысленно, а главное — дело было не в осторожности, а просто в отсутствии подобной идеи. Неужели время, проведённое в Хогвартсе его настолько отупляло, что он не мог додуматься до подобного ещё в первые каникулы, ведь до истории с Добби ему никто не запрещал покидать дом Дурслей?! Однако долго предаваться самобичеванию парень не стал, рассудив, что прошлое уже не изменишь, главное разобраться в настоящем, и попробовать построить собственное будущее, не спланированное директором. До Лондона автобус добрался за полчаса, до бара «Дырявый котёл» Поттер доехал на метро, вспоминая своё первое путешествие с Хагридом. В Косой переулок юноша прошёл вслед за парой волшебников, не касаясь стены своей палочкой, было у него подозрение, что его артефакт оснащён дополнительными чарами слежения, которые активизировались от любого волшебного действия, к такому выводу пришёл другой Гарри, размышляя над многими «случайными совпадениями», произошедшими в его жизни. Банк встретил юношу тишиной — только недавно рассвело, и посетители ещё не заполнили холл, только гоблины занимались своими делами, сидя за стойками. Найти того, кто отвечает за счёт Поттера, было просто, к служащему присоединился ещё один, заведующий счётом Блэков. Разговор вышел непростой. Сначала выясняли, является ли Гарри Поттер полным наследником Сириуса Блека, потом подписывали разнообразные документы, подтверждая сотрудничество с данными управляющими, и в конце подросток задал главный вопрос: — Что вы знаете о крестражах? Гоблины переглянулись, и в свою очередь спросили: с чего это Надежда Магического Мира интересуется этой темнейшей магией. Памятуя о пункте контракта, который не даст управляющим кому-либо выдать рассказанное клиентом, молодой человек поведал о том, что узнал: о том, что Воландеморт создал крестражи, и не один, а несколько; о том, что Поттер предполагает, что в сейфе Лестрейнджей есть один из тёмных артефактов, и предложил вызвать эльфа, чтобы подтвердить существование другого. Ещё раз переглянувшись, поверенные предложили начать с эльфа. Кричер явился на зов хозяина, ворча разнообразные оскорбления. Чего стоило Поттеру не сорваться и не прибить домовика за предательство Сириуса — мальчик и сам не смог бы сказать. Отодвинув подальше кровожадные мысли, Гарри велел рассказать о медальоне, который когда-то подменил Регулус Блэк. Удивлённый и испуганный эльф выполнил приказ, а Поттер, решив, что самое время начинать устанавливать добрые взаимоотношения, пообещал, что в скором времени уничтожит артефакт. Радостный домовик кланялся до пола, вознося хвалу сильному хозяину, впрочем, Гарри не испытывал ни малейшего желания продолжать общение, и отпустил Кричера, запретив кому-либо что-либо рассказывать об этом разговоре, любым способом. После того, как эльф отбыл, между гоблинами и Гарри переговоры о возможности получения наследником Блэка чаши из сейфа убийцы Сириуса. Были вызваны поверенный Лестрейнджей, управляющий этим отделением банка. Спор длился три часа. Сумма компенсации, которую должен выплатить Поттер, на случай, если сумасшедшая волшебница узнает какую виру выплатил её поверенный, была огромной, но Гарри решил, что это гораздо лучше, чем необходимость ограбить банк. Чаша была доставлена в кабинет, и Поттер вновь вызвал Кричера, чтобы передать тому артефакт, с приказом — и чашу и медальон спрятать, и не приближаться, пока хозяин не велит принести их, чтобы уничтожить. Уже попрощавшись, и находясь возле двери, юноша вдруг поинтересовался: нет ли возможности избавить от такого довеска живого человека. Поверенный Поттеров подавился водой, которую пил в этот момент. — Молодой человек, вам нужно обратиться в ритуальное агентство, что находится на Тёмной аллее, — медленно произнёс поверенный Блэков. — Обычно они занимаются разнообразными неблагоприятными последствиями тёмных ритуалов. Конечно, их услуги стоят немало, но они лучшие в своём деле. Только не забудьте до начала разговора взять Клятву о неразглашении. — Спасибо! — искренне поблагодарил парень. Перед тем как покинуть кабинет окончательно, юноша получил чековую книжку, так как носить с собой сумму, необходимую для нужного ритуала, небезопасно. Выйдя из банка, парень направился в ближайшее кафе, где приобрёл несколько горячих булочек и чашку чая. О мантии-невидимке парень забыл, но люди и так не обращали на него особого внимания. Теперь ему предстояло наведаться в Тёмную аллею.