юности честное зерцало

— А ты скучать по мне будешь? А Вьюнок будет? Женя не глядя тянет руку с лежащим на раскрытой ладони кусочком сахара вверх. Усталая лошадь, проделавшая длинный путь из Москвы в Петербург, наклоняет к ней морду, аккуратно снимая лакомство губами. — Митя, ну что же ты молчишь? Я спрашиваю, вы с Вьюнком будете по мне скучать или нет? А на Рождество приедете? Маменька сказала, у нас будут занятия по рукоделию, я тебе звёздочку вышью. Хочешь звёздочку? — Идём, Евгеша, нам пора. На плечо ложиться тёплая сухая рука. Другая рука аккуратно оправляет перекосившийся воротничок. Женя вырывается из маминых объятий и порывисто бросается к Мите, вися у него на шее. — На Рождество приезжайте обязательно! — горячо шепчет она на ухо брату. — Я очень-очень буду ждать и буду очень-очень хорошо себя вести, чтобы мадам директриса отпустила меня с вами гулять в Летний сад. Правда, маменька? Нас отпустят? — Идём, Евгеша, — мягко повторяет женщина, переглядываясь со старшим сыном. — Нас уже ждут. Белоснежные колонны — гигантские, а ступени — слишком высокие для маленьких ножек. Заглядываться на одни, поднимаясь по другим, и одновременно держать осанку, как учила матушка, очень сложно. Ещё сложнее — не стоять с раскрытым от изумления ртом и не хлопать огромными глазищами, чтобы не быть вороной. Тяжёлые двери открывает одетый в красную ливрею швейцар. Жене он тоже кажется огромным — под стать всему зданию. В помещении теплее, чем на улице, но ненамного. Начищенный до блеска пол пахнет старым деревом и немного сыростью. Жене чудится, что по нему недавно, может быть, перед самым их приходом, водили шваброй, обмотанной мокрой тряпкой. По этому отполированному полу звонко стучат маленькие каблучки дежурной классной дамы. — Извольте пройти через подъезд, — обращается она к Жениной матери. — Девочка проследует за мной. — Меня зовут Женя, — сообщает Егорова и как воспитанная барышня делает неглубокий поклон, придерживая полы лёгкого цветастого платьица. Классная дама представление игнорирует и, смерив Женю суровым взглядом, не оборачиваясь, идёт вперёд по длинному коридору. Женя, едва поспевая и стараясь не поскользнуться, вприпрыжку бежит за ней. — А куда мы идём? И почему матушке с нами нельзя? Разве ей уже пора ехать? Она обещала быть здесь до окончания моего экзамена. Сударыня, постойте же, Вы… Вы очень быстро… Классная дама резко останавливается, так что Женя, не рассчитав, всё-таки поскальзывается и врезается в неё сбоку, тут же испуганно отстраняясь и виновато опуская голову. — Простите меня… Я совсем случайно! Мой брат Митя говорит, что я очень неуклюжая. — Классным дамам следует говорить mademoiselle, — строго одёргивают её. — И прекращайте балаган. В стенах этого учебного заведения следует ходить спокойным, размеренным шагом, а не носиться, как дикарка. И привыкайте говорить по-французски. Если, конечно, умеете. Женя густо краснеет. Первый раз сегодня заговорили с ней, а не со взрослыми. И, кажется, обругали. — Я… Я умею, — быстро кивает Женя и тут же повторяет фразу на французском языке, слишком раскатисто выговаривая букву «р». — Je sais parler français. Классная дама поджимает губы и, доведя Женю до конца коридора, останавливается перед большими белыми дверями, негромко стучась. В приёмной начальницы института светло и уютно: мягкая мебель, изящные статуэтки и огромный ковёр. Почему-то Жене думается, что на него приятно было бы лечь, хотя делать этого здесь наверняка нельзя. — Как дивно тут у Вас, как просторно! — восхищённо улыбается она, поднимая широко распахнутые глаза на начальницу. M-me Леонтьева поджимает губы, окидывая строгим взглядом почему-то не Женю, а её матушку, и сухо сообщает. — M-lle Егорова, вы будете держать экзамен по французскому языку и Закону Божьему у m-lle Половцевой. После этого господин Демьянов проверит ваши знания русской словесности. Женя завороженно кивает. Никогда её ещё не называли mademoiselle, как больших. Оказывается, это очень приятно. Сразу хочется вытянуться, расправить плечи, встать как можно изящнее. Женя старается держаться так ровно, что уже через минуту от напряжения начинает болеть спина. — Следует отвечать «да, Madame», — строго замечает начальница. — Да, Madame, — быстро повторяет Женя. Митя учил, что, если быстро исправиться, то не считается… Экзамен кажется несложным. Сначала ей задают несколько вопросов по-французски. Comment vous appellez-vous? Où vivez-vous? Quel temps fait-il aujourd'hui? Женя отвечает, старательно грассируя, и испуганно округляет глаза, случайно произнеся «s» на конце. Помнила же, что не надо, вечно путается… M-lle Половцева ободряюще кивает, улыбаясь ей уголком губ. — Continuez, s'il vous plaît. Lisez ceci. Продолжайте, пожалуйста, — мягко произносит она. — Прочитайте вот это. К Жене придвигают раскрытую книгу. Евангелие на французском. Этот стих несколько месяцев назад Жене читал Митя, правда, по-русски. Но она до сих пор хорошо его помнит, поэтому читает почти без запинки и про букву «s» на конце в этот раз не забывает. После её просят прочитать молитву, рассказать, что она уяснила для себя из чтения Евангелия в прошлое воскресенье, вспомнить, какой близится большой церковный праздник. Женя рассказывает «Отче наш…» и Молитву Святому Духу, запинаясь только от волнения, а не по незнанию, и на всякий случай тихонько об этом сообщает. — А я ещё «Богородицу» знаю… рассказать? M-lle отпускает её к учителю словесности, который долго наблюдает за тем, как она пишет собственные имя и фамилию, диктует несколько предложений, просит расставить знаки препинания. Жене кажется, что справилась она хорошо, хотя по задумчивому взгляду немногословного учителя не очень понятно. Наконец ей сообщают, что она определена в 8-е отделение третьего класса. Что это значит, Женя толком не понимает. Хорошо это или плохо — тоже. Ясно только, что учиться она всё-таки будет, и будут у неё обещанные подруги, и уроки рукоделия, где она обязательно вышьет Мите звёздочку, и ещё много-много всего… И это, наверное, хорошо. Только матушка почему-то, вставая, чтобы подойти и погладить её по голове, не может сдержать бегущих по щекам слёз. Кажется, пришло время прощаться. — Не печальтесь, матушка, — тихонько говорит Женя, заглядывая ей в глаза. — Я только несколько раз сегодня ошиблась. Я исправлюсь. Я буду очень-очень хорошо учиться, и вы с Митей будете мною гордиться. Правда? — Мы с Митей уже тобой гордимся, Евгеша, — улыбается матушка, наклоняясь к ней, чтобы поцеловать в лоб, и снимает с шеи образок. — Вот. Пускай будет с тобой. Будет беречь тебя. Женя слегка наклоняет голову, позволяя надеть себе на шею тонкую серебряную цепочку. Цепочка путается в густых непослушных волосах, и тонкие пальцы маменьки привычными жестами ловко начинают её распутывать. — Погладь от меня Вьюнка. Ты погладишь? Маменька… — едва слышно шепчет Женя ей на ухо, не понимая, почему по щекам тоже вдруг побежали слёзы. Madame терпит эту сцену не дольше пары минут, а затем нервно кивает классной даме. — Довольно, — прерывает их та, получив сигнал, — скоро здесь будут держать экзамен другие пансионерки. Вы же не думаете, что вы одни сегодня приехали? Матушка поспешно кивает, мягко обнимая Женю за плечи, и они обе выходят из приёмной вслед за классной дамой. Дама нетерпеливо кивает на лестницу, утягивая её за собой, и до самого второго этажа Женя Егорова слушает, как удаляются от неё всё дальше и дальше мамины шаги по намытому деревянному полу.