Три Рождества

Выученные наизусть не по своей воле, а исключительно от безысходности, рождественские мелодии жужжат буквально из каждого утюга. И небольшая кофейня в городском парке тоже не становится исключением. Хмуро глянув на звенящие красными бубенчиками оленьи рога, украшающие голову молодого омеги-бариста, Роберт забирает у него свой бумажный стаканчик (тоже красный в зелёную полоску, чтоб его) и выходит на морозный воздух. В Дублине снег редок, в отличие от родного вечно заснеженного зимой Нью-Йорка. Но в этом году погода как никогда соответствует навязчиво звучащим отовсюду праздничным мотивам. Наручные часы показывают двадцать минут, оставшиеся до встречи со связным. Роб уже на месте и может неторопливо выпить кофе. Всё идёт по плану. И если бы только так было всегда… Когда месяц назад агент ФБР Роберт Грин застаёт своего жениха в постели с любовником, неожиданное назначение в Дублин кажется ему спасением от города, где каждая улочка, каждый несчастный угол безжалостно напоминают о разбитых надеждах на семейное счастье. «Считаешь себя святым, да?! — со злостью выплёвывает Лори, спешно собирая свои вещи по квартире. — Добропорядочный гражданин! Страж закона и национальный герой, чтоб тебя! Вот только на самом деле ты — долбаный перфекционист и сраный консерватор! От которого отвернулись даже родственники… Всех тошнит от твоих бесконечных правил и требований, Роб! Всех! Меняйся или так и помрёшь одиноким, вечно брюзжащим стариком…» Слова ранят сердце, но мозг задвигает их как можно дальше. Туда, где не болит. Туда, где обиду и угрызения совести легко заглушают рабочие проблемы, выматывающие настолько, что думать о личном уже нет ни времени, ни сил. Сперва дилер, захвативший весь наркорынок восточного побережья Штатов, объявился в Бостоне. Информаторы утверждали, что никто не слышал о нём раньше, но стоило ФБР копнуть глубже — факты полезли как грибы после дождя. Всё указывало на то, что они имели дело не с обыкновенным барыгой или толкачом, а напали на след зверя покрупнее. Вот только след этот вёл их в тупик. «Неужели у нас объявился наркобарон?» — скрипнул зубами начальник отдела Марк Дерби на экстренном совещании бюро. И после этого Роб не мог сказать, когда спал больше четырёх часов в сутки. Они перерывают четыре штата, устраивают облаву на каждый элитный бордель и вшивый стрип-клуб — и не находят ничего. Ни черта. Ни единого следа. Пока месяц назад — как раз когда вернувшийся с задания на день раньше Роб застал Лори, скачущим верхом на каком-то альфе, — ФБР не обнаружило первую стоящую зацепку. След вёл в Дублин. И вот теперь Роб находится посреди набитого счастливыми семьями и украшенного праздничными огнями дублинского парка. До встречи со связным остаётся десять минут, а до Рождества — три дня. Рождества, которое Роб встретит в пустой холодной квартире, прослушивая телефонные разговоры подозреваемых и поедая разогретую в микроволновке сухую индейку из супермаркета за углом. — Милый! — Запах барбариса сбивает с ног. Или всё дело в совершенно незнакомом омеге, кинувшемся прямо Робу на шею. — Почему так долго?! Я уже битый час тебя жду! Чужие руки оплетают туловище, и, прежде чем недовольно пробасить «Вы обознались», Роб успевает разглядеть только прищуренные карие глаза. Но незнакомец уже подаётся вперёд. Губы омеги тёплые и мягкие, а пальцы зарываются Робу в волосы, посылая электрические импульсы в каждую мышцу напряжённого тела. Роб цепенеет до смешного растерянно и глупо. Словно парализованный, стоит, отчаянно вдыхая запах барбариса и чувствуя, как всё его нутро пронзается шипами этого колючего кустарника, а на языке взрываются кислые красные ягоды. Красные — как нервирующие рождественские украшения повсюду. Красные — как самый ненавистный Робу цвет. Поцелуй заканчивается так же неожиданно, и тонкие омежьи пальцы хватают альфу за запястье, с силой потянув куда-то в сторону. Кажется, что прошла всего секунда, а Роб уже оказывается прижатым к кирпичной стене какого-то переулка, пока тот самый омега опасливо заглядывает за угол. — Он не шёл за нами? Нет? Не вижу его… Голос высокий и звонкий. Даже слишком звонкий на вкус Роба. Омега наконец-то поворачивается, и теперь его можно разглядеть целиком: и драные, обтягивающие всё, что только можно, чёрные джинсы, и не по погоде короткую кожаную куртку с меховым воротником. И торчащие во все стороны крашенные в красный, чёрт бы его побрал, цвет волосы. Такие яркие, что у Роба сводит скулы. Карие глаза омеги щурятся хитро и ехидно, а улыбка, вопреки положенному, наоборот заостряет и без того драматично резкие тонкие черты, которые вдруг кажутся Робу смутно знакомыми. — Ну ладно, спасибо. И пока, — кивает омега так невозмутимо и исчезает так быстро, что Роб не успевает даже моргнуть. Только скрывшаяся во взбудораженной приближающимся праздником толпе красная лохматая макушка по-прежнему стоит перед глазами. Два часа ночи — экватор в ночных клубах. Время, когда все уже пьяны настолько, чтобы сбросить внутренние предохранители и потерять контроль над словами и жестами. Идеальное время для слежки. Для ФБР не составляет труда устроить Роба вышибалой в закрытый клуб. Тренированный боец под два метра ростом, некогда лучший в военной академии, теперь для прикрытия чешущий языком про нерадивую судьбу, подпортившую бурную юность, и то, как завязал с уличными драками. Если хочешь что-то спрятать — спрячь это на виду⁠⁠. И Роб следит за подозреваемыми в самые интимные моменты их жизни: когда они неспешно потягивают виски, закидываются лёгкой дурью и тащат разомлевших от выпивки и обещанных им золотых гор омежек в роскошные вип-комнаты. Оглушающие басы бьют по ушам, запахи пота и возбуждения в закрытом помещении сгущаются до предела, но Роб остаётся непоколебим. Глаза подмечают все детали. Вот какие-то мутные типы в углу — обыкновенные торчки или даже дилеры, но не более. А вот и покупающие у них дурь богатенькие малолетки. Но Роб даст им уйти, чтобы не спугнуть рыбу покрупнее. Роб не переносит ночные клубы, не переносит громкую музыку, не переносит чрезмерное употребление алкоголя и, конечно же, омег, одевающихся так вызывающе и развратно, как те, что виляют сейчас задницами на танцполе. Лори никогда так не выряжался… «Прыгая на члене своего любовничка, он вообще был без одежды», — услужливо подсказывает внутренний голос, и Роб скрипит зубами. Выгибающиеся в танце блестящие от капель пота тела искушают юностью и красотой, когда взгляд цепляется за высокую худощавую фигурку. Волосы. Красные, точно, красные. И лицо — с теми же острым носом и подбородком, прищуренными лисьими глазами и ухмылкой на тонких губах. Вчерашний незнакомец танцует с каким-то типом, прижимается чересчур сильно, трётся тощими ягодицами. Слишком тощими для омеги. Да и сам он весь какой-то слишком долговязый, костлявый, нескладный. Робу никогда не нравился такой типаж, никогда не нравились развязные танцы и никогда не нравился красный цвет, которым засветились все прожекторы в зале, делая омегу похожим на кровавого ангела. Так вот где Роб мог видеть его раньше — прямо здесь, в клубе. Значит, мажор. Или чья-то дырка. При мысли о втором дёсны над клыками зудят, а только что размороженная в микроволновке лазанья летит из рук прямо на пол. Пропади всё пропадом! Прошло два дня, на носу грёбаный сочельник, а этот странный омега до сих пор не идёт из головы! Город живёт в предвкушении праздника: заполненный счастливыми парочками, держащимися за руки и покупающими ёлки и подарки. Молодые целуются под омелой, пожилые заботливо поправляют шарфы на шеях друг друга, а Роб раздражённо заталкивает испорченную лазанью в переполненное мусорное ведро. Омега подозрительный, очень подозрительный — Роб чует это, как чует любой альфа. Понимает, как опытный федеральный агент. На вид лет двадцать, на деле — неизвестно. А Робу уже стукнуло тридцать два, четырнадцать лет из которых он посвятил служению закону, и его уж точно не проведёт какой-то там мелкий засранец. Рождественские песни и смех соседей доносятся через тонкие стены старенького пятиэтажного дома, но в квартире Роба нет ни праздничного ужина, ни ёлки, ни гирлянд. В эту ночь он ещё раз внимательно изучает собранную их отделом информацию на подозреваемых. Омегу зовут Джесси, ему девятнадцать, и он студент. Роб идёт за ним от университета до самого общежития исключительно для того, чтобы проверить, замешан мальчишка в чём-нибудь или нет. Исключительно для этого, потому что в Джесси Роба раздражает абсолютно всё — от обтянутых слишком узкими джинсами тонких щиколоток и мелкой поджарой задницы до непослушных крашеных волос. Такое чувство, что, создавая Джесси, кто-то поменял все настройки Роба на кардинально противоположные. Джесси любит кофе со сливками и тремя ложками сахара — Роб пьёт исключительно двойной эспрессо. Джесси всегда заказывает себе шоколадный маффин на десерт — Роба мутит от одного запаха шоколада. Джесси может болтать о чём ни попадя часами напролёт и на раз плюнуть завязывает разговор даже с незнакомцами — Роб не помнит, когда в последний раз говорил с кем-то не по работе. Он просто ужасен. Определённо невыносим. И Роб всю неделю следует за ним по пятам. Почему-то Джесси живёт в общежитии, хоть и ездит на новеньком красном — красном, папашу его в зад! — Мазерати. Каждую пятницу заваливается с друзьями в бар около университета, а по субботам — в закрытый ночной клуб, где и работает Роб. Альфы крутятся вокруг Джесси, как пчелы над банкой с мёдом, и Роб не может найти этому ни единого логического объяснения, кроме того, что омежка — сынок какой-то важной шишки, богатенький наследник и завидный жених. Нужно срочно пробить всю его семейку… — Ты меня преследуешь, что ли? — звучит спокойный голос прямо за спиной, и притаившийся за углом Роб позорно роняет на припорошённый снегом тротуар стаканчик из-под кофе. — Прости, не хотел пугать. Куплю тебе новый. Двойной эспрессо, да? Джесси стоит в метре от него и выглядит таким спокойным, что Роб невольно стискивает челюсти от раздражения. Как этот мелкий заметил слежку? И откуда он, чёрт возьми, знает про двойной эспрессо? — Да ладно тебе, мистер большой альфа, — усмехается тем временем Джесси, ткнув упавший стаканчик носком ботинка. — Я понял, что ты запал на меня после того поцелуя, можешь не париться. От ехидного тона и насмешливо прищуренных карих глаз что-то вспыхивает внутри, и Роб ляпает первое, что приходит на ум: — Да какой идиот вообще может на тебя запасть? — Судя по всему, ты. Других идиотов я тут не вижу. — Джесси расплывается в улыбке, обнажая ровные зубы. — Короче, если хочешь, то пригласи на свидание, а не таскайся следом. Хотя, с другой стороны, кто я такой, чтобы мешать тебе совершать ошибки? Просто ненавижу, когда дышат в затылок. От предков уже натерпелся… — Строгие родители? — как бы невзначай интересуется Роб, навострив слух. — Консервативные, я бы сказал. И уверены, что точно знают, как мне нужно жить. — А ты, значит, знаешь? — Нет, — смеётся Джесси. — Вообще понятия не имею. Но кому нужен план, если его нельзя изменить в любую секунду, да? — Не понял. — И не нужно. Ладно, мистер вышибала… Мне уже пора бежать. А ты, если надумаешь, — звони. Джесси суёт что-то Робу в карман и исчезает так же быстро, как и появился. Записка с номером телефона пахнет барбарисом, и ночью в своей пустой квартире Роб зачем-то прижимается носом к бумаге, жадно вдыхая кисло-сладкий аромат. Такой же непривычный и непонятный, как и его владелец. Расследование не приносит никаких результатов. Всё указывает на то, что с наркотиками Джесси не связан, хотя Роб не исключает, что малец просто покупал дурь через друзей. Его родители оказываются владельцами нескольких популярных пафосных ресторанов. Отец-альфа служил в морском флоте, пока не вышел в отставку; о папе-омеге почти ничего не известно. Могут ли бывший военный и обычный домохозяин быть связаны с наркоторговлей? Чёрт его знает, но никаких зацепок отыскать не удаётся. Календарь показывает вторую неделю наступившего нового года, когда Роб, сам не понимая как, снова обнаруживает себя стоящим рядом с Дублинским университетом, высматривая из-за угла раздражающе красную макушку. Джесси на полголовы выше всех своих друзей-омег, но на столько же ниже Роба. И внутри альфы клокочет странное удовлетворение, пока он сверху вниз смотрит на Джесси на парковке. Стащить бы с него эти драные джинсы и ничего не прикрывающую коротенькую куртку и укутать в десять слоев. Только для того, чтобы этот засранец не простудился, а не потому что Роб замечает, как проходящие мимо альфы косятся на бесстыже обтянутую омежью задницу. — Ну и что ты имел в виду, сказав, что никому не нужен план, который нельзя изменить в любую секунду? — спрашивает Роб. — Сходим с тобой выпить — тогда и скажу, — усмехается Джесси, и Роб не может понять, издевается он или говорит всерьёз. — Не пью, в завязке. — Ну и что ты тогда забыл в ночном клубе, громила? — Деньги, — коротко отрезает Роб и кивает на стоящий поблизости красный Мазерати. — Но тебе такая проблема, наверное, не знакома. — Ждёшь, что я буду извиняться за то, что родился в богатой семье? Обойдёшься. Мы каждый месяц перечисляем приличную сумму на благотворительность. Денег не надо стыдиться — они ресурс для добрых дел. — Звучит очень… пафосно. — Ох, ну разреши мне иметь хоть один недостаток, — саркастично смеётся Джесси и толкает Роба в плечо. — Ладно, громила, у меня нет времени. Так что давай… — Куда ты постоянно спешишь? — Сегодня — на соревнования брата. — Соревнования? Спортсмен, что ли? — Боец. Даже покрупнее тебя будет. Смешанные единоборства. Кстати! А поехали со мной? Думаю, тебе такое как раз понравится. Ребята из клуба говорили, что ты и сам в прошлом участвовал в каких-то там уличных драках на те самые так презираемые тобой деньги. Ясно, значит, мелкий уже выспрашивал о нём… С чего бы это? Прощупывает почву? Понял, что за ним следят, и пытается выяснить, с кем имеет дело? Решил, что врагов лучше держать поближе? Волосы Джесси красные, как и ягоды барбариса, которым они пахнут, и на мгновение Роб испытывает странное желание провести по ним рукой, прежде чем холодно ответить на вопрос: — Нет. Сегодня не могу. — Ну, тебе же хуже, громила. Тогда до встречи в клубе! Следующая суббота подкрадывается быстрее обычного, и в груди Роба разливается незнакомое прежде чувство, когда в свете прожекторов, среди разодетых омег за барной стойкой он различает силуэт Джесси. Почему-то хочется схватить его за тянущуюся к очередной стопке текилы руку и увести отсюда как можно дальше. Прочь от гремящей музыки, прочь от похотливых взглядов всяких ищущих себе новую игрушку богачей. Роб понимает, что что-то случилось, когда Джесси опрокидывает в себя десятую по счёту рюмку, встаёт и, с трудом пробираясь сквозь толпу, устремляется к выходу. Но совершенно не понимает, какого чёрта он бросается следом. — Только не говори, что собрался сесть за руль в таком состоянии! — раздражённо заявляет Роб, наблюдая, как Джесси пытается справиться с ключами от машины. — Мы… мы поссорились… — И ссора с альфой причина тому, чтобы разбиться насмерть, чёрт возьми?! — Да каким ещё альфой? Это омега! Мой лучший друг… И нормальное у меня состояние, ясно? Я в номре… То есть в норме! В норме… — Вижу я, в какой ты норме. Дай сюда. — Роб выхватывает из его пальцев звенящие несколькими брелками ключи. — Я поведу. Куда везти? Роб терпеливо ждёт, пока полусонный Джесси вспоминает адрес общежития, хотя и сам выучил его наизусть. Но стоит им проехать километр — Джесси всё же отключается. Ярко-красные волосы щекочут Робу шею, едва он подхватывает на руки обмякшее тело и прижимает к своей груди. Проходную с похрапывающим пожилым вахтёром удаётся миновать без лишних объяснений, но, чтобы найти нужную комнату, Робу приходится остановить в коридоре какого-то омежку. — Третий этаж, — сразу отвечает тот, любопытно косясь то на Роба, то на бесчувственного Джесси. Вот ведь… дети! А если бы Роб оказался маньяком? — Комната номер сорок один. И не шумите там сильно! У него же сосед из сорок второй — ботаник конченый. Докопается ещё, потом неделю не заткнёшь… Омежка игриво подмигивает, а Роб чувствует, что ещё секунда — и он банально покраснеет. От раздражения. Конечно же, от раздражения. Комната Джесси ввергает в шок: разбросанные по полу вещи, горы немытых чашек, брошенные где попало книги и конспекты. И долбаный запах барбариса, пропитавший здесь каждый сантиметр и заставляющий Роба отчего-то начать дышать через рот. Джесси… Свалившееся прямо на голову воплощение всего, что Роб всю жизнь так старался избегать. Шумный и непредсказуемый. Неорганизованный и хаотичный. И почему-то манящий. Интригующий. Словно предлагающий подойти поближе и хотя бы попытаться разгадать, что же творится у него в мозгах. Как только Роб вернётся домой, он снова займётся этим мальчишкой: выведет на чистую воду — копнёт глубже, тщательнее изучит родителей и брата… Но сейчас Роб осторожно опускает Джесси на смятую постель и не может найти ни одного оправдания тому, зачем он касается этих невыносимо красных волос. Наверное, чтобы понять: они очень мягкие на ощупь. Остаток ночи проходит за анализом новой информации о возможных членах мафии, но Роб то и дело бросает взгляд на приколотый прямо над письменным столом листок. Девять цифр и короткое: «Звони, когда наберёшься смелости, здоровяк». Чёртов мальчишка… Ложась в холодную кровать почти на рассвете, Роб почему-то вспоминает мирно спящего в своей постели омегу и то, как его лохматые волосы рассыпаются по подушке. Роб идиот. Полный идиот, потому что спит всего два часа и, едва распахнув глаза, тут же вбивает в телефон написанный на бумажке номер. И зачем ему звонить? Спросить, как самочувствие? Узнать, нужно ли Джесси что-нибудь? А что ему, чёрт возьми, может быть от Роба нужно?! — Алло? — сонно раздаётся в трубке, и Роб сам не понимает, в какой момент нажал на вызов. — Я… Алло. То есть… Привет. — Кто это? — Роб. — Кто? — Эм… Вышибала из клуба. — А-а, мистер большой и хмурый великан, — тихо смеётся динамик. — Вот тебе на, не ожидал. И чему обязан? Стой… Так это ты притащил меня в общагу вчера ночью? — Я. — Господи, мы с тобой хоть не переспали? — Что?! Нет! Нет, конечно, нет… — Да расслабься ты, громила, — снова смеётся Джесси, а по позвоночнику Роба прокатывает странная волна мурашек. — Не нервничай, я понял. Есть дороги, которые не ведут назад, и, сделав первый шаг, уже никогда не сможешь вернуться туда, откуда пришёл. Почему-то Роб ощущает, что именно на такой путь он ступил, назначив Джесси встречу в пабе следующим вечером. Хотя, наверное, это всё глупые чувства, а Роб банально ждёт, что алкоголь выведет на откровенность, и Джесси сболтнёт лишнего. — Значит, ты у нас работаешь охранником, — задумчиво кивает омега, держа в руке стакан с вишнёвым пивом. — А я вот — будущий юрист. Папа настоял. Хотя голова у меня соображает хорошо, тут я скромничать не буду… Может, и построю какую-то там карьеру. Если, конечно, не сойду с ума от скуки. — А волосы цвета спелого помидора должны тебе в карьере помочь? — саркастично спрашивает Роб. — О-о, это всё для отвода глаз! Что может быть лучше, чем когда тебя никто не воспринимает всерьёз, а? — Думаешь? — Уверен. Люди не ждут от тебя чего-то особенного и потому теряют бдительность и расслабляются. — Почему ты оставил мне свой номер? — внезапно спрашивает Роб, а Джесси бросает на него неожиданно задумчивый взгляд. — Ты смотришь на меня так, будто подозреваешь в убийстве, — серьёзно отвечает Джесси после долгой паузы, но тут же расплывается в ослепительной улыбке. — Это в какой-то мере возбуждает. За вечер Роб узнаёт, что у Джесси есть огромный пёс по кличке Арчибальд, который живёт в доме родителей и грызёт всё, что попадается ему на пути. Узнаёт, что папа-омега грозился выгнать пса на улицу, когда отец-альфа притащил его, надеясь сделать мужу сюрприз. Но теперь папа называет Арчи своим любимым членом семьи, а отец жутко обижается на это. После второго стакана вишнёвого пива Джесси рассказывает, что они с братом — близнецы, хоть по характеру похожи не больше, чем огонь и лёд. Теодор пошёл в спокойного, рассудительного отца, а Джесси достался темперамент папы, и именно поэтому он никак не может найти с ним общий язык. «Два упрямых барана», — Джесси смеётся, допивая пиво, а Роб не может оторвать взгляд от ямочек на его щеках. В руках Джесси уже третий стакан, когда он закатывает глаза на вопрос о его планах на будущее. — Знаю, многие пытаются распланировать свою жизнь на десять лет вперёд… — А это, по-твоему, плохо? — скорее утверждает, чем спрашивает Роб. — Нет, ну ты только подумай! Человек планирует всё! Всё! Мол, вот тут я окончу институт, тут устроюсь на престижную работу, тут выйду замуж, а потом получу повышение и через пару лет рожу детей… Но, чёрт возьми! Жизнь — это совершенно другое! — И что конкретно? — Конкретно… — передразнивает Джесси с ухмылкой на губах. — Всё-то у тебя должно быть чётко и конкретно, да, здоровяк? Но жизнь это… Ох, наверное, это как попасть в бурю на корабле. Нет, даже не на корабле. В долбаной лодке! Где не то что профессиональной навигации, а даже компаса нет! И ты, как конченый придурок, сидишь в полной воды лодке, пока волны мотают её из стороны в сторону. В голове этот сраный список: престижная работа, идеальный муж, послушные дети, отпуск на островах два раза в год… А ты, чёрт возьми, сидишь и вычерпываешь воду, чтобы просто не утонуть! Но даже когда буря проходит — тогда начинается штиль. И лодка замирает посреди открытого моря. А ты даже не в курсе, в какой стороне находится берег и куда тебе вообще грести — не говоря уже о том, чем именно, ведь вёсла давно унесло. Первое время ты горько рыдаешь, но потом собираешь себя в кучу, наблюдаешь за звёздами и солнцем, определяешь, где север, где юг, и начинаешь тупо грести. И хрен его знает, приплывёшь вообще куда-то или нет… Жизнь страшная штука, Роб. Страшная, но при всём этом — страшно интересная. И, как по мне, только с подобным настроем и можно нормально её прожить… Боже, ну не смотри на меня так! — Как? Будто подозреваю тебя в убийстве? — невольно усмехается действительно слегка оторопевший Роб. — Нет! Будто у меня выросли рога! — Волос вполне достаточно для этого эффекта. — Не нравятся волосы? Я не мог определиться между фиолетовым и красным, если честно… В итоге выбрал этот. Зря? Фиолетовый пошёл бы больше? Кстати! Вот ты знаешь, какой уровень самоубийств в это время? Праздники, Рождество, Новый год… Знаешь? — Это как-то связано с цветом волос? — Не меняй тему! Мы говорили о смысле жизни! Так вот… Кто чаще всего сводит счёты с жизнью? Всякие там офисные клерки, примерные работники да законопослушные граждане! Те, кто распланировал будущее по месяцами и разложил всё по полочкам. Кто нарисовал себе в голове картину идеальной жизни — а её нет! Нет, и всё тут! Её в принципе не существует! Понимаешь, о чём я говорю? — Признайся честно, ты пытаешься затянуть меня в какую-то секту? — вдруг улыбается Роб, и Джесси смеётся, игриво толкая его в плечо. — Нет, я пытаюсь спасти тебя от самоубийства. Не надо, Роб! Всё наладится! — Ну, я же не офисный клерк. — Чёрт, точно… Тогда я впустую потратил целый вечер! — Лучше расскажи, зачем учишься на юриста при такой… тяге к спонтанности. — Это сейчас прозвучало как оскорбление или мне показалось? — Джесси прищуривает глаза, а Роб невольно усмехается. — Показалось. — Сделаю вид, что поверил. — Нет, а если честно, почему ещё не бросил университет? Ты как раз похож на того, кто легко бросает начатое дело, если оно не нравится. — Я снова пропущу эту двусмысленную фразу мимо ушей. Да и с чего ты взял, что мне не нравится? Это прозвучит немного банально, но мне нравится, что я могу помочь людям. Наверное, это всё из-за отца. Бывшего военного, кстати. Он у нас в семье главный моралист (в лучшем смысле этого слова) и с детства рассказывал мне о том, насколько важно защищать того, кто слабее. Говорил, если жить по принципу «сильный ест слабого», то через какое-то время мы окажемся в мире очень успешных, но до ужаса несчастных людей. Хорошо сказано, да? А папа вот, наоборот, ненавидит эти его разговоры… Закатывает глаза так, что слышно в другой комнате! И как они только сошлись? Две полные противоположности… — На словах, конечно, всё красиво, — пожимает плечами Роб. — Но на деле? Ты юрист — ты помогаешь тому, кто платит тебе деньги. Даже если это тот самый «сильный, который ест слабого». Да и закон не переписать. Если кто-то виновен, то каким бы хорошим человеком он ни был — его посадят. — Во-первых, закон можно перекрутить так, что суду даже и не снилось. — Нет, нельзя. — Нет, можно, — отмахивается Джесси. — Во-вторых, всё зависит ещё и от выбора самого человека, мистер циник. Приведу пример… На базе учебных заведений есть юридические клиники — там мы оказываем бесплатную помощь людям, которые не могут позволить себе за неё заплатить. — На общественных началах далеко не уедешь. — Господи, ты говоришь, как мой папа! — фыркает Джесси. — Вы бы с ним поладили. Он настоял на юрфаке только из-за того, что это выгодно. Да и в его бизнесе смогу помочь, если нужно. — В бизнесе? — Ресторанный бизнес — это ад, Роб. Не дай бог клиент подаст иск или нагрянет инспекция. Без хорошего юриста туго… За эту встречу Роб не узнаёт ничего, что могло бы оказаться связанным с делом об ирландском наркобароне. Но не вспоминает об этом до самого возвращения в свою пустую холодную квартиру — и даже там обнаруживает, что к его одежде прилипли еле ощутимые кисло-сладкие нотки аромата барбариса. Роб недоверчив и подозрителен. А ещё прекрасно знает, что паршиво разбирается в чужих чувствах и эмоциях. Год назад он успешно вычислил главу нью-йоркской преступной группировки, но не был способен поверить, что его жених, высоконравственный омега из порядочной семьи, спит с другим альфой. Роб замкнут и необщителен. Длительное одиночество никогда его не тяготило — а после разрыва с Лори Роб и вовсе мирится с тем, что навсегда останется один. И пусть. Одному проще. «Одному проще» как мантру повторяет Роб, а через два дня сердце странно ёкает, когда на экране телефона высвечивается имя абонента: Джесси. — Алло? — Есть серьёзный разговор, — торопливо раздаётся в динамике. — Не для телефона. Встречаемся в парке в семь вечера. Это очень важно. Что-то обрывается внутри и падает в пятки. Неужели мальчишка всё-таки в чём-нибудь замешан? Нет… Нет, только не это! Хотя какое, чёрт возьми, Робу до этого дело?! Он выполняет свою работу! И может только упрекнуть себя в том, что проморгал важные детали, изучая личность Джесси! Слишком длинная и нескладная фигура виднеется среди галдящей толпы дублинского парка, и Роб ускоряет шаг, чтобы скорее вдохнуть сгустившийся на морозе запах барбариса. — Ну и что ты хотел мне рассказать? — хмуро спрашивает он, глядя как Джесси поправляет цветастую полосатую шапку, наполовину скрывающую красные волосы. — Какой у тебя размер? — Что? — Размер ноги. Какой? — Сорок… сорок пятый. — Отлично, пошли! Ладонь Роба оказывается сжата в чужой прохладной руке, и его тащат куда-то сквозь шум и хаос так и не отошедшей после праздников толпы. — Сороковой и сорок пятый, — наконец останавливаясь у проката коньков, говорит Джесси бете за прилавком, а затем поворачивается к Робу. — Для омеги у меня большая нога, знаю. Отец очень высокий, да и папа тоже не коротышка, вот мы с братом и вышли такими же. О, вон уже коньки несут! Спасибо. Да, вот билеты… — Стой! — Роб хватает Джесси за плечи, и коньки чуть не падают из его рук на землю. — Ты же сказал, что есть разговор! Что всё серьёзно! Какие ещё, пропади они пропадом, коньки?! — А иначе я не мог быть уверен, что ты придёшь, — виновато улыбается Джесси, и Роб понимает, что готов хорошенько встряхнуть этого мальчишку — так, чтобы мозги на место встали! А лучше — ещё и за уши оттаскать в придачу! Но с другой стороны… Джесси ни в чём не замешан? — Значит, ничего не случилось? — настороженно спрашивает Роб, отчего-то задерживая дыхание. — Случилось. Я неожиданно поймал себя на мысли, что хочу покататься с тобой на коньках. Такой ответ устраивает? Подобная откровенность сбивает с толку, и Роб незаметно для самого себя расплывается в несмелой улыбке. — А ты у нас, значит, всегда получаешь то, что хочешь, да? — Ой, вот только не начинай! — наигранно возмущается Джесси, сунув коньки Робу в руки. — Не думай, что я какой-то там золотой мальчик. Баловал меня только отец. А вот папа — наоборот, приверженец спартанских методов воспитания. И все без устали твердят, что я на него похож. Так что хватит трепать языком и пошли наконец-то кататься! Джесси. Омега с тёплыми карими глазами и до ужаса острым языком. Он пьёт кофе с огромным количеством сахара и всегда ругается с официантами, если ему что-то не нравится в еде. Он кажется Робу соринкой, попавшей в глаз — крошечной, но не дающей нормально жить — или же сухим листом, прилипшим к лобовому стеклу и мешающим обзору. На катке Джесси беззастенчиво смеётся с попыток Роба проехать хоть пару метров, не грохнувшись на лёд, и тот еле сдерживается от желания схватить его и толкнуть в ближайший сугроб. А потом зачем-то навалиться сверху. Наверное, именно поэтому, когда Джесси великодушно протягивает Робу руку для поддержки, он охотно хватается за холодную ладонь. — Ты почему не носишь перчатки? — недовольно хмурится Роб, отчего-то задержав взгляд на чужих слишком тонких, узловатых пальцах. — Не поверишь, просто забываю их купить. Роб понимает, что влип, когда на следующий день выкладывает на кассу в торговом центре перчатки, тщательно выбранные в отделе аксессуаров. Роб понимает, что влип по-настоящему крупно, когда осознаёт: перчатки, которые он выбрал — красные. И понимает, что поздно что-либо исправить, когда по вечерам его начинает терзать острая нехватка кисло-сладкого аромата, заливистого смеха и вечно ехидно прищуренных глаз. — Вот это да, большой альфа сам предложил мне встретиться? Должно быть, в лесу что-то сдохло… — подтрунивает Джесси, сидя напротив за крошечным столиком, а Роб думает лишь о том, что на эту встречу он пришёл в подаренных перчатках. — Ну ладно, не дуйся, я же шучу. Кстати, это моё любимое место в городе. — Серьёзно? — удивлённо поднимает брови Роб: Джесси предложил встретиться не в пафосном ночном клубе, не в элитном ресторане — а в уютном литературном кафе со стеллажами, до потолка заставленными старыми потрёпанными книгами. — Серьёзней не бывает, — пожимает плечами Джесси и вдруг опускает глаза. — Некоторые психологи говорят, что нас тянет к тому, чего нам не хватает. Наверное, мне не хватает спокойствия. Я слишком… взбалмошный, что ли? Столько мыслей в голове, что иногда не могу заснуть до трёх утра… Да и одним делом заниматься дольше десяти минут не способен. Никогда не проводил вечер просто за чтением книги, представляешь? — Ещё как представляю, — не может сдержать улыбку Роб, и Джесси толкает его ногой под столом. — Сарказм тебе не идёт, здоровяк! Но ещё я без ума от здешних посетителей. Обожаю наблюдать за людьми… — Слушай, ты набрасываешься на прохожих в парке с поцелуями, любишь следить за людьми… Тебе не кажется это странным? — Видишь вон того альфу? — игнорируя все слова Роба спрашивает Джесси, указывая на альфу лет семидесяти за столиком в углу. — Он приходит сюда каждый день. А у того окна… да, вон там… сидит один пожилой, но очень симпатичный омега. Он тоже постоянно здесь бывает. — И что с того? — А то, что всякий раз альфа так пялится на омегу — вот-вот дырку просверлит! Но никогда к нему не подходит… Боже, мне так хочется подсесть к нему и подбодрить! Хотя бы немного подтолкнуть… — Мне кажется, не нужно лезть в чужую личную жизнь, — качает головой Роб, на что Джесси поджимает губы. — А если это сделает их счастливыми? — А если нет? — Ладно, мистер пессимист, теперь выкладывай ты. — Чего? — Что ты любишь? — Джесси упирается локтями в стол и придвигается ближе. — Чем увлекаешься? Или, наоборот, чего никогда в жизни не делал? — Не ходил на свидания со взбалмошным омегой с красными волосами и одержимостью помочь всем вокруг, — тихо смеётся Роб и только спустя несколько секунд осознаёт, что сказал. — Чёрт, я не имел в виду, что у нас с тобой свидание… Встреча. Я никогда не встречался с… Чёрт, так ещё хуже. — Да расслабься ты, здоровяк, я понял, — отмахивается Джесси, но почему-то это не приносит Робу облегчения. Совсем наоборот. Круг подозреваемых то расширяется, то сужается снова, но значимого продвижения в расследовании нет. Только в марте Робу удаётся нащупать след какого-то подозрительного типа, и именно тогда он замечает, что уже почти три месяца начинает свой день с проверки сообщений от Джесси. В какой-то момент они начинают переписываться без повода и темы, просто так. Джесси шлёт фото пригорелых шоколадных маффинов, растёкшейся яичницы или же рубашек, которые выбирает в магазине. В ответ Роб подшучивает над его кулинарными потугами или закатывает глаза на просьбу посоветовать, какая рубашка сидит сексуальнее, и говорит, что не в восторге от обеих. Телефон Джесси давно вбит в список контактов быстрого набора, а сам омега крепко заседает в голове. И, наверное, даже в сердце. Джесси младше на тринадцать лет, а по законам США ещё даже не имеет права легально покупать и пить алкоголь. Но Роб всё чаще ловит себя на мысли, что хочет заткнуть его бесконечную болтовню поцелуем. Он вспоминает слова Джесси о том, что жизнь похожа на морской шторм, что предусмотреть что-либо невозможно, что все выстроенные планы, наоборот, только приносят разочарования. Вспоминает Роб и самого себя: молодого и целеустремлённого, загоревшегося целью работать в ФБР и ещё в шестнадцать спланировавшего своё будущее на много лет вперёд. Окончание школы, поступление в академию, выпуск, работа, свадьба, дети… Вот только жених изменил, а текущее расследование до сих пор не принесло результат. И, конечно, омега с красными лохматыми вихрами совершенно не входил в прежний концепт идеальной жизни. Когда Джесси говорит «студенческая вечеринка», в этом словосочетании Робу не нравится ни первое слово, ни второе. Должно быть, именно поэтому он заявляет, что обязан пойти вместе с ним. — А то знаю я, как ты порываешься сесть пьяным за руль, — бубнит Роб, готовясь к бурным протестам, но Джесси только пожимает плечами и отшучивается: «Согласен, тебе давно пора оттянуться, здоровяк». В первые же полчаса Робу кажется, что Джесси уже успел перетанцевать со всеми альфами, но он продолжает просто хмуро подпирать стенку и мысленно повторять, что ему нет до этого никакого дела. Как и до красных джинсов с металлическими заклёпками, обтянувших зад Джесси похлеще любых других в его гардеробе. — Я хочу домой. — Они пришли не более часа назад, а Джесси стоит прямо перед Робом и забирает у него свою сумку с ключами. — Я не пил, так что поеду сам. — Стой. Что-то случилось? — Нет, не парься. И если что, ты можешь остаться — здесь куча народу не из универа, так что тебя никто даже не заметит… — Остаться? Да я притащился сюда только ради тебя! — Видимо, зря. Джесси быстрым шагом двигается к выходу, и Роб устремляется следом, изо всех сил стараясь не опускать глаза на маячащие прямо впереди омежьи поджарые ягодицы и полоску голой молочно-белой кожи между футболкой и ремнём. — Тебя кто-то обидел? — чуть резче, чем собирался, спрашивает Роб, не давая отчего-то торопящемуся сесть в машину Джесси открыть дверь. — Какой-то альфа? Я разберусь с ним. Только скажи кто. — Нет, просто я чувствую себя полным идиотом, — вдруг усмехается Джесси, пряча взгляд. — Когда… Когда ты сказал, что хочешь пойти, я… Чёрт, ничего. Забудь. Ладно, Роб, всё правда в порядке. Просто устал — наверное всё-таки стоило отоспаться вместо того, чтобы тащиться на эту несчастную вечеринку. Город цветёт и зеленеет с приходом весны, а в груди Роба ворочается что-то тяжёлое и липкое, пока он бредёт по ночной улице домой. Час поздний, но некоторые ресторанчики ещё открыты, и сквозь светящиеся большие окна можно увидеть засидевшиеся там, потеряв счёт времени, парочки. Роба никогда не тяготило одиночество, а свадьба была в списке «сделать за жизнь» исключительно потому, что так положено. Дом, верный муж и двое послушных детей, альфа и омега — стандартная американская мечта. Вот только сейчас Роб возвращается в пустую тёмную квартиру, пахнущую чем угодно, только не тёплым запахом омеги. И всё, чем остаётся довольствоваться — это случайно прилипшими к одежде, еле ощутимыми нотками барбариса. На следующее утро телефон хранит зловещее молчание. Сначала Роб ловит себя на мысли, что безумно хочет получить от Джесси хотя бы рядовое «привет», но к вечеру волнение нарастает всё сильнее, когда за день тот не отвечает ни на одно сообщение или звонок. Вахтёр на проходной общежития храпит так же, как и пару месяцев назад, а комната номер сорок один находится легко. В глазах Джесси — полная растерянность, когда он видит Роба на своём пороге, но всё равно пускает внутрь. — Что происходит? — в лоб спрашивает Роб, еле сдерживаясь от странного желания схватить омегу за руки. — Ты о чём? — О том, что ты пропал почти на сутки, чёрт возьми! — Ну, ты же сам заметил — я легко бросаю начатое, — подшучивает Джесси, хоть по его лицу проскальзывает тень. — Хватит отнекиваться. Я же вижу, что ты не такой как обычно. — Ах, значит, видишь? — Джесси тихо фыркает. — Интересно, что именно ты видишь, Роб… — В смысле? — Зачем ты пришёл? — Господи, хватит отвечать вопросом на вопрос! Я пришёл, потому что испугался, что с тобой что-то случилось. — Ну и? — Что и? — Ты увидел меня — я в порядке. Можешь уходить. — Чёрт возьми! — не выдерживает Роб, подходя к нему вплотную. — Джесси, да в чём дело?! Во взгляде Джесси мелькает странное выражение, и Роб уже готов вцепиться ему в плечи и встряхнуть, как вдруг его самого хватают за воротник и тянут вниз. Губ Роба касаются чужие — тёплые и мягкие, переносящие на несколько месяцев назад, в заснеженный парк и время, когда каждый ждёт рождественское чудо. — В этом дело, — наконец-то отвечает Джесси, торопливо убрав руки. — Какой же ты всё-таки тормоз… Наверное, из-за роста долго доходит… Ну что, доволен? Теперь уходи. — Ни черта я не доволен, — хрипит Роб перед тем, как вжать его в стену. Роб чувствует, как дрожат колени Джесси, когда он целует его, долго и настойчиво, зарываясь рукой в эти сводящие с ума красные волосы, прижимая к себе так крепко, будто Джесси пытается сбежать. Чувствует, как его собственное сердце заходится в бешеном ритме, а в мыслях начинает твориться полный бардак. Чувствует, что весь его мир рушится, как карточный домик. — Я старше тебя на тринадцать лет… — с трудом выдыхает Роб, разрывая поцелуй. — А я думал, на пятнадцать, — усмехается Джесси. — Плохо выглядишь. Роб на раз вычислял главарей преступных группировок, но не был способен понять, что ему изменяет жених. Он твёрдо решил, что одному быть проще, а в Дублин приехал, только чтобы вести федеральное расследование. Но сейчас в его руках находится пахнущий барбарисом омега — тот, кто может согреть, подарить счастье и принять его заботу и любовь. И тот, кто может разбить сердце снова. — У меня есть прошлое, — тихо произносит Роб, осторожно убирая со лба Джесси непослушный локон. — Меня уже предавали один раз, и … — Я не предам тебя, Роб, — перебивает Джесси, накрыв его ладонь своей. — Я не из тех омег, которые тайком встречаются с десятком альф. И если я буду чем-то недоволен в наших отношениях, — он слабо усмехается, — поверь мне, ты узнаешь это сразу. Но только если ты готов отпустить прошлое, Роб. Воспоминания хороши, когда нет ничего кроме них. Но мне кажется, у нас что-то всё-таки есть. Они начинают видеться несколько раз в неделю и созваниваться перед сном. Это становится привычным, нужным, необходимым. Будто на свете нет ничего правильнее встреч и разговоров с Джесси и нежных поцелуев на прощание, которые с каждым разом становятся более нескромными. Весну сменяет лето, но в душе царит вечно цветущий май, когда Роб понимает, что уже не может представить свою жизнь без этого омеги. Что он готов последовать за Джесси куда угодно, лишь бы просто иметь возможность пропускать через пальцы его красные волосы и вдыхать барбарисовый аромат, уткнувшись носом в тёплую шею. За эти месяцы Джесси ни разу не упрекает Роба в угрюмости, молчаливости или занудстве. Когда он злится, Джесси целует его в щеку. Когда он ворчит, Джесси принимается шутить, и вскоре Роб сам не замечает, как начинает улыбаться. «Всех тошнит от твоих бесконечных правил и требований, — иногда звучат в голове последние слова Лори. — Меняйся или умрёшь одиноким, вечно брюзжащим стариком…» — Тебе со мной не скучно? — спрашивает Роб, когда они гуляют вдоль парка. Джесси задумчиво улыбается и вдруг поднимается на носочки, чтобы чмокнуть его в подбородок. — Мне с тобой спокойно. Не могу передать, как мне этого всегда не хватало. Впервые в жизни что-то побуждает Роба остановиться возле витрины ювелирного магазина и долго рассматривать сверкающие камнями украшения. Взгляд сам цепляется за простые обручальные и роскошные помолвочные кольца, а в мыслях совершенно неожиданно возникает образ Джесси, так искренне и открыто улыбающегося Робу перед алтарём. Смутившись своим мыслям, Роб всё же заходит внутрь и после долгих раздумий покупает тонкий и изящный серебряный браслет, а когда консультант говорит, что на нём можно сделать гравировку, отвечает: — Давайте просто инициалы. «Д» и «Р». Джесси выглядит удивлённым и растерянным, глядя на узкую длинную коробочку в руках Роба, а тот неловко пожимает плечами. — В честь того, что ты успешно окончил второй курс, — объясняет Роб. — Вот это да, а мистер серьёзный альфа, оказывается, романтик, — хихикает Джесси, позволяя надеть себе на запястье браслет, но, прежде чем Роб успевает упрекнуть себя в такой непроходимой влюблённой глупости, обвивает руками его шею и тянет на себя. — Это лучший подарок, который я когда-либо получал. Спасибо. — Разве родители не подарили тебе Мазерати? — Я бы променял его на этот браслет. — Врунишка. — Ты такого плохого мнения обо мне? — хохочет Джесси и наконец-то целует Роба в губы. Глядя в шоколадно-карие глаза, Роб понимает, что до этого совершенно ничего не знал о жизни. А глубоко вдыхая солёный воздух морского побережья и ощущая в своей руке чужую, думает, что хочет продлить этот миг навечно. Только неудачи в расследовании мешают полностью отдаться внезапно обретённому счастью. Вот-вот наступит осень, а стоит Робу нащупать след — тот сразу обрывается. Будто наркодилер знает, что за ним следят, и играет в кошки-мышки, водя ФБР по кругу. И лишь близость Джесси спасает от тяжёлых мыслей. В его небольшой, такой некогда холодной и пустой квартире Джесси сам стягивает с Роба куртку и ныряет под футболку замёрзшими на осенней улице пальцами. Тогда Роб подхватывает его под ягодицы и несёт на кровать, находя в себе силы признаться: — Мне кажется, у нас что-то большее, чем… Роб запинается, но Джесси кивает раньше, чем он успевает закончить. — Мне тоже. Мне тоже так кажется. Зима подкрадывается незаметно, и в первый её день Роб встречает Джесси после университета и ведёт пить кофе в парк, где они встретили друг друга год назад. — Отец звонил, — тихо начинает Джесси, повиснув у Роба на локте. — Приглашал на Рождество. Нас обоих… — Обоих? Он в курсе? — Догадался. Вот уж Зигмунд Фрейд несчастный… Сказал, по моему голосу и так всё ясно. — А ты хочешь, чтобы я познакомился с твоей семьёй? Джесси молчит несколько секунд, а затем, резко выдохнув, торопливо выдаёт: — Нет, потому что папа устроит тебе допрос с пристрастием, отец попытается разрядить обстановку (и сделает ситуацию ещё более неловкой), а пока мы все будем ссориться и мириться, мой брат-переросток сожрёт всю рождественскую индейку, и нам придётся давиться бутербродами, — Джесси ехидно ухмыляется и смотрит на Роба снизу вверх. — Ну так что? Ты всё ещё хочешь познакомиться с моей семьёй? — Я не боюсь допросов с пристрастием, — пожимает он плечами. — Да и к индейке отношусь спокойно. Или ты переживаешь, что им не понравится наша разница в возрасте? — Пусть только заикнутся! — фыркает Джесси. — Я сразу припомню им дядю Уилла. Ну так что? Сказать отцу, что мы приедем? — Почему бы и нет? — Обещаешь, что не сбежишь? — Джесси, — недовольно ворчит Роб, целуя его в висок. — Я похож на того, кто сбегает? — Ладно… Но только поедем на моей машине, и поведу я, — добавляет Джесси и тут же объясняет. — Это из-за папы… Он у нас кто-то вроде борца за права омег. И то, что ты пустил меня за руль, он определенно оценит. — Ясно, — смеётся Роб. — Мне уже не терпится с ним познакомиться. Плановая встреча со связным назначена на пять вечера двадцать четвёртого декабря. Роб как раз успеет дойти до общежития Джесси, после того как передаст ФБР все списки и досье подозреваемых, тогда как сам рождественский ужин начнётся в семь. Ужин, на который Роб собирается привезти маленькую бархатную коробочку с золотым кольцом и, прежде чем достать её перед Джесси, попросить благословения у его родителей. Пусть это устарело, пусть слишком консервативно. Роб хочет этого и знает, что Джесси всё поймёт и лишь тихо усмехнётся его старомодности. Крупная заварушка среди мафиозных кланов случается двадцать третьего декабря. Кто-то начал стрельбу в ресторане, где, к счастью, присутствовал свой человек, который успел сделать фотографии главных действующих лиц. Это может оказаться ключом к чему-то большему, способному вывести на след наркобарона, и впервые за весь год Роб задумывается: а что потом? Что будет, когда он закроет это дело и вернётся в Нью-Йорк? Согласится ли Джесси оставить всё и отправиться вместе с ним? От тяжёлых мыслей отвлекает работа: сопоставление имён и фактов из собранных по кусочкам досье с реальными фотографиями тех, кто засветился на встрече глав. Среди десятка альф обнаруживается бета, что сразу заметно по узким плечам и тонким чертам лица, и Роб долго изучает его слегка размазанное фото, думая, что именно бета с его умом и хладнокровием мог бы провернуть дело, запутавшее ФБР на целый год. По спине проходит холодок, когда около часа Роб ждёт связного в условленном месте, но тот не является на встречу — даже не выходит на связь. По протоколу он не может ждать больше шестидесяти минут, чтобы не привлечь внимания, и распечатки звонков и списки подозреваемых прожигают внутренний карман куртки, когда Роб понимает, что опаздывает к Джесси. Однако выбросить засекреченные документы в ближайшую урну он не может, а времени на поиски зажигалки, чтобы сжечь бумаги, уже нет. — Ты что, бежал? — смеётся Джесси, глядя на запыхавшегося Роба, и, притянув к себе, коротко целует в губы. — Поехали, если ты ещё не передумал. — Никогда не передумаю, — хрипло выдыхает он, думая о коробочке с кольцом, которая лежит во внутреннем кармане прямо рядом с распечатками, предназначенными для пропавшего связного. Родители Джесси живут за чертой города, буквально в паре десятков метров от дикого морского берега, и их трёхэтажный дом поражает своим размером и изысканной простотой. Джесси нажимает на дверной звонок, а Роб будто впервые осознаёт, насколько важное знакомство сейчас случится. Но, стоит двери распахнуться, как его почти сбивает с ног гигантский белый пёс, больше напоминающий медведя. — Арчибальд! Фу! — гремит чей-то бас, и вскоре на пороге появляется альфа, до комичного похожий на свою собаку. Такой же громадный, высокий и плечистый, со светлыми волосами и неожиданно добрыми голубыми глазами на суровом лице. — Арчибальд, нельзя! — Альфа оттаскивает пса за ошейник. — Простите, он совсем не агрессивен. Просто чересчур дружелюбен и совершенно не поддаётся дрессировке… А вы, наверное, Роб? Очень рад с вами познакомиться. — Крепкая мозолистая ладонь пожимает его руку. — Я Томас. Зовите меня просто по имени, без всяких там «мистеров». А это Даррен, — Томас оборачивается, но тут же переводит взгляд обратно на Роба. — Так, мой супруг, как обычно, куда-то исчез… Одну секунду, сейчас я его позову. И заодно заберу с кухни Тео, пока он не уничтожил всё, что я приготовил для ужина. Джесси приободряющее гладит Роба по плечу, прежде чем прошептать на ухо: «ты ему понравился». — Мы же просто поздоровались, — вполголоса возражает Роб, но Томас уже возвращается в прихожую с ещё двумя людьми. В высоком и крепком темноволосом альфе с поразительно похожими на Джесси чертами лица Роб узнаёт его брата-близнеца Теодора — за чьими широкими плечами виднеется вторая фигура, более низкая и тонкая. — Малыш наконец-то привёл в дом альфу, — тепло улыбнувшись, Теодор сразу крепко обнимает Джесси, а следом пожимает руку Робу. — Я Тео. Очень приятно! — А меня попрошу называть мистер Моран, — слышится холодный высокомерный голос, и сердце Роба на секунду останавливается, когда он смотрит на человека, которого легко принял бы за бету, если бы не исходящий от него слабый цветочный аромат. — Пап, ну ты опять? — устало вздыхает Джесси. — Даже подчинённые не называют тебя мистер Моран! — А он пусть называет. — Мистер Моран кривит губы, а Роб чувствует, что замершее прежде сердце принимается бешено барабанить по рёбрам. Нет никаких сомнений: это лицо того самого беты, которого он только вчера внёс в список подозреваемых.