***
Картинка перед глазами тускнела, фигуры вокруг терялись в пространстве, сбиваясь в кучу, и только в носу уверенно стоял яркий запах медикаментов. Пьеро мог с уверенностью сказать, что чувствует себя только хуже после оказанного коллегой лечения, но первое время так казалось всегда. Такова одна из цен. Левая рука болела от огромного количества синяков по линии вздутых вен, а на постели лежало множество использованных шприцев. Кровь нуждалась в очистке препаратам, это была вынужденная мера, но такое чувство, что одна из ампул была лишней... И вправду. Вместе с ослабшим зрением слабость обрело и тело, почти отнимаясь и немея расползающимся колючим холодом от кончиков пальцев. Сказать о собственных беспокойствах об этом не выдалось и секунды, реальность слишком быстро ускользнула из под чужого носа.***
Сознание прояснилось вновь, когда Педролино ощутил лёгкую боль от сдирающейся с его половины лица маски. Это обнажило его изувеченную шрамами кожу и зажмуренную пустую глазницу, пропуская на огрубевшую кожу холод комнаты, что было крайне непривычно. Здоровый глаз всё ещё видел силуэты, и один из этих силуэтов медленно приближался, размываясь голубым и синим. — Понимаешь, лечить тебя для меня не проблема. - слышится голос Доктора откуда-то сверху - Но я злопамятный и буду очень рад совместить полезное... С приятным. По тону можно было понять, что мужчина как всегда улыбался. Тело по прежнему не слушалось, но Пьеро чувствовал, как на его торс садятся тощие бёдра, а чужие руки оглаживают его грудь. Это было гадко и из горла издается лишь протяжный протестующий выдох, что само собой не остаётся без внимания и едкой усмешки со стороны болтливого собеседника. — А тебе это нравится, да? Очевидный сарказм, но заставляющий даже на секунду усомниться в собственных ощущениях. И Дотторе не медлит, получая заслуженную реакцию на свои действия. Совсем скоро его тело прижимается ниже, а губы касаются чужого побледневшего лица. И отнюдь не для поцелуя. Влажный язык проходится по холодной щеке, и гортань издает странный рокочущий звук, словно сверху был не человек, а самое настоящее животное. — Я так рад тому, что ты такой больной и бесполезный. Слабый. Слабый и жалкий. Чужое перевозбужденное дыхание опаляло намокшую щеку, и оставалось только боязливо сглатывать, рассчитывая на меньшее зло, которое только удалось представить. Однако дрожащий кадык быстро вывел Доктора из себя и шея Шута была крепко сжата длинными, цепкими пальцами. — Тоже не терпится, хах? С этими словами Дотторе проходится языком по собственным зубам, щеря оскал, и примыкает губами к глубоким шрамам Первого Предвестника. — А ты никогда не рассказывал об этом уродстве, кстати... Не хочешь сейчас? Два пальца заменяют губы на коже и грубо раздвигают болезненные веки, демонстрируя пустую темную глазницу. Тело пробивает болезненными судорогами, Пьеро выгибается в спине и раскрывает рот в немом стоне, а Дотторе разочаровано прикрывает глаза и утвердительно мычит. — Ах, да... Твое горло онемело, какая досада. Ну, тогда в следующий раз? Теперь его лицо вновь непозволительно близко. Язык выписывает круги на щеке, поднимаясь к виску, и Пьеро с каждым разом дышит всё тяжелее и тяжелее, боясь новой волны боли. И та его предательски настигает, когда чувствует, как влага чужого рта ложится прямо в его уязвимую, не зажившую рану пустой глазницы. Теперь язык елозил внутри, прямо внутри его головы, заполняя пространство собой. На здоровом глазу выступили слёзы, и мужчина мог только сжать пальцами простынь под собой. — Д-Дотто...Торе... Слышится еле слышимый хрип, и тот, кого звали, раззадоривается лишь сильнее, углубляя язык и чувствуя, как тело под ним бьётся крупной дрожью. — Молчи, чш-ш... Знакомые успокаивания. Доктор отстраняется, облизывая свои губы и заползая выше, садясь уже почти близь чужой шеи. — Не порть мне настроение своим нытьём, хорошо? Гортанный смех и Дотторе со вздохом расстёгивает ширинку, что уже давно распиралась от гнетущего вожделения. Шут не видел, что его ждёт за размытой пеленой, но прекрасно понимал, от того его бесчувственное тело начало хоть как-то рыпаться из стороны в сторону. — Я не понимаю, ты глухой? Или просто тупой, блять? Игривый тон резко сменяется злостным, что резал по ушам, и следует такой же режущий удар пощёчины по чувствительной скуле. Это заставило тело внизу съёжиться и с натяжкой смириться, хотя в мыслях Педролино не было и места, что не было бы заполнено словами желания, чтобы этот кошмар скорее прекратился. Но дальше хуже. Смочив пальцы собственной слюной, Дотторе упивающе проводится влагой по длине своего члена и приставляет его к раздвинутым пальцами векам глазницы мужчины. — Сделаешь глубокий вдох для меня? Но времени на это никто давать не собирался, когда голова начала раскалываться от чувства чего-то устремляющегося прямо вовнутрь, вперёд, словно достигая стенки черепа. Доктор держался обеими руками за седые волосы коллеги и резкими толчками вдалбливался в его голову, что-то бессвязно рыча и широко улыбаясь. — Ненавижу тебя, ненавижу... Г-ньх, Пьер-ро... Дотторе прикрывает глаза и раскрывает рот в судорожном, томном дыхании. С кончиков его клыков тянулась слюна на нижнюю губу, а дальше та стекала на подбородок и капала вниз, на шею и грудь Педролино. Тело мужчины внизу дрогалось на каждый толчок вовнутрь, а пальцы сильнее цеплялись за покрывало, но выглядело это до ужаса жалко, что уж говорить о немощности. Онемевшие пальцы еле сжимали поверхность, но для Шута в таком парализованном состоянии это был огромный труд. С уголка глаз текли слёзы, размывая когда-то нанесённые черные тени, и Дотторе завороженно осматривал их, но не отвлекался от процесса, что звучал учащённым пульсом в его висках. Хлюпанье и хлопки эхом бились прямо внутри головы Пьеро, и это было невыносимо вместе со слышимым постаныванием Второго Предвестника. Он не верил, что Дотторе действительно мог получать такое удовольствие от процесса. И что тот настолько... Ненавидел его. Совсем скоро он вновь шумно выдыхает вместо крика, жмуря глаз, и... Пьеро лежал в постели, в холодном поту после сна, а на его груди лежала косматая и увесистая чёрно-белая кошка, что мирно урчала и сопела. Нос был забит шерстью домашнего животного и мужчина сразу тянется рукой, чтобы потереть переносицу и фыркнуть. — О, Архонты... Это был самый ужасный сон при... Горячке... Ладонь, что чесала нос, постепенно ложится на лоб, закрывая кончиками пальцев глазницу, что болела фантомной ноющей болью. Мерзкое напоминание о не менее мерзком кошмаре. И Пьеро не был тем, кто верил в вещие сны. Однако мысли о том, что его, даже в теории, может настолько сильно ненавидеть собственный воспитанник - удручали. Ведь были похожи на правду. — ...Надо позвать Дотторе, у меня точно температура...