мы согреемся в сугробах,
чтобы нас не моросило.
суетой и суицидом разбавляю
чай с вареньем,
ты сегодня чудом выжил —
поздравляю, с днем рождения.
смирись, лучше не будет
Минхо смотрит на порцию школьного обеда, за который его родители платят боснословные бабки, чувствуя лишь отвращение и ком в горле, который кажется вот-вот покажется наружу. Хёнджин сидит рядом, захлебываясь собственными слюнями, глядя на убогий поднос с едой. А Ли отдаёт свой несчастный прием пищи, убегая в туалет. Он чувствует, как внутренности содрогаются, а желудок корчится от мерзотного запаха еды. Отхаркивая свои чувства вместе с желчью, Минхо, наверное, чувствует себя лучше. Поднимаясь с колен, почти теряя сознание, он старается дойти обратно до столовой. Меланхоличный взгляд, синяки серо-буро-малинового цвета, кажется, впечатываются в каждого, кто посмотрит в глаза. Впалые скулы, бледная кожа и выступающие на ней вены, в которых, вероятнее всего, уже нет крови, а только лишь разбавленные желчью обещания. — Выглядишь дерьмово, — констатирует факт Хёнджин. Кажется, Минхо сейчас стошнит. Он давно забыл вкус еды и, наверное, даже был рад. Зато вкус медикаментов он запомнит навечно. Обед, наконец, подходит к концу, в ушах звенит школьный звонок, оповещающий об этом. — Увидимся после школы, — получая смазанный поцелуй в макушку, Минхо шатается в сторону кабинета. Школьный день тянется, словно дешёвая жевачка, купленная для утоления голода и фальшивого чувства сытости. А руки трясутся, как в тот день, когда передавал за проезд. Слой кожи стал тоньше листа бумаги, а вены были еле защищены. Хёнджин обещал вскрыть их, если вдруг понадобится. Минхо ждёт этого момента. Скорее выйдет из организма погань вместе с мутной кровью, больше походящей на разбавленный водой томатный сок. Странная субстанция попадёт на землю. Через час она впитает мерзотные чувства, через два на ней вырастут цветы скорби и тоски. Хёнджин сорвет пару для могилы Минхо. Неверно сделанный шаг отдавался пульсацией в висках, потемнением в глазах и ужасным головокружением. Один шаг разделял Ли от загробной жизни и, кажется, он давно сделал этот несчастный шаг. Много шагов. Остался жив телом, но давно умер душой. И в зеркале еле отражался живой труп, гниющий изнутри и, может, немного снаружи. Надушившись старыми духами в огромном свитере, он старался лишь не выдать панику, захвативщую с ног до головы. — Пошли, — бросил Хёнджин, забирая Минхо со скамейки у кабинета. С трудом двигая ногами, Ли все же шагал, чувствуя как его тело слабеет. Кажется, ещё несколько движений и ему не поможет уже ничего. В далеке уже виднелось здание, в котором неудачники, вроде Минхо и Хвана, зависали после школы. Неплохо обустроенная комнатка, несколько знакомых лиц, въевшихся в память и кожу, духота внутри и холод на улице. Они расположились на старом диване, найденном кем-то из отбросов, потягивая самокрученные сигареты. Струя дыма, входящая изо рта, затуманивала не только комнату, но и разум. — Это пройдёт, — шепчет Минхо, укладывая голову на хвановых коленях, утешая то-ли себя, то-ли стены, изнывающие от тоски. — Точно пройдёт, — делая затяжку, усмехается Хёнджин. — Пройдёт также, как твои приемы таблеток, пальцы у рта и удушающие слезы. Глаза Минхо слезились непонятно от чего: от дыма или от осознания, что лучшего не будет. Что ничего не пройдёт, ничего не изменится. Жизнь будет идти своим чередом, пока капли скорби будут падать с неба и разбиваться об асфальт, точно детские надежды убитые суровой взрослой реальностью. Все в этом ничтожном городишке тянут свои руки к солнцу, забывая выйти из комнаты. Находят лампочку; светится также, никаких отличий нет и продолжают жить дальше, думая, что становится лучше. Утопают в алкоголе, задыхаются от сигарет, но живут же, даже довольны этим. — Не пройдёт это никогда, Хо. У нас у всех здесь билет в один конец, выбраться получится только в мир иной, — поднимаясь с дивана, протягивая руку, топчит окурок Хёнджин. На трясущихся ногах Минхо поднимается, вкладывая костяшки в пакете в чужую руку. Глаза замылены от дыма или слез, но разбираться мало хочется. — Завтра не наступит для нас, а если наступит — нас там не будет, смирись. Ли смотрит вдаль, будто найдёт там спасение. Хёнджин прав, но лично он не верил в это. Или не хотел верить? Лучше не будет для серости, достигшей своего предела. Скучные граффити пытались раскрасить город, делая его самую малость счастливее, но получалось лишь хуже. — Ты обещал завязать, — невзначай напоминает Минхо, указывая на тлеющую бумажку в хвановых руках. — Ты обещал мне тоже самое, — с самодовольной улыбкой Хёнджин прощупывает чужые карманы, находя там очередной блистер от таблеток. — Это просто травка, не парься, — засовывая белесые пилюли обратно, он лишь отмахнулся. — Ну где вы там? Пойдёмте, сейчас движ начнётся! — крикнул кто-то из помещения. — Нам не суждено спастись, пойми, — Хван вложил руку Ли в свою и потянул его за собой. Они навсегда останутся в стенах разваливающейся комнатки, заполненной сигаретным дымом, запахом спиртного и тоски. Никто не поможет, а они вряд-ли примут эту помощь. Счастье здесь белая ворона, которой нет места, как и всем здесь.