Совсем немного

В своё призвание Майтимо вцепился как в старые времена – со всем упорством. Прямо-таки вгрызся. Снова забывал поесть. Пропадал то у Элронда, то с книжками. Не замечал, когда к нему подходили. Элронд считал, что это первая волна, что вскоре она схлынет, и иногда прогонял Майтимо отдыхать. Однажды Маглор их застал как раз во время спора, уже у выхода из Элрондова сада, и Элронд даже уже калитку распахнул, а Майтимо всё медлил. Уставился в землю, и тоже взялся за доску в калитке и так теперь и качал эту калитку туда-сюда, взад-вперёд. Забор у Элронда – не настоящий, низкий, так, для красоты, как все заборы тут – забор у Элронда был выкрашен в белый цвет. Часть цветов раскрывалась только вечером, и в воздухе плыл горьковато-сладкий запах. Майтимо торговался, как иные дети торгуются, чтобы не идти спать: – А если я не хочу отдыхать? – Это тоже важно, знаешь ведь. – А вот ты это говоришь всерьёз или из жалости? – Я это говорю из уважения. – Да? – Так что и ты, пожалуйста, делай что я сказал. Ну же. Что же ты хочешь – всем и сразу овладеть? – Да ничего я не хочу. Наблюдать молча было бы уже неловко, поэтому Маглор кивнул Элронду и бросил мысль Майтимо: «Что за трагедия?» «Да говорю же, ничего» «Уверен?» – Завтра получится, – сказал Элронд, – или на днях. Оставь пока. – Да как оставить, если ничего не вышло! Элронд вздохнул и покачал головой. – Ну хорошо, – сказал, будто решаясь, – хорошо, хорошо. Не отвлекайся. Иди домой и думай о провале. И дома думай. И за ужином. И перед сном. Всё верти в голове, как у тебя сегодня ничего не получилось, и это очень нам с тобой завтра поможет. – Да ну что ты говоришь! – А что? – Я просто хочу, чтобы день прошёл не зря! – Майтимо, ты весь день учился. Как он может пройти зря? – Угу, а результат? Элронд вздохнул ещё раз и сказал Маглору одними губами, благо Майтимо снова уставился куда-то на плиты двора: «Забери его». – Пойдём, – сказал Маглор, который ведь за Майтимо и шёл, за Майтимо – и ещё кое за чем, но ради этого можно будет и вернуться. – Элронду тоже нужно отдохнуть. – Ну и пожалуйста. – Я тебя жду, – напомнил Элронд, – только завтра. – Угу. До встречи. Извини. Я просто, знаешь... Они бы ещё долго там стояли, если бы не Келебриан. Она – как всегда в пёстром, струящемся платье, как всегда будто слишком яркая для этих сада с домом, а на самом-то деле дополнявшая – так вот, Келебриан подошла к Элронду и обняла за плечи, и спросила: – Останетесь поужинать? Конечно, Майтимо ни за что бы не остался ужинать после каких-то неудач, а в пути, будь один, наверняка пинал бы камешки. А так просто шёл и шёл, по привычной дороге через поле. Как-то они, все, кто здесь жил все эти годы, сумели сохранить простор. Поля, леса. Маленький край, но всё-таки какой зелёный. Майтимо пнул-таки белёсый камешек на обочину. – Что стряслось? – Обними меня? Всегда бы так. Когда идёшь в обнимку, идёшь медленней, поэтому они застали закат. Была у них привычка, что у Маглора, что у Майтимо – прийти домой до темноты, а если не получится – сказать другому. Я играю. Я у матери. Я кое-что учу. Я с Айвен. Что угодно. Курво этот их негласный договор почему-то тоже начал соблюдать и к вечеру неизменно возвращался. А где уж он там ходил… Майтимо шёл, сутуля плечи. Маглор поправил ему капюшон плаща. – Эй! – Что у вас там сегодня вышло? – Да понимаешь, – Майтимо скривился весь, – понимаешь… Он мне сказал перестать чувствовать чужое как своё, а это трудно. Из-за этого всё ломается! Как я тогда пойму? Он говорит – сперва отстрани, потом научишься подпускать понемногу, просто чтобы почувствовать, где у кого болит. Не в полную силу! Но сперва нужно убрать, а то как же лечить, когда самому больно. А я не могу! Сегодня приходили весь, весь день – кто ногу подвернул, кто нырнул неудачно… И этот… Элронд, то есть, только и знает, что думать мне: подыши, мол, взгляни на боль со стороны… Как она выглядит? Представь, что она в коконе из света, представь её отдельно от себя. Да ну! – Я тоже не люблю неудачные дни. – У тебя не бывает. – Ну конечно. – А что? Ты же не можешь весь день петь не то. – Могу. Не та высота, или ритм не тот, или ритм наконец-то уложился, а слова позабылись, как нарочно, и приходится так и продолжать: «не помню, что тут было, главное допеть куплет…». Последние слова Маглор и впрямь напел, и притворился, что отчаянно хочет вместиться в строку какой-то воображаемой песни, и Майтимо рассмеялся. Вот и хорошо. Можно продолжить. – Ну, раньше точно так бывало. Если бы мне в детстве пришлось играть на незнакомом инструменте да петь на незнакомом языке, я бы тоже домой не хотел. Должно же получиться, и вот тогда я успокоюсь, а до этого… – Да? – Да, да, я тоже такой. Да все мы. Что, сам не знаешь? – Да я не помню! То есть помню, но не всё. – Тебе рассказать? – Да! – Ну вот когда тебе нужно было восстановить силы, на тебя наши же целители только и шипели. Сказали сделать двадцать раз, а ты сделаешь сорок. Отпустили пройтись чуть-чуть, а ты идёшь пока не свалишься. Поэтому кто-то постоянно с тобой был. – Чтоб я не падал? – В том числе. Плен у него до сих пор оставался белым пятном. Плен, Дориат и Сирион. Про Нирнаэт Маглор пока не мог понять. – Маглор? – М? – А мне было больно? Ну, вот в то время, про которое ты рассказываешь. – А как ты думаешь? – Да я просто… прости. Но вот представь же: если б всем этим целителям вдруг стало бы так же плохо, как и мне, они же и помочь бы не смогли? – Вот-вот. Вот удивительная всё-таки земля. Стоит начать сердиться – взгляд сам собой скользит по полю с низкой, будто от собственного сока потемневшей травой и розовым клевером. И взгляд скользит до леса и до неба, а небо из голубого переходит сначала в светло-рыжий, и уж потом в вечерний фиолетовый. Как же всё-таки это хорошо, когда тропинка словно бы сама ложится под ноги со всем своим песком и мелкими камнями, и самая страшная засада, которая вам обоим может угрожать – это товарищи того же Майтимо, не в шутку на него обиженные. Он и правда увлёкся. Что ж, бывает. – Но эти дни, когда никак не получается – их же могло бы и не быть? – Ну нет. Ты тренируешься. Не видел, что ли, мамины наброски? Сколько их делается и сколько отвергается. Или вон, Курво расспроси. – Да что он мне… – А что? – А тебе надоело мне рассказывать? – Мне? Никогда. Но мне казалось, ты скучал. Ждал, пока кто-то выйдет. Нет? Раздумал? – Да оно как-то всё… – Правда? Майтимо только плечами пожал. *** Курво явился ещё позже них, когда темнота вовсе уж сгустилась. Снова в парадном пришёл почему-то, в красном и чёрном, и яростно принялся переодеваться, как только запер за собой входную дверь. Всегда запирал. Видно, не привык пока. – Где это ты был, – спросил Майтимо так неодобрительно, что Маглор не смог не фыркнуть, – что теперь надо стаскивать с себя одежду вот прямо в прихожей? – А, – Курво стащил шитую золотом рубаху через голову. Жёсткие нити ведь! Сейчас ещё и оцарапается… – А. Это мама заставила позировать. Сказала, что сначала должна сделать самые неудачные наброски. Что вы смотрите? Сами бы постояли с эдаким лицом. – С каким? Курво быстро взглянул на Майтимо, нахмурился и вдруг преобразился в отца. В последний извод или близко к этому. Расправил плечи. И ничего ведь даже особенного не делал с лицом, просто смотрел на них – не то что даже сверху вниз, а так, со скукой. Конечно, ничего-то вы не поняли. Куда вам. Что с вас взять. Эта брезгливая прохладца у отца обычно очень скоро превращалась в действие: ну, быстрее, быстрее, что вы все?! Я говорил, что будет так? Я говорил, что… Курво сердился потом как-то по-другому, вспыхивал честно, а не отстранялся. А сейчас даже и в нижней рубахе вдруг сделался похож сильнее некуда. – Мама рисует отца? – спросил Майтимо жадно. – Или что, лепит? Или что там? Ну не смешно, не смешно же! Перестань, пожалуйста. – Да я и не хотел вас рассмешить, – Курво даже плечами повёл, будто что-то сбрасывал. – Не знаю, что там будет. Пока что одни наброски. Мама сказала, что этот образ самый искажающий и потому она хочет разделаться с ним первым. – С чего она вообще решила… хм, заняться образом? – Сказала, что не может выносить, когда рядом ходит такая подходящая натура и такая неприкаянная. Да что ты смотришь? Вы ведь меня сначала все за него приняли. – Нет, – сказал Маглор, – я – нет. Нет, надо же. Что это мама вдруг. *** – Нет меня. – Что? Вот так всегда – только-только начнёшь хоть что-то нужное запоминать, как кто-нибудь к тебе ворвётся и мешает. То ты давно не ел, то ты давно не спал, то ты давно не был на улице, то мама зовёт, то «Майтимо, твои друзья пришли», то Финдекано спрашивает, что это его вдруг позабыли. Но чтобы Куруфин влетел в гостиную и с ходу начал заявлять непонятное – такого не было. Вроде обычный. Волосы ещё не собрал. Рубашка белая, его же, а не папина красивая. Ещё не начинал работать – ни фартука, ни перчаток. Да он как будто бы пока что разминался. Вспоминал. Сам Майтимо специально встал пораньше и угнездился в кресле с книгой. Пока нет мамы и Маглора, можно сгорбиться как угодно. Так удобнее! И свет пускай сквозь шторы хлещет, утренний. – Нет меня, – повторил Куруфин, – сложно понять, что ли? Работаю, гуляю, сплю, обратно в Мандос ушёл! – Но как же тебя нет, раз ты тут стоишь? И ругаешься не пойми на что. – Ох, извини. Я просто… не хотел бы кое с кем встречаться пока. И знать бы ещё, кто его сюда позвал! Если твой Элронд, я ему потом… – Что, тебя тоже кто-то любит, перед кем тебе неловко? – Да не то слово! А ты что тут сидишь ни свет ни заря? Полулежишь, точнее. Кресло не для этого. – Да далось вам как я сижу! Вот ты знаешь, сколько костей в теле у взрослого? Больше двухсот! И у всех есть свои названия. И я хочу запомнить их. – Зачем? – А как мне это сращивать, если вдруг что, если я даже не узнаю, как это назвать? – Я думал, вы лечите душу. – И её тоже! Только это позже будет. – Ты мог бы очень, очень помочь моей конкретной душе вот прямо сейчас, – Куруфин даже подошёл, даже уселся на пол, рядом, так что он и Майтимо как раз оказались на одной примерно высоте. Учитывая, как Майтимо разлёгся в кресле. – Просто выйди во двор и скажи тому, кто там ждёт, что Куруфин сейчас не дома. – Ты хочешь, чтобы я соврал? – Да чтоб его! Могу уйти в заднюю дверь, если совесть твоя станет спокойнее. – Но он же ведь опять придёт, раз любит тебя. Ой, или это женщина? – Ещё чего! Так что, ты не поможешь? – Могу пойти с тобой, чтобы тебе было спокойнее. Со мной иногда Маглор так ходил. Когда я перед мамой извинялся. – Тебе-то за что?.. А, пропасть, да о чём я тут с тобой! Куруфин вскочил, быстрым шагом подошёл к двери, потом метнулся к окну и снова к двери, пригладил волосы, одёрнул рубашку, зачем-то сделал на лице вот это выражение, когда как будто слышал всё уже десяток раз и ничем-то его не удивишь, тряхнул головой и всё-таки вышел навстречу этому своему кому-то там. – Лицо! – крикнул Майтимо вслед, на всякий случай. – Лицо другое нужно, честное слово! Неясно, внял ли брат, но кости всё равно сейчас не выучатся, поэтому Майтимо оставил книгу прямо так, на кресле, только что не раскрытой, и тоже устремился во двор.