Nine lives

В просторном светлом номере начиналась паника. Едва ли не каждую секунду от кого-то слышалось «нам пиздец». Все галдели, спорили и злились. Ричард говорил, что им нет смысла выступать в финале, потому что Ядро их уже уделало, а больше им показать нечего. Динеш чаще и экспрессивнее всех повторял мантру про тотальный пиздец. Джаред куда-то запропастился ещё несколько часов назад, как помешанный, бормоча что-то про какой-то «разворот». Парню явно стоит больше спать. И только Эрлих пока сидел в стороне, наблюдал, думал, молчал. Наконец он прокашлялся, решив нарушить своё молчание, и позвал:        – Ричард. Нужно поговорить. Ричард оборачивается к нему и нервно машет руками.        – Если у тебя есть гениальная идея, как нам не сесть в лужу – я весь внимание, а если нет, то и говорить тут не о чем – нам пиздец.        Рыжий мужчина хмурится и мотает головой, но продолжает настаивать на своём.        – Нет, Ричард. Нам нужно поговорить. – Говори, я слушаю. – Наедине, Ричард, – Эрлих взглядом указывает на дверь. Динеш с Гилфойлом даже перестают галдеть и спорить, переводя взгляды то на Эрлиха, то на Ричарда. В номере воцаряется тишина. Нарушает её тяжёлый вздох и ворчание Ричарда, который нехотя, но всё же подходит к Эрлиху, зная, что тот не отстанет, пока не получит своё. – Ладно. Только быстро.        – Это не займёт много времени, – кивает Бахман, и оба мужчины выходят за дверь под пристальные взгляды оставшихся, особенно любопытствует, конечно же, Динеш, чьё лицо не утаит ни одну эмоцию. Худший игрок в покер в доме и, наверное, даже в целом Пало-Альто.        Они выходят из отеля, но Эрлих продолжает куда-то идти, пока они не выходят на соседнюю улицу. Ричард задаётся вопросом, зачем было уходить так далеко, на что Эрлих только коротко бросает «здесь тише» и больше не утруждается объяснениями.               *** – Да мы этому сука Белсону Ядро на его ядро натянем! – На его ядро? Что ты имеешь в виду… – Анус, Ричард! – Ну вообще, технически, если у человека и есть ядро, то это – сердце, потому что оно…. – РИЧАРД!!!        – У нас нет девяти жизней, Ричард, мы не коты. – У котов тоже их нет, это дурацкое старое суеверие. У кошек, как и у нас, всего одна жизнь, если кошка умрет, она не воскреснет, как в какой-нибудь видеоигре. – Ты блять серьезно думаешь, что я этого не знал?! Заткнись, когда я подбадриваю тебя и слушай!        Эрлих сбился с мысли из-за дурацких замечаний Ричарда, о которых его никто не просил, закрыл глаза и усиленно потёр виски, пытаясь вернуть блуждающие мысли в нужное русло. Наконец, собравшись с мыслями, он продолжил, смотря на Ричарда немного раздраженно из-под бровей.        – Так, вернёмся к тому, о чем я говорил. И не перебивай меня, – одарив щуплого парня весьма многозначительным взглядом, почти рыкнул он. – У нас не девять жизней, Ричард, она только одна. Надо жить, а не бояться. Один раз живем! Нужно не ссать, а делать, пробовать все на свете, рисковать, а не сидеть в своём панцире, боясь шевельнуться.        Конечно же, Ричард снова его перебил, несмотря на предупреждение Бахмана.        – Почему-то большинство людей, живущих по принципу «один раз живем» пробуют в основном только разрушительные вещи – неумеренное количество алкоголя, наркотики, измены, беспорядочные половые связи.        Перечисляя все это, он смотрит Эрлиху прямо в глаза, скрестив руки на груди и привычно покусывая свои и без того тонкие губы, молчаливо добавляя то, что не стал озвучивать вслух – «ты и сам из таких людей».        Эрлих смотрит в ответ молчаливо, спокойно, глубоко втягивает воздух через нос… и вот уже улица оглашается громогласным рычащим «да блять!!!», которое сопровождается размахиванием руками и чуть ли не детским притопыванием, будто он злой ребёнок, чей каприз отказались выполнять родители. Он немного успокаивается, скрещивает руки на груди и тяжело плюхается на скамейку всем своим весом.        – Господи хуесусе, какая же это неблагодарная сука работа – поддерживать боевой дух зануды Хендрикса. А ведь мне за это даже не платят! – продолжает сокрушаться уже взвинченный рыжий мужчина.        – Окей. Ладно. Хуй с тобой, Ричи. Хочешь сидеть и ничего не делать – ну и флаг тебе в жопу. А через 10 лет сиди, смотри в свои пустые ладони и видь в них свою сгнившую мечту, ради которой ты побоялся даже рискнуть. И до конца жизни мучай себя сожалениями, чувством вины и бесконечным вопросом «а что если бы?». Это тебя никогда не отпустит. Ты всегда будешь думать об этом и жалеть. А другой жизни, чтобы переиграть этот неправильный выбор тебе уже не предоставится, прости, сестрёнка, ты не кошка. – Поднимает взгляд, ожидая, что Хендрикс снова вставит свой комментарий про кошку, но он в кои-то веки помалкивает и, кажется, наконец-то слушает Эрлиха. Бахман отводит взгляд и тяжело вздыхает, думая о чем-то своём, ещё не пережитом до конца. «Как я до сих пор жалею о том, что зассал остаться у руля Авиато и дальше» – проносится в его голове. Но он проглатывает эту мысль, не собираясь озвучивать, не признаваясь в своей слабости.        – А можешь выйти и попытаться. Да, ты можешь обосраться, и злоебучий корпорат Белсон снова победит. Конечно, такая вероятность есть. Вероятность победы и проигрыша один к одному. Но, даже если ты выйдешь на сцену и обосрешься, я выйду и обосрусь вместе с тобой. Я блять такую огромную кучу там навалю, что Белсон и его прихвостни жить расхотят от вони. И все парни выйдут и обосрутся вместе с тобой. Вообще нихуя страшного, а потом мы купим тонну бухла и устроим самую отвязную вечеринку в честь похорон Дудочника. И это все равно не будет концом.        Эрлих ненадолго замолкает, рассматривая неуверенное, такое нервное лицо напротив. Ричард стоит, ссутулившись в своём худи, теребит пальцами рукава, не зная, чем занять себя от избытка напряжения, а его глаза мечутся, смотря то на Эрлиха, то на свои ноги, то вообще куда-то в сторону. Сидящий мужчина вздыхает, трёт переносицу и снова начинает говорить, но делает это иначе. Убавляет своё боевое рвение и старается говорить спокойнее: убеждая и успокаивая.        – Ты же ебучий гений, Ричард, этот твой гениальный эйнштейновский мозг обязательно ещё придумает идею в тысячу раз круче этой. Я верю в это. Нет, даже не так. Я знаю это. Я верю в тебя, Ричард Хендрикс. И я не выставлю тебя из дома, если ты проиграешь, потому что я верю, что если эта пушка так круто выстрелила один раз, – на словах про пушку Эрлих складывает пальцы пистолетиком и «выстреливает» из них прямо в сердце Ричи, – то она выстрелит снова. И не важно, сколько времени это займёт. Я буду ждать столько, сколько будет нужно. Слышишь, Ричард? Я никогда не выставлю тебя из инкубатора.        – Но ведь ещё несколько месяцев назад ты хотел выгнать меня. – Ричард смотрит сверху вниз на сидящего Бахмана, нервно переминаясь с ноги на ногу, – и говорил, что все мои идеи отстой.        – С тех пор всё сильно изменилось, Ричи. Я знаю, о чем я говорю.        Эрлих усмехается, подняв на парня смешливый взгляд, явно скрывающий за собой ещё какую-то эмоцию. Но какую? Ричард не может понять. А Эрлих вдруг вскидывает свои брови и двигает ими, будто бы намекая на что-то. Ричард не понимает на что, но это выглядит настолько забавно, что веселит его, и он впервые за этот вечер улыбается. Да, с тех пор для Эрлиха Бахмана всё изменилось настолько сильно, что эти изменения уже прошли свою точку невозврата. Он уже давно смотрит на Ричарда совсем другими глазами, еще с той самой вечеринки. А Хендрикс даже и не догадывается, что говоря, как все изменилось, этот харизматичный сгусток энергии и эмоций, что сейчас так яростно бьётся за его, Ричарда, уверенность в себе, подразумевает, что его мир перевернулся с ног на голову и теперь пляшет степ на ушах. Но хватит всех этих лишних мыслей. Эрлих вспоминает, на чем остановился и возвращает беседу в прежнее русло, как ни в чем ни бывало.        – Самое главное в этом не очень-то радужном варианте то, что ты, по крайней мере, будешь знать, что попытался. Что бился до конца. Это достойный проигрыш. И твоя душа будет чиста, не будет этих мук совести, мысленной жвачки «а что если» и сожалений на смертном одре. Но ведь у нас есть вариант и получше, Ричи. Самый лучший вариант: ты можешь победить! Ты, нет, не так, мы: мы всё ещё можем победить! Уделать этого мудилу с его корпорацией зла, опозорить его и нассать на могилу Ядра. И потом мы засунем Ядро в ядро Гэвина по самые, мать его, яйца!        – Ты, может быть, и прав, – Ричард соглашается, признаёт правоту Бахмана, да ещё и почти сразу, а не только когда уже набьёт шишек – нечасто такое бывает. Эрлих даже вскидывает брови и с интересом чуть ли не в рот Ричарду заглядывает, ожидая, что последует за этим. Он ждёт «но». Он знает, что дальше обязательно будет «но». – Но…, – рыжий, даже не скрывая, закатывает глаза. Ну конечно, ожидания оправдались. Ричард конечно замечает этот недовольный жест, но продолжает говорить. – Но коэффициент Вайссмана был буквально нашим единственным преимуществом. Наша платформа абсолютно сырая. Нам просто нечего преложить им, без революционного коэффициента сжатия Дудочник – просто убогая программка с красивым названием.        Услышав про название, Эрлих звучно фыркает, он все ещё считает его кошмарным. Ну хоть логотип поменяли, никакой оригинальности конечно, но хотя бы больше не выглядит как лого ирландских порнушников. Но Ричард так любит это название, что он даже находит в этом что-то милое. Если бы Бахман был чуть более честным с собой, он бы уже знал, что находит что-то милое практически во всем, что делает Ричард. Даже в его нервных ужимках. Даже в том, как он злится, даже в том, как он спорит с Эрлихом. Эрлих мотает головой, смахивая лишние мысли, и его светлые кудри покачиваются и пружинят, кажущиеся чистым золотом в лучах заходящего солнца. Ричард невольно засматривается на это, но Эрлих не успевает заметить, настраиваясь на продолжение диалога.        – Мы подумаем над этим. Ты что-нибудь придумаешь. Мы что-нибудь придумаем. Нужно попытаться как-то всё оптимизировать, может быть удалить какую-нибудь лишнюю папку из облака, может как-то изменить путь сжатия или ещё что-нибудь, чтобы этот сраный коэффициент сдвинулся хотя бы на одну десятую, уже это узаконит нашу победу над Хули. Мы вернёмся в номер и все вместе хорошенько подумаем. У нас ещё есть время до утра, это не так уж и мало. Но даже если мы вообще ничего не изменим, то и ебись оно конём! Мы все равно выйдем и встанем и будем презентовать то, что есть. Кто знает, вдруг мадам Фортуна будет на нашей стороне, – Эрлих встал со скамейки и, улыбаясь во весь рот, подмигнул Ричарду. Ему вдруг пришла в голову одна авантюра, и он решил – почему бы не попробовать, – говоря о фортуне, Ричи, - рыжий заговорщически понижает тон, подходя к парню вплотную, – могу даже поцеловать тебя на удачу, – заканчивает с лучезарной улыбкой, будто только что сказал Ричарду, что изобрёл лекарство от рака. Ричард открывает было рот, но успевает произнести только «эт…», прежде, чем его перебивают.        – Это ещё одно глупое суеверие, да-да. Но какая разница? Если суеверия столько веков существуют, может они иногда и имеют смысл? В любом случае, хуже от этого не будет, а если повезёт, удача будет твоей спутницей. Ты ничего не теряешь.        – Вообще-то я именно это и хотел сказать – глупое суеверие, – кивает младший мужчина, но как-то мнётся, топчется, смотрит на свои ноги, будто сомневается в том, что хочет сказать дальше, смущаясь и боясь принять решение. Зажмурившись на секунду, все же собирает волю в кулак и продолжает повисшее в воздухе без конца предложение. – Но потом я подумал и понял, что меня никто не целовал на удачу. Никогда. А ведь это такая милая традиция. Что мне даже как-то стало обидно. В общем….        – О, малыш Ричи, – Эрлих вновь расцветает и кладёт руку парню на плечо, успокаивающе поглаживая, – я с удовольствием помогу тебе с этой удачей.        И Эрлих действительно целует Ричарда прямо посреди улицы, к счастью, почти что безлюдной. Ричард ожидал, что это будет короткий чмок в губы, но Бахман явно не собирался довольствоваться малым. Это был долгий, нежный и тягучий поцелуй, настолько приятный, что в какой-то момент Ричарду показалось, что у него сейчас откажут ноги, и он даже начал на него отвечать, пальцами вцепившись в плечи Эрлиха, чтобы не потерять равновесие. Ни одна из его бывших девушек никогда не целовала его так, будто это было единственным, чего он, Эрлих, хотел всю жизнь. В конце Эрлих слегка куснул Ричарда за губу и с влажным звуком отстранился. – И пусть удача всегда будет на вашей стороне! – Со всей торжественностью произнёс он, хлопнув главу Пегого Дудочника по спине.        — А теперь вперёд, Ричи, надо возвращаться в номер, нас ждут важные дела.        Ричард всё ещё пребывал в некотором оцепенении, так что Эрлих приобнял его за плечи и потащил к отелю, продолжая воодушевлённо болтать что-то про то, как они натянут всю Хули Гэвину на жопу. Со стороны он был похож на большого крайне довольного рыжего кота, только что не облизывался для пущей схожести. А Ричард просто шёл, направляемый им, и голова его была совершенно пуста. Ни одной мысли, ни одного страха, ни одной тревоги. Это было приятно для разнообразия – в кои-то веки ни о чём не думать, ноги просто несли его вслед за Эрлихом. Если в начале поцелуя он боялся, что их увидит кто-то знакомый, то потом он перестал бояться чего-либо вообще. Эта пустая лёгкость в голове была сейчас на удивление приятной, а губы всё ещё немного горели, обдуваемые холодным ветром. Его спутник продолжал что-то там болтать на фоне, но Ричард его не слушал и не слышал, сейчас ему было абсолютно плевать на всё вокруг.               *** Уже позже, пока все парни дружно разрабатывали формулу одновременной многопользовательской дрочки, вдохновлённые ёмкой фразой Эрлиха о том, на что он готов ради победы Дудочника, Ричард вдруг словил среди этого балагана одну, кажется, гениальную идею. Он закрылся в своей комнате, надел наушники и самозабвенно строчил код. Но в голове его вместо музыки до сих пор звучал голос Эрлиха: «У тебя нет девяти жизней, так начинай жить эту на полную катушку». А на губах до сих пор ощущался тот самый затянувшийся поцелуй «на удачу» и прохладный ветер будто бы до сих пор шевелился в его волосах.        Телефон парня несколько раз мигнул, но он даже не заметил, поглощённый работой. А дальше будет утро, Техкранч, умопомрачительная победа, всеобщая радость (неужели удача и правда передалась с поцелуем?) и много чего ещё. Так что измотанный, но счастливый Ричард Хендрикс, дойдёт до телефона только вечером и лишь тогда увидит сообщения от Башки с весьма бесхитростным посылом.        «омг, вы с эрлихом????» Дальше следовало сообщение, полностью состоящее из эмодзи – целый ряд из сердечек всех цветов и размеров, несколько смайликов с поцелуйчиками, эмодзи с парой мужчин и завершал всё большой фиолетовый баклажан, что бы это ни значило.        Последнее сообщение гласило: «видел вас вечером, шёл в магазин, хлопья кончились. рад за вас, чувак!!!!»        Ричард ещё долго будет разглядывать сообщения от своего так невовремя проходившего мимо лучшего друга. Особенно строчку со смайликами. И так же молча отложит телефон в сторону, решив ничего не отвечать. Он плюхнется в кровать и закроет глаза, стараясь не думать о тех глупостях, что написал ему Нельсон. И уже вскоре провалится в сон.