let you go

#1 Дорогой Джисон, Мой психотерапевт предложил писать тебе. Он сказал, что у меня накопилось много эмоций и того, чем я не делился с тобой, поэтому мне станет легче, если я их запишу. Сначала он предложил написать десять писем. Я сказал, что мне понадобится больше, в разы больше. Он сказал, что неважно, сколько я напишу: я буду знать наверняка, когда наступит подходящий момент, чтобы остановиться. Я спросил его, о чем мне писать. Он сказал, что это может быть все, что угодно: когда я был счастлив, опечален или зол с тобой или во время наших отношений, что мне нравилось или не нравилось в тебе. Все, о чем я мог думать, — то, что он сказал, было в прошедшем времени. Должен ли я перестать любить то, что мне нравится в тебе? Должен ли я забыть любовь к твоей улыбке в форме сердца и прекрасному звуку твоего смеха? Разве в этом должно заключаться мое движение вперед? Я прекращаю писать, потому что я плачу, а я знаю, что тебе становится грустно и тревожно, когда я плачу. Я надеюсь, что смогу быть лучше и сильнее, когда буду писать тебе в следующий раз. И я надеюсь, что ты тоже сможешь стать лучше и сильнее, Джисон-и. Твой, Минхо. Минхо складывает письмо и прячет его обратно в маленькую коробочку, которая лежит у него на коленях. Он все еще сидит на корточках около нижнего ящика своего шкафа. Смешанные чувства клубятся в его груди, когда он пытается вспомнить день, в который написал то первое письмо. Прошло чуть больше года. Он думает, что, наверное, это какая-то вселенская ирония судьбы, что он перечитал письмо буквально в то же время года, когда написал его. Больше всего в тот день ему запомнилось то, как ему было холодно. Руки дрожали так сильно, что писать было почти невозможно. Сейчас уже не так морозит, наверное, из-за глобального потепления — он старается не думать о каком-либо символизме, стоящем за всем этим. Это просто происходящие события. Причины, которые приводят к результатам. Не более того, говорит он себе. Сегодня он встретил Джисона. В кофейне, когда он пил утренний кофе. Иронично, потому что впервые за долгое время он действительно пил кофе утром: в последнее время он пытался сократить потребление кофеина. Но после того, как вчера он очень мало спал из-за сверхурочной работы на полставки, ему нужно было что-то, чтобы запустить свой мозг перед обучением в библиотеке. Джисон выглядел очень хорошо. Его волосы по-прежнему светлые и мягкие, расстегнутая клетчатая рубашка поверх белой футболки и черные джинсы. Белые кроссовки с желтыми и красными линиями, те самые, которые Минхо выбрал для него давным-давно. Он старался не смотреть слишком долго. А еще он пытался не думать о своем нынешнем состоянии: глубокие мешки под глазами, волосы вымыты, но растрепаны. Он сказал себе, что ему не нужно было набирать очки своим презентабельным видом. — Ты торопишься? — спросил Хан его. И Минхо, возможно, стоило ответить «да», стоило уйти, пока сладкий голос Джисона не заставил его сказать что-нибудь, кроме «конечно», на его предложение выпить вместе кофе, чтобы наверстать упущенное. Джисону принесли айс-американо, и есть небольшое утешение в том, что по какой-то причине это не изменилось. И Хан улыбнулся ему, когда он сделал свой заказ, тоже американо со льдом, так что, вероятно, Джисон разделяет это чувство. Они немного поболтали за кофе. Поначалу было неловко, но этого, конечно, следовало ожидать: они не виделись и не разговаривали друг с другом больше года. Удивительно было то, что за то короткое время, которое они провели за столиком у входа в кафе, разговор стал более естественным и легким. — Чем занимаешься? — спросил Джисон. В голове у Минхо весь прошедший год пронесся в мгновение. Все взлеты и падения. Времена, когда он плакал, злился и разочаровывался в себе. Встречи на одну ночь и неудачные первые свидания. Теплые весенние ночи, когда ему стало лучше, когда он начал быть больше похожим на себя. — Просто был очень занят подготовкой к экзаменам, — решил ответить он. Конечно, вопрос не предполагал подробного рассказа о душевных и социальных проблемах Минхо за время их совместной жизни. Джисон понимающе улыбнулся. — Еще несколько месяцев, и ты покончишь со всем этим университетским дерьмом, — сказал он ему. И Минхо попытался сосредоточиться на этом — на том, что наконец-то он так близок к окончанию учебы. Он задал тот же вопрос Джисону. — Все было неплохо. Игра, над которой я работал, поступит в продажу следующей весной. — Боже мой, Джисон, это потрясающе, — он помнил, как много Джисон трудился ради этого. И теперь, когда Минхо лишен всего, что привязывало его к этой игре или ко всем поздним ночам, когда Джисон перетруждал себя, он мог чувствовать только радость и гордость. — Поздравляю. Я очень рад за тебя. Улыбка Джисона становилась все шире и ярче. Поначалу он казался немного нерешительным, говоря о своей работе. Конечно, Минхо не любил много говорить об этом, но он действительно был счастлив за него, а еще был рад, что Джисон заметил это и расслабился в разговоре. — Я видел Чанбина на днях, — Чанбин являлся безопасной темой для разговора, поэтому Минхо заговорил о нем. Джисон наверняка знал, что они по-прежнему поддерживают связь. — У него сейчас такие банки. Джисон чуть не выплюнул свой напиток, когда засмеялся. Он кивнул в знак согласия. — Он усложняет мне жизнь. Постоянно таскает меня с собой в спортзал. — Хан Джисон? Ходит в спортзал? Наверное, люди меняются. Он не совсем понимал, где проходит грань между шутками, которые уместно отпускать в адрес бывшего, но по смеху Джисона было понятно, что все нормально. Минхо склонил голову, бесстыдно сканируя изменения в теле Джисона после якобы тренировок. Смех Хана стал застенчивым и нервным, когда он отмахнулся от него, покачав головой, а Минхо ухмыльнулся, делая очередной глоток. — Ты когда-нибудь пробовал отказать Чанбин-хену больше одного раза? Он либо злится, либо дуется, и эти два варианта для меня слишком сложны, так что в итоге я соглашаюсь пойти с ним. Минхо ничего не сказал о том, что Джисону всегда было трудно говорить людям «нет». Это было не его дело — комментировать такие вещи. — Ты должен быть благодарен ему за то, что он заботится о твоем здоровье. — О, умоляю, он хочет, чтобы я был там только для того, чтобы страховать его. Они проговорили около часа, после чего Минхо заявил, что ему пора идти в библиотеку, как он и планировал. Он лишь улыбнулся Джисону, когда тот сказал: — Приятно было снова увидеть тебя, — после чего они разошлись. Этот разговор повторяется в голове Минхо весь день, мешая ему сосредоточиться на учебе и заставляя открыть маленькую коробочку, где хранятся все неотправленные письма, которые он написал Джисону год назад. Вполне логично, что они мило побеседовали за чашкой кофе без особой неловкости. Джисон был его другом задолго до того, как стал его парнем, у них было больше легкомысленных несерьезных разговоров и встреч за чашкой кофе, чем настоящих свиданий. Это заставляет Минхо осознать, что переживание отношений с Джисоном запретило ему признать, как сильно он скучал по Хану как по другу. И, увидев его сегодня, поговорив с ним так непринужденно, Минхо позволяет себе признать, что это было приятно. Может быть, это и есть то, что люди называют завершением отношений, — знать, что он может увидеть Джисона и провести с ним некоторое время, не чувствуя грусти или подавленности. Он даже благодарен за то, что встретил его сегодня.

***

На следующий день он просыпается от пропущенного звонка и сообщения от Джисона. И ему приходится удивляться, почему его сердце бьется так быстро, когда он смотрит в свой телефон. Наверное, потому что сейчас в его жизни гораздо больше Джисона, чем за целый прошедший год. Сообщение пришло через несколько минут после звонка, который раздался в четыре часа утра и восемнадцать минут. Джисон: Извини за это. Нет смысла придумывать оправдания, почему я позвонил на рассвете. Мне просто стало любопытно, не заблокирован ли у тебя мой номер. И я случайно нажал на звонок. Надеюсь, я тебя не разбудил Это сообщение длиннее, чем большинство тех, что он получал от Джисона, даже когда они были вместе. Минхо знает, что Хан слишком много объясняется, когда нервничает, но он считает, что не нужно ничего излишне разъяснять. Звонок и сообщение не разбудили его, так что все в порядке. Он должен дать ему понять, что все в порядке. Минхо: Вижу, ты так и не исправил свой гениальный график сна. И я никогда не блокировал твой номер, кст Он нажимает «отправить» и идет в ванную чистить зубы. Возвращается и видит еще одно сообщение, в котором говорится: Джисон: Зачем чинить то, что не сломано ;) Он смеется, видя типичный ответ Хан Джисона. Когда он берет телефон, на него приходит еще одно сообщение. Джисон: В четверг в Мапогу состоится дегустация чая. Не хочешь сходить? Минхо смотрит в свой телефон. Это уже что-то большее, чем тот Джисон, которого он знал год назад. Он смотрит, как приходит еще одно сообщение. Джисон: Черт, это было неуместно, да? Извини, я не хотел причинить тебе неудобства. Пожалуйста, не обращай внимания. Джисон нервничает, это видно сквозь телефон. Минхо: Все в порядке, Джисон. Сообщения меня не пугают. Он немного обдумывает предложение. Думает о том, что Хан панически боится переступить черту. Он всегда был слаб для тревожного Джисона; всегда старался изо всех сил успокоить его и утешить. «Это больше не твоя ответственность», — говорит ему голос где-то в затылке. И это правда. Но когда быть приветливым было обязанностью? Это не должно быть больше простой дегустации чая. Он игнорирует свой мозг, предупреждающий его обо всех тревожных сигналах, и посылает в ответ: Минхо: Когда и где?

***

#2 Дорогой Джисон, Прошлой ночью я хорошо спал. Наверное, из-за того, что я очень устал, но я все равно ценю это, потому что в последнее время я не высыпаюсь. Сегодня я приготовил жареный рис с кимчи. Получилось очень вкусно. Ты хорошо питаешься? Пока я ел, я вспомнил тот раз, когда мы пошли в тот роскошный ресторан на горе и заказали жареный рис кимчи из всего изысканного меню. Официант был в таком замешательстве, что мы не могли не рассмеяться. А ты сказал мне, что жареный рис с кимчи, который я приготовил, был намного вкуснее. Сейчас я смотрю на фотографию, которую мы сделали там на закате. Это прекрасная фотография. Мы выглядим на ней очень счастливыми. Мы были очень счастливы, да? Я устал думать о том, когда и почему все пошло не так. Я всегда говорил тебе, что ненавижу хранить плохие чувства, поэтому я постараюсь сосредоточиться на хорошем, лелеять счастливые воспоминания, например, совместные трапезы с тобой. Уверен, я уже много раз говорил тебе об этом, но ты очень милый, когда ешь. Ты всегда дразнил меня за то, что я медленно ем, а я никогда не говорил тебе, что это потому, что я постоянно подглядываю за тобой, пока ты ешь. Щеки всегда такие круглые и мягкие. Но ничто не сравнится с тем, когда я готовил для тебя. Тебе это всегда нравилось больше, чем еда в ресторане, хотя я уверен, что она не была вкуснее. Мне очень нравилось, когда ты просил меня приготовить что-то, чего ты так жаждешь, а потом удивлялся, когда я это делал. Если бы я мог провести с тобой еще один день, я бы приготовил тебе шепардский пирог, который я так и не успел сделать. Думаю, тебе бы он очень понравился. Надеюсь, ты заботишься о своем здоровье и питаешься правильно. Твой, Минхо.

***

Минхо стоит возле кафе, где проходит мероприятие по дегустации чая, в ожидании болтая по телефону. Он всегда приходил немного раньше, когда они встречались, а Джисон неизменно прибывал чуть позже. Когда Хан появляется, он отвлекает его внимание от телефона громким «Эй! Извини, я опоздал», когда делает последние несколько шагов навстречу Минхо. На нем сине-белый полосатый вязаный свитер и рваные джинсы. Он изучает прикид Минхо вдоль и поперек, в то время как он делает то же самое. Минхо одет в полосатый свитер с джинсами тоже, хотя полосы шире, а синий цвет светлее. Но они все равно почти одинаковые. Джисон смеется прежде, чем успевает подумать об этом. — Готов зайти? Минхо кивает, и они идут к столику, который зарезервировал Джисон. Подошедший официант ставит на стол две тарелки — сдобные крекеры и печенье, — затем два стакана и кувшин с водой. — Они не подают еду с каким-то ярким вкусом, когда нужно сосредоточиться на чае, — говорит Джисон. Минхо думается, что, наверное, он заранее все разузнал. Джисон всегда приходит на мероприятия, зная все нужное, чтобы подготовиться к ним. Минхо кивает, пытаясь заставить свой мозг перестать думать о том, каким Хан был раньше, а потом начинают приносить чай. Первый — чай дарджилинг. Пока официант приносит им чашки, хозяин мероприятия говорит из центра комнаты. Он упоминает, что использование воды температурой чуть ниже кипения — ключ к тому, чтобы придать чаю менее горький вкус. Минхо сосредотачивается на словах, на мускусном аромате, старается не обращать внимания на желание посмотреть на Джисона, когда пьет, и на то, что Хан поворачивает голову, дабы окинуть его взглядом. Первую чашку они выпивают молча. Затем пьют зеленый чай. Минхо начинает задаваться вопросом, сможет ли он попробовать на этом мероприятии тот сорт чая, который никогда раньше не пробовал. — Надеюсь, ты не очень дорого заплатил за то, чтобы мы пришли сюда пить тот же чай, что есть в наших шкафах? — поддразнивает он низким голосом. И Джисон смеется, но не таким низким голосом. Это всегда нравилось Минхо: Джисон умел рассмешить людей, а когда Минхо заставлял его смеяться, он всегда чувствовал себя особенным. Он отмахнулся от непрошеной мысли, отпив немного чая. — Держу пари, он начнет твердить о пользе для здоровья, — говорит он Джисону. Когда ведущий действительно заговорил о пользе зеленого чая, Хан хмурит брови. — Это несправедливо, зеленый чай творит со мной чудеса. Я не буду принимать никакой критики. — Расслабься, принцесса, никто не пренебрегает твоим драгоценным зеленым чаем. Минхо делает вид, что не заметил реакции Джисона на его «принцесса» и покрасневшие щеки. Минхо всегда дразнил его этим, когда тот капризничал. Попивая чай, он размышляет о том, достаточно ли слов в словаре, чтобы не использовать те, которые связаны с воспоминаниями между ним и Джисоном. Третья порция — белый чай, который Минхо никогда раньше не пил. Он подносит его к губам и делает глоток. Напиток сладкий, намного слаще предыдущих, с почти цветочным ароматом. Очень вкусно. Он выпивает всю чашку одним глотком, игнорируя указания хозяина пить медленно, маленькими глотками, чтобы насладиться вкусом. Он раздумывает, не попросить ли вторую чашку, и смотрит в сторону Джисона, который уже поглядывает на него с легкой улыбкой. — Я знал, что этот тебе понравится больше остальных. По лицу Минхо внезапно прошелся жар. Он говорил себе, что не стоит ожидать от нынешнего Джисона того же поведения, как у того, которого он знал во время их отношений. Год — достаточный срок, чтобы изменить человека, говорит он себе. Но вот он здесь, последовательный и предсказуемый настолько, что Джисону не составляет труда читать его как открытую книгу и даже угадать его любимый чай из всего сета. — Почему никто не говорит о том, как это вкусно? — произносит он преувеличенно возмущенно. Они шутят о справедливости распространенных мнений по поводу чая, пока им приносят четвертый чайный набор — улун. Он легкий и терпкий. Минхо меньше сосредоточен на напитке, а больше — на разговоре с Джисоном. Они задаются вопросом, как можно построить карьеру дегустатора чая, и приходят к мысли узнать, не нанимают ли в это кафе на подработку. Минхо говорит, что это была бы второй из лучших подработок после тех, что были связаны с кошками. — Ты все еще работаешь в том ужасном баре? — спрашивает Джисон. В голове Минхо проносятся воспоминания о том, как Джисон в шутку жаловался на то, что он возвращается поздно вечером, пахнущий жареной едой и алкоголем. О том, как Джисон продолжал целовать его, даже когда Минхо говорил, что сначала примет душ. Он отбрасывает эти воспоминания в сторону. — Я уйду, если найду место, где платят больше и где не требуется ручной труд. Так он всегда говорил. Минхо так и не нашел работу лучше, чем в том баре, а сейчас он близок с одним из работников, нанятым в прошлом году, Сынмином, — достаточно, чтобы называть его другом. Он больше не говорит об этом. Не упоминает Сынмина. Держится за идею, что у него есть что-то личное, о чем Джисон не знает. Как напоминание самому себе, что он уже не тот человек, каким был, когда Хан видел его в последний раз. Одного года было достаточно, чтобы изменить его. Последний на очереди — чай матча. Вместо обычных чашек чая официант ставит на стол два подноса, в каждом из которых чайник, две пиалы, венчик, емкость для чая и ложка. Они слушают хозяина, рассказывающего о том, как использовать посуду для приготовления матчи. Глаза Минхо мелькают между бамбуковым венчиком, которым он размешивает чай, и венчиком Джисона. Маленькие изящные пальцы взбивают зеленый порошок. Опустошая чашки, Минхо задается вопросом, достаточно ли в пяти маленьких порциях чая кофеина, чтобы его сердце бешено колотилось в груди. А когда Джисон спрашивает его, не собирается ли он вернуться домой, чтобы вместе сесть на электричку, Минхо отвечает, что ему нужно в магазин в противоположном направлении.

***

#3 Дорогой Джисон, Вчера я перекрасил волосы. Теперь они светлые. Не такой блонд, как у тебя, скорее серебристый блонд, или платиновый, или как они еще его называют. И теперь я понимаю все твои жалобы на процесс покраски волос. Это полный отстой! Часами сидеть с химикатами на голове. Мне очень нравится результат, но я не знаю, сделаю ли я это снова. Сначала я сомневался, стоит ли это делать. Чувствовал себя слишком похожим на жалкого подростка, которому нужно сменить образ после расставания. Но мой психотерапевт сказал мне не быть слишком строгим к себе, если я просто хочу покрасить волосы, что перемены могут быть приятными. Он сказал, что платиновый цвет будет хорошо гармонировать с моим цветом кожи. Интересно, тебе бы это понравилось? Твои волосы всегда были одной из моих любимых черт в тебе. Такие густые, но такие мягкие и всегда приятно пахнут. Надеюсь, ты все еще заботишься о них. Сейчас начинает холодать. Ты знаешь, как я ненавижу холод, но сейчас он напоминает мне о тебе. О тех временах, когда мы уютно устраивались под одеялом и смотрели кино. О твоей большой меховой куртке, которую я всегда напяливал зимой, а ты говорил, что она все равно лучше смотрится на мне. И теперь я удивляюсь, почему ты не подарил ее мне в какой-то момент, или почему я просто не стащил ее. Хотя я почти уверен, что не смог бы заставить себя надеть твою куртку сейчас, так что, может быть, это и к лучшему, что ты мне ее не подарил. Я помню, как мы впервые взялись за руки холодным зимним днем, задолго до того, как мы стали встречаться. Мои руки замерзли, и ты выглядел искренне обеспокоенным, когда случайно коснулся их во время прогулки. Ты даже остановился, чтобы спросить меня: «Хен, ты в порядке?», — хотя ты даже не стал ждать ответа. Просто взял мои руки в свои и начал дуть на них горячим дыханием, растирая ладони, чтобы согреть. Внезапно стало не так холодно. Это один из тех случаев, когда я тайно был благодарен за удивительную способность моих ушей моментально краснеть. Я жаловался, но ты видел меня насквозь. Всю дорогу мы держались за руки. Я могу сказать тебе сейчас, Джисон-и, что твои щеки тоже покраснели тогда. Это было очень мило, самый красивый оттенок красного. Думаю, именно тогда я начал влюбляться. И сейчас я чувствую себя так, будто рухнул на землю. Прости, что я вдруг стал таким мрачным. Наверное, на меня просто все еще сильно влияет холодная погода. Надеюсь, что ты в тепле и безопасности. Твой, Минхо.

***

На следующей неделе Минхо снова встречает Джисона, потому что тот пишет ему сообщение о том, что ему скучно на какой-то лекции, и в итоге они обмениваются мемами на протяжении всего занятия в этот день. В конце концов Джисон спрашивает, не хочет ли он поесть мороженого после того, как они закончат. Минхо: Не слишком ли холодно для мороженого? Сообщение он пишет, когда выходит с последнего занятия в этот день, держа в руках куртку, потому что на самом деле было не так уж и холодно. Джисон: Да ладно тебе. Ты же знаешь, что для мороженого никогда не бывает слишком холодно. Кроме того, разве не ты всегда говоришь об укреплении иммунной системы? Он смеется, набирая ответ. Минхо: Это не так работает, Джисон. Но почему бы и нет, где? И вот они вместе едят мороженое. У Минхо мятное шоколадное, сладкое картофельное и вишневое. А у Джисона — мороженое-чизкейк, клубничное и каштановое. Во время еды они мало разговаривают, но потом Джисон упоминает, что их любимое место, где они вместе лакомились мороженым, закрылось в прошлом году. Минхо не знал об этом, потому что за весь год ни разу туда не заходил. Он удивляется, как Джисон может так непринужденно говорить о том, куда они ходили на многочисленные свидания, но решает, что, возможно, это просто так, чтобы отвлечься от любых воспоминаний, связанных с местами или действиями. Воспринимать все как есть, просто как кафе-мороженое, которое закрылось.

***

Однажды он возвращается домой, натыкаясь там на Хенджина, который смотрит на него очень понимающе, потому что Джисон говорил об их встрече Чанбину, который потом рассказал Хенджину, считающий теперь себя, судя по всему, любовным гуру Минхо после того случая, когда он плакал перед ним. — Мы просто пошли за мороженым и чаем. Мы даже почти не разговаривали в эти две встречи. Он пытается защищаться, но тут же понимает, что этого делать не стоит. Если он отступает, значит, он в чем-то не уверен, хочет оправдаться, а это не так, напоминает он себе. — Я знаю, ты не хочешь подобное слышать, но это не просто чай и мороженое. Ты знаешь, что ты слаб к нему. Не уверен, что встречаться с ним — лучшая идея. Я не думаю, что это хорошо закончится. Он закатывает глаза, хотя его сердце колотится. Хенджин прав, он слаб перед Джисоном. Но с другой стороны, может быть, именно для этого он все это и затеял — снова встретиться с Ханом. Чтобы доказать себе, что он больше не слаб. Что это может быть лишь мороженым и чаем. — Я просто не хочу, чтобы тебе снова было больно. При всей своей драматичности и несерьезности, Хенджин правда внимателен и заботлив, и он действительно хорошо знает Минхо. Он пережил с ним ту боль разбитого сердца в прошлом году. И Минхо знает, что Хенджин лишь заботится о том, чтобы он не прошел через это снова. Он думает о том, как расставание повлияло на дружбу Хвана и Джисона, которой больше не существует. Хенджин тотально перешел в режим оберегающей мамы, полностью вычеркнул Джисона из своей жизни, избегал даже упоминать о нем в присутствии Минхо, разве что изредка подтрунивал над ним. В то время для Минхо это было хорошо — знать, что у него есть такой отличный друг, который сделал столько всего, чтобы поддержать его, но он не может сказать, что рад тому, что их отношения так испортились. Особенно теперь, когда Минхо больше не испытывает негативных чувств к Джисону, когда все это осталось в прошлом. Хенджин сжимает его руку, и Минхо улыбается ему, пытаясь заверить их обоих, что все в порядке. Он в порядке. — Я знаю.

***

#10 Дорогой Джисон, На сегодня лишь небольшое письмо, поскольку я тороплюсь. Я проснулся поздно, потому что вчера очень засиделся. Я пытался поискать фильм для просмотра, потому что не мог уснуть, но ничего не получилось найти. Возможно ли, что мы вместе посмотрели все фильмы? Каждый раз, когда я пытаюсь выбрать фильм, либо мы с тобой уже смотрели его, либо пропускали, потому что он не казался хорошим. Это немного расстраивает: я бы хотел, чтобы все подряд не напоминало мне о тебе. Ты занял такую большую часть моей жизни, вплоть до самой идеи просмотра фильмов. Говорят, клетки в человеческом теле заменяются каждые семь лет. Может быть, к тому времени мне перестанет казаться, что каждая клеточка моего тела помечена твоей. Твой, Минхо.

***

Он бежит с огромной сумкой на плече, хотя уверен, что Джисон еще не прибыл на место их встречи. Потому что его автобус из кампуса опоздал на десять минут — напоминание о том, почему он всегда предпочитал электрички. Он прибывает на площадь, где они должны были встретиться, и, конечно, Джисона там еще нет. Минхо неспеша выравнивает дыхание и отправляет раздраженное сообщение Хану, пока ждет у светофора. Они выбирают подарок для Чана, одного из начальников Джисона и его друзей, с которым Минхо встречался раз или два. Минхо до сих пор не понимает, почему он попросил его помочь выбрать подарок, ведь он даже не знает хорошо Чана, но Джисон сказал ему, что он всегда вдохновляется, когда они вместе обсуждают идеи подарков. Хан кланяется на девяносто градусов, извиняясь, когда приходит, и все это с наглой улыбкой на лице. Он точно знает, что Минхо на самом деле не раздражен, или, по крайней мере, привык к его опозданиям настолько, что уже не ожидает иного. Они заходят в магазин за магазином, пытаясь найти подарок. Минхо расспрашивает его о Чане, чтобы лучше понять, что искать. Джисон говорит о нем, как об ангеле, посланном на землю. Когда они еще были вместе, Хан устроился стажером в компанию видеоигр, и именно там он встретил Чана, который, как он говорит, практически усыновил его, познакомил с Чанбином, а затем и с Феликсом. В животе Минхо что-то скручивается, но он не обращает на это внимания, так как Джисон продолжает. — Жаль, что ты не успел узнать его поближе, у меня такое чувство, что он бы тебе очень понравился. Он не часто с ним встречался, потому что Чан всегда был очень занят, а желание Минхо встречаться с коллегами Джисона и говорить о его работе со временем угасало. — Мне-то он понравился бы, он кажется очень симпатичным парнем. А вот понравлюсь ли я ему — вот, о чем тебе нужно побеспокоиться. Джисон смеется. Шутит о том, что Минхо очень уникален, что любить его — дело привычное. И Минхо не может не чувствовать себя так же, как всегда, когда они были вместе, словно он был каким-то экзотическим животным, которое Джисон держал в качестве домашнего любимца, показывая его гостям, которые любовались им издалека, но не могли рискнуть подойти ближе, чтобы потрогать. И снова он чувствует, что Джисон всегда знал, что только он может по-настоящему обладать Минхо, только он может по-настоящему понять его, узнать его до самой сути, до странных непредсказуемых деталей, которые люди никогда не понимали. Он снова чувствует, что ему повезло, что Джисон выбрал его и полюбил, в то время как любовь к Хану никогда не была для Минхо тем вариантом, который он мог выбрать или отклонить: любовь к нему была самым легким, что он когда-либо делал. Чем больше Джисон рассказывает о Чане, о своей работе и друзьях, тем больше Минхо понимает, насколько Хан окружен людьми, которые любят его, заботятся о нем и берегут его, и насколько он не был особенным в любви к Джисону. Он ненавидит то, как легко его разум возвращается в то же самое уродливое место, в котором он застрял на целую вечность, когда они были вместе. Он говорит себе, что бесполезно больше предаваться таким мыслям. Вместо этого он пытается сосредоточиться на текущей задаче. — Я все еще не знаю, почему ты решил попросить меня помочь тебе выбрать подарок. — Потому что мы всегда выбирали лучшие подарки вместе. Помнишь… — Подарок Чанбину на день рождения, — заканчивает Минхо за него, и они оба смеются. Это, пожалуй, их лучшая и самая безумная идея. Когда Чанбин проходил через фазу свинины, когда он ел ее, словно это была его религия, Джисон и Минхо подарили ему настоящую свинью, поросенка, который стоил целое состояние, но заставил буквально всех смеяться на дне рождения Чанбина. Поросенок до сих пор живет в доме семьи Со, насколько знает Минхо. Они покупают Чану пушистую пижаму, две пачки греющих масок для глаз и упаковку какого-то травяного напитка, используемого для регулирования циркадного ритма. Потому что Джисон сказал ему, что, по его мнению, Чан едва ли спит два часа в неделю. Особенно теперь, когда он вернулся из Австралии, где провел последний месяц или около того — вот почему подарок на день рождения опоздал более чем на месяц. Идея подарка принадлежит в основном Джисону, Минхо лишь внес небольшой вклад и много шутил. Но дело сделано, подарок куплен и упакован, и вот они уже стоят на автобусной остановке. И после нескольких минут молчания Джисон начинает: — В кафе Miroh в следующую пятницу выступает группа, называется «New directions». Одна моя подруга там работает, и вот она сказала мне, что может легко забронировать для меня столик, если я захочу. Думаю, может, она получает какие-то проценты от продажи билетов или что-то в этом роде, но я проверил группу, они хорошие. И я подумал, не хочешь ли ты заглянуть туда. Он волнуется. Джисон так прозрачен, когда волнуется. Его смех нервный, а конечности подрагивают. Предложения длинные и произносятся на одном торопливом дыхании. И Минхо беспокоится, что он может быть таким же понятным, делая все возможное, чтобы успокоить нервы Джисона. — Тебе не нужно постоянно придумывать отговорки, Джисон-а. Ты можешь просто сказать, что хочешь потусоваться со мной. Говоря это, он использует свой лучший дразнящий тон; не обращая внимания на то, как в груди колотится собственное сердце, он ждет реакции Джисона. Тот смеется, приглаживая рукой волосы на затылке. — Хорошо, да. Да. С тобой всегда весело проводить время. Это странно? «Я не хочу, чтобы ты снова пострадал». Слова Хенджина эхом отдаются в его голове. Не будет. Ему больше не будет больно. Все именно так, как сказал Джисон. Просто весело проводить время вместе. Все хорошо. Он в порядке. — Необязательно.

***

#17 Дорогой Джисон, Я думаю, что это может быть сезонная депрессия, потому что все, что я хочу делать, это свернуться калачиком в постели и таращиться в свой телефон. Кажется, что время тянется очень долго с тех пор, как ты ушел. Может быть, дело в том, что мы так много делали вместе. А теперь все то время, которое я проводил с тобой, вдруг стало свободным, слишком пустым. Я кое-что поменял в своей комнате. Заменил разбитое зеркало, что ты всегда просил сделать, и купил новую книжную полку. Теперь комната намного лучше организована. Не хватает только больших кошачьих часов, которые ты хотел мне подарить. Знаешь, я немного расстроен из-за этого. С тех пор как мы увидели их в магазине б/у мебели, я говорил тебе, что хочу их, а ты сказал, что купишь их мне на день рождения. Ты не разрешил мне купить, потому что сказал, что всегда считал, что дарить мне подарки сложно, и это была возможность, которую ты не мог упустить, чтобы подарить мне идеальный подарок. Мне бы понравилось, даже если бы это не было сюрпризом. Даже если я сам их выбрал, а ты только купил бы это для меня. Жаль, что нам пришлось расстаться за несколько дней до моего дня рождения. Я с нетерпением ждал какой-нибудь вечеринки, чтобы провести время с тобой и попытаться наладить наши отношения, а вместо этого я провел его с жалостливыми лицами Хенджина и Чонина. Они относились ко мне так, будто я хрупкий хрусталь, словно я могу сломаться в любой момент, если они не будут обращаться со мной достаточно осторожно. Мы ели бургеры и торт. А потом я вернулся в свою комнату и рыдал, пока не уснул. Как бы я хотел, чтобы мы не ссорились и не расставались прямо перед моим днем рождения. Я бы не хотел быть несчастным и злым, думая о том, что тебе, возможно, следовало быть более внимательным в этом вопросе. Я бы хотел, чтобы на пустой стене в моей комнате висели часы в форме кота. Я бы хотел, чтобы ты был здесь. Твой, Минхо.

***

Прошло почти пятнадцать минут с момента его появления. Это достаточно долго, чтобы Минхо начал задумываться о том, как много времени в его жизни было потрачено впустую в ожидании появления Джисона, как в прямом, так и в переносном смысле. Он проверяет свой телефон. Проверяет его снова. Никакого сообщения «извини, я опаздываю», и никаких признаков Джисона. Это длится достаточно долго, чтобы Минхо начал жалеть, что не потратил больше времени на обдумывание своего прикида. Он сказал себе, что не должен слишком задумываться, и остановился на белой рубашке с бежевыми брюками. Не стал подводить глаза, как хотел, потому что не знает, как это сделать самостоятельно, а просить Хенджина, когда он собирается встретиться с Джисоном, у него не было сил. Решил накрасить губы только тинт-бальзамом для губ. Он пьет уже вторую кружку пива, когда появляется Джисон. И он не смог сдержать «наконец-то, блять», которое вылетело из его рта еще до того, как он повернулся лицом к Джисону, когда тот звал его сзади, неоднократно извиняясь. Он занимает место рядом с ним за столом, чтобы они оба могли смотреть на сцену, за мгновение до того, как группа начинает играть. И Минхо, наконец, смотрит на него. На нем бордовая рубашка с расстегнутыми первыми пуговицами и черные кожаные брюки. Его волосы уложены волнами, спадающими на глаза, а на веках — черные мазки, придающие глазам еще большую глубину. Он очень хорошо выглядит. — Ты очень хорошо выглядишь, — говорит ему Джисон, и Минхо приходится бороться с желанием рассмеяться. Они смотрятся так, будто пришли на два совершенно разных мероприятия. Минхо действительно следовало больше думать о своем наряде. Он машет официанту и заказывает напиток для Джисона. Он инстинктивно произносит «лимонный кислый», прежде чем переводит взгляд на Джисона, который только кивает с улыбкой. Это то, что всегда было первым заказом Хана, и, возможно, ему не стоит винить себя за то, что он решил, что это по-прежнему так, и сделал заказ на автомате. Он наблюдает, как Джисон выпивает почти половину порции одним глотком. Группа начинает играть, и Минхо пытается сосредоточить свое внимание на музыке. Они играют несколько своих оригинальных песен, а также корейскую и зарубежную классику. Перерыв каждые полчаса или около того. Музыка не слишком громкая, чтобы они не могли слышать друг друга, но достаточно шумная, чтобы они могли не разговаривать, а сосредоточиться на слушании. Джисон тише, чем обычно, и кожа его становится все более красной, чем больше он пьет. Минхо уверен, что он выглядит так же, если не хуже. А алкоголь, текущий по его венам, делает его более беспечным во взглядах, которые он бросает на Джисона. Его кадык подрагивает, когда он глотает, лоб хмурится, когда напиток попадает в горло, а тонкие пальцы то и дело деликатно убирают пряди волос с глаз. Его румяные щеки. Ему очень нравятся его щеки. — Вау, теперь ты правда можешь сдерживать в себе алкоголь, да? — поддразнивает он, когда Джисон заказывает, наверное, пятую порцию. Это возвращает Минхо в то время, когда Хан напивался с двух бокалов и начинал открыто флиртовать и прикасаться к нему даже в присутствии людей. Часть пьяного глупого сознания Минхо скучает по этому. Он проглатывает эту мысль вместе с остатками своего напитка, а Джисон смеется и отвечает после некоторого раздумья: — Да, я… У меня было время, когда я слишком много пил. Это было реально ужасно, но потом я совсем бросил. Теперь я просто ограничиваю время, когда иду пить. Думаю, это уже хорошо. Тревожные глаза Джисона не могут найти прямой контакт с глазами Минхо, даже когда он с ним разговаривает. Минхо почти хочет извиниться, хотя это не совсем его вина. Он почти хочет обнять Джисона. Сказать ему, что у него тоже были разные, но одинаково дерьмовые механизмы преодоления трудностей после их разрыва. Но он ничего не говорит. Вместо этого он заказывает еще один напиток, и чуть не поперхнулся, когда Джисон спросил его, хочет ли он танцевать. — Я не думаю, что у меня сейчас достаточно координации, чтобы танцевать, — говорит он ему. Джисон не настаивает, и они продолжают пить и болтать во время перерывов. Минхо уверен, что несколько раз уловил, как Джисон смотрит на его губы. Он обычно не пользуется бальзамом, и странное ощущение липкости заставляет его время от времени прикасаться к губам. Джисон снова смотрит, на этот раз не отворачиваясь, когда Минхо ловит его взгляд. — Он со вкусом вишни, — произносит он и ухмыляется, когда Хан облизывает губы и смеется. Его охватывает прилив храброго идиотизма. — Ты выглядишь секси, — говорит он ему, прежде чем ответственная часть его мозга успевает остановить его. — Знаю. Я потратил два с половиной часа, чтобы подготовиться. — Ты бы все равно выглядел сексуально, если бы потратил всего один час и пришел вовремя. Он не может удержаться, чтобы не поддразнить. Это проще, чем признаться самому себе, насколько ему нравится идея, что Джисон так готовился к встрече с ним. Тот говорит ему, что он все исправит, говорит, что заплатит за его напитки в качестве «благодарности за то, что терпишь мою хронически опаздывающую задницу». Когда приносят чек, они так и продолжают бороться за него, оба пытаются выхватить его у официанта, который отдает лист и удаляется с улыбкой. Битва запутавшихся конечностей за бумажку продолжается. И Минхо, к счастью, все еще одерживает верх над Джисоном, держа чек одной рукой вне досягаемости Хана, а другой хватая его за оба запястья. Джисон вздрагивает, затем замирает. Его руки ослабевают в хватке Минхо. Когда старший поворачивается к нему лицом, его глаза широко раскрываются и смотрят на руку Минхо. Он отпускает Джисона, и тот не делает больше ни одного движения в сторону чека. — Я все еще на два года старше тебя. Уважай разницу в возрасте. Джисон больше не спорит. Минхо расплачивается и расстается с ним у входа в кафе. Всю дорогу домой его мысли ходят кругами. О том, что это первый раз, когда он прикоснулся к его коже за год. О том, что кожа Джисона все такая же мягкая и теплая, как он помнит.

***

#29 Дорогой Джисон, Можно было бы ожидать, что ситуация начнет улучшаться. Но я не думаю, что это так. Прошло почти два месяца с тех пор, как мы расстались, а в моей голове все еще эхом звучат слова, которые ты сказал мне в тот последний день. Для человека, который очень забывчив, мой мозг, безусловно, сохранил мельчайшие детали того дня: тон твоего голоса и выражение твоего лица. Иногда, когда я вспоминаю об этом, мне хочется вернуться в прошлое и ударить тебя. Тогда я провожу несколько минут, мысленно извиняясь перед тобой за эту мысль. Я спорю со своим мозгом из-за тебя, Джисон. Я, наверное, схожу с ума. Чонин сказал мне, что видел тебя на днях. Я не мог не спросить, как ты выглядишь. Он ответил, что отлично. И я проклял ту часть себя, которая хотела услышать, что тебе так же плохо, как и мне. Надеюсь, скоро я смогу полностью, искренне желать, чтобы у тебя все было хорошо. И я надеюсь, что у меня тоже все будет хорошо. Твой, Минхо.

***

Есть фильм ужасов, который в последнее время получает хорошие отзывы. И именно Минхо предлагает посмотреть его вместе в кинотеатре. Хенджин и Чонин — самые большие трусишки, которых знает Минхо, а Сынмин похож на человека, который будет критиковать режиссуру и операторскую работу фильма ужасов. Поэтому хорошо, что Джисон согласился раньше, чем Минхо успел обдумать, нормальная ли это идея. Они вместе посмотрели десятки фильмов в кинотеатре. Когда они идут в закусочную, чтобы взять попкорн и напитки, это происходит почти на автопилоте. Джисон всегда берет карамельный попкорн, а Минхо — обычный соленый. Хан берет содовую, и они идут в театр. Минхо считает, что приятно осознавать, что привычка смотреть фильмы вместе не изменилась. Они шутят о плохой игре актеров и предсказывают смерть персонажей до того, как они действительно умрут. В итоге Джисон съедает половину попкорна Минхо, а Минхо сожалеет о том, что у него не было ничего попить, когда в горле пересохло. — Ты можешь выпить немного моего, — говорит ему Джисон, а Минхо отмахивается. Он говорит ему, что все в порядке, фильм скоро закончится. Только вот он не заканчивается, а горло Минхо кричит, требуя чего-нибудь, кроме соли. И его глаза все время смотрят на содовую Джисона, когда он все же делает глоток и ставит ее обратно в пространство между ними. Хан замечает это и насильно всовывает содовую в его руку. — Хен, просто выпей! Минхо не спорит: он слишком сосредоточен на «хен», повторяющемся в его ушах. Он надеется, что газировка еще и окажет охлаждающее действие на его горящие уши. Когда они выходят из кинотеатра, Минхо вспоминает еще одну вещь, которую всегда делал Джисон: он никогда не одевается по погоде. Они идут к станции, и Хан сильно дрожит. Минхо снимает свой большой шарф и обматывает его вокруг шеи Джисона, не обращая внимания на его попытки отказаться. Младший наконец сдается и прячет половину лица в шарфе. — Он пахнет тобой, — говорит он. А Минхо в ответ шутит: — Какой сюрприз. Потому что глаза Джисона устремлены на него, и он боится, что тот уловит, как на мгновение учащается биение его сердца при этих словах. Минхо молча прощается с шарфом. Потому что он не думает, что сможет надеть его снова, если Джисон вернет его, пахнущего собой.

***

#42 Дорогой Джисон, Думаю, что в первый раз я действительно расстроился из-за тебя, когда ты вернулся домой очень поздно вечером, хотя я сказал тебе, что готовлю на ужин пасту с креветками, как ты и хотел. Ты сказал мне, что у тебя было много работы, но ты вернулся с запахом дешевого бара. Сказал, что твои коллеги пригласили тебя выпить после работы, и ты не смог отказаться. Это было нормально, рабочие обязанности и давление сверстников, но я не понимал, почему ты не отвечал на звонки, почему не предупредил меня, что я не должен ждать. Мне пришлось есть повторно разогретую пасту в одиночестве, потому что тебя все еще немного тошнило от выпитого. Я слышал, как тебя рвало в ванной позже той ночью. И я ненавижу, что притворился спящим, когда ты вернулся в комнату. С того дня я никогда не готовил пасту с креветками. Может быть, мне стоит это сделать. Если бы я перестал готовить еду, которая напоминала бы мне о тебе, я бы умер от голода. Надеюсь, ты ешь много супа в эти дни. Сейчас очень холодно. Оставайся в тепле, Джисон-и. Твой, Минхо.

***

На этой же неделе он снова встречает Джисона. И все идет так же, как и раньше, когда они встречались. Совместная трапеза и бессмысленные разговоры. Минхо старается не обращать внимания на то, как он вздрагивает от случайных фраз или прикосновений. Он говорит себе, что это нормально, ведь все это слишком ново для него. Джисон дарит ему упаковку белого чая, того самого, который они пили на дегустации. Он называет это «поздним подарком на день рождения». Минхо шутит, что есть срок годности, когда можно дарить подарки на день рождения, а он уже давно прошел. Потому что это все, что он может сделать, — не позволять ни себе, ни Джисону придавать значение тому, что они делают. Они проводят время вместе, потому что это весело, потому что приятно иметь друг друга в своей жизни без бремени общего прошлого. И Минхо повторяет себе это каждый раз при возникающем чувстве прилива тепла к его лицу, когда Джисон говорит что-то неожиданно доброе или напоминает ему о более простых временах. В другой вечер он ужинает с Хенджином и Чонином. Точнее, он готовит ужин для Хенджина и Чонина. Острый жареный осьминог с рисом и салатом из морских водорослей. Это один из моментов, когда он решает, что ему нравятся его друзья, когда они молча наслаждаются блюдом, которое он для них приготовил. Конечно, пока Хенджин не открывает рот, чтобы заговорить. — Минхо-хен встречается с Джисоном каждые несколько дней. Его тон слишком напоминает ребенка, который доносит родителям на своего брата. Чонин восклицает: — Какого хрена? А их лица почти заставляют Минхо смеяться. — Хен, что случилось с «я больше никогда в жизни не хочу видеть эти грызуньи щеки»? Это действительно заставляет Минхо смеяться: он не может поверить, что действительно сказал что-то настолько нелепое. К сожалению, смех делает его попытки прибегнуть к угрозам менее серьезными. — А что случилось с «не кусай руку, которая тебя кормит»? Редкая вещь — его друзья игнорируют то, когда он пристально смотрит на них, что заставляет его понять, насколько важной проблемой они это считают. — Серьезно. Тебе понадобилось столько времени, чтобы встать на ноги. Он не хочет признаваться в этом, но это именно то, что он чувствовал. Расставание с Джисоном было похоже на то, как будто воздух выбили из его легких, как будто его колени подкосились. И ему потребовалось больше времени, чем он ожидал, чтобы восстановить равновесие. Дольше, чем его друзья могли предположить. — Я достаточно взрослый, чтобы понимать, что я делаю, разве нет? Он не хочет пытаться убеждать их дальше. Ему и так трудно убедить самого себя. Они продолжают трапезу почти в тишине.

***

#55 Дорогой Джисон, Я отчасти виню тебя за то, что заставил ненавидеть того, кто не заслуживает моей ненависти. Того, кто не сделал ничего плохого. Того, кто даже не был причиной нашего расставания, но, вероятно, навсегда останется в моей памяти в связи с нашим разрывом. Я виню тебя за все те негативные мысли и чувства, которые я испытываю по отношению к человеку, который кажется мне хорошим. Я все еще помню твои слова, описывающие его, когда ты впервые упомянул о нем. «Он такой маленький, — сказал ты. — Улыбка яркая, как солнце». Ты сказал, что у него самый милый акцент. Я думаю, это был первый раз, когда я почувствовал ревность. Это отвратительное чувство. Я ненавидел это, и до сих пор ненавижу. И сейчас я думаю, если бы я сказал тебе: «Эй, я начинаю ревновать и ненавижу это, поэтому хочу, чтобы мы поговорили об этом, чтобы я больше не чувствовал себя неловко», — изменило бы это что-то? Я столкнулся с ним на днях. Мне стоило больших усилий заставить себя улыбнуться и вежливо поздороваться. Он сказал: «Мне жаль, что так вышло с Джисоном». Сказал так буднично, словно это так же просто, как подвернуть лодыжку. Он, конечно, не знает, насколько это не просто. Никто не знает. Они думают, что знают. Они думают, что понимают, как глубоко это проникает в нас. Я вижу это по их лицам, когда говорю им, что мы расстались, и их первая реакция: «Но как?». Как будто это невозможно. Как будто мы были связаны химической силой между нашими атомами, которая сделала нереальным наше расставание. И самое ужасное, что мне тоже так казалось. Так как же тогда? Как мы расстались? Я не знаю, как сказать всем, что они ошибаются, не понимают нас по-настоящему. Что это было даже глубже, чем они могли себе представить. И все же мы здесь, очень сильно разделены. Если бы мы были атомами, соединенными химической связью, то при нашем расставании я бы потерял электроны. Теперь в моем сердце осталась пустота, жаждущая заполнения. Твой, Минхо.

***

У него спокойная неделя между учебой и двумя подработками. Почти слишком спокойная. Утром подготовка к экзаменам, вечером ничего особенного, кроме приготовления еды и ее поедания. Раньше этого было достаточно, чтобы заполнить его время, чтобы он был доволен. И он злится, что сейчас этого нет. Ему нелегко скучать. И он ненавидит, когда ему скучно. Джисон взял недельный отпуск, чтобы навестить свою семью. Он прислал ему фотографию их новой домашней собаки и фотографии еды, которую приготовила его мама. А Минхо все время проверяет свой телефон. Ждет очередного сообщения. Ждет, когда закончится неделя. Но только когда менеджер в магазине, где он работает, предупреждает его о том, что он слишком отвлекается на телефон, Минхо понимает. Он снова скатывается туда, откуда выбрался с трудом; он снова становится беспокойным и нетерпеливым человеком, который ждет Джисона и требует его времени и внимания. Он извиняется перед своим менеджером, выключает телефон и убирает подальше. Он твердо говорит себе, что больше не будет проверять его или писать Джисону. Это отстойно, и это очень страшно — думать, что он очень легко приблизился к тому, чтобы допустить такой рецидив. Воспоминания об этом все еще свежи в его памяти, и чтение писем вернуло его к тому, что он хотел бы забыть. Минхо годичной давности, несчастный и одинокий, ожидающий чего-то, что никогда не придет. Он не может рисковать, чтобы снова оказаться в том мрачном месте. Он не может позволить Джисону, не может позволить себе сделать это снова. Он физически отстраняется от телефона до конца недели. Занимается курсовой работой и делает партию за партией кимчи. Джисон пишет ему еще несколько сообщений. Одни он игнорирует, на другие отвечает очень коротко. Джисон, вероятно, понимает намек, потому что к концу недели сообщений становится меньше, и Минхо говорит себе, что уклонился от пули.

***

#60 Дорогой Джисон, Уже два месяца я пишу письма. Мой психотерапевт больше не спрашивает меня о них. Наверное, он думает, что я остановился, что мне нечего сказать. Но это не так. Я все еще так много хочу сказать тебе, так много хочу спросить, так много не понимаю. Разве я когда-нибудь был для тебя приоритетом? Я никогда не сомневался, что ты любишь меня. Но я не могу отделаться от ощущения, что я не был в списке твоих приоритетов. Ты любил меня, проводил со мной прекрасное время, разделял глубокую связь. Но, возможно, для тебя это было просто… так. Часть твоей жизни, которая протекала очень хорошо. Так же, как хорошо складывалась твоя работа и твои дружеские отношения. И в этом мы отличались друг от друга, потому что для меня ты был всем. Я не могу избавиться от ощущения, что каждый раз, когда я просил тебя об ободрении, ты давал мне еще больше причин быть неуверенным. И мне очень не нравилось, как часто мне приходилось просить об этом. А ты когда-нибудь так делал, Джисон? Ты когда-нибудь чувствовал, что должен просить чьего-то внимания? Думаю, тебя бы не раздражала моя требовательность к тебе, если бы ты когда-нибудь испытал это на себе. Ты бы не называл меня навязчивым и собственником, если бы сам чувствовал, что твой парень ускользает от тебя. Нет смысла говорить обо всем этом сейчас. Я никогда не получу ответа. Я никогда не узнаю. Во мне всегда будет оставаться столько злости и неуверенности. Я искренне надеюсь, что со временем это пройдет. Твой, Минхо.

***

Медленные дни в баре — любимое занятие Минхо. Ему не нужно постоянно бегать между столиками. Ему не нужно проводить много времени перед фритюрницей. А если повезет, ему попадутся интересные посетители, с которыми можно поболтать и пошутить. Сынмин тоже здесь. За все время совместной работы им удалось создать легкий баланс для разделения задач, и они стали достаточно близки, чтобы иногда общаться вне работы. Есть пьяный болтливый старик. Он постоянно говорит о том, каким был город во времена его молодости и как современные технологии разрушили человеческие связи. Сынмин, вероятно, понимая старую душу Минхо, оставляет его развлекать старика. И Минхо сидит с ним столько, сколько может, слушая его рассказы о том, как он служил и вернулся, чтобы жениться на своей школьной возлюбленной. И Минхо благодарен за рабочий день, который на самом деле не кажется рабочим. Бар закрывается в одиннадцать тридцать. Затем ему и Сынмину приходится убираться и закрываться. На это обычно уходит еще полчаса, если не случается катастроф из-за пролитых напитков или просчетов в счетах. Минхо уже почти закончил вытирать столы, когда в его кармане завибрировал телефон. Он достает его и видит сообщение от Джисона. Джисон: Ты все еще работаешь каждую субботу в баре? Это очень неожиданный вопрос. Настолько неожиданный, что он почти сразу же отправил ответ. Минхо: Да, а что? Он решает поставить точку в своем любопытстве, спрятав телефон обратно в кармане, но его предательский разум остается начеку, ожидая любой вибрации на ноге. Этого не происходит. Но через минуту дверь в бар открывается. Он слышит, как Сынмин говорит: «Извините, мы уже закрыты». Он оборачивается к двери и видит Джисона, который катит перед собой чемодан, широко улыбаясь, когда его глаза находят Минхо. — Я надеялся найти тебя здесь. Сынмин смотрит на Минхо в поисках ответа, которому требуется несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и сформулировать предложения: — Сынмин, все в порядке. Это мой друг, Джисон. Джисон, это мой коллега и друг Сынмин. Хан кланяется с улыбкой, и Сынмин тоже кланяется, но его взгляд снова устремляется на Минхо с невысказанным «какого хрена?». Потому что для него Джисон — это тот самый бывший, на которого Минхо жаловался однажды ночью, когда был пьян, а теперь он вдруг стал другом. Он надеется, что его взгляд сможет передать Сынмину «да, я знаю, меня это тоже сбивает с толку». — Ты только что приехал? Почему у тебя багаж? — Да, я сел на поздний поезд. Оказался неподалеку и решил зайти. Все они по-прежнему стоят в нескольких метрах друг от друга. Джисон все еще стоит у двери, держа в руке чемодан, с его дутой куртки капает дождевая вода. Молчаливое «какого черта» Сынмина становится все громче, чем дольше он смотрит. — Снимай куртку и заходи, я принесу тебе что-нибудь выпить. Он хватает Сынмина за руку и тащит его за барную стойку. Сынмин ничего не говорит, а Минхо наливает ему рюмку водки. Он пьет, ничего не подозревая, как и предполагал Минхо. И тот тут же объявляет о своей победе. — Ха! Ты тоже выпил. Теперь ты не сможешь сказать боссу, что мы будем пить отсюда, но зато можно заявить, что какой-то пьяный идиот разбил бутылку. Не то чтобы Сынмин сдал бы его в любом случае. Возможно, Минхо просто пытается отвлечь его внимание от насущной проблемы. Сынмин смотрит на него так, будто ждет другого объяснения, и Минхо считает, что он тоже должен его получить. — Я столкнулся с ним недавно, и теперь у нас все хорошо. Он просто мой друг. Пойдем, думаю, он тебе понравится. Он подтаскивает Сынмина к столу, где сидит Джисон без куртки и шапки, взъерошивая свои влажные волосы. Минхо ставит на стол бутылку и три рюмки. К его удивлению, беседа течет очень легко. Он думает, что это алкоголь делает всех дружелюбнее. Вскоре Джисон и Сынмин рассказывают о своих школьных днях и любимых телепередачах, а Минхо дразнит их за то, что они — маленькие дети, не понимающие концепт девяностых. — Он настоящий дедуля. Работает в чертовом баре, но всякий раз, когда я приглашал его выпить, он засыпал еще до полуночи. — Стало еще хуже. Он всегда жалуется на усталость и иногда действительно засыпает в середине смены. А однажды он буквально не мог держать глаза открытыми, и какой-то покупатель решил, что он ему подмигивает, и продолжал флиртовать с ним всю ночь. Джисон поперхнулся, прежде чем рассмеяться. Минхо похлопывает его по спине, говоря: — Да, у этого дедули еще все впереди. Джисон со смехом отмахивается. — Не давай ему возможности похвастаться, — прерывает его Сынмин, — потому что он не мог перестать говорить о том, что парень чуть не спятил, увидев его голым, когда он пошел с ним той ночью. Джисон снова кашляет и смеется, и Минхо чувствует, что его уши стали еще теплее, чем были, от всего выпитого. — Это была шутка, идиот. Думаю, ты уже достаточно выпил, — он берет стакан Сынмина и выпивает его, прежде чем тот успевает сопротивляться. Сынмин смеется и говорит, что это правда, и ему пора возвращаться домой, после чего встает. — Не поможешь мне кое с чем? — спрашивает он Минхо, который снова следует за ним за барную стойку. Он притворяется, что занимается какими-то делами, но при этом тихо спрашивает: — Ничего, если я оставлю вас наедине? Хочешь, чтобы я остался? Под воздействием алкоголя у Минхо снижается уровень надирания задниц и стрельбы глазами, но не настолько, чтобы он поблагодарил Сынмина за беспокойство о нем. — Я взрослый, в задницу, человек. Он не собирается меня похищать. Сынмин знает, что лучше не лезть на рожон, поэтому просто поднимает руки вверх в знак капитуляции и уходит, попрощавшись с Джисоном. Минхо возвращается и садится на стул напротив него. Два стула стоят у стола, и Минхо может поставить ногу на пол между вытянутыми ногами Джисона, если захочет, что он и делает. Он выпивает еще одну рюмку, прежде чем Хан снова начинает говорить, и замечает, что его голова становится более легкой и кружится. — Значит, ты теперь спишь с посетителями. Ухмылка Джисона усиливает легкость и кружение в голове Минхо. Он пожимает плечами: — Не. Это был просто минет. Он был слишком пьян, чтобы продолжать после того, как кончил от вида моего идеального тела. Джисон смеется, наклоняясь ближе, чтобы положить руку на стол. Минхо смотрит в его медленно моргающие глаза. — Могу я сказать тебе то, что мне действительно не следует говорить? Минхо в ответ кивает. Что-то в том, как Джисон заговорил, заставляет его сердце колотиться в предвкушении. — Ты все еще лучший трах в моей жизни. Стук прекращается, потому что сердце на секунду-другую забывает, как перекачивать кровь. Он натягивает свою самую дразнящую ухмылку, прежде чем посчитать, что можно ответить. — Ну, ты никогда не был моим лучшим, так что… — Пошел ты. Джисон все еще смеется. Минхо встает, чтобы отнести стаканы в бар, слыша, как Джисон громко говорит ему: — Держу пари, в постели ты все так же любишь скучные вещи. И он отвечает не менее громко: — Те же самые скучные вещи, из-за которых ты получил лучший трах в своей жизни. Теперь он стоит спиной к Джисону, улыбаясь, бросая вызов. После он тоже не садится. Просто стоит вплотную к чужим ногам. — Я теперь совсем другой человек. Даже член проколол. Он боится, что если Джисон не остановит его, то он будет продолжать говорить все более и более нелепые вещи. Джисон останавливает его. — Лжец. Если бы ты это сделал, я бы отсосал тебе прямо здесь и сейчас. Минхо чувствует, что медленно сходит с ума. Он придвигается ближе, так что его ноги оказываются по бокам от коленей Джисона. Смотрит вниз, чтобы встретиться с его глазами. — Уверен, ты бы сделал это, даже если бы я не проколол его. Он слишком не в себе, чтобы осуждать себя за пылкий тон, который он использует, когда флиртует с кем-то. Он забывает, что Джисон как никто другой хорошо знаком с этим. Руки Хана поднимаются по бокам его бедер и ложатся на них. — Да, я бы сделал, — говорит он низким голосом. И его руки притягивают Минхо к себе на колени. Внезапно это уже не шутка. Внезапно сердце Минхо заколотилось в груди, а глаза немигающие. — Джисон, — шепчет он. Хан помогает ему переместиться к нему на бедра. — Я бы сделал, — повторяет он. Задница Минхо притягивается ближе к члену Джисона, ощущая его твердость сквозь слои одежды. Дыхание Хана сбивается. Его глаза зажмуриваются, когда Минхо заглядывает в них. — Джисон. Его хватка на бедрах Минхо усиливается. Он снова двигается. От трения кружится голова, а горячее дыхание Джисона щекочет его шею. Он медленно двигается вперед, снова и снова. Чистое желание овладевает его разумом, не оставляя места никаким рациональным мыслям. Джисон задыхается, опускает голову в ложбинку на шее Минхо, покусывая кожу. Стон вырывается у Минхо прежде, чем он успевает остановить себя. Это почти отрезвляет его, пробуждает к реальности происходящего. Он проезжается по скрытому под одеждой члену своего бывшего парня. Это так неправильно. Он сходит с ума. Ему так хорошо, что он не хочет останавливаться. Минхо начинает двигать бедрами быстрее, и Джисон отвечает ему такими же безрассудными движениями. В его животе разливается жар, грудь вздымается и опускается, когда он задыхается. Пальцы Джисона все глубже впиваются в его кожу. — Хен, — говорит он, касаясь его шеи. Из горла Минхо вырывается еще один стон. — Хен… Это так неправильно. Джисон отстраняется от его шеи, а Минхо едва может разглядеть его из-за похоти, затуманившей его зрение. — Минхо, — руки на его бедрах пресекают его движения, и Джисон тоже останавливается. Минхо смотрит на него, затаив дыхание. — У меня… У меня в сумке есть смазка и презервативы. Это заставляет его рассмеяться. Смеяться легче, чем думать о последствиях слов Джисона. — Какого хрена ты… Ты что, трахался в поезде, что ли? — Заткнись. Я возвращаю их домой. А я не очень люблю оставлять улики, которые могут найти мои родители. Минхо боится. Он так боится, что его разум поймает происходящее и откажет ему в том, чего он так сильно хочет. Он выдыхает измученный смех и без слов отстраняется от коленей Джисона. Это чертовски сюрреалистичное чувство. Джисон, его бывший парень, с которым он не виделся целый год, сейчас склонился над столом в баре, где он работает, а Минхо двумя смазанными пальцами растягивает его, впитывая громкие стоны, его жаждущую мольбу о большем. — Трахни меня, пожалуйста, — говорит он ему. И Минхо выдыхает, надевая презерватив, и стонет, когда его член проникает в Джисона, дергаясь от тугого жара и хныканья Хана. — Черт. Я скучал по твоей заднице. Джисон смеется. И он тоже смеется. Возможно, они оба не могут понять, что происходит. Минхо определенно не может понять, что каждый звук, издаваемый Джисоном, вызывает у него не менее унизительный стон. Это заставляет его сильнее вжиматься в него. Возможно, это и к лучшему, что Минхо не видит его лица: ему и так тяжело чувствовать Хана вокруг себя, слышать, как он произносит его имя таким хнычущим голосом. Его толчки становятся все более резкими, а стоны — все более громкими и частыми. Ему должно быть стыдно за то, что ему понадобилось так мало времени, но ощущения настолько хороши и ошеломляющи, что он не чувствует никакого смущения. А Джисон повторяет его имя, как молитву, колени его дрожат, дыхание тяжелое. — Черт, ты так хорошо чувствуешь себя во мне, — выдыхает он. И Минхо кончает так, как не кончал уже несколько месяцев. Его рев громко звенит в его собственных ушах. Джисон, на самом деле, от него не отстает, прежде чем Минхо успевает забеспокоиться о том, что тот кончит на весь стол. И только когда он убирает со стола, Минхо понимает, что это Джисон снова оставляет свой след в его жизни, запятнав душевный покой, который он так старался сохранить в течение последнего года. После этого они не разговаривают. Пожелав Минхо спокойной ночи, Джисон надевает куртку и выкатывает чемодан, а Минхо закрывает бар и желает никогда туда не возвращаться.

***

#67 Дорогой Джисон, Сегодня снова неудачный день. Проснулся с ощущением, что мои конечности не хотят двигаться с кровати. Все утро провел, перечитывая наши сообщения. Мы никогда не переписывались часто, но каждое из них напомнило мне о тысяче воспоминаний, которыми мы делились. В одном из сообщений был только эмодзи таракана в ответ на мой вопрос о том, где мы должны встретиться — у меня или у тебя. Не могу поверить, что я раньше не упоминал этот день в письме, Джисон-и. Это один из моих любимых моментов с тобой. Когда ты пришел к нам домой, когда Чонин еще жил со мной и Хенджином. Они испугались таракана и начали стучать в дверь ванной, пока я принимал душ. Ты тогда пришел, и я как раз вовремя вышел из душа, чтобы увидеть, как ты кричишь, сражаясь с тараканом. Хенджин и Чонин держали веники и тапочки в руках, но стояли в углу комнаты. Ты выглядел напуганным до безумия, но все равно убил его. А твои маленькие победные прыжки и смех никогда не выйдут у меня из головы. Это было самое трогательное, что я когда-либо видел. Ты действительно удивительный, Джисон-и. Ты намного смелее, чем ты думаешь. И намного сильнее. Жаль, что я не говорил тебе об этом чаще, когда мы были вместе. Надеюсь, теперь ты сам это понимаешь. Я все время думаю о тебе, о том, как ты справляешься с этим. Это отстой, потому что раньше, когда случалось что-то плохое, я приходил к тебе за утешением. А теперь ты единственный, к кому я не могу обратиться. У тебя то же самое? Хотелось бы тебе тоже обратиться ко мне? Хотел бы ты, чтобы мы хотя бы убедились, что с нами все в порядке? Я не думаю, что я в порядке, Джисон. И я твержу себе, что это пройдет, что я выйду из этого более сильным, и ты тоже. Но это отстой, не так ли? Думать, что мы выберемся из этого, что мы станем сильнее? Другими людьми? Думать, что мы заставили друг друга чувствовать себя такими слабыми и печальными? Мне бы хотелось протянуть тебе руку помощи. Может быть, только обнять тебя и заснуть в твоих объятиях, вдыхать твой запах. Я скучаю по твоему цветочному запаху. И мне неприятно, что у меня наворачиваются слезы при мысли о том, что ты сменишь шампунь и будешь пахнуть по-другому. О том, что кто-то другой встретит тебя в более позднее время и будет ассоциировать тебя с другим запахом. О том, что Джисон, которого я знал, перестанет существовать. Я эгоистично хочу сохранить того Джисона, которого я знал и любил. И мне больно думать о том, что ты отпускаешь своего Минхо и живешь дальше. Думаю, именно поэтому я до сих пор пишу тебе, хотя ты никогда не ответишь. Я все еще держусь за все, что осталось от моего Джисона, даже если это только проблески и воспоминания на листе бумаги. Твой, Минхо.

***

Он просыпается от очень яркого страшного сна. Вернее, это повторение прошлых событий, предоставленных его подсознанием, пока он спал. Хотя, проснувшись, он задается вопросом, не является ли это скорее путешествием во времени, ведь он почувствовал себя перенесенным в тот день, когда у него была первая ссора с Джисоном. День, когда все начало рушиться. Это был день, когда объявили, что на работе Хана будет мероприятие. И Джисон рассказал ему об этом после возвращения домой, радуясь возможности того, что их проект будет объявлен для работы в течение следующего года. Минхо не мог быть счастливее. Джисон так много и долго работал. Он оставался в компании сверхурочно, пропускал занятия, свидания и обеды, чтобы сосредоточиться на работе. Все, чего он хотел, это обнять Джисона и поздравить его, сказать ему, что они могут пойти на праздничное свидание или что-то в этом роде. Но Хан казался слишком рассеянным. Он постоянно смотрел на свой телефон и не спешил отвечать на взволнованные комментарии Минхо. — Джисон, пожалуйста, сосредоточься на секунду! — твердо сказал он, повторив свои слова дважды. Джисон поднял глаза от телефона, продолжая улыбаться. — Извини, просто Феликс сказал мне, что мы должны надеть на вечеринку одинаковые футболки Nintendo. Минхо повторил свое предложение в третий раз, на что Хан ответил лишь рассеянным: — Звучит неплохо. — Джисон, блять, ты можешь смотреть на меня, когда я с тобой разговариваю? Он не повышал голос, но он был так близок к грани своего хладнокровия. Хан нахмурился и посмотрел на него. — Я сказал «окей». Почему ты так злишься? — Потому что я пытаюсь предложить тебе отпраздновать, а ты только и можешь, что сосредоточиться на своей дурацкой футболке Nintendo и своем дурацком Феликсе. Это прозвучало резче, чем он хотел. Но это уже давно действовало ему на нервы: Джисон казался таким сосредоточенным на своей работе даже в свободное от нее время. Хан заблокировал телефон и повернулся к нему лицом. Минхо почувствовал, что ничем хорошим это не закончится. — В последнее время тебя постоянно бесит моя работа. Не хочешь сказать, почему? — Может быть, потому, что твоя работа больше похожа на твоего парня, чем я. — Не будь таким чертовски абсурдным. Минхо чувствовал, как его кровь закипает. Он терпеть не мог, когда кто-то говорил ему, что он поступает неразумно или нелепо. — Что абсурдно, так это то, что мне приходится умолять, чтобы ты поговорил со мной дольше двух минут. — Не думаю, что я подписался на то, чтобы нянчиться с гребаным ребенком, который требует моего внимания двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Минхо резко вдохнул. Слова прозвучали как пощечина. Он даже не смог ответить, только сжал челюсти. А Джисон выглядел так, будто знал, что его слова ужасны. На его лице сразу же появилось выражение вины, а глаза стали мягкими и извиняющимися. — Мне так жаль, малыш. Я не хотел этого. Ты же знаешь, я не хотел. Минхо не знал, имел он это в виду или нет, но он знал, что Джисон был из тех, кто легко выходит из себя, а потом успокаивается и жалеет о сказанном, когда нервы берут верх. А Минхо хотел, чтобы нервы Джисона успокоились, и они могли как следует обсудить хорошие новости. — Я знаю, — сказал он, обнимая его. А Джисон прошептал: — Я люблю тебя, — и оставил поцелуй на его челюсти. В итоге они занялись примирительным сексом той ночью. И после этого Минхо повернулся к Джисону и сказал самым тихим голосом: — Если ты снова будешь жаловаться на то, что ты со мной, я уйду. Он должен был дать понять это. Он должен был сказать Джисону, что несмотря ни на что он никогда не согласится чувствовать себя обузой для кого-то. Джисон погладил его по щекам, отвечая: — Я знаю. Я не буду. Я не буду.

***

#83 Дорогой Джисон, Прости, что не написал тебе вчера. Хенджин пригласил меня куда-то выпить. Мы пошли в «Пурпурный лаундж». Помнишь, как мы пришли туда и стали просить диджея поставить самые странные песни? Тогда было очень весело, правда? Вчера было не так весело. Я быстро напился, а еще там был один парень, который всю ночь ко мне приставал, и в итоге я пошел с ним домой. У него были светлые волосы и большие бицепсы, а в центре спины у него была вытатуирована строчка на каком-то неизвестном мне языке, я не стал спрашивать. Он сосал мой член, потом трахал меня. Это было хорошо, я думаю. На какое-то время я забыл, насколько я несчастен. Но потом я проплакал всю дорогу домой. Все, о чем я мог думать, это о том, как ты сказал мне, что любишь меня, когда был сверху в первый раз. И это был самый счастливый момент в моей жизни, наверное. Я думаю об этом сейчас. Честно говоря, есть много претендентов на самый счастливый момент в моей жизни. Или было, по крайней мере. Все они теперь не имеют значения. Все они в прошлом. Как думаешь, сможем ли мы создать новые моменты, которые мы назовем самыми счастливыми в нашей жизни? Или мы уже получили всю любовь и счастье, которые нам дано испытать за всю жизнь? Я не знаю, почему я продолжаю говорить «мы» и «наш». Я не могу утверждать, что знаю, каково это для тебя. Может, ты уже создал свой новый самый счастливый момент. Может, ты уже испытал большую любовь. Я скажу тебе вот что, Джисон-и. Возможно, ты сможешь найти кого-то, кого полюбишь больше, чем меня, но ты никогда не найдешь того, кто полюбит тебя больше, чем я. Твой, Минхо.

***

Минхо замечает, как Сынмин закатывает глаза, когда он вздыхает уже в четвертый раз за последние десять минут. К сожалению, Сынмин уже достаточно хорошо его знает, чтобы не потакать ему, когда он в таком состоянии. По правде говоря, это не самая плохая смена, хотя за два дня, прошедших с последней, он почти не спал. Он ненавидит праздничный сезон, называйте его гринчем или как угодно. Слишком яркие огни и рождественские песни, играющие на повторе. И все его смены в декабре для него — настоящий ад. К счастью, после двадцать пятого числа они снимают шапочки Санты и перестают играть рождественские песни. Но украшения остаются до первого дня нового года, и Минхо уже планирует, как он «случайно» разорвет некоторые из них, когда будет снимать их позже. Это уже третий раз, когда он работает в канун Нового года. Он никогда не был так увлечен значением особых дней — в конце концов, это всего лишь вращение Земли вокруг Солнца, — но он не может перестать думать о том, что три новогодние смены были для него такими разными. В первый раз приехали Джисон, Хенджин, Чанбин и Чонин, они праздновали в баре до четырех утра и пошли в парк встречать рассвет. Второй праздник был всего через пару месяцев после его разрыва с Джисоном. Это был несчастный день, и именно тогда он ослабил бдительность с Сынмином, выпил с ним и поговорил после того, как все клиенты ушли. Рассказал ему о Джисоне и вышел из бара как друг, а не коллега. А теперь? Ну, теперь Минхо не знает. Он не знает, что ему делать. Джисон вернулся в его жизнь. Сынмин — его друг. Хенджин проводит ночь с парнем, с которым встречается, а Чонин навещает свою семью. А что касается Минхо, то он полностью сосредоточен на работе, изредка полусерьезно жалуется Сынмину и избегает стола, за которым он трахал Джисона, как будто он радиоактивный. Его смена сегодня заканчивается в два часа ночи, и он изо всех сил старается не начать отсчитывать минуты слишком рано. Сынмин тайком приносит ему рюмки, показывает видеоролики о том, как кошки и собаки ведут себя дружелюбно по отношению друг к другу, и он начинает чувствовать себя лучше, легче. Он может обнять Сынмина и поблагодарить его, если к концу вечера будет достаточно пьян. Уже после полуночи он получает сообщение от Джисона. Он смотрит на него долгие минуты, пытаясь понять, что там написано. Джисон: С Новым годом, хен. Скажи Сынмину, чтобы пораньше шел домой, когда закончишь. В ресторане все еще много клиентов, поэтому Минхо старается не испортить заказы и не дать Сынмину заподозрить что-то неладное. Он не разговаривал с Джисоном с той ночи, и ему кажется, что прошла целая вечность, но в то же время всего пять минут. Он почти отфильтровывает крики, доносящиеся от всех людей, чтобы его разум услышал стоны и шепот Джисона. И тут он думает, что если бы он мог дать своему мозгу пощечину, то он бы так и сделал, потому что это не то, о чем он должен думать. Он решает, что ему действительно следует чаще выполнять упражнения по самоконтролю, чтобы остановить свои мысли от блуждания в таких нежелательных местах. Минхо: С Новым годом. Что-то не так? Он набирает простое сообщение и возвращается к работе. Минхо не получает ответа. Когда последний покупатель расплачивается и уходит, он глубоко вздыхает и говорит Сынмину, что закроет заведение. Говорит ему, что он уже очень помог ему сегодня, и он должен идти отдыхать. И это не ложь и не преувеличение, повторяет он про себя. Пытается оправдаться, почему он делает то, что сказал ему Джисон, не давший ему объяснений. Хан появляется через несколько минут после ухода Сынмина. Минхо смотрит ему вслед, когда тот закрывает за собой дверь и опускает жалюзи. Первые инстинкты заставляют его опасаться, что с ним случилось что-то плохое. Джисон смеется и подходит к Минхо. — Все в порядке, не волнуйся. Я просто пришел, чтобы сделать тебе подарок на Новый год. Минхо радуется, что с ним все в порядке, но снова осматривает его. В руках у него нет ни подарков, ни пакетов. Он удивленно вскидывает бровь. — Это моя задница. — Твой новогодний подарок для меня — твоя задница? — Ты можешь придумать что-нибудь получше? Минхо больше всего на свете хочет стереть с лица Джисона эту дурацкую самодовольную улыбку, но на самом деле он не может придумать ничего лучше такого подарка. Тем не менее, он, конечно же, не даст ему такого удовольствия. — Ты принес скальпель? — А? — А как еще я должен принять свой подарок? Джисон снова смеется. Не отвечает, снимает куртку и делает еще несколько шагов к Минхо. В кармане куртки у него есть небольшой пластиковый пакет. Он протягивает его Минхо. — У меня есть лубрикант со вкусом мяты. Это глупо. Это так глупо. Как простое упоминание мятного аромата может возбудить его? Это то, что они всегда использовали. Сначала в шутку, поскольку Минхо сказал Джисону, что ему нравится все с мятным вкусом, а потом они просто продолжали его использовать. Минхо наблюдает за Ханом. Он отчаянно ищет хоть какой-то ответ на вопрос, почему его сердце бешено колотится в груди. Джисон купил смазку с мятным вкусом. Купил для него. Сказал ему, чтобы он выпроводил Сынмина, и пришел с его любимым ароматизированным лубрикантом в бар, где он работает. Подарил ему свою задницу. Минхо не может в это поверить. Его свободная рука тянется вверх, чтобы сжать задницу Джисона. Он тянет палец, чтобы просунуть его в ложбинку между ягодицами поверх нижнего белья. — Ты реально позволишь мне съесть твою задницу? — он смотрит, как Джисон тихонько задыхается, и от этого его дыхание перехватывает в горле. Он знает, что Хан настолько чувствителен. Знает, что ему такое нравится. И, боже, Минхо не хочет ничего, кроме как сожрать его прямо сейчас. Они и раньше трахались в баре, когда еще были вместе. Острые ощущения от того, что они делают то, что, как они знают, не должны делать, добавляли к тому, как сильно они этого хотели. А теперь это то, что они действительно не должны делать, то, о чем Минхо много раз говорил себе, что не может быть и речи. И от того, как сильно он этого хочет, у него кружится голова. К сожалению, нет другого места, кроме столов. И вот Джисон снова склоняется под ним, штаны и боксеры спущены до щиколоток, руки крепко держатся за край стола, а Минхо оглаживает его половинки, раздвигая их. — Спасибо за твой прекрасный подарок, — успевает сказать он, прежде чем опуститься и вылизать длинную полоску от яиц до дырочки. Джисон вздрагивает от самого первого прикосновения. Милый. — Он потрясающий, — говорит Минхо между очередными ласками, обводя языком ободок. — О боже, я не подумал об этом, — говорит Джисон с дрожащим выдохом. Это почти заставляет его рассмеяться. Минхо шлепает его по заднице, смотрит, как он вздрагивает, и это заставляет его собственный член дергаться в штанах. Он понимает, что не может тянуть время так долго, как рассчитывал: так сильно он этого хочет. Его язык едва проникает внутрь, а Джисон уже стонет. Минхо вводит и выводит свой язык, упиваясь каждым хныканьем Хана, каждым вздохом, который он издает. Он размазывает смазку по пальцам и разогревает их, опускается обратно и вводит один вместе с языком. Джисон издает громкий скулеж, когда палец Минхо исследует его внутри, а другая рука проводит вверх и вниз по его позвоночнику. — Блять, Минхо, добавь еще один, — просит он. И Минхо снова шлепает его по заднице, потому что он может, и потому что, возможно, он хочет, чтобы он был немного более плаксивым и нуждающимся. — Пожалуйста, пожалуйста, мне нужно больше. Минхо трахает его уже двумя пальцами. Его язык улавливает вкус мяты, вкус Джисона. У него кружится голова от желания. — Посмотри на себя, Джисон-и. Кто бы поверил, что ты тот самый человек, который так нервничал, когда его задницу вылизывали в первый раз. — Это было раньше, до того, как ты заставил меня понять, как хорошо это может быть, — только стонет Джисон. Он звучит так измученно, что это сводит Минхо с ума. Он добавляет еще один палец. — Скажи мне, Джисон, позволял ли ты кому-то другому сделать то, что я делал? Он удивлен собственническими нотками в своем же голосе, но еще больше удивлен реакцией Джисона, высокий стон которого эхом отдается в пустом баре. — Нет. Нет, только ты. Только для тебя. Слова доходят прямо до его члена. Он вздыхает, опускаясь обратно. Кусает его левую ягодицу, облизывает пострадавшую кожу. — Только для меня, — повторяет он, нащупывая пальцами простату Джисона. И тот извивается, трахая себя пальцами Минхо с громкими стонами. — Приятно? — он думает, что видит, как тот пытается кивнуть. — Минхо, пожалуйста… Минхо повторяет действие, слыша тяжелое дыхание Джисона. — Пожалуйста, — умоляет он. Минхо почти уверен, что может заставить его кончить просто пальцами. — Пожалуйста, малыш… Минхо стонет, несмотря на то, что пытается остановить себя. Малыш эхом отдается в его сознании. Он становится полностью твердым еще до того, как снимает штаны. А когда снимает, не теряет времени, надевает презерватив и добавляет немного смазки. Он чертыхается себе под нос, когда Джисон принимает его, а стоны Хана умоляют двигаться быстрее, грубее. И вскоре он движется в безжалостном темпе, отрывая Джисона от стола, чтобы прижать его к своему телу, зубами царапая мочку его уха, когда он стонет и ругается прямо в ухо. Другой рукой он начинает дрочить член Джисона, а тот только хнычет, молит и говорит, как ему нравится. — Я… Я так хочу кончить на твоем члене, малыш, — говорит Хан ему. И Минхо чувствует, как его толчки становятся все более резкими и отчаянными в погоне за собственной разрядкой. Стон вырывается наружу, когда его рука крепко сжимает член Джисона. Тот издает высокий звук, его тело содрогается в руках Минхо, а сперма вытекает на руку старшего, когда сам Джисон выстанывает его имя. Он продолжает насаживаться на член Минхо, доводя себя до оргазма, его рука путается в волосах. — Ты так совершенен, Минхо-хен, — шепчет он. — Так хорош для меня, малыш. И требуется еще несколько толчков, пока Минхо не видит искры под веками. Все его тело дрожит, а Джисон продолжает хвалить его, пока его движения не замирают. Он поворачивает шею, чтобы поцеловать уголок челюсти Минхо, а затем отстраняется, задыхаясь. Когда Джисон умывается в уборной, все это обрушивается на Минхо. Это было не так, как в прошлый раз, это было не просто пьяное желание. Это был не просто случайный секс. Они оба точно знают, что нравится друг другу, знают, как заставить друг друга возбудиться, как заставить друг друга чувствовать себя хорошо. Он знает, что Джисон любит, когда его шлепают, лапают и ласкают. А Джисон знает, что ему нравится видеть, как он хнычет и выкрикивает что-то вроде «только ты делал подобное для меня», даже когда рациональная часть мозга Минхо знает, что это, скорее всего, неправда. Как они могут притворяться, что могут просто дружить и трахаться, и при этом оставаться безучастными? Как Минхо может притворяться, что от того, что Джисон назвал его малышом, его внутренности не загорелись? Минхо почти чувствует злость. Он злится на себя за то, что позволил этому случиться, хотя знал, что абсолютно не может этого допустить. Он чувствует себя виноватым, потому что все трудности, через которые он прошел, все тяжелые времена, из которых он выкарабкался, оказались напрасными. Он любит проводить время с Джисоном. И, боже, как он любит заниматься сексом с Джисоном. Но он не может позволить себе вернуться туда, где он был год назад: холодный и грустный, пишущий письмо за письмом тому, кто никогда их не получит. Он не слышит, когда Джисон снова оказывается рядом с ним. Лишь в конце он что-то говорит о каком-то фестивале. Хан пихает его в бок, чтобы привлечь внимание, и отвлекает его от размышлений. — Эй, ты в порядке? Минхо кивает, ему кажется, что сейчас он не полностью владеет реальностью. — Правда? Потому что, клянусь, я почти слышу, как ты говоришь: «Теперь мне будет так неловко рядом с Джисоном». Минхо смеется, но не думает, что сейчас сможет отшутиться. — Скажи мне, о чем ты думаешь. — Просто… что мы делаем, Джисон? — Что ты имеешь в виду? — Хан улыбается, но в его глазах мелькает сомнение. — Ты знаешь, о чем я. Просто это похоже на одну большую ошибку. Я не хочу… Остальные слова замирают на его языке. Чего он не хочет? Трахаться? Видеть Джисона? Снова разбить свое сердце? — Эй. Мы не обязаны этого делать, если тебе некомфортно. Мы не обязаны трахаться, если ты не хочешь. Когда Минхо молчит несколько мгновений, Джисон продолжает: — Просто приятно, что ты вернулся в мою жизнь. Если происходящее является риском для этого, тогда мы остановимся, хорошо? Он не ожидал, что Джисон скажет что-то подобное. Его согревает мысль о том, что Хан рад его возвращению, как и он сам; думать, что он ставит на первое место их комфорт, чтобы продолжать оставаться друзьями. Он кивает, улыбаясь: — Хорошо.

***

#90 Дорогой Джисон, Такое ощущение, что дни проходят одновременно и слишком медленно, и слишком быстро. Когда я пытаюсь вспомнить, чем я занимался в последнее время, я не могу ничего придумать. Но когда я думаю, что мы уже больше трех месяцев в разлуке… Я не хочу об этом думать. Я стараюсь больше выходить в свет. Тут неподалеку есть новая кафешка. Я ходил туда с Хенджином на днях, заказал твой любимый тонкацу рамен. Было очень вкусно, думаю, тебе бы понравилось. Мы еще пошли пить в выходные, и я проснулся в чужом доме. Хенджин назвал это «выбить нахуй Джисона из головы». Забавно, правда? Я думаю, только Хенджин мог придумать такие глупые идеи и назвать их такими глупыми именами. Я не могу представить, чтобы Чанбин сказал тебе «выкинуть нахуй Минхо из головы». Иногда я делаю это специально. Представляю тебя с кем-то другим. Не конкретно в сексуальном контексте, просто ты уходишь к кому-то новому. Как думаешь, если я буду насильно вбивать эту мысль в свой мозг, это поможет мне лучше принять ее? В других случаях я просто хочу тебя увидеть. Хотя я избегаю всех мест, где я могу тебя встретить, всех мест, где мы были вместе. Это так трудно сделать. Думаю, нам удалось посетить почти все рестораны в радиусе пяти километров. Это хорошо сказалось на моем кошельке. Я меньше ем вне дома и больше экономлю. Так что в нашем разрыве есть хотя бы один хороший результат. Ты скучаешь по моему сухому чувству юмора, Джисон-и? Я скучаю по твоему смеху. Надеюсь, ты счастлив и смеешься, даже если не со мной. Твой, Минхо.

***

Фестиваль, о котором недавно упоминал Джисон, фактически является музыкально-пивным мероприятием. На самом деле это просто вечеринка с причудливым оформлением. Они едут вместе на машине Чанбина, который приветствует Минхо очень радостным: «Привет, хен, так рад тебя видеть», — когда они заезжают за ним. Минхо делает невозмутимое лицо, когда отвечает: «Мы виделись буквально на днях, Чанбин-а». Но если честно, он очень рад провести время с ним и Джисоном. Ему всегда казалось, что эти двое так хаотично веселятся вместе. Прошло столько времени, и было бы очень приятно пообщаться с ними. Мероприятие проходит в огромном складе. Они находят место не слишком далеко от входа, чтобы припарковаться, и пробираются внутрь. По крайней мере, организаторы приложили хоть какие-то усилия для создания атмосферы. Каждый уголок помещения отведен под пиво из разных стран, сопровождаемое закусками и фотографиями из этой страны. По всему складу установлены колонки, из которых звучит громкая музыка, никогда раньше не слышимая Минхо. Он ненавидит, когда приходится кричать, чтобы его услышали, но ему все равно не всегда есть что сказать. А Джисон и Чанбин сами по себе достаточно громкие. Поэтому они просто гуляют, пробуют разные сорта пива и закуски, шутят об окружающих их людях и музыке, которая очень резко меняет жанры. В какой-то момент они разделяются. Чанбин видит знакомых, а Джисон отправляется искать туалет, и Минхо прогуливается среди толпы людей. Он тянется к пакетам с орехами и крендельками, чтобы закусить их к пиву. Его любимое — немецкое, что неудивительно. И после, наверное, четвертой кружки пива он начинает думать, что все не так уж плохо, даже музыка начинает ему нравиться. Он думает, что после еще нескольких бокалов пива он сможет танцевать или что-то в этом роде. Минхо еще немного ходит вокруг, и тут он видит Джисона, стоящего с высоким мужчиной, который держит в одной руке пиво, а другой трогает руку Джисона, поглаживая ее, пока тот говорит. Желудок Минхо скручивается сам собой. Джисон смеется, этот липкий смех заставляет его глаза зажмуриться. Минхо почти слышит его сквозь музыку и людей, когда узел в животе затягивается все туже и туже. Он заставляет себя дышать. Возьми себя в чертовы руки, Минхо, говорит он себе. Он друг Джисона, а друзья должны нормально относиться ко всему, что решают делать их приятели, с кем бы они ни решили проводить время. Они не чувствуют ревности или обиды, если их друзья флиртуют или смеются с другими людьми. И уж точно не стоят застыв и не смотрят на своих друзей, когда те делают это. Он переставляет одну ногу перед другой, покидает склад и прислоняется к машине Чанбина с банкой пива и пакетом орехов. Через некоторое время Чанбин подходит к машине. Очевидно, он был удивлен, увидев его стоящим и прислонившимся к машине. — Хен, ты в порядке? Почему ты здесь? — спрашивает он его. Минхо замечает, что он слегка навеселе и очень сильно покраснел. — Просто даю своим ушам отдохнуть от музыки. Чанбин отпирает машину, чтобы взять что-то изнутри, затем присоединяется к Минхо, чтобы рассказать ему, язык замедлился из-за алкоголя. — Я очень рад, что вы с Джисоном помирились. В последнее время он выглядит очень счастливым. Минхо улыбается ему в ответ. — Почему мне кажется, что здесь есть какое-то «но»? — Я просто надеюсь, что ты разумно подошел к этому. Было очень тяжело после вашего разрыва. Я уверен, что тебе тоже было плохо. И я не хочу, чтобы кто-то из вас прошел через это снова. На минуту Минхо задумался о том, как их разрыв повлиял на жизнь их друзей. Он уверен, что Джисон не встретился ни с кем из его друзей после их разрыва, он уверен, что Хенджин может надрать ему задницу, если встретит его на улице, возможно, даже сильнее, чем когда-либо. А Чанбин… Чанбин великолепен, он гораздо взрослее, чем кажется на первый взгляд. И все их друзья так беспокоились о них. Он благодарит Чанбина, а затем отправляет его обратно в здание. Он допил свое пиво, но ему не хочется возвращаться внутрь. Очень холодно, и Минхо жалеет, что не взял у Чанбина ключи от машины, чтобы немного посидеть в тепле. Его мысли снова уносятся вдаль, он вспоминает похожую ситуацию, когда сидел снаружи на балконе холла, когда они вместе пошли на вечеринку, а Джисон был слишком занят общением с людьми, и в итоге он остался один с бокалом какого-то популярного напитка, вкус которого он ненавидел. Он вздыхает, заставляя себя не думать ни о каких параллелях, а через несколько минут Джисон подходит к нему и прислоняется к машине. — Чанбин сказал мне, что ты здесь. Что-то случилось? — Разве не хреново, что машины могут тусоваться здесь под ночным небом, в то время как люди сидят в удушливом складе битком, как огурцы в банке? Джисон смеется. — Летом они проводят мероприятие на улице, а зимой — в помещении. Проходит несколько мгновений в тишине. Минхо начинает думать, не сказать ли ему, чтобы он вернулся в дом. Затем Джисон начинает снова: — Тебе не холодно? — Минхо качает головой, и Джисон, ухмыляясь, встает напротив него. — То есть твои руки сейчас не ближе к тому, чтобы быть пакетом со льдом, чем частью человеческого тела? — Это другой вопрос. Это потому, что у меня горячее сердце. Джисон снова хохочет, смех становится более звонким, когда Минхо вслушивается в него, видит его. — Во-первых, это потому, что твое сердце теплое, а не горячее, — Минхо просто пожимает плечами: он знает, что сказал. — Во-вторых, это моя фраза, а не твоя. Вот, сунь сюда, у меня есть грелки для рук. Он кивает на свои карманы, в то время как его руки все еще находятся в них. Минхо на секунду замирает, размышляя, не вызовет ли отказ у Джисона неловкость. Он засовывает руки в каждый карман. Тепло. Его пальцы касаются рук Хана, но он оставляет их сжатыми. Джисон делает то же самое. — Хан Джисон учится использовать грелки для рук, когда холодно. Ты точно повзрослел. — Новый год, новый я, или как там его. Минхо закатывает глаза от смеха. — Если хочешь, можешь вернуться внутрь, я побуду здесь минуту. Джисон качает головой, да так сильно, что у них обоих трясутся руки в карманах. — Я пришел сюда с тобой, поэтому я останусь здесь с тобой. Минхо смотрит вверх, туда, где Джисон улыбается. Он настолько близко, а рукам Минхо так тепло. Есть ли противоположность предыдущему высказыванию? Если он согреет свои руки, то его сердце замерзнет? Возможно, это к лучшему.

***

#98 Дорогой Джисон, Я пишу тебе возле своего окна. Солнце уже садится. Ты знаешь, как я люблю закаты. Я думаю, что многие из наших особых моментов произошли во время заката. Мне больше всего нравится, когда мы были в горах и фотографировались. Тогда была такая хорошая погода, и ты крепко обнял меня, когда мы подошли к краю, где фотографировались. Думаю, ты всегда защищал меня, Джисон. С тобой я всегда чувствовал себя в безопасности. И нет, это не только из-за твоих больших рук и груди, как ты, я уверен, скажешь. Странно, что я до сих пор могу ясно представить, что ты ответишь на некоторые мои мысли или слова? Наверное, это правда странно, потому что прошло много времени с тех пор, как я видел твою реакцию на что-либо: возможно, сейчас она была бы совсем другой. Если это так, то часть меня хотела бы знать, какой она могла бы стать. Заставил ли я тебя чувствовать себя в безопасности и под защитой? В последнее время я много думал, и мне кажется, что я был не таким хорошим парнем, как мне казалось. Ты указал на многие вещи, которые я не смог изменить. Я думаю, ты был прав, я был слишком собственническим. Теперь мне кажется, что я был эгоистом. Я говорил себе, что ты слишком хорош и я не хочу ни с кем тебя делить. Это все еще эгоизм, верно? Дни начинают становиться длиннее. Скоро наступит сезон цветения сакуры. Ты знал, что цветки ее падают с определенной скоростью? Пять сантиметров в секунду. Я видел это в одном фильме, думаю, тебе понравится. Я все еще скучаю по тебе, Джисон-и. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь остановиться. Твой, Минхо.

***

Они встречаются в библиотеке. Потому что экзамены уже близко, а Джисон сказал, что ему нужен кто-то, кто будет давать ему подзатыльники, когда он отвлечется. Хан уже там, потому что они занимаются в библиотеке его факультета, а у него только что закончились занятия. Минхо обыскивает периметр библиотеки в поисках Джисона, который всегда выбирает столики в одном из углов. И вот он находит его, сгорбившегося над своими конспектами и книгами. Его куртка сложена и аккуратно устроена сбоку. Он опускается на стул напротив него. — Вижу, ты уже начал. Джисон не поднимает глаз. Минхо видит, как его плечи поднимаются и опускаются в такт дыханию, быстро двигаясь. — Джисон? Тогда он поднимает голову. Минхо замечает его слезящиеся глаза и дрожащие губы. — У меня… У меня… — он не заканчивает предложение. Его дыхание становится резким и поверхностным, а слеза скатывается по щеке. — Джисон, эй. Давай сходим в туалет, хорошо? Хан кивает. Его руки трясутся, когда он пытается собрать свои вещи. Минхо говорит ему оставить их и ведет в уборную. И как только за ними закрывается дверь, Джисон разражается рыданиями, а его руки все еще дрожат, закрывая лицо. — Джисон-и. Пожалуйста, дыши. Могу я прикоснуться к тебе? Могу я взять твои руки? Когда он кивает, Минхо берет его ладони в свои. Глаза Джисона все еще закрыты, а сам он сопит. — В коде есть… проблема. Мой босс сказал мне, что в коде есть проблема. Минхо потирает руки Джисона большими пальцами. Говорит ему дышать, говорит, что все в порядке, что он в безопасности. — Это не нормально. Такое чувство, что если я сделаю хоть один неверный шаг, все будет разрушено. — Эй, это неправда, — Минхо пытается привлечь его внимание, склоняет голову, чтобы встретиться с ним глазами, — это нормально — совершать ошибки. Ты на стажировке, ты должен делать ошибки и учиться на них. Джисон качает головой. Еще больше слез проливается. — Это не просто работа. Мне кажется, что я сделаю что-то, что все испортит, и ты снова уйдешь. Джисон по-прежнему избегает его взгляда. Он выглядит невероятно маленьким, от чего Минхо хочет заключить его в объятия и защитить от сжирающих мыслей. Он отпускает его руки, чтобы схватить его за щеки, вытирает потоки слез. Минхо говорит достаточно ровным голосом, чтобы заверить их обоих: — Я здесь, Джисон-и. Я никуда не уйду. Я никуда не ухожу.

***

После окончания учебы они договариваются пойти перекусить. Минхо получает сообщение от Хенджина с вопросом, свободен ли он, чтобы встретиться. Ему в голову приходит идея. — Как думаешь, ты не будешь против, если Хенджин присоединится к нам? Он знает, что у Джисона был, мягко говоря, не лучший день, и не хочет его перегружать. И все же он надеется, что тот согласится: что-то в одобрении Хенджина их дружбы с Ханом будет выглядеть более обоснованным, в некотором смысле. Джисон колеблется секунду, но прежде чем Минхо успевает извиниться и отказаться от предложения, он с энтузиазмом кивает. — Я не думал, что ты захочешь этого. — Проблема в том, захочет ли он этого. Пожалуйста, не принимай близко к сердцу, если он откажется. Конечно, это не что иное, как личная причина, по которой Хенджин может не согласиться встретиться с Джисоном. Он уже не раз высказывал свое беспокойство по поводу их вновь зародившейся дружбы. Минхо понимает и ценит его беспокойство, но он был бы очень признателен, если бы Хенджин просто поладил с Джисоном и перестал заставлять Минхо чувствовать себя так, будто он идет головой вперед в медвежий капкан. Хенджина не нужно долго убеждать, чтобы он согласился, потому что, в конце концов, его нежелание — ради Минхо. И когда Минхо ясно дает понять, как много для него значит, если они снова помирятся, Хенджин не находит больше причин для отказа. Поначалу все происходит неловко, как он и ожидал. Минхо пару раз чуть не рассмеялся, когда парни бросали друг на друга колкие взгляды и язвительные комментарии. И он действительно смеется, когда Джисон наклоняется ближе, чтобы показать ему мем в своем телефоне, а Хенджин бросает на него взгляд. Первоначальный лед ломается через некоторое время, когда Минхо настаивает на том, чтобы вовлечь их обоих в беседу, в их общую историю долгой дружбы с множеством приятных воспоминаний. Однако они избегают упоминания прошлого, разве что в шутливых целях, и Минхо это понимает. Речь идет не о возрождении прошлого, а о том, чтобы знать, что ты можешь оставить его позади и создать что-то новое и прекрасное. Хенджин настаивает на оплате, и когда он подходит к кассиру, чтобы взять чек, Джисон подталкивает Минхо в плечо. Он шепчет с легким розовым оттенком на щеках: — Спасибо за сегодняшний день, хен. Мне это было очень нужно.

***

#112 Дорогой Джисон, Я должен извиниться перед тобой. Кажется, я не говорил тебе, как мне нравится готовить для тебя. Я стараюсь по-прежнему много готовить. Но сейчас я в основном один дома, а кашеварить для одного не очень весело. Помню тот день, когда Чанбин заехал, чтобы завезти все кухонные принадлежности и утварь, которые я оставил у тебя дома. Сейчас мне смешно, но в тот день я очень сильно плакал. Особенно когда понял, что ты не отправил обратно фартук, тот милый розовый с рисунком черной кошки. Думаю, что до сих пор я был настолько поглощен своей собственной печалью, что не думал о том, каково это для тебя. Я знаю, что то, что у нас было, значило для тебя так же много, как и для меня. Знаю, что тебе, наверное, было тяжело после нашего разрыва. Я бы хотел быть уверенным, что с тобой все в порядке. Убедись, что твои друзья поддерживают тебя и заботятся о тебе. Я сказал Чанбину на днях, чтобы он время от времени приносил тебе еду. Я был так близок к тому, чтобы сказать ему, что буду готовить для тебя, если ты захочешь. Думаю, он бы посмеялся надо мной. Я должен извиниться перед тобой за те ужасные слова, которые я наговорил той ночью. За то, как по-детски я вел себя во время этого события. За то, что испортил тебе вечер. Ты так много работал, Джисон-и. Я хочу, чтобы ты знал, как я гордился и горжусь тобой. Мне жаль, что мое поведение заставило тебя сомневаться в этом, жаль, что моя ревность омрачила ту радость, которую ты должен был испытывать тогда. Это жестоко, да ведь? То, что понимаешь вещи только после того, как становится слишком поздно. Надеюсь, ты не страдаешь от сожалений, как я. Надеюсь, ты простил себя. И, возможно, где-то в конце пути, я надеюсь, ты простишь и меня. Твой, Минхо.

***

С тех пор как Минхо снова начал встречаться с Джисоном в последние несколько месяцев, это первый раз, когда он действительно колеблется, чтобы принять его предложение сделать что-то вместе. Он смотрит на сообщение, взвешивая все плюсы и минусы, и понимает, что Джисон написал ему, а не позвонил, потому что знал, что Минхо нужно время подумать. И он знает, что с каждой секундой задержки с ответом Джисон становится все нетерпеливее и тревожнее. У Джисона скоро рабочее мероприятие — через пару недель. На нем они объявят о выходе его проекта в свет. Очень важный день для карьеры Джисона. И он спросил Минхо, не хочет ли тот пойти с ним, чтобы выбрать костюм. «Я целую вечность морил свою задницу голодом, поэтому могу себе это позволить», — гласит часть текста. Это, конечно, шутка, но Минхо знает, как много этот день значит для Джисона. Часть его души рада, что Хан позволил ему принять участие в этом празднике, но он не может перестать думать об иронии. Они расстались в день мероприятия, на котором объявили о начале работы над этим самым проектом, и он никогда не сможет этого забыть. И он не знает, как ему помочь Джисону подготовиться к мероприятию, которое является почти что продолжением дня их расставания. Он не знает, как Джисон может так непринужденно говорить об этом и просить его о помощи. Минхо уверен, что Хан окружен людьми, которые помогли бы ему выбрать костюм, не отягощенный историей ссор, жестоких слов и слез. Но с другой стороны, может быть, именно поэтому Джисон и попросил его о помощи, чтобы сказать: «Эй, мы в порядке, несмотря на историю ссор, жестоких слов и слез, мы здесь, в продолжении нашего дня расставания, мы здесь, и мы в порядке». Он набирает ответ, соглашается встретиться с ним в выходные, дабы выбрать костюм. Он видел Джисона в костюме два или три раза. Тот всегда одалживал у кого-то, и никогда он не сидел на нем идеально. Минхо не может отрицать, что ему не терпится увидеть его в костюме, который хорошо сидит на нем. И Джисон более чем взволнован, он не может перестать говорить о том, как все хорошо, пока они пьют утренний кофе перед началом их охоты на костюм. — Я не хочу, чтобы ты слишком наглел, но разработчики видеоигр, вероятно, будут падать в обморок от твоего вида направо и налево. Так что да, видимо, теперь они так и делают: шутят о таких вещах, несмотря на то, что при этой мысли у Минхо немного скрутило кишки. Он игнорирует это, потому что это не его дело, и потому что Джисон смеется, прикрывает рот рукой, чтобы не выплюнуть кофе, и Минхо жалеет, что никогда не прикрывает свои улыбки и смех. — Странно, что я вообще об этом не думаю? Я действительно просто очень рад, что все получилось. Джисон — один из самых трудолюбивых людей, которых знает Минхо, и он так любит то, что делает, что это всегда его увлекает. Что касается Минхо, то ему нравится то, чем он занимается, и он преуспевает во всем, но это лишь часть его жизни, то, что он заканчивает и старается наслаждаться свободным временем. Ему нравится отдыхать и расслабляться, возможно, иногда даже слишком, поэтому странно и немного увлекательно, как Джисон может жить и дышать своей работой. Он старается не думать о том, что когда-то это стало источником их проблем. Старается сосредоточиться на своем счастье от того, что вся его работа приносит плоды. Проходит больше часа в магазине, пока Джисон, наконец, выбирает костюм для примерки. Он очень внимателен к деталям, цветам, посадке, ткани. Его глаза сосредоточены, а губы сжаты, он расспрашивает продавца обо всех мелочах, прежде чем окончательно решает примерить костюм. И вот Минхо сидит, пока тот продолжает отпускать шуточки из примерочной, заставляя консультанта смеяться. И Минхо думает: да, вот он, мой друг, самый смешной человек на земле. Когда Джисон выходит из примерочной, Минхо разговаривает по телефону. Он замечает, когда консультант говорит: «Вам очень идет». Смотрит на Джисона, разглядывающего себя в зеркале, и его сердце, возможно, пропускает несколько ударов. На секунду его взгляд теряется, не зная, куда смотреть. Его широкие плечи, мышцы рук, слегка заметные через длину рукавов, единственная пуговица подчеркивает его маленькую талию, брюки обтягивают его задницу, когда он засовывает руки в карманы. Он выглядит сексуально. — Хватит меня разглядывать, — говорит Джисон, и их взгляды встречаются в зеркале. Минхо усмехается, не в силах заставить себя смутиться. — Извини, не могу. Ты выглядишь очень хорошо. Джисон разрывает непрямой зрительный контакт, а его щеки слегка краснеют. Это заставляет Минхо вспомнить, как ему всегда нравилось заставлять его краснеть и смущаться. В какой-то степени он рад, что все еще может это делать. — Я думаю, это то самое.

***

К концу дня они оба несут сумки и пакеты с вещами, которые купил Джисон. Костюм, рубашка и обувь, некоторые средства по уходу за кожей и волосами, и, наконец, немного еды, которая на самом деле является раменом быстрого приготовления, так как Джисон сказал, что у него не будет времени приготовить ужин в тот вечер. Минхо предлагает отнести некоторые вещи к его входной двери, так как он живет достаточно близко к станции, чтобы выпрыгнуть из окна и сесть на сиденье в электричке. Дом Минхо находится через две станции после дома Джисона, и попытки младшего отказаться от его помощи легко пресекаются. Когда они покидают станцию, то с удивлением замечают, что идет сильный дождь. Джисон начинает паниковать, потому что у него, как обычно, нет зонтика, и дождь испортит его костюм. — Используй мой, чтобы прикрыть костюм, остальные вещи будут в безопасности даже если намокнут, — он протягивает ему свой зонт, и Джисон смотрит на него расширенными глазами. — А как же ты, хен? — Все в порядке, это всего лишь на две минуты. Я не приму никаких отказов. Они практически бегут к дому Джисона, но дождь настолько сильный, что к тому времени, как они добираются туда, Минхо насквозь промокает и дрожит. Когда Джисон отпирает дверь здания, он смотрит на него обеспокоенными глазами. — Хен, ты не можешь идти домой в таком виде. Ты промок, а дождь все еще льет. — Все в порядке, Джисон-а, я переоденусь, как только приду домой. — Просто поднимись, чтобы просушиться и переждать дождь, пожалуйста? Минхо замирает. Он не уверен, что поднимется в квартиру Джисона. Он не был там с того дня, как они расстались. Ему снились кошмары, в которых он заново переживал тот день. Джисон замечает, что он колеблется. — Ты помогал мне весь день, пожалуйста, позволь мне убедиться, что ты не заболел или еще что-нибудь. И вот они поднимаются. Минхо стоит в дверях, весь мокрый, и ждет, пока Джисон сбегает за полотенцем и ковриком. Младший приносит ему тапочки и забирает остальные вещи из его рук. Минхо снимает ботинки и носки в дверях, пытается высушить свою дутую куртку и оставляет ее висеть на вешалке. Его свитер в основном цел, но джинсы все мокрые. Он вытирает полотенцем волосы, пробираясь внутрь комнаты, ожидая, когда в помещении ему станет теплее. Джисон возвращается из спальни со сменной одеждой и одеялом. Он протягивает их Минхо и застенчиво улыбается. — Это странно? Минхо смотрит вниз: это пижама с Дораэмоном, которую он всегда носил, когда гостил у Джисона. Это странно. Это так странно. Он вернулся в место, в которое думал, что никогда не вернется, и держит в руках одежду, которую пытался забыть. Но взгляд Джисона неуверенный, а улыбка нервная. А Минхо — слабый человек. — Все… хорошо. Он переодевается в ванной. Избегает смотреть в сторону душа, не хочет знать, сменил ли Джисон марку шампуня и кондиционера. Но его отражение все равно смотрит на него в зеркало. Что ты делаешь, Минхо? Он избегает своего взгляда. Возвращается, чтобы увидеть ласковую улыбку Джисона, и вдруг в комнате становится более чем тепло. Он сворачивается калачиком в одеяле на диване и издалека наблюдает за Ханом на кухне, который готовит им обоим рамен. — Я, наверное, перекрашу волосы в черный цвет, — слышит он голос, доносящийся из кухни. Шаркая одеялом, он приближается к месту, где стоит Джисон. Он давно не видел его с черными волосами и хочет сказать ему, что да, это будет выглядеть очень красиво, но вместо этого он видит только то, что висит на магните на дверце холодильника. Фартук, розовый и с рисунками черных кошек. Он моргает; взгляд перемещается между фартуком и Джисоном. Ему почти хочется накрыть лицо одеялом. Почти хочется убежать. Но также почти хочется обнять Джисона. Слишком многого он хочет одновременно, а Джисон застенчиво хихикает. — Не смотри на меня так. Просто это слишком мило, чтобы выбрасывать. Он тоже смеется. Все хорошо. Они в порядке. Когда Минхо набирается смелости и шутит, что испытывает чувство дежавю от всех тех случаев, когда он ел рамен быстрого приготовления в квартире Хана, Джисон пораженно задыхается. Он отставляет миску и смотрит на Минхо, пытаясь сделать серьезное лицо. — Должен тебе сказать, что я добился больших успехов в приготовлении пищи. Сегодняшний день был просто исключением, потому что у меня не было времени. — Наверное, твои улучшения включают в себя яичницу и овощное жаркое? — Хен! Минхо смеется. Дразнить Джисона и видеть его надутое лицо — одно из самых приятных занятий для него. — Я серьезно. Ты баловал меня таким количеством вкусной еды, когда мы были вместе. Мне пришлось научиться готовить, чтобы выжить. Я не могу просто вернуться к рамену и еде на вынос. Такие простые и очень рациональные слова не должны были вызвать вихрь эмоций в желудке Минхо. Джисон так непринужденно упоминает еще одно последствие их расставания для их жизни. Ему почти хочется сказать ему, как сильно он скучает по тому, что готовил для него, и наблюдает за тем, как он набивает свой рот. А еще он не может сдержать умиления по поводу того, что Джисон действительно научился готовить. — Я не против баловать тебя хорошей едой время от времени.

***

#130 Дорогой Джисон, Я не писал тебе несколько дней. Наверное, я был очень занят. Я начал работать неполный рабочий день в магазине. Я пытался заполнить свое время, так как все мое свободное время заканчивалось тем, что я думал о тебе. Работа нормальная, думаю, я достаточно натренировал мышцы лица, чтобы изображать вежливую улыбку при обслуживании клиентов, даже не думая об этом, что, на самом деле, отстойно, но что есть, то есть. Я не могу не думать о том, что однажды ты можешь зайти в магазин, чтобы что-то купить. Не знаю, будет ли это неловко, или мы обнимемся, как старые друзья. Я скучаю по твоим объятиям, Джисон-и. Ты всегда чувствовал себя таким крошечным в моих руках, таял во мне и зарывался лицом в мою шею, а я просто вдыхал твой запах. Я постоянно вижу твой шампунь в дрогери. Разве не глупо, что иногда у меня на глаза наворачиваются слезы? Все мои чувства так привыкли ко всему, что связано с тобой. И мне требуется много времени, чтобы оторвать их от этих воспоминаний, от тебя. Я некоторое время держусь подальше от сцены свиданий, потому что за последние несколько месяцев я общался со многими людьми, даже пробовал ходить на пару свиданий, и это стало для меня немного утомительным. Я не получаю от этого удовольствия, и мой разум все время сравнивает, все время думает о твоем смехе и прикосновениях. Так что лучше дать себе еще немного времени, я думаю. Твой, Минхо.

***

Их предыдущий разговор привел к тому, что Минхо предложил ему прийти к Хану еще раз на следующей неделе, чтобы приготовить еду для них обоих, несмотря на то, что Джисону гораздо проще прийти к Минхо. Но, возможно, Минхо не хочет, чтобы такая домашняя атмосфера в его отношениях с Джисоном последовала за ним в его дом, где он будет вынужден жить с ней и вспоминать каждый день. Поэтому Минхо говорит ему, что принесет все необходимое для приготовления еды, а Джисон посылает ему фотографию своей кухни, чтобы он знал, какие вещи ему могут понадобиться, которых у Хана нет. Минхо приятно удивлен, узнав, что в его кухне теперь вещей больше, чем он когда-либо помнил. И вот в среду, когда их графики совпадают, Минхо забирает все необходимое из продуктового магазина и отправляется домой к Джисону. — Так что ты готовишь? Джисон заглядывает ему через плечо, пока он раскладывает ингредиенты на кухне. Минхо слышит улыбку в его голосе, видит, как он почти подпрыгивает у него за спиной. Он думает, что с таким милым отвлекающим маневром сосредоточиться на приготовлении пищи будет трудновато. — Становимся немного нетерпеливыми, не так ли? — Ты же понимаешь, что не сможешь удивить меня, если я буду буквально наблюдать, как ты это делаешь, верно? — Ладно. Это шепардский пирог. Джисон визжит от счастья и обнимает Минхо со словами: — Хен, ты самый лучший! А Минхо остается заставить свое сердце замедлиться, чтобы руки Джисона, обхватившие его, не смогли уловить ускоренное биение. — Так, а теперь подвинься и дай мне заняться готовкой. Джисон сидит на стуле на кухне, пока Минхо начинает готовить еду. В качестве фоновой музыки он включает несколько песен на своем телефоне, некоторые из них Минхо знакомы, другие — не очень. Они не разговаривают, лишь иногда подпевают в такт знакомой песне. И вот она, привычная бытовая обстановка, которую, как знал Минхо, можно назвать домашней. Он готовит еду, а Джисон листает телефон рядом с ним. Он думает, что не знает никого другого, с кем бы он мог разделить такую уютную тишину, и старается не позволять своему мозгу перегружать его такими громкими надоедливыми мыслями. После окончания готовки они сидят у стола с двумя тарелками. Минхо ждет, пока Джисон откусит первый кусочек, чтобы проверить, оправдала ли она его ожидания. Джисон издает довольное «м-м-м», когда жует первый кусочек, и повторяет это, когда проглатывает. — Хен, не шучу, ты должен держать свои божественные руки в каком-нибудь музее, потому что это произведение искусства. — Я слышу только то, что ты хочешь отрубить мне руки. — Заткнись и прими комплимент, хен. Это действительно хорошо. Это насто-о-олько хорошо. Минхо смеется, внезапно застеснявшись. Он никогда не умел принимать комплименты, но он более чем счастлив видеть, что Джисон наслаждается едой. Чистая и беспрепятственная радость длится до тех пор, пока Хан не начинает дразнить его за то, что он медленно ест, когда сам Джисон уже приканчивает две тарелки, в то время как Минхо все еще на полпути к своей первой. Как он может есть быстро, когда вид перед ним так отвлекает? Пока они моют посуду, Джисон рассказывает Минхо, что купил набор для покраски волос в черный цвет. — Я не решаюсь обесцветить свои волосы, но это не должно быть слишком сложно, верно? — говорит он ему, и Минхо вспоминает, как сам перекрасил свои волосы в черный цвет после того, как обесцветил их, чтобы покрасить в платиновый, и как это закончилось катастрофой, и ему пришлось просить Хенджина помочь перекрасить волосы. — Я могу помочь тебе, если хочешь. И вот Джисон сидит на табурете возле ванны, а Минхо, закатав рукава и штанины спортивок, стоит в ванне с душевой лейкой, чтобы намылить волосы Джисона шампунем и ополоснуть их после покраски. Джисон не самый терпеливый человек на земле, и Минхо беспокоится, что результат может быть не самым лучшим, поскольку Хан решил сократить время окрашивания, потому что ему стало скучно и он начал суетиться. Когда Минхо берет в руки бутылочку с шампунем и сразу же замечает, что это тот самый шампунь, которым, как он знал, пользовался Джисон, он думает о том, на что он готов пойти ради этого мальчишки, лишь бы увидеть его большие немигающие глаза и яркую красивую улыбку. Сначала он использует ледяную воду, смеясь над тем, как Джисон морщится, а когда Хан жалуется и хнычет, он придумывает какой-то факт о том, что холодная вода лучше сохраняет цвет. И вот, к радости Минхо, Джисон жалуется и ноет еще, но не говорит ему остановиться. И тут Минхо видит его дрожащие губы, и его сердце сжимается в груди. Он греет воду и массирует ему голову, извиняясь, а Джисон тает от его прикосновений, на его губах появляется улыбка. И Минхо снова вспоминает, что да, ради Джисона он готов на все. Когда он обматывает волосы Джисона полотенцем, то замечает, что на его коже остались следы краски, и просит Хана принести вату, спирт и мыло, чтобы они могли от них избавиться. — Когда ты стал экспертом по краске для волос? — спрашивает он его. И Минхо почему-то стесняется признаться. — У меня был период блонда где-то в прошлом году. Джисон не спрашивает больше, признавая запретную территорию «прошлого года», за что Минхо более чем благодарен. Джисон возвращается с необходимыми вещами и ручным зеркалом, чтобы посмотреть на результат. Он садится напротив Минхо на диван и поворачивает шею, чтобы дать ему возможность вытереть пятна краски. Когда он убирает полотенце и пряди мокрых черных волос падают ему на глаза, Минхо поражен тем, как хорошо он выглядит. — Я никогда не говорил тебе раньше, но мне всегда казалось, что черный цвет тебе больше идет. Джисон задыхается, роняя зеркало на колени. Его лицо так близко. — Как ты мог так долго не говорить мне об этом? Минхо готовит вату, чтобы стереть краску, улыбаясь. — Расслабься, Джисон, блонд тоже был красивым, и тебе это нравилось, но, да, это… Ты хорошо выглядишь. Минхо подбирает ноги под себя на диване и полностью поворачивается лицом к Джисону, осторожно проводит ватой по бокам его лица и около линии роста волос, чтобы убрать черные пятна. Джисон становится податливым, позволяет ему двигать головой, как ему нужно, для лучшего доступа. Он нежно, насколько это возможно, растирает его за ухом и по затылку. На шее у него маленькие черные точки. Минхо сглатывает, вытирая их одну за другой, останавливаясь, чтобы рассмотреть родинку в месте перехода от шеи Джисона до его плеча, форму его адамова яблока, мышцы его шеи. Вдруг дыхание Минхо становится тяжелым, свободная рука проводит линии на изумительной шее от челюсти до самых плеч. Джисон смотрит на него, не двигаясь. — Ты прекрасен, Джисон-и. Он никогда не знал ничего более правдивого, чем это. И его поражает, как Хан удивляется всякий раз, когда слышит это. Его рука спускается к груди, скользит по рельефным грудным мышцам и прессу, ложится на колени. — Хочу тебя, Джисон. Тот сглатывает, прищуренные глаза смотрят на Минхо. — Хен. Минхо чувствует, что никакая сила в мире не смогла бы помешать ему произнести эти слова: — Я хочу, чтобы ты трахнул меня. Джисон выдыхает; он так близко, что его дыхание веером проносится над губами Минхо. — Ты уверен? Минхо кивает; возможно, он никогда в жизни не был так уверен в чем-либо. — Ты уверен? — повторяет он. Руки Минхо снова находят его шею. — Да. — Если мы сделаем это, то сделаем по-моему. Ты уверен, что хочешь этого? От этих слов тело Минхо наполняется жаром, тон Джисона контрастирует с нежной заботой, с которой он повторяет вопрос, чтобы убедиться, что Минхо этого хочет. — Уверен. Это было так давно для Минхо. Больше года назад. Джисон — единственный человек, которому он позволил связать себя по рукам и ногам, и они исследовали эту сторону только в самом начале их отношений. Его кожа горит, когда Джисон уходит в спальню и возвращается с веревками. Желание пожирает его и не оставляет места для сомнений в здравом уме. Минхо позволяет ему встать напротив себя и снимать с него одежду, слой за слоем, пока на Минхо не остаются только боксеры, которые уже слишком тесно прилегают к его члену. А Джисон, все еще полностью одетый, с мокрыми черными волосами, прилипшими ко лбу, укладывает его удобнее и смотрит голодным и жгучим взглядом. — Ты даже не представляешь, как много я об этом думал. Минхо наблюдает, как Джисон привязывает его руки над головой. Он испытывает прилив возбуждения, когда перетягивает их и чувствует скованность, а Джисон целует его по всей поверхности от ладони до плеча. Он наконец снимает с него боксеры, останавливается на секунду, чтобы посмотреть, прежде чем связать его лодыжки вместе, а затем привязывает их к изножью кровати. — То же самое стоп-слово? — спрашивает Джисон, и Минхо может только кивнуть. Он совершенно бессилен, когда глаза Хана пожирают его, а собственный член уже подергивается от желания. — Ты великолепен, Минхо-хен, — шепчет Джисон, опускаясь ниже, чтобы начать ласкать его шею; дыхание горячее, рот влажный. — Когда я закончу с тобой, каждый сантиметр твоей кожи будет покрыт моей слюной. Минхо откидывает голову назад, давая Джисону лучший доступ к его шее — безмолвная мольба о том, чтобы он прижался губами к его коже. И Джисон не позволяет своим губам, языку и зубам оторваться от кожи Минхо ни на секунду. Он покусывает ключицы, посасывает шею, облизывает челюсть. Его руки бродят по его телу, стриженные ногти впиваются в мышцы, заставляя его задыхаться. — Боже, ты великолепен, — говорит он, спускаясь все ниже. — Уже такой для меня, хен. Минхо зажмуривает глаза и открывает рот с тихим стоном, когда Джисон лижет его сосок, ласкает его зубами. — Я… так хочу тебя, Джисон. — М-м-м, ты получишь меня. Но сначала ты позволишь мне насладиться твоим идеальным телом. Прошло столько времени для Минхо, больше года с тех пор, как он чувствовал себя таким желанным, с тех пор, как он чувствовал, что хочет кого-то так сильно. Каждый нерв в его теле плачет из-за чувствительности от любого прикосновения Джисона, от каждого поцелуя, облизывания и покусывания. Это так слишком. Настолько, настолько слишком. Вскоре вся верхняя часть его тела покрывается слюной и красными пятнами там, где рот Джисона прикоснулся к коже. Это медленно распространяющийся огонь, поглощающий каждую частичку Минхо, и он отчаянно хочет, чтобы Хан был везде, хочет, чтобы он поглотил его. Джисон кусает его внутреннюю часть бедер, его слабое место, и веревки впиваются в его кожу, когда тело судорожно дергается. Младший смеется: — Боже, так люблю то, как тебе это нравится. Ты знаешь, что твои бедра настолько сексуальные, да ведь? — Минхо может выпустить лишь жалкий стон. — Такие чертовски сексуальные, — повторяет он, сжимая руками бедра, снова спускаясь к ним, выше, ближе к тому месту, где он хочет, но не совсем там. Минхо не знает, что больше сводит с ума: быть полностью под контролем Джисона, позволяя ему делать с его телом все, что тому заблагорассудится, или слышать, как он так разевает рот, осыпая его восхвалениями и чертыхаясь. Минхо сходит с ума, а ведь его еще даже не трогали. Он никогда не испытывал ничего даже близко похожего ни с кем, кроме Джисона. Хан продолжает ласкать его бедра, не обращая внимания на мольбы Минхо. — Джисон-а, — произносит он таким слабым голосом, что это почти удивляет его. А Джисон только хмыкает, губы все еще прижимаются к его коже, язык почти незаметно лижет его яйца, и это можно принять за случайность, хотя Минхо знает, что это точно не так. Джисон подсаживается ближе, смотрит на Минхо, берет его член в руку, заставляя его вздрагивать от прикосновения. Он пускает на него слюну и начинает медленно надрачивать, поворачивая руку, скользя вверх и вниз по стволу. Дыхание Минхо сбивается, когда он наблюдает за этим. — Тебе нравится лежать здесь, выглядеть таким прекрасным, пока я делаю с тобой все, что захочу? — он говорит таким грязным тоном, что Минхо начинает хныкать: он всегда был слаб на грязные разговоры Джисона. — Скажи мне, малыш, тебе нравится, когда я доминирую над тобой? Рука на его члене словно вытягивает из горла Минхо всевозможные неловкие стоны. — А-ах… Так сильно. Рот Джисона снова на его коже, и голова Минхо плывет. — Так сильно, что ты проделал весь путь до моего дома, чтобы попросить меня трахнуть тебя? Он не оставляет ему времени на ответ, потому что его губы обхватывают член и начинают опускаться на него, а Минхо стонет и задыхается уже через несколько минут. Он не смог бы сдержать себя, даже если бы захотел, не когда Джисон, проводящий языком по головке во рту, покачивает головой, втягивая щеки и заглатывая его. Он делает все, что ему нравится, и это сводит его с ума. Стоны вырываются из него все быстрее, когда слюна скапливается на паху, а рука младшего играет с его соском. И все, что может сделать Минхо, это лежать и принимать. Принимать все, что дает ему Джисон. — Джисон, я… Ах. Джисон мычит вокруг него, от чего он снова стонет. Черт, он так близко, и он не хочет кончать, пока не хочет. Он делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Блять, Джисон. Если ты не остановишься, я кончу. Джисон отстраняется, оставляет руку, чтобы поглаживать его мучительно медленно. — Не сейчас. Не раньше, чем я позволю тебе. Верно, красавчик? — Минхо глубоко дышит через нос, глаза закрываются. Рука на его члене не останавливается, а зубы выбирают все новые и новые места, оставляя разноцветные следы. — Не прячься, малыш. Я хочу видеть эти глаза. Хочу видеть, как ты наслаждаешься тем, что я пожираю твою кожу. Ощущение, словно прошло уже несколько часов с тех пор, как он связан на кровати, пока Джисон очень старательно уничтожает его. Минхо почти хочет остановить его: он знает, с какой болью будет смотреть на свою кожу с отметинами Джисона после того, как все закончится. Но это так приятно, что он не может ничего сделать, только лежать, задыхаясь и постанывая. Джисон отвязывает его ноги от изножья кровати, оставляя лодыжки связанными вместе. Затем он слезает с кровати, и Минхо остается перевести дух на несколько секунд, прежде чем Хан возвращается со смазкой и презервативом. Он снимает с себя всю одежду, кроме боксеров, и Минхо дает себе мгновение, чтобы насладиться прекрасной загорелой кожей, изгибами его мышц. Он знает его практически наизусть, его тело почти отпечаталось у него на веках, и все же он всегда поражается тому, насколько он горяч. Джисон складывает ноги Минхо у него на груди и снова встает сверху. Минхо может только смотреть, как он смазывает пальцы и проводит двумя по краям его входа. Его голова откидывается назад с хныканьем. — Ты так прекрасен вот так, весь скулящий и отчаянно нуждающийся во мне. Минхо не видит смысла бороться с тем, как сильно он этого хочет. Он уверен, что не сможет, даже если попытается. — Пожалуйста, Джисон. Джисон выдыхает и подносит палец ближе, слегка погружая его внутрь. Другая рука хватает его за ноги, когда он хнычет от этого ощущения. Его палец движется невыносимо медленно. Джисон не торопится, и Минхо уверен, что к концу этого процесса он останется разбитым. — Скажи мне, Минхо. Ты иногда видел в аптеке смазку с мятным вкусом и возбуждался просто от воспоминаний? Минхо хнычет, рот открыт, руки дергаются в веревках. Джисон еще даже не снял свои боксеры. Он делает все это только для того, чтобы раззадорить его, подтолкнуть все ближе и ближе к краю, и Минхо кажется, что он сорвется с этого края на верную смерть. Только чужая рука не дает ему извиваться, его тело все еще дрожит, когда он чувствует, как палец Джисона исследует его изнутри. Он добавляет еще один, и от растяжки Минхо начинает хныкать, глаза снова закрываются от смущения и отчаяния. — Ты знаешь, как чертовски вкусно ты звучишь, малыш? — тут глаза Минхо снова распахиваются, и в глазах Джисона появляется огонь, подобного которому он еще не видел. Это заставляет все его тело содрогаться. — Мне хочется трахать тебя, пока ты не заплачешь. Как по команде, пальцы касаются его простаты. Минхо судорожно сжимается, пальцы на ногах загибаются, а руки натягивают веревки до боли. А Джисон блядски улыбается ему. — Пожалуйста, Джисон-и, — умоляет он, сам не зная, о чем просит. Он просто хочет Хана, хочет все больше и больше его, пока тот не заполнит все его тело и разум. Джисон шлепает его по заднице, ухмыляясь, когда Минхо плаксиво выдыхает. — «Пожалуйста» что, малыш? Он добавляет третий палец, тут же вбиваясь в его простату, и дыхание Минхо выбивается из легких. Его рот открывается, он задыхается, умоляя: — Я-а-ах… П-пожалуйста. Он снова шлепает его. — Что случилось, Минхо? Не можешь подобрать слова? Джисон — жестокий человек, и Минхо наслаждается каждой секундой, когда он мучает и унижает его так сильно, что это почти удивляет. Его подталкивают так близко к краю, и он хочет, нуждается в Джисоне внутри, прежде чем он достигнет предела. — Пожалуйста… — только и успевает сказать он. Пальцы Джисона замедляются, но не останавливаются, словно остерегаясь, что Минхо кончит раньше, чем он этого захочет. Он поворачивает нижнюю часть его тела на бок, в то время как верхняя остается привязанной к веревкам. Он придвигается ближе и возвышается над Минхо, губы снова находят кожу его шеи. — Скажи мне, чего ты хочешь, малыш. Минхо чувствует его вибрацию на своем пульсе. Одной рукой он прижимает его ноги к кровати, а другой тянет за волосы, и Минхо задыхается от этого рывка. Джисон так близко, что его твердый член касается бедер Минхо. И его рот может выдать только вздохи, когда Джисон снова захватывает его сосок, не давая ему возможности произнести ни одного слова, кроме «пожалуйста» и «трахни». Он задается вопросом, может ли он кончить просто так, но его тело кричит о большем, кричит о Джисоне. — Трахни меня, пожалуйста. Он смотрит, как Хан ослабляет веревки, укладывает его обратно на спину и слегка отодвигается. — Ты так просишь об этом, что начинает казаться, будто я делаю тебе одолжение, трахая тебя. Он снимает боксеры и натягивает презерватив, набирает побольше смазки, чтобы смазать себя, а затем откидывается назад и сгибает его ноги, целуя каждое колено. От неожиданной нежности у Минхо замирает сердце. А Джисон не сводит с него глаз, совсем немного заполняя его. — Хорошо, малыш? Минхо кивает, задыхаясь. «Малыш» звучит в его ушах снова и снова, каждый раз, когда Джисон говорит это. Он пытается дышать, пока член растягивает его все больше и больше, пока он не достигает предела. Тогда он начинает двигаться, входить в него так мучительно медленно, как будто у них есть целая вечность, чтобы продолжать трахаться. Минхо начинает привыкать к этому, к тому, что Джисон внутри него, ему уже так хорошо, что это безумие. — Такой чертовски тугой, Минхо. И подумать удивительно, что я трахал эту дырочку уже бесчисленное количество раз. Минхо стонет, его пальцы сгибаются на веревке, удерживающей его руки от того, чтобы дотянуться до Джисона. Боже, он так хочет прикоснуться к нему, хочет убедиться, что это реально, что это действительно происходит. Но как это может быть не по-настоящему? Когда руки Джисона плотно прижаты к его коже, а его член находится глубоко внутри него, двигаясь быстрее, заставляя его хныкать и стонать, как будто его трахают в первый раз. — Тебе это нравится, да? Нравится быть моей маленькой игрушкой? Джисон ускоряет темп, как будто его слов недостаточно, чтобы Минхо застонал во все горло. Он вбивается в него, и Минхо задыхается. Это так хорошо, так невероятно хорошо. Тепло заливает его тело с головы до ног. — Посмотри на себя, малыш. Как будто твоя тугая дырочка была создана для меня. Тело Минхо содрогается, глаза наполняются слезами. Он хочет сказать ему, что да, она была создана для него, что он был создан для него. — Джи… Джисон-и, — умоляет он, голос слабый и дрожащий. Джисон ничего не замечает, слишком занятый наблюдением за тем, как его член скользит внутрь и наружу из его дырочки. У Минхо кружится голова от этих звуков, от ощущения наполненности. — Джисон… — повторяет он. И тот ловит его взгляд, челюсть отвисла, кожа покраснела; он прекраснее, чем все, что Минхо когда-либо видел. — Поцелуй меня, Джисон. Тот сразу же прижимается губами к губам Минхо, как будто ждал его просьбы. Губы Минхо раздвигаются, принимая знакомый язык Джисона внутри. Слеза скатывается по его виску, когда он чувствует, как Хан охватывает его всего, просачивается в каждую пору его кожи, покрывает каждую клеточку его тела. Он кончает вот так, с губами Джисона на его губах и его членом внутри себя. Он стонет прямо ему в рот, все его тело содрогается, удовольствие, которое он не может описать, накатывает на него волнами. — Блять… — выругивается Джисон. И Минхо открывает глаза, чтобы увидеть его лицо все еще слишком близко, губы выцеловывают слезы на его щеках, взгляд такой нежный, толчки бешеные, дыхание сбивчивое. — Ты так чертовски хорош, Джисон-и. Кончи для меня, детка, — шепчет он. И Джисон издает высокий стон, его тело дрожит, когда он заполняет презерватив. Выдох низкий и плотный, когда он трахает его до последнего. Минхо чувствует себя бескостным. Мозг превратился в кашу, а тело обмякло на покрывале. Но когда Джисон смотрит на него — действительно смотрит на него — и наклоняется, чтобы облизать его испачканный спермой живот, это похоже на очередной оргазм. Как еще одна волна сильнейшего наслаждения, которое он когда-либо испытывал. Он вылизывает дочиста, живот, лицо, губы. Пока на его коже не остается ничего, кроме Джисона, Джисона, Джисона. Он снимает и выбрасывает презерватив. Быстро возвращается и нежными пальцами развязывает руки и ноги Минхо. — Я сделал тебе больно? — спрашивает он с извиняющимся взглядом. Минхо почти хочется плакать. — Нет. Нет. Все было прекрасно. Улыбка пробивается на лицо Хана. — Ты просто невероятен, — говорит он ему. — Дай-ка я принесу полотенце. Минхо чувствует, что ни один мускул в его теле не может двигаться, пока он ждет, когда Джисон вернется с мокрым полотенцем. Он позволяет ему вытереть свой живот, очистить от смазки, беспорядочно размазавшейся по его коже. Он чувствует такую легкость, что его мозг превратился в облачко, которое дыхание Джисона грозит сдуть. — Ты можешь поспать, малыш, — слышит он его слова. И его тело отпускает свою хватку бодрствующей реальности.

***

Минхо просыпается на подушке Джисона, легкие вдыхают прекрасный цветочный аромат. Он полностью одет, укрыт пледом и один в чужой постели. Его разум начинает напоминать ему о том, что произошло прошлой ночью. Он просит Джисона трахнуть его, просит поцеловать его. Когда он садится, у него кружится голова. Он разрывается между отчаянным желанием насладиться тем, как хорошо все было, и тем, как сильно хочет забыть об этом. В квартире царит полная тишина, за исключением громких мыслей Минхо, заставляющего себя дышать медленно и встающего с кровати. Он оглядывает дом, не находит следов Джисона и думает, что тот, возможно, ушел на работу. И его сердце замирает, когда он понимает, что снова оказался там же, где и год назад, — в одиночестве и жажде присутствия Хана, когда его нет рядом. Горло сжалось, глаза заслезились, но он сглотнул, собирая свои вещи, чтобы уйти. Его взгляд падает на пятно краски для волос на штанах, и он думает, что ему нужно выбраться оттуда. Он должен выйти оттуда чистым от всего, что мог испачкать Джисон. Ему нужно убрать все свидетельства того, как легко все его существо было запятнано руками Джисона и его присутствием снова. Он идет в ванную, где наверняка найдет пятновыводитель. И вот тут-то он видит это. Картонная коробка с рисунком ее содержимого: часы в форме кошки, на боку которых мелким почерком черной ручкой написано «С днем рождения, любовь моя». И Минхо не замечает, когда слезы начинают литься по щекам, он осознает это только тогда, когда разражается рыданиями, а ноги подкашиваются, когда он плачет на полу в ванной. Как он это сделал? Как он позволил себе поверить, что может вернуть Джисона в свою жизнь и остаться невредимым? Как он позволил себе вскрыть собственную рану после того, как целый год тщательно вылечивал ее? Его рыдания переходят в истерический смех. Он вытирает слезы рукавом, надевает куртку и ботинки и выскальзывает из дома. Вот и все, думает он. С таким же успехом он может зайти в магазин и купить пачку новых писем, чтобы начать все сначала. С таким же успехом он может позвонить своему психотерапевту и сказать ему, что он облажался и разрушил все, над чем они работали целый год. Он переставляет одну ногу перед другой, не заботясь о том, что люди, возможно, смотрят на него как на сумасшедшего. Он надеется, что холодный зимний воздух вдолбит в него хоть немного здравого смысла, пока он направляется к станции, чтобы вернуться домой. В электричке у него звонит телефон. Звонок от Джисона. Беззвучные слезы проливаются, пока он ждет, когда экран снова станет черным, а когда это происходит, перед ним появляется его собственное отражение с опухшими глазами и дрожащими губами. Жалок, шепчет он себе. Затем приходит смс. Джисон: хен, что-то случилось?? я пошел за кофе, вернулся, а тебя нет Минхо не хочет думать об этом, не хочет представлять, как Джисон возвращается в пустую квартиру. Он не может рисковать, чувствуя себя виноватым перед ним и пытаясь утешить его, когда ощущает, как его собственное сердце разрывается на части в его груди. Пока он добирается до дома, приходят новые сообщения. Джисон: хен? пожалуйста, просто дай мне знать, в порядке ли ты Он смеется, блокируя телефон. Он не в порядке. Хенджина нет дома. И часть Минхо благодарна ему за это, потому что не хочет, чтобы тот видел, в каком состоянии он рыдает, но другая его часть хочет только одного — чтобы его обняли. Он чувствует, что у него не хватает сил, чтобы собрать воедино маленькие кусочки себя, разрывающиеся на части. И он хочет, чтобы кто-то подобрал их и сказал ему, что однажды они снова соединятся. Он принимает душ и позволяет воде смешаться с его безостановочными слезами, чувствуя боль, его запястья и лодыжки в синяках, а кожа испещрена многочисленными красными и синими пятнами. Это вызывает у него тошноту. Ему хочется продолжать скрести кожу, пока он не сотрет все слои, которых коснулся Джисон. Но он знает, что это бесполезно, ведь самая большая отметина — на его сердце. Чтобы избавиться от нее, может потребоваться вся его жизнь.

***

#146 Дорогой Джисон, Воздух становится теплее. И дни становятся длиннее. Это восхитительно, не так ли? Смена времен года. Несколько месяцев назад я думал, что зиме не будет конца. Думал, что так и останусь на месте, один в своей холодной темной комнате, чувствуя призрачные касания твоих рук, обвитых вокруг меня. С тех пор Хенджин был великолепен. Я ненавижу чувствовать себя обязанным людям, ненавижу чувствовать себя обузой, но с ним это как-то не так. Я смотрю на него сейчас, и он кажется счастливее, легче, как будто он чувствует, что мне становится лучше, даже не говоря об этом. Думаю, скоро я устрою для него праздник. Я готовил для него на день рождения, но я хочу устроить ему целый праздник, как тот, который я приготовил для тебя в день начала твоей стажировки. Я все еще иногда мечтаю увидеть тебя. Просто чтобы обнять тебя, чтобы мы вместе поели и посмеялись. И, может быть, мы сможем сказать друг другу, что все будет хорошо. Я надеюсь, что у тебя все хорошо. Твой, Минхо.

***

<flashback>

За днем их расставания тянулось множество плохих дней, когда они осторожно обходили друг друга, сводили контакты к минимуму или вовсе избегали друг друга. Минхо устал от ссор. Он устал чувствовать себя слишком неловко, чтобы протянуть руку помощи тому, с кем он обычно чувствовал себя так же естественно, как дышал. И он пытался оставить все произошедшее позади, чтобы они могли отпраздновать достижение Джисона. Часть его даже подумала, что время, проведенное с коллегами по работе, поможет ему почувствовать себя легче из-за явной зацикленности Джисона на всем этом. Он послал Хану сообщение с пожеланием доброго утра и сказал, что едет к нему домой. Они оба собирались там и вместе отправились на мероприятие. Джисон одолжил костюм у своего брата, а у Минхо был один, который он надевал на семейное мероприятие. Когда Джисон вышел из спальни в черном костюме, Минхо присвистнул, сказал ему, что он выглядит чертовски сексуально, но не смог заставить себя подойти к нему и поцеловать, как он хотел. Перед тем, как они уехали на такси, Джисон сжал его руку. — Спасибо, что был рядом со мной, — сказал он ему. Минхо улыбнулся, надеясь, что это именно то, что им нужно, чтобы все встало на свои места. Мероприятие проходило в небольшом зале, владелец которого дружил с руководителем компании, и большинство празднований проходило именно там. В зале было много незнакомых Минхо людей, кроме Джисона и Чанбина, а также двух их друзей, которых он встречал раз или два — Чана и Феликса. Все они были очень близки с Джисоном, особенно Феликс, который недавно присоединился к компании и поразил Хана своими рассказами о детстве в Австралии. Минхо отбросил свои прежние опасения и надеялся, что сможет сблизиться с людьми, которые нравились его парню. Мероприятие состояло из двух частей, сначала они обсудят цели компании на следующий год, а потом будут танцы, музыка и подлизывания к вышестоящим. Минхо собирался помочь Джисону, по крайней мере, с первыми двумя пунктами. Хан явно нервничал, хотя делать это было не из-за чего. Он был почти полностью уверен, что их проект продвинут в разработку. Все, что ему оставалось делать, это сидеть и улыбаться, пока совет обсуждал его. Тем не менее, Минхо держал его за руку и пытался помочь ему расслабиться. Его друзья были болтливы, шутили, смеялись и постоянно вовлекали Джисона в разговор. Минхо подумал, что Хан предпочел бы, чтобы ему дали немного тишины, чтобы успокоить его мысли, но он ничего не сказал, потому что тот шутил и смеялся вместе с ними, несмотря на дрожащие руки. Один из менеджеров начал говорить о проекте, и рука Джисона выскользнула из руки Минхо. Он облокотился на стол, а Феликс с улыбкой погладил его по спине. Когда их вызвали на короткое выступление, Джисон даже не удостоил Минхо взглядом: он подошел к Феликсу, рассказал о проекте и поблагодарил их группу за поддержку и тяжелую работу. Минхо улыбнулся и похлопал, хотя у него все внутри переворачивалось. Он, естественно, не ожидал, что Джисон поблагодарит его или назовет любовью всей своей жизни на сцене перед множеством людей (наверняка гомофобно настроенных), но можно было подумать, что он хотя бы улыбнется ему или как-то подтвердит его присутствие после возвращения за стол. Вместо этого Джисон был слишком занят обменом шутками и поздравительными комментариями со своими друзьями, а Минхо остался, пытаясь утихомирить стук своего сердца. Это продолжалось слишком долго, он чувствовал, что находится в самом низу списка того, что заботит Джисона. Его время постепенно все больше и больше поглощала работа и друзья по этой самой работе. А Минхо он обвинял в том, что ему постоянно кажется, будто он нуждается во времени и внимании Джисона. В то время как Минхо продолжал думать: «Конечно, мне нужно твое время и внимание, ты же мой гребаный парень, черт возьми». Подобные мысли отравляли его разум весь вечер, и он молчал, пока к нему не обращались напрямую — и это был не Джисон, конечно же. Он отлучился в уборную, пытаясь успокоить себя и изобразить хотя бы фальшивую улыбку. Когда он вернулся, началась вторая часть мероприятия, и за их столиком почти никого не было. Он огляделся, но не смог найти Джисона, пока не увидел, что тот стоит с Феликсом на улице и над чем-то хихикает. Кожа Минхо горела. Какого черта Джисон попросил его пойти с ним, если он собирался бросить его и все время болтаться с друзьями? Почему Минхо решил, что это мероприятие наладит отношения между ними, если его парень не уделил ему ни минуты своего времени? Он взял выпивку, нашел Чанбина, с которым разговорился, пока пил все больше и больше, пытаясь сглотнуть гнев. Через некоторое время Джисон вернулся в зал, и когда он и Феликс присоединились к Минхо и Чанбину, он почувствовал, что не может даже посмотреть ему в лицо, не взорвавшись. Он извинился и вышел на балкон, ощущая, как холодный октябрьский воздух ударяет в лицо. Некоторое время он пытался успокоиться, но его переполняло разочарование, накопившееся за последние несколько недель. Джисон не пришел туда, где он был. И он дважды проходил мимо него, чтобы взять еще выпивки и снова уйти на балкон, заставляя себя не смотреть в его сторону, чтобы проверить, заметил ли он его присутствие. После того, как выпитое стало вызывать у него тошноту и головокружение, он вернулся в дом и шепнул Джисону, который все еще стоял со своими друзьями: — Я иду домой. Хан выглядел растерянным, а может, раздраженным. — Мы едва прибыли сюда, Минхо. Он сказал это тоненьким голосом, как будто ему было неловко, что приходится разговаривать с ним в присутствии его друзей. — Ты можешь остаться, а я пойду, — затем он повернулся лицом к его друзьям, которые изо всех сил пытались отгородиться от негативной энергии, исходящей от него и Джисона. — Извините, я плохо себя чувствую, пойду домой. Поздравляю и приятной ночи. Ему удалось улыбнуться, после чего он пошел на выход. Он ждал свое такси, когда Джисон подошел к нему с пальто в руках. Он не повернулся к нему лицом, когда тот заговорил: — Зачем ты это сделал? — Что сделал? Я же сказал тебе, что чувствую себя не очень хорошо. Ты можешь вернуться к своим друзьям. Я сам доберусь до дома. Машина подъехала, и Джисон проскользнул внутрь вслед за Минхо. Он ничего не сказал, и они молчали всю дорогу до квартиры Хана. Как только они закрыли за собой дверь, Джисон, чей голос наполнился гневом, начал: — Ты просто обязан был испортить мне вечер, не так ли? — Прости, я должен был просто уйти, ничего тебе не сказав. Уверен, ты бы не заметил, ведь ты буквально не разговаривал со мной всю ночь. — Может, мне бы нравилось разговаривать с тобой больше, если бы с твоего лица постоянно не капал яд. Минхо становилось все труднее контролировать себя. Он боялся, что сорвется сильнее, чем хотел. Он перевел дыхание и заговорил как можно более ровным и низким голосом: — Не будет капать, если ты будешь уделять мне хотя бы половину того внимания, которое ты уделяешь своему драгоценному Феликсу. — О боже, опять про гребаного Феликса! Он сказал это так, будто Минхо не имел права расстраиваться, словно это нормально, что все его внимание сосредоточено на ком угодно, кроме его парня. Эта мысль уже давно сидела в глубине его сознания, хотя он всегда говорил себе, что она беспочвенная, нелепая. Она всплыла на поверхность и вырвалась изо рта прежде, чем он успел остановить себя. — Ты мне что, изменяешь? Он увидел, как глаза Джисона расширились от шока, как будто заявление Минхо было самым худшим, что когда-либо случалось с ним. — Что за херня, Минхо? — Просто, блять, ответь мне. С каждой секундой их голоса становились все громче и злее. Он видел, как дрожат руки Джисона. Его собственное сердце колотилось так сильно, что чуть не проломило грудную клетку. Джисон расхаживал по комнате, перебирая руками волосы. Минхо хотел вытрясти из него ответ. Ему также хотелось блевать. Хотелось сесть, прижать колени к груди и заплакать. — Я чертовски устал от этого, — сказал он, снова повернувшись к нему лицом. Минхо едва мог видеть его, зрение затуманилось от гнева и разочарования. — Это переходит гребаную черту, Минхо. Я не хочу быть с человеком, который обвиняет меня в измене за то, что у меня есть чертовы друзья. Я охрененно устал от твоей собственнической и ревнивой натуры. Эти слова эхом отдавались в ушах Минхо. Он знал это уже давно, подумал он. Он знал, что Джисон устал от него. Он устал от того, что он просит его успокоить. И дело даже не в том, что Минхо действительно думал, что Джисон ему изменяет, просто в его голове был такой бардак, что он не мог отличить, какие мысли были настоящими и его собственными, а какие были лишь подстегнуты гневом, бурлящим в его груди. Минхо глубоко вдохнул, сжимая челюсть. — Я сказал тебе, что если ты будешь жаловаться на то, что ты со мной, я уйду от тебя. Джисон снова посмотрел ему в глаза, его руки сжались в кулаки, брови нахмурились. — Я знаю. И это было то, что Минхо почти ждал услышать, то, что, как он подозревал, должно было произойти в какой-то момент. Но все равно было больно, словно его ударили ножом в сердце. Джисон больше не хотел быть с ним. — Пошел ты, Хан Джисон. Он постарался, чтобы слова прозвучали ровно и четко. Поднял сумку, которую утром взял с собой в квартиру Хана и позволил себе заплакать только после того, как вышел из здания. После того, как все было действительно кончено.

***

#150 Дорогой Джисон, Это Минхо, которого ты когда-то называл любовью всей своей жизни. Минхо, который не видел тебя полгода и который пишет тебе уже сто пятьдесят дней. Я долго думал и решил, что это будет мое последнее письмо тебе. Я все еще очень скучаю по тебе. Я все еще скучаю по тому, чтобы быть с тобой. Не думаю, что когда-нибудь остановлюсь. Но я думаю, что пришло время перестать сворачиваться калачиком в углу своей комнаты и писать письма, которые никто никогда не прочтет. Сейчас я чувствую себя лучше в некотором смысле. Я могу вспоминать время, проведенное вместе, без чувства вины в сердце. Могу думать о тебе без грусти, разъедающей меня. Я все еще представляю твой смех, твои красивые глаза и звук твоего голоса. Я по-прежнему считаю тебя самым прекрасным человеком на свете и надеюсь, что однажды я смогу встретить тебя, дабы сказать, что я больше не чувствую грусти, когда речь заходит о нас. Я надеюсь, что ты простил меня, как я простил тебя. Надеюсь, что ты простил себя, потому что я все еще работаю над тем, чтобы простить меня, и я знаю, что это самая сложная часть. Так что да, когда-то мы были вместе, когда-то мы любили друг друга. Возможно, я все еще люблю тебя, и, возможно, всегда буду любить. Но я отпускаю тебя, Джисон-и. Я наконец-то отпускаю нас. Будь в безопасности, Джисон. Будь в порядке. Минхо.

***

Он лежит под своим одеялом уже, наверное, несколько часов. Не в силах заснуть, не в силах плакать. Его разум снова и снова повторял все, что произошло. В какой-то момент он услышал, что Хенджин возвращается домой. К счастью, он не заходил к нему в комнату и не разговаривал с ним. Он думает, что если парень увидит его в таком состоянии, то наверняка догадается обо всем через минуту. Мозг и так не справляется с ним, напоминая ему обо всех: Хенджине, Чонине, Сынмине и даже Чанбине, предупреждающих его о том, какая это большая ошибка. И все же он проигнорировал их всех, проигнорировал свой собственный разум, сигнализирующий ему красными флажками. Но он считает, что не должен так мучиться из-за этого, из-за того, что должен был избежать этого любой ценой. Потому что он не мог этого избежать, просто не было возможности. Он думает, что мог бы расстаться с Джисоном сотни раз. Может умереть и возродиться сто раз. И все равно в конце концов он вновь найдет его, влюбляясь снова и снова. В дверь стучат. Он игнорирует шум, но он не прекращается. Все, чего он хочет, это тишины и покоя. Он хочет, чтобы его оставили одного и он продолжал мучить себя воспоминаниями о том, как Джисон целовал его и прикасался к нему. Но стук не прекращается. Он встает, вздыхая и терпя поражение, и открывает дверь. А там стоит он, с широко раскрытыми глазами и круглыми щеками, со свежевыкрашенными в черный волосами, губы его размыкаются и смыкаются, не издавая ни звука. Минхо думает, что он заплачет, но он не плачет. Может быть, он уже выплакал весь запас слез в своем теле. Он отходит в сторону, не говоря ни слова. И Джисон входит. В гостиной он ведет себя беспокойно, возится, пока Минхо не садится, и смотрит на него, словно ждет, что тот скажет ему тоже сесть. Он расхаживает взад-вперед по комнате. Минхо говорит ему сесть, ужасаясь тому, как слабо он это произносит. Глаза Джисона требуют, чтобы он посмотрел в них, и когда он это делает, его губы дрожат. Возможно, его тело дало ему лишние литры слез. — Я спросил тебя, хочешь ли ты этого. Я спросил, уверен ли ты. Как будто он не был уверен. Как будто он не ответил бы тысячей «да» даже сейчас. — Я знаю. Джисон изучает его лицо, и Минхо боится того, что он там найдет. Боится, что он прочтет все, что он пытается скрыть. — Тогда что я сделал не так? Первым плачет Джисон. И Минхо вспоминает, как он в туалете библиотеки, дрожа и плача, говорил ему, что боится снова потерять его. Помнит, как говорил ему, что никогда его не бросит. И он жалеет, что у него нет сил уйти, когда его тело приковано к дивану, а кожа словно притягивается магнитом к коже Джисона, оставляя его слабую волю бороться с притяжением. — Я писал тебе, знаешь. Сто пятьдесят дней после нашего разрыва. Я писал тебе, потому что мой разум не мог смириться с тем, что тебя больше нет, — слезы начинают падать, и он не делает никаких попыток остановить их. Он смотрит, как Джисон сопит, грудь сотрясается от приглушенных рыданий, которые он вытирает рукавом. — Я написал тебе сто пятьдесят писем и так и не отправил их. И как только я остановился, как только я подумал, что отпустил тебя, я снова упал в твои руки. Глаза Джисона расширились, покраснели и наполнились слезами. Минхо требуется вся его решимость, чтобы не протянуть руку, вытереть слезы и обнять его. Все его силы уходят на то, чтобы не сказать ему, что все в порядке, что он с радостью наступит на собственное сердце, сожжет его и развеет пепел по холодному ветру, если это означает еще раз увидеть его улыбку в форме сердца. — Хен… Джисон снова всхлипывает. И Минхо протягивает к нему руки, обхватывает его щеки и целует в губы. Только уголок губ. Он так любит эти губы. — Я знаю, малыш. Я знаю, что это трудно. — Минхо-хен. Ему кажется, что он понимает, что хочет сказать Джисон. Он знает, что у него недостаточно сил, чтобы услышать это и не смотреть, как он рассыпается и сдается. Но… — Мы расстались не просто так, Джисон-и. Тоска друг по другу не исправит ситуацию. — Мы можем это исправить, хен. Это опасно. Потому что в его глазах надежда, а Минхо слаб. Он качает головой, руки опускаются на колени. — Я не хочу, чтобы мы снова причиняли друг другу боль. Я не хочу, чтобы мы ненавидели друг друга. Джисон ничего не говорит. Но Минхо наблюдает за тем, как надежда уходит из его глаз с каждой упавшей слезой. И Минхо уже снова ненавидит себя. — Я просто прошу дать нам немного пространства, чтобы мы оба могли это переварить. Джисон кивает. И Минхо знает, что он не убежден, потому что его тело все еще прижимается к телу Минхо, как будто он хочет чего угодно, только не пространства. — Я не хочу снова причинять тебе боль, — говорит он. И это так мягко, так тихо, что едва доносится до Минхо из-за звона в ушах. Затем Джисон встает, опустив плечи и спрятав руки в карманы. — Мне так жаль, хен, — шепчет он. И трещина в его голосе становится последним ударом по слабо зашитой ране Минхо. Он остается разорванным и сломленным. Рыдания сотрясают его тело, когда он опускается на диван. Хенджин выходит из своей комнаты через несколько минут после ухода Джисона и садится рядом с Минхо на диван. — Пожалуйста, ничего не говори, — умоляет он. Потому что он знает все, что может сказать Хенджин, знает все, о чем тот предупреждал его, и не думает, что он может услышать это прямо сейчас. — Не буду. Его руки притягивают Минхо к себе и крепко обнимают его, пока он безудержно рыдает. Хенджин гладит его по волосам и рисует круги на его спине. — Я люблю его, Хенджин. Думаю, я никогда не переставал. Он наконец-то сказал это. Наконец-то признал вслух, почему защищать себя от этой сердечной боли было невозможно. — Я знаю, хен. Я знаю.

***

Он отпрашивается по болезни с работы в магазине и баре, сидит дома, зажав голову между плеч. Хенджин не пытается подбодрить его, не пытается проклясть Джисона, как в прошлый раз. Возможно, он понимает, что это не просто ссора или расставание, возможно, он слышал, что Минхо сказал Джисону, когда тот был рядом. И Минхо, наконец, не нужно притворяться тем, кем он не является, будучи влюбленным и несчастным. Джисон пишет ему смс. Один или два раза. Он просит его позаботиться о себе, просит связаться с ним, когда он почувствует, что может. Минхо часами напролет смотрит на свой телефон. И каждый день он вспоминает все то, что делало его таким беспомощным, когда дело касалось Джисона. Все, что не позволяло ему не любить его. Он почти не грустит, ему кажется, что его приговорили к пожизненному заключению за преступление, которое, как он знает, он точно совершил, и он может принять справедливый приговор с распростертыми объятиями. Он знает, что Джисон тоже общается с Хенджином, потому что однажды случайно увидел сообщение от него на телефоне Хвана, прежде чем тот успел в спешке смахнуть уведомление. «Пожалуйста. Пожалуйста, позаботься о нем», — гласило сообщение. И Хенджин так и делает, по-своему, по-хенджиновски. Он предлагает ему иногда помогать готовить еду, потому что Минхо не слишком любит подолгу стоять на кухне, кашеваря. Он напевает и хвалит их командную работу, когда они едят, и целует его в макушку, когда Минхо засыпает от усталости после очередного плача.

***

В день мероприятия Минхо просыпается с головной болью и чувством сдавленности в груди. Утро он проводит на автомате: заставляет себя поесть, чистит зубы и умывает опухшее лицо. Хенджин вышел еще до того, как он проснулся. Есть только он, громкие мысли, разбитое сердце и сто пятьдесят писем о его бесконечной любви к Джисону. Он думает о том событии. Думает о том дне, когда они расстались, и пытается сравнить, какой день победил как самый несчастный в его жизни. Он думает о Джисоне. В костюме, который они выбрали вместе, с укладкой волос, которые Минхо покрасил для него, пахнущий цветами и любовью всей жизни Минхо. Слезы снова грозят пролиться, потому что Минхо — идиот, который позволил себе снова ощутить присутствие Джисона и его тепло только для того, чтобы потом отнять их, оставив его увядать и замерзать. Он думает о Хане, проводящем бесконечные часы за работой над своим проектом, вкладывая в него всю душу. И на этот раз Минхо не чувствует себя обделенным вниманием и незамеченным. Это не заставляет его чувствовать себя менее приоритетным. На этот раз его переполняет гордость и радость. Джисон, самый талантливый и трудолюбивый человек, которого Минхо когда-либо знал, будет вознагражден за весь свой успех и упорный труд. Он никогда не мог так гордиться им. Он никогда не позволит даже намеку на обиду омрачить счастье, которое он испытывает за него. Затем он думает о Джисоне, который пришел на мероприятие, где объявили о начале проекта, но Минхо испортил ему вечер и лишил его части радости. Он думает о том, что сегодня он пойдет на мероприятие, где они будут праздновать завершение того же проекта, но Минхо снова испортит ему все, что произошло за последние несколько дней. И вот тогда он срывается и плачет. Как он может требовать изменений в присутствии Джисона в его жизни, если его собственное присутствие в жизни Хана осталось прежним? Сбивает с толку, требует и тянет его вниз, вместо того чтобы тянуть вверх. Как он может утверждать, что ему больно, если сейчас он сам причиняет боль Джисону так же, как и тогда? Как он может просить, чтобы Хан полюбил его в ответ, когда он даже не был хорошим другом для него? Стопка писем, лежащая в ящике его шкафа, напоминает ему о том, что он всегда был слишком сосредоточен на собственной боли, чтобы замечать боль Джисона. Он всегда был слишком сосредоточен на том, что ему нужен Хан, чтобы понять, что он сам нужен ему. Сейчас Минхо знает: он нужен Джисону, нужен ему, дабы показать, что, вопреки всему, он счастлив и гордится им, несмотря ни на что он больше не уйдет. Минхо оставил Джисона одного в день начала этого проекта, и сейчас он решает, что не оставит его снова в день, когда этот проект обретет жизнь. Все остальное теперь кажется неважным. Минхо думает, что разберется со своими чувствами, с болью в сердце и со своим будущим с Джисоном позже. Сейчас главное, чтобы Хан знал, что его любят и поддерживают, невзирая ни на какие ярлыки, ни на какую историю и чувства. Приоритет Минхо сейчас — сказать Джисону несколько простых слов, как другу, прежде чем что-либо еще: «Я так горжусь тобой. Ты так хорошо справился». Он смеется, как будто внезапно прозрел или что-то в этом роде. Он принимает самый быстрый душ в своей жизни, надевает первую попавшуюся одежду и поспешно выходит из квартиры.

***

Мероприятие проходит в том же зале, что и в прошлый раз. И когда Минхо приходит, он понимает, что у него нет никакого плана игры. Нет заготовленных слов. Только стук сердца и желание прижать крепче Джисона и сказать ему, что он хочет отпраздновать его достижение. Он стоит на улице, трясущимися руками достает телефон и набирает сообщение. Минхо: Я снаружи Не проходит и минуты, как Джисон появляется и застает его у двери, но этого времени достаточно, чтобы Минхо тысячу раз разблокировал и блокировал свой телефон в ожидании. Когда он видит Хана, взгляд парня неуверен, а шаги нерешительны. Ему хочется пропустить эту часть, хочется просто обнять Джисона и сказать ему, что все в порядке, я никуда не уйду, возвращайся и получи свою награду, талантливый кусок дерьма, которого я люблю всем сердцем. Но он знает, что Джисон заслуживает большего, знает, что он заслуживает услышать всю правду. Он улыбается растерянному лицу Джисона, снова вспоминая, что понятия не имеет, как начать. И как раз когда он открывает рот, чтобы начать, тот опережает его: — Мы можем поговорить где-нибудь наедине? Минхо оглядывается по сторонам, рядом никого нет, а ему очень хочется рассказать Джисону все прямо сейчас. — Имею в виду, как насчет того, чтобы вернуться к тебе домой? — А как же мероприятие? — Мне плевать на мероприятие. — Нет, Джисон… — Первый сегмент, где они рассказывают о проектах, уже закончен. Минхо смотрит на него, колеблясь. Он не хочет, чтобы тот пропустил мероприятие. Он не хочет, чтобы тот ушел раньше времени из-за него. Минхо снова смотрит на него, и в глазах Джисона появляется уверенность, настойчивость. — Пожалуйста, Минхо.

***

Поездка обратно в квартиру Минхо проходит в тишине. Он видит, как руки Джисона беспокойно лежат на коленях, и ему отчаянно хочется взять их в свои, но он этого не делает. Ждет, когда скажет то, что так хочет сказать. Он поднимается по лестнице в свою квартиру, а Джисон следует за ним. Когда он смотрит на него, лицо парня все еще окрашено во все цвета неопределенности. И когда они закрывают за собой дверь, Минхо не теряет времени. — Джисон, я просто хотел сказать… — Хен, я думаю, сейчас время сначала выслушать меня, пожалуйста? Минхо чувствует, что едва может удержать контроль над словами, грозящими сорваться с его губ в любую секунду. Но Джисон прав, он должен выслушать его первым. Он кивает и ведет их сесть лицом друг к другу. — Мне очень жаль, Минхо. Я не был честен с тобой и с самим собой. Сердце Минхо падает. Это не то начало, которого он ожидал, и ему остается только гадать, не пожалеет ли он о том, что позволил Джисону заговорить первым, будет ли у него шанс сказать ему то, что он хочет сказать. — Я говорил себе, что должен быть счастлив, если ты вернешься в мою жизнь в любом виде. Я был убежден, что в тот день тебя послали ангелы в кофейню только для того, чтобы мы могли встретиться снова. И я сказал себе, что не должен быть жадным до большего. Он наблюдает за тем, как в словах Джисона появляется больше облегчения. Как будто он признает то, что отрицал целую вечность. — Но с тобой это невозможно, думаю. Невозможно не хотеть тебя все больше и больше, не желать тебя в каждой части и каждой детали моей жизни. Невозможно не любить тебя и не хотеть твоей любви в ответ. Я знал, что веду себя эгоистично. Ты был прав, мы расстались не просто так. Я совершил слишком много ошибок. Я не хочу их больше совершать. Если ты позволишь мне, я постараюсь все исправить. Если ты позволишь мне… — Джисон. В голове Минхо пронесся вихрь — запутанный клубок нитей, из которого он пытается выбраться уже несколько месяцев. Он начинает разматываться сам по себе, понемногу распутываясь, пока не останется только… — Я люблю тебя, Джисон. На глазах Минхо наворачиваются слезы, когда он говорит это, а взгляд Джисона становится таким мягким, каким он его никогда не видел. Хан наклоняется ближе. Минхо думает, что он поцелует его, но он просто обхватывает его щеки руками, вытирая слезы большими пальцами. Почему-то это более интимно, чем поцелуй. — Ты несправедлив, хен. — Почему? — Я болтаю часами, а ты говоришь всего несколько слов, и это больше, чем все, что я сказал. Наступает вечность молчания. Руки Джисона не отрываются от лица Минхо. Оно теплое. Такое теплое. — Я люблю тебя. Это шепот. Такой тихий, что едва достигает ушей Минхо, приникая к его губам от близости. — Мы можем поработать с этим, верно? Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю. У нас все получится, правда? Минхо не уверен, просит ли Джисон заверения или разрешения. Он слишком занят, впитывая, как сладко звучит «я люблю тебя» из его уст. И он так близко, ему нужно только наклонить голову, чтобы соединить их губы. Это было бы так просто. Настолько просто. Но он должен сделать это для Джисона; должен сделать для себя. Он должен разобраться с этим вместо того, чтобы накрыться одеялом и притвориться, что этого не существует. — Я принесу нам воды и салфетки. И это очень нужно: они оба много плачут. Но это те слезы, которые падают тихо и неторопливо. Это год обид и разочарований, просочившихся из их тел. Нелегко возвращаться к этому, нелегко говорить о том, почему все пошло не так, но тяжесть, тепло руки Джисона на своей руке, на колене, на шее… это поддерживает Минхо. Это поддерживает его. Они разговаривают часами. В какой-то момент Джисон переодевается в пижаму, которую ему дает Минхо; в какой-то момент они обнимаются, и Минхо прячет лицо на шее Джисона. — Я никогда не думал, что ты мне изменяешь. Я просто беспричинно ревновал. Джисон поглаживает его по спине, что успокаивает нервозность от признания. — Я знаю. Некоторое время они молчат. Минхо не отрывается от места, где покоится его голова. Джисон пахнет слишком приятно. — Какое-то время с Феликсом было неловко. Я не мог смотреть на него и не думать о твоих словах. Минхо гримасничает. Последствия того, что он сказал в порыве гнева, неприятно поражают. — Все в порядке, малыш, — произносит Джисон нежно. — Стало лучше. Теперь все в порядке. — Я не должен был заставлять тебя чувствовать, что ты должен доказывать мне свою любовь. — Я не должен был заставлять тебя чувствовать себя обделенным вниманием. Я никогда не заставлю тебя думать, что ты должен требовать моего внимания. Большой палец Джисона ласкает его за ухом, от чего Минхо тает, чувствуя, как сам растворяется в нем. Это легко. Комфортно. Правильно. Так много нужно сказать, но еще он чувствует, что говорить уже ничего не требуется. Внезапно он вспоминает, почему вообще хотел поговорить с Джисоном. Он отстраняется, открывает рот, чтобы начать, но все, что выходит, — это: — Можно тебя поцеловать? Джисон не отвечает. Он наклоняется вперед, прежде чем Минхо успевает дождаться ответа. И это лучше всяких слов, потому что его губы приникают к губам Минхо, а руки обхватывают его шею. Минхо хихикает в поцелуй. Ощущение, что он парит в небе, что сбросил сотни килограммов, тяготивших его. — Я люблю тебя, — говорит Джисон, целуя его, и его губы сами нанизывают слова на губы Минхо. — Джисон… — выдыхает он ему в рот. И снова улыбается, когда тот многократно чмокает его в губы, в уголки рта, словно не может насытиться. — Джисон, — пытается он снова, но тот едва дает ему шанс, опрокидывая их, пока спина Минхо не падает на диван, а он оказывается сверху, невероятно близко. — Пожалуйста, я все еще должен тебе кое-что сказать, — еще один поцелуй. — Тогда скажи мне. Похоже на то, будто Джисон пытается компенсировать год, в течение которого он не мог его поцеловать. И Минхо ничего больше не хочет, но ему нужно сделать то, что он давно хотел сделать: он должен наконец-то сказать ему. — Я так горжусь тобой, Джисон-и, — его руки прижимаются к лицу Джисона, а сердце захлестывает чистая нежность, щеки медленно краснеют. — Я хотел сказать тебе, что ты так хорошо справился, малыш. Хотел сказать, как я горд и счастлив за тебя. Джисон садится, потянув за собой Минхо. Их руки остаются друг на друге, а лица — на расстоянии дюйма друг от друга. — Прости, что причинил тебе боль, Джисон. Год назад, и в этот раз снова. Я хочу все исправить. Я хочу, чтобы все получилось. Джисон снова целует его, на этот раз глубоко и медленно. И Минхо наслаждается ощущением его губ на своих, чужим дыханием, щекочущим его лицо, когда они двигаются и размыкают губы друг друга. Впервые за год он наслаждается поцелуем Джисона без волнения и чувства вины. Когда они отстраняются друг от друга, Минхо чувствует легкое головокружение, как будто его мир сбился с оси и только что снова стал правильным. Он вновь расплакался, увидев эту улыбку в форме сердца, превратившую глаза Джисона в прекрасные полумесяцы. — Ты можешь принести мне письма, о которых ты говорил? Он хочет возразить, хочет сказать, что это неловко и лучше бы он никогда об этом не говорил. Но он думает, что может просто согласиться сделать все, о чем попросит Джисон, без колебаний. Когда он возвращается с письмами в руках, Хан ведет их на кухню, берет письма и встает над большим кухонным мусорным ведром. Он начинает измельчать их по одному, затем по пачке за раз. Он бросает их в мусорное ведро до последнего, затем хватает лицо Минхо и снова целует его. — Я хочу, чтобы ты знал, что теперь я жду от тебя по меньшей мере сто пятьдесят писем о том, как сильно ты меня любишь. Минхо думает, что будет делать это всю жизнь.