это вообще не человек.
— прости? – капает с языка. виктор опускает глаза в пол, делая вид, что он правда не в силах больше смотреть в бездну напротив него. всё равно бездна, глядя на него в ответ, уже прожгла ему на коже тлеющие кружки, как от сигарет. за все эти годы, что виктор провёл с джесси в одной тесной клетке, не видя солнечного света за диском своей всевидящей луны, эта тлеющая боль начала ему даже нравиться. — я знаю, что у тебя просто нет другого выхода, кроме как винить меня в том, что со мной случилось. если бы твоя мать и отчим не внушили тебе, что ты с самого рождения грешен и обязан до конца жизни замаливать свои несуществующие грехи, ты бы не говорил и не думал так обо мне. но я прощаю тебя. на скрещённые руки невесомым пёрышком падает холодная ладонь, вынуждая выбраться из некрепкой брони. хьюз проводит пальцами по шее виктора, задевает воротник рубашки, легким и аккуратным движением расстегивает самую верхнюю пуговицу. но виктор ведь знает, что солдат только сначала такой. уже даже не вздрагивает, когда на следующей пуговице джесси, не церемонясь, оттягивает рубашку эстравардса так, что она рвётся. виктор медленно отходит назад к стене, нащупывает за своей спиной шершавую поверхность каменного подоконника с потрескавшимся слоями серой краски, и ждёт, пока его сердце приглушенно стучит где-то в горле, но ему не страшно. виктор ждёт, когда джесси снова спасёт его от реальности, причиняющей только безумную, бесконечную, уничтожающую до самого основания боль. когда они смогут притвориться, что мира за пределами маленькой башенки, которую они сами себе построили, больше не существует, а все, что есть - это их глупые, хрупкие, неспособные выдержать тяжесть этой жизни чувства, которые даже с большой натяжкой нельзя назвать хотя бы крайне извращенным подобием любви. «между святым и монстром не бывает любви», нравилось им думать. несмотря ни на что, джесси всегда спасает. играется с сердцем виктора, не давая расслабиться, чередуя пьянящую фантомную нежность и резкие, грубые движения, а виктор, как всегда, поддаётся. неторопливо наматывает на кулак зелёный галстук джесси, вынуждая того подойти ещё ближе, и целует прерывисто и мягко, выходя за контур холодных губ, оставляя невидимые следы на скулах, шее, спускается к ключице, совершенно теряя голову. — не боишься оскорбить всевышнего? — тихо смеётся хьюз, моментально смывая с себя весь свой нелепый пафос. запускает пальцы одной руки в белые волосы виктора, а другой обнимает за талию, притягивая к себе так близко, что, кажется, своей открытой и уязвимой кожей чувствует, как сердце виктора пытается сломать его рёбра, пока эстравардс молча мотает головой, не переставая осыпать шею хьюза взволнованными эфирными поцелуями.лишь на мгновение кажется, что что-то человеческое возвращается к джесси.
— ну, вообще-то… — всего через несколько мгновений виктор отвлекается от крайне увлекающего его занятия, поднимает голову и обхватывает обеими руками ангельское лицо джесси, уже не пугаясь совершенно пустого взгляда безумных, но до невозможности красивых глаз. задумчиво смотрит пару секунд, проводя пальцами по контуру челюсти и подбородка. — не считаю, что нам стоит до этого доходить. — усмехается, как-то печально лаская взглядом, оставляя на сердце, или на том, что должно было быть сердцем, неприятный, тоскливый флер. — боюсь, тебе слишком нравится твоя работодательница, айван. не посмею забрать у этой очаровательнейшей леди её планы на вечер. молчит и улыбается, как ни в чем не бывало, пока бездна напротив стремительно чернеет, рискуя утянуть на самое дно, если только оно там есть, и расщепить всё тело на мельчайшие атомы. по настоящему имени к джесси обращаются только люди из организации, когда приходят уведомить о новой цели.все человеческое в джесси пропадает.
хьюз тоже молчит. пару минут стоит неподвижно в начинающей давить на сознание близости, продолжая перебирать руками мягкие, словно шёлк, волосы виктора, почему-то отчаянно цепляясь за непривычно далекие ощущения прикосновений рук эстравардса к своим щекам. как будто эти ласковые прикосновения рук сейчас сдирали с солдата кожу. это чувство, слишком уж необычное и, определённо, совершенно лишнее, заставляет медленно отступить назад, а виктор и не настаивает — без лишних слов выпускает. — мне никто не нравится. — отогнав все ненужные мысли джесси скрещивает руки на груди, не замечая, как его голос леденеет, пока на губах снова вырисовывается легкая улыбка. — даже ты мне не нравишься. виктор смеётся, а у джесси в груди пусто. не от печали пусто, и от этого могло бы стать еще обиднее. хотя они оба знают, что всё это - правда. в сердце солдата слишком тесно, чтобы там уместилась хотя бы одна живая душа. — я убью тебя, виктор. я разрежу твое тело на крохотные кусочки и разбросаю их по всем уголкам этой великой страны. — ты же знаешь, что я убью тебя тоже. знает. с виктором никогда не хочется говорить, его никогда не хочется слушать. джесси до безумия нравится, когда виктор молчит и не путается под ногами, не лезет в голову и не заполняет все мысли, как сорняк, жестоко уродующий минималистичную картину поля с насыщенно-зелёной, идеально скошенной травой почти под корень. его хочется вырвать из земли, вырезать гигантскими ножницами, поджечь, чтобы горел он ярко-ярко и больно-больно, хоть бы только перестал портить все своим настырным желанием жить и существовать. не сравнивая виктора с сорняком джесси все равно безмерно сильно хотел воткнуть в божьего сына нож, глубоко в его святое сердце, насадить на лезвие и вынуть из его грудной клетки, оставив себе в качестве трофея. — мне жаль, что у тебя нет никого и ничего кроме того, что ты называешь своим «богом», ощущая лишь тяжесть у себя на груди от этого позолоченного камушка с вырезанным на ним иисусом. не думай, что я этого не заметил. джесси никогда не чувствует вину, не испытывает стыда и сострадания, не чувствует свою обязанность за что-либо перед кем-то, кто не является его работодателем, в определенные моменты кричащим джесси чёткое и ясное «фас». и он знает, что даже вся его безграничная сила и власть, полученная за все годы работы дворовым палачом у организации, не поможет ему только в одном. никакая сила и власть не позволит ему удержать виктора тогда, когда он захочет уйти. — если я не убью тебя первым, — солдат возвращается на поле боя, заставляя тёплые руки виктора снова с нежностью царапать каменные плечи. шепчет, железно выделяя каждое слово, раня сознание виктора проникает в его голову и расползается по всему телу уже давно ставшим приятным морозом. – я защищу тебя от всех вещей, которые мы видели. виктор гладит спину солдата, отдаленно ощущая под его тонкой чёрной рубашкой грубые большие рубцы, оставшиеся на коже айвана на память от воздушных поцелуев тяжелых пистолетов.солдат хьюз никогда не был человеком.
виктор улыбается. – ты больше никогда не сможешь сделать мне больно, айван. *** джесси родился мальчиком с небесно-голубыми глазами и следами от крохотных поцелуев солнца на щеках и носу. айван вырос мальчиком, вскрыв тело которого невозможно будет найти ни одного живого белого пятна, а солнце больше не целует его, потому что своему солнцу он перерезал горло и забыл смыть кровавые пятна, покрывшие болезненно-жуткой россыпью его ангельское лицо. они с виктором всегда будут одни перед миром, горящим за пределами их персональных преисподней. джесси айван хьюз был уничтожен и создан заново только для того, чтобы убивать, ломать, стирать в порошок всё живое, к чему он прикоснется. виктор люсьен эстравардс был убит сразу же, как только родился.