Одним дождливым вечером

My feelings ran away I didn't how to treat them Maybe if I believed them they'd stay I hope they're somewhere safe Living in a day dream Singing to a song I couldn't play But if I saw them on the street I'd Say my baby's come back to me © Mother Mother — Love Stuck. — Я искал встречи с тобой. Когда он приехал, дождь лил как из ведра. Стоял холодный зябкий питерский вечер. Она ожидала его в тени навеса крыши трёхэтажного дома, где находилась её запасная квартира, о которой никто не знал. Кроме него, разумеется, и это добавляло Томе причин разделаться с ним под конец разговора. Впрочем, их и без того было предостаточно. Её взгляд такой острый, что, напоровшись на него случайно, можно вспороть себе грудную клетку. Рагнар готов на такой риск; она может вести острым «лезвием» до самого сердца, вдавить по самое основание и вырвать его одним резким движением назад. В конце концов, когда-то именно эта девчонка и забрала себе его сердце, не разжалившись достаточно, чтобы отдать то обратно. Прошло столько лет, а она всё ещё сидела глубоко в нём. Словно никогда и не уходила. — Поэтому твоя бегающая бомба на ножках пошумела тогда в вентиляции? Я почему-то не удивлена. Ты хотел, чтобы я её заметила и нашла. «Ты хотел этой встречи. Ты её ждал». Он усмехнулся. Дождевая вода заставила его бороду и усы покрыться блестящими каплями. Тома смотрела на него с вынужденным спокойствием и отстранённостью, пряча все истинные чувства внутри себя. На ней была металлического цвета куртка, тигровая водолазка с глубоким вырезом и оливкового цвета штаны. Круглые ретро серьги-клипсы и парочка колец на пальцах. — Ты очень выросла, мышка. — Уголок его губ приподнялся в усмешке. — Стала ещё большей красавицей, чем была. И в своём деле заслужила статус профи. Могу ли я сказать, что и моё влияние тут нашло своё отражение? — Нет, не можешь. Это явно не твоя заслуга, а заслуга Дианы, которая мною занималась, когда и ты, и от… — Тома себя одергивает и исправляется, морщась. Словно задевает старую рану. — Василий сбежали. — Тогда хвала Диане и её педагогическим способностям, — равнодушно заметил он, выпрямившись, но не вынув рук из карманов белого плаща. — Зачем же меня искала ты? — Хотела убедиться, что за этим всем стоишь точно ты. Уж явно не из-за желания лишний раз увидеться. Он вновь усмехнулся. Его взгляд так и говорил, что она может врать самой себе, но пусть не врёт хотя бы ему. — Ты не рада меня видеть. — Хочется, чтобы старые монстры оставались в прошлом. Ты хоть понимаешь, сколько людей может погибнуть из-за твоей затеи? И всё ради чего? Чтобы уничтожить полностью старые связи? — Ты же знаешь, меня никогда не волновал сопутствующий ущерб. Сколько нужно будет приложить человеческих ресурсов, столько, значит, нужно. — Рагнар прямо смотрел на неё пронизывающим взглядом. — Ты хотела выяснить, ради чего я всё это делаю. Потому что тебе самой не понятно до конца, в чем моя главная цель. — Не льсти себе. — Она с отвращением зло морщится. — Я прекрасно всё понимаю. Ты хочешь стереть старые следы своего грязного прошлого и скрыть факт кражи проекта, над которым ты работал не один. Но я не дам тебе этого сделать. Зазеркалье — мой дом, Рагнар, и если ты хочешь уничтожить его до основания, тебе придётся сначала убить меня. Она подловила его на его единственной слабости, которая, как казалось, осталась там, позади. И пускай лицо его не изменилось, во взгляде вспыхнула та самая волнительная искра, которую Тома видела в самый последний раз. Прежде чем на их квартиру напали, Лизу убили, а он сбежал, захватив все успешные разработки «Окулуса» с собой. — Я хочу, чтобы ты пошла со мной. — Его предложение звучит тоже прямо, не как вопрос. Словно даже если она найдет нужные слова, чтобы отказаться, его это будет мало волновать. — Хочу забрать тебя оттуда. Ты достойна большего, чем постоянно ныкаться по подвалам, бегать по заданиям генеральши и работать на чужих «дядь». — А у меня уже есть жизнь, которую я для себя хотела. — Она с вызовом отвечает, выступая из-под навеса, и тень перестаёт скрывать черты её лица. Тома и правда выросла. Упругая грудь часто вздымалась из-за рассерженного дыхания под тигровой водолазкой, черты лица заострились, но даже так в её глазах, губах и щеках сохранились остаточные влияния детства. Цветущая грозная молодость, которая вступила в самую пору расцвета. Рагнар глухо сглотнул. — А что есть у тебя, Рагнар? Ты скрываешься от закона, вернулся в город, чтобы устроить теракт и считаешь, что сможешь уйти безнаказанным. Но нас больше. — Тома качает головой и обхватывает локти пальцами, смыкая руки друг под другом поверх диафрагмы. — Тебе не выйти из этой авантюры живым. — Чего же ты тогда хочешь, мышка? Она возвращает взгляд к его лицу, и на него смотрят потемневшие от злости и желания глаза. — Я хочу тебя остановить. Хочу, чтобы ты отказался от этой затеи, пока ещё не поздно. В глубине души, Рагнар понимал это отчётливо, она всё ещё любила его. Она могла тешить себя тем, что смерть младшей сестры и настоящих родителей наложила вето на это чувство, но любовь полностью иррациональна. Если ты из-за неё не сходишь с ума, значит, ты любишь неверно. Неправильно. — Ты делаешь вид, что тебя волнует судьба только людей из «Зазеркалья». Но я знаю, что ты хочешь спасти ещё и меня. — Да лучше бы ты сгинул ещё задолго до этого разговора. — Она впервые повышает за весь их разговор голос. — Меня волнует судьба всех тех, кто может из-за тебя пострадать! Он ступает к ней. Совершает ещё один шаг. Его тень накрывает её удушливым вторым слоем, и Томе приходится вскинуть голову, чтобы продолжать смотреть на него, а не на его грудь. Рагнар протягивает руку к её ключицам и большим пальцем поглаживает выступающую косточку. Тома задыхается. От контраста холодной ткани его белых перчаток и её разгоряченной кожи бросает в дрожь. — Тогда почему ты до сих пор так реагируешь? — Он склонился к её уху, выдыхая вопрос в него, и Тома, готовясь предупредительно вскинуть кулак к его лицу, рыкнула от негодования, обиды и злости. — Неужто всё потому, что ты так отчаянно меня ненавидишь? Она вытащила пистолет и направила его дуло ему на лоб. — Держи руки при себе. Пока мы не договоримся, ты грозишься слечь до конца вечера с пулей во лбу. Рагнар вскинул руки с весёлым смешком, медленно и даже слегка лениво. — Кажется, ты раньше была не фанатом жёстких методов работы. Тома отвела пистолет, раздражённо щурясь, и им же указала в сторону парадной. Она собиралась проводить его в квартиру. — Времена меняются. Идем. Она схватила его за ворот плаща, притянула к себе и врезалась разгоряченно губами в его рот, когда они пересекли границу её квартиры и дверь за его спиной захлопнулась. Рагнар чувствовал возросшее в ней напряжение ещё на лестнице; он правильно его истолковал и притянул её тут же ближе к себе, буквально захватывая нахрапом в руки. Тома подпрыгнула и обняла его ногами. Подхватив её под бёдра, он вжал её с размаху в ближайшую коридорную стену. От сильного удара Тома глухо простонала, морщась, и в отместку запустила ноготки в его затылок, оттягивая синюю косу. Рагнар запрокинул голову и тихо простонал. Она помнила, что у него там было слабое место. Эти примитивные фееричные эмоции от физической близости били в голову так нещадно, что у Томы уходила земля из-под ног. Фигурально и буквально. Она ожидала долгого разговора внутри квартиры с наставленным на него через её кухонный столик заряженным пистолетом, пока кипел бы чайник. Когда послышался бы щелчок выключения, напряжение между ними достигло бы своего апогея и выстрелило. Вполне возможно, что Тома, не удержавшись, врезала бы ему по лицу, а потом притянула к себе и поцеловала. Рагнар бы ответил ей и долго утомительно с упоением брал бы потом на столе. Скатерть бы противно скрипела под их телами, словно клеенка под рукой вдохновлённого первоклашки на уроке ИЗО, и это всё было бы неправильно, до чертиков позорно, но оттого ещё более желанно. Происходящее сейчас было не таким драматичным, но это не говорило о том, что Тома потом его отпустит. Им предстояло ещё многое обсудить, но весь мусор из мыслей, запретов и общепринятых человеческих ценностей вымылся из её головы, стоило им с Рагнаром поцеловаться. Её разрывало от двуликости сложившейся ситуации. Ведь он был плохим человеком. Он собирался навредить людям, которые ей были дороги, он уже не один раз это делал. И всё же она до сих пор отзывалась на его прикосновения, как в подростковые годы. Она была не такой, как девчонка, работавшая на него. Он спал с Оксаной, как когда-то с Нонной, потому что так было удобно и так закреплялась более глубокая преданность. Но в какие-то моменты он ловил себя на мысли, что вместо рыжих волос представлял темно-каштановые. Что вместо смуглой кожи в татуировках на него смотрела бы и под его шершавыми ладонями находилась белая, лишённая и намека на рисунок, нежная молодая кожа. Он вспоминал о Томе чаще, чем сам того хотел. Она была его занозой в сердце. Занозой, от которой можно было бы болезненно избавиться, если очень постараться. Рагнар понимал, что это придётся со временем сделать. Но вот сейчас, когда она была открыта перед ним и лишена на краткий страстный миг защиты, он не смог ничего ей сделать. Он убрал руки от её горла, подхватил её удобнее под бёдро одной рукой, второй принимаясь стягивать с неё и с себя штаны. Стояк налился с силой кровью, головка была уже вся влажная от смазки, и Тома смогла заметить, что татуировки доходили и до основания члена. — Не буду спрашивать, насколько больно это было набивать… — Она дразняще усмехнулась. — Не спрашивай. — Он огладил себя кулаком по члену, настраивая, и натянул поверх тонкий голубой презерватив. Кажется, с ананасовой отдушкой и его же вкусом. Сильным движением он слитно в неё проник, вжимая всем своим телом в стену, особенно бёдрами. Тома изогнулась под ним и громко простонала, испустив после шумный выдох. Жалостно, вся натянутая от удовольствия и томления, как канат. Упругие мышцы ягодиц оказались подхвачены, Рагнар вдавился в них пальцами, когда начал размашисто и часто внутри неё двигаться. Повышенная чувствительность головки делала своё дело — его охватывала самая настоящая дрожь, когда он толкался в самую шейку её матки. Тома надеялась, что серебряное колечко, проткнувшее некогда его крайнюю плоть, не останется после их забав внутри неё. — Только попробуй сейчас остановиться, я ведь тебя только за это уже пристрелю. — Она ахнула, выгибаясь под ним от довольствия быстрым темпом, и Рагнар, дернув синими усами, звучно усмехнулся. — Как можно… — Он выдохнул в её губы, поймав её рот своим, и наконец-то поцеловал её. Тома агрессивно толкнулась языком в его рот, он раскрыл его шире и пустился в ответное наступление. Сейчас их рты были настоящим полем битвы: никто не хотел отступать и поддаваться другому, дыхание их смешивалось, его не хватало, они делили его одно на двоих. Не отстраняясь от неё, Рагнар глотал коротко воздух, после чего ещё более голодно и всепоглощающе её целовал, пробираясь языком сбоку и надавливая на язык Томы сверху. Она недовольно стонала, но недовольство её тонуло и длилось не дольше горения спасительного огня сигнальной пушки. Оно постепенно сходило на нет, полностью затухнув, когда Рагнар начал брать её ещё более напористо, буквально втрахивая в стену. — Ты же знаешь все равно, что я не остановлюсь. К чему всё это было? Они лежали раздетые на её не расстеленной кровати. В комнате не было света, Тома не потрудилась его включить. Рагнар курил, тонкие струи дыма тянулись от сигареты. Тома, нырнув под его руку, лежала рядом и кончиками пальцев разрушала стройную серую симфонию, растворяющуюся постепенно во влажном тяжёлом душном воздухе. Надо бы открыть окно или хотя бы форточку. — Может, ты так прощалась со мной? — озвучивает он свою догадку, и она подтягивает к оголенной груди рядом лежавший кремовый плед. Рагнар переводит на Тому требовательный взгляд, но сам остаётся спокоен. Тома выглядит растерянной. Наверно, не так она себе всё это представляла. Что всё не будет настолько горько. — Я всё ещё хочу, чтобы ты присоединилась ко мне, — добавляет он спустя паузу. — К чёрту их всех, сотрем позорное пятно нашего прошлого вместе. Он накрыл ее сжавшуюся в кулак ладонь, но Тома её отдернула. — Твоё пятно. Ведь это ты украл вашу общую с мамой и папой разработку. Ты подставил Василия, Диану, Лизу и меня, — на этом Тома сделала упор голосом, — под удар. Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь смогу тебе всё это простить? «Ты любишь эту девочку», — Оксана ему озвучила свою догадку перед тем, как он уехал. Она была очень проницательной в вопросах человеческих эмоций. И иногда читала Рагнара даже в те моменты, когда он сам того не хотел, — «поэтому ты не можешь так просто избавиться от воспоминаний о ней и от неё самой». Тогда он лишь удивлённо на неё взглянул. А потом плохо замаскировал удивление под насмешливость. Но Оксану было уже не провести, она знала, что попала в точку. И лишь горько ему улыбнулась (жалеющей улыбкой), как когда-то, когда вытянула палочку с черной краской на самом её конце. My angel threw away I didn't know how to keep her Heaven knows I needed her this day I hope she spreads her wings, Assumption not a sunbeam And dancing to a song I couldn't sing But if I saw her on the street I'd say My baby fly back to me — Я фактически спас тебя от той серой жизни, которая была бы тебе невыносима. Твои родители не хотели видеть тебя такой, какой ты стала. — Рагнар делится своим видением ситуации бесстрастно. Тома завернулась в плед, отошла к окну и открыла его, взяв заодно свои сигареты. — Ещё одно слово в пользу того, что ты мне оказал неоценимую услугу и спас моё будущее, и, клянусь, я найду свой боевой нож и всажу его тебе в глотку раньше, чем ты успеешь встать, — раздражённо отозвалась она, прикуривая от плохо работающей зажигалки не с первого раза. — Они хотели тебя видеть такой же, какими были они сами, — спокойно бросил он ей в спину, занимая сидячее положение и опираясь лопатками о спинку кровати. Тома взвинченно развернулась. — Да лучше бы я стала такой, как они! Только бы они были живы! Рагнар сузил глаза, и взгляд его стал жалеющим. В нём читалась правда, от которой сама Тома бежала с самого детства — никогда бы она не захотела себе такой жизни, которая была у мамы и папы. Ведь она не была похожа на них. Она была другой. Она предпочитала опасность — безопасности, компьютерам — роуп-дарт и нормальной работе — воровство. И нормальному адекватному мужчине она предпочитала его. Убийцу, манипулятора, страуса, спрятавшего после наведенного беспорядка голову в песок. — Я думаю, тебе стоит уйти. Он поднялся с кровати, начал натягивать на себя сброшенную одежду, но уходить явно не спешил. — Помнится, тебе когда-то нравилось играть с моими «игрушками». — Его взгляд блуждал по полу в поисках штанов. Тома не выдерживала этих странных попыток уйти в светскую беседу, как будто всё было нормально. Зажав сигарету между пальцев особенно сильно, она спросила резко: — К чему ты об этом заговорил? Он подошёл к ней ближе. Всё ещё взирая сверху вниз, большой и сильный, глядящий с сожалением в больших голубых глазах, которые пока не успели скрыть линзы очков. Обернутая в один лишь плед, Тома чувствовала себя обнажённой перед ним. Во всех смыслах. Он будто выворачивал её душу и её саму наизнанку. Рагнар положил ладони поверх её оголённых плеч. Погладил по ним. Перехватил сигарету и сделал затяжку. На ободке фильтра остался всё ещё вкус её губ, отдающий его вкусом после минета и её апельсиновой гигиенической помадой. — Если ты не будешь во всё это лезть, я тебя не трону. Не трогай их, и они не тронут тебя. Она смотрит на него влажными глазами снизу вверх. Уязвленно. Словно он должен был понимать, что его просьба, его напутствие было невыполнимым. — Будет жаль встретиться с тобой в следующий раз уже по разные стороны. — Она натянуто улыбается. Он утирает большим пальцем слезу, скатывающуюся по её щеке, и впервые ощущает укол вины, что стал причиной её разбитого сердца. — Я не хотел убивать Лизу. Я хотел избавиться от Василия. И забрать тебя с собой, — делится он с ней сокровенно, словно вынашивая всё это время правду под ребром, как второе сердце. — Но всё пошло не по плану. Знаешь, чем он сейчас занимается? Суди ты без предрассудков в виде личного отношения, осознала бы, что я здесь ещё не самый большой злодей. — Однако же Лизу убили из-за тебя. — Она говорит с ним через губу, и глаза от слез начинает щипать невыносимо. Тома зажмуривается. — До Василия мне давно уже дела нет. Но до тебя… Всегда было. И ты должен понимать, что твои ошибки и решения проходятся двойным уроном по моему сердцу. Именно из-за личного отношения тоже. Она смотрит ему прямо в глаза, когда собирается наконец с духом. Он отнимает ладонь от её щеки. Глаза Томы блестят, как когда-то давно. Когда он впервые коснулся её молодых пухлых ещё немного детских губ своими. — Прости, мышка. — Это всё, что он может сказать. Потому что всё остальное было выше его сил. Рагнар уходит, оставляя её одну за закрытой дверью. Тома жалеет лишь о том, что не смогла выстрелить, когда у неё была возможность.