***
Резко очнувшись, он молниеносно сел на матрасе, пялясь в одну точку и пытаясь отдышаться. Снова этот чёртов сон про Пашу. Снова он обрывается на самом интересном. — Кошмар? — прошептала проснувшаяся от вздохов мужа Анна. Он часто врал ей, что это были кошмары про бой на злополучном Д-6, во что она поначалу верила, но затем, когда Артём начал всё чаще мямлить во сне имя Павлика, она что-то заподозрила. Чёрный не скрывал от жены предательство, которое он помнил и по сей день, так что она прекрасно знала кто такой этот Павел Морозов и за какие грехи ему стоит покаяться. То, чего она не понимала — это то, что Артём всё чаще пытался его каким-либо образом оправдать. Мол, не хотел он, ему пришлось, расстреляли бы его. Особенно таких оправданий стало больше после того, как пришло это чёртово письмо. — Да, кошмар. — Нахмурившись и потерев глаза, Артём встал. Уснуть он уже не сможет, так пусть хоть Ане надоедать не будет. — Пойду покурю. — Снова? — Она тяжело вздохнула. — Заканчивал бы ты с этим, Тём. Выслушав жену, он всё же встал с раскладушки, не рискуя оборачиваться. Да, определённо, было стыдно перед Аней, она ведь волнуется, заботится, а он… как всегда. Взяв со стола самокрутку и самодельную зажигалку, Чёрный отодвинул плотную ткань, висевшую на входе в палатку, которая должна была служить дверью. Снаружи было тихо и темно. Когда на ВДНХ по часам наступала ночь, все затихали и тушили свечи и лампы, с помощью которых и освещалась вся станция «днём». Это было у них что-то вроде негласного правила. Да, было тут далеко не как в Полисе, но Артёму было намного легче здесь. Именно он сначала уговаривал Мельникову переехать сюда, на что она хоть и не сразу, но всё-таки согласилась. Что теперь? Было ему так же легко? Уже не так как раньше. Хотелось уже совершенно другого, чтобы было как тогда. Чтобы не тут, чтобы не с ней. Тихо пройдя пару шагов от их с Анной места жительства, он подошёл к пустующей курилке. Сколько времени? Часы, к сожалению, остались на столе в палатке. Тихо цокнув языком, Артём достал одну из припасённых самокруток, которые ему подсунули ещё на «Китай-городе». Эта дрянь была сильной, но щадящей. Невольно вспомнилось, как однажды он по-глупости попросил стрельнуть у Мельника, на что полковник, ухмыльнувшись, протянул ему одну из своего запаса. После такой щедрости Артём чуть лёгкие не выкашлял, настолько сильно эта штуковина жгла лёгкие после первой затяги, что Тёма боялся представить, как Мельник вдыхает этот адский дым чуть-ли не полной грудью. Улыбнувшись воспоминаниям он принялся щёлкать зажигалкой в ожидании желанного огонька. После нескольких неудачных попыток, окончательно разозливших рейнджера, зажигалка наконец подожгла зажатую в губах самокрутку, после чего приказала долго жить. Что-то недовольно промычав, Чёрный всунул её обратно в карман. Чего он ждал? Что зажигалка, которую ему ещё дядя Саша подарил на совершеннолетие, будет служить до самой старости? Смешно. Ведь он её почти что каждый день использовал, а в логовах пауков так вообще часами не гасил. Это ему Паша такой наказ дал. Ухмылка исчезла сама по себе от мыслей о старом товарище. Вдохнув очередную порцию непонятно чего, он погрузился в размышления окончательно: Павлик… После боя на Красной площади он каждый день вспоминал это имя, это лицо, этот голос. Он думал о том, правильно ли он сделал. Правильно ли сделал, что пощадил его, наглого предателя, что так умело играл на чувствах молодого рейнджера. Рука невольно задрожала, но он спихнул это на дозу дури, которую он вдыхал. А неделю назад пришло письмо. Потрёпанная, но всё такая же красивая открытка с рисунком Эйфелевой башни. Артём часто получал открытки от своих друзей и родных: Ани, Сухого, Хантера, так что ничего сверх необычного он не ожидал. Тщательно осмотрев красочное изображение башни он решил глянуть отправителя, чтобы позже поблагодарить его лично или отправить благодарственное письмо, ведь открытки стоили совсем недёшево. Перевернув её вверх дном он пробежался по красивому почерку: «Ну что, мушкетёр, до встречи на Елисейских полях!» Сердце пропустило удар, а тем временем напуганный взгляд переместился ниже: «Твой: друг Паша» И он вовсе замер, отдавшись мыслям. Окурок упал на пол, когда Артём невольно разжал пальцы, держащие его. Пора прекращать с воспоминаниями, так и пожар устроить можно. Затушив его сапогом он смахнул пепел в сторону. В тот же день он начал с энтузиазмом допрашивать Сухого о том, где эти Елисейские поля находятся и как туда попасть из метро, тыкая открыткой в лицо отчиму. — Это во Франции, Артём, — ответил Александр, уже не выдержав незатыкающегося Чёрного и наконец отвлёкшись от важных документов. — Мне казалось, твой Морозов с Красной линии, а не из Парижа, — с улыбкой хмыкнув себе под нос, он вновь опустил голову в бумаги. Первым, кому побежал жаловаться на Павлика Артём, был конечно же дядя Саша, так как никому кроме него и дневника он доверить свои переживания не мог. Ане он тогда недостаточно доверял, думая, что она лишь начнёт насмехаться над ним, мол «нечего с кем попало ластиться, особенно когда он коммунист, потенциальный враг. Ты б ещё с рейховцем за ручку взялся и в петлю вприпрыжку». Расстроенный ответом Сухого, он ещё раз глянул на открытку. Теперь это казалось совершенно логичным: «мушкетёр», башня, Елисейские поля… это всё было намёком на глупую сказку, которую Паша так любил. «Три мушкетёра»… а Артём уже успел понадеяться на долгожданную встречу. Опустив взгляд, он наконец направился к выходу из кабинета отчима, как вдруг: — Знаешь, нам через недельку приедут товары с Красной линии, — промолвил Сухой, не отрываясь от работы. Артём притих, оборачиваясь на голос. — Ты уже взрослый, сам понимаю. — Он наконец поднял глаза на Чёрного. — Езжай с ними, Артём. Тебе это надо. — Он улыбнулся. — В последнее время ты только о Морозове и говоришь, — Сухой ещё больше ухмыльнулся после своей речи, а затем снова уткнулся в документы. С тех пор он как на иголках. Уже утром они выезжают. Вещи рейнджер собрал в тот же день, как узнал о предстоящей поездке, за что Аня над ним по-дружески посмеялась, а он лишь отмахнулся, мол предусмотрительный и всё. Когда он вернулся в палатку, Анна уже тихо посапывала. Не дождалась. Включив часы на столе, рейнджер расширил глаза. 6:43. Осталось два часа для сна. Нельзя их упустить. Артём лишь плюхнулся рядом с женой и накрыл их обоих тряпкой, имитирующей одеяло. Завтра трудный день.***
Перекинув тяжёлый рюкзак в дрезину, Чёрный ещё раз оглянулся на Аню, которая вызвалась его провожать. Легонько помахав ей рукой на прощанье, он сам спешно прыгнул внутрь, не желая снова на неё смотреть. Любит же придурка, а вот он давным-давно остыл. Видел он в ней не больше сестры, которую любил всем сердцем, но по-родному, по-семейному Дрезина с грохотом двинулась в тёмный туннель. Рейнджер уже не мог дождаться прибытия.***
Бесконечный поток новостей со стороны его попутчиков невероятно напрягал рейнджера. Все пытались как-то привлечь его внимание, поговорить с ним, обсудить всё тех же пресловутых Чёрных, которые более года назад пришли на ВДНХ… А он всё думал, игнорируя всех вокруг него… Что, если Павел не ждёт его? Зачем он вообще едет? Не лучше ли остаться дома, с любимой женой? С любимой ли? Отряхнувшись, рука сама потянулась к открытке, лежавшей в кармане. Ещё раз пройдясь по аккуратному почерку глазами, приятное и такое родное чувство в районе живота вернулось, вновь одаряя Артёма светлой улыбкой. Да, он определённо ждёт.***
— На выход, паспорта готовим, — раздался хриплый голос одного из попутчиков прямо над ухом мирно дремлющего Артёма, заставив того вздрогнуть. Лениво поднявшись, он принялся шариться в рюкзаке в поисках паспорта, который положил ещё в самый первый день. Дальше на поверхности уже было по мелочи: термос, свитер, чай, пропуск… Удачно достав корку из переднего кармана он протиснулся вперёд оставшихся зевак и показал её смотрящему. Тот, лениво взяв паспорт, недоверчиво поглядывал сначала на документ, а затем на самого Чёрного. — Цель визита? — спросил тот. — Путешествую, — кратко соврал рейнджер. После нескольких неодобрительных взглядов со стороны смотрящего, он, наконец, решил подать голос: — Проходи. — Тот протянул документ обратно владельцу и обернулся на другого пассажира дрезины. — Но сильно не путешествуй, а то не дай бог снова метро спасать придётся. — Он и его товарищ, разразившись хриплым хохотом, расступились в стороны, дабы пропустить нахмурившегося Артёма. Как оказалось, он его узнал. Ну конечно, дважды «герой», как тут не узнать? Лишь раздражённо цокнув, он прошёл мимо охраны в небольшую комнату с ещё двумя солдатами, которые, заметив парня, затихли и один из них сразу же подступил ближе. — Оружие с собой? — Начав хлопать по бокам Артёма спросил он. Чёрный на это решил лишь честно кивнуть. Всё равно от них не скроешь. — Выкладывай. Медленно вытащив из кобуры один единственный револьвер, он положил его на стол. Второй солдат, надев перчатки и подобрав его, начал внимательно осматривать, искоса поглядывая на Чёрного. — Всё? — И снова кивок со стороны Артёма. — Ну-ну, парень, а патрончики? — Вмешался второй. Артём, конечно, недоумевал, но вдруг, всё-таки, у них тут так принято. В прошлый раз он попал к Корбуту в гости далеко не через парадный вход, так что точно знать не мог. Достав из кармана десять армейских патронов он молча протянул их офицеру. Тот, нахмурившись, отодвинул от себя протянутую руку рейнджера под пристальный взгляд первого офицера: — Убери ты эту гадость, — опешил он. — От револьвера патрончики где? — указав на лежащее на столе оружие, тот не отрывал взгляда от Артёма. — А их зачем сдавать? — Чёрный удивился не меньше солдата. Как он без оружия стрелять-то будет? Или они думают, что он просто патронами кидаться станет? — Мало ли где ты ещё мог ствол запрятать. — Синхронный хохот резко раздался по комнатушке, а затем так же резко затих. Чёрному даже показалось странным такое поведение офицеров. Будто он общается не с краснолинейцами — специально обученными солдатами, у которых дисциплина дороже матери — а обычными бандитами. — Так что, давай, не выкобенивайся. — Солдат показательно перезарядил свой «калаш», дабы припугнуть Артёма. — Ну держи, раз тебя так беспокоит мой ствол. — Под хихиканье первого офицера и очумевший взгляд второго, рейнджер выложил металлический ящичек с патронами, который лежал в переднем кармашке его уже привычной брони. — Дошутишься же когда-нибудь, товарищ. — Разозлившийся солдат всё же принял шуршащую коробочку, внимательно осматривая рейнджера с ног до головы, а затем, что-то прорычав, продолжил: — Рюкзак подавай, его тоже проверим. Рейнджер решил слушаться. Оружия, чтобы безнаказанно огрызаться, у него больше не было. Обыскав его, второй офицер вновь раздражённо вздохнул. Видимо, придраться было больше не к чему: — Проходи. В следующий раз не пропустим. — Он открыл железную дверь позади себя ключом, который висел в связке на его поясе. — Кстати, за такие шутки… — лишь промямлил он вслед уходящему Артёму. — В костях бывают промежутки, — подхватил другой, после чего за уже захлопнутой дверью раздался приглушённый смех. Оглянувшись вокруг, Артём даже не знал, на чём задержать взгляд: Здесь определённо бурлила жизнь, ходили туда-сюда люди от ларька к ларьку, о чём-то оживлённо беседовали, где-то вдалеке даже играл гордый марш. Запах навеял ему ужасно много воспоминаний. Здесь отовсюду пахло Павлом, а точнее тем же, чем пахло от Морозова: гордостью и порохом. Это всё, складываясь друг на друга, заставляло чувствовать трепетание в районе желудка. Рейнджер отряхнулся. Будто девчонка, ей-богу. На колоннах хоть и были развешаны лишь агитплакаты, но более ничем станцию нельзя было отличить от того же Китай-города. Чёрный вновь задумался, что эти «красные» были точно такими же людьми как и он, но только с другой, можно сказать, верой. И вот он здесь, на Проспекте Маркса. Совсем недалеко злополучный Театр, а там и станция, которая ему нужна — «Площадь Революции». Но как туда попасть? Чёрный и так прошёл сюда лишь из-за того, что когда-то давным-давно новоиспечённый генсек Леонид Москвин лично подошёл к нему на каких-то переговорах между Орденом и Красной линией. Тогда у них завязалась дружеская беседа о «старых временах», когда именно Лёня освободил Артёма, который позже спас всё метро. Он так этим гордился, что невольно заставил улыбнуться самого рейнджера. Вёл он себя будто мальчишка, хотя был лишь ненамного младше Чёрного. Посмеявшись и немного выпив, Леонид, несмотря на сопротивление Чёрного, подсунул ему какую-то бумажку со словами: «Будешь на Красной линии — обязательно заходи». Артём, конечно, заходить и не думал. Кинул куда-то в сторону, да и забыл. Только лишь когда узнал от отчима, что без пропуска сбросить его смогут только на «Библиотеке», о которой до этого дня он вспоминать не желал, всё же отыскать эту бумажку пришлось. Но как же попасть на «Площадь Революции»? Туда его уж точно и с пропуском не впустят. Продолжая оглядываться и наслаждаться атмосферой станции, которая уж очень напоминала Чёрному о своём мушкетёре, он завидел вдалеке несколько солдат в знакомой форме, которые о чём-то оживлённо болтали. Недолго думая он направился к ним. Может, помогут чем. Подойдя чуть ближе стало заметно, что солдаты эти ненамного выше Артёма. Лишь на полголовы, да, но это всё ужасно напрягало. Заманят они его за угол, а там и… Вздрогнув и прогнав все мысли о плохом, Тёма всё же набрался необходимой смелости: — Извините! — вмешался подбежавший Артём. — Вы не знаете, как я могу попасть на Площадь Революции? Солдаты повернулись на запыхавшегося парня с недоумением: — Ага, щ-щас! — начал самый высокий. — Стану я кому попало говорить, так ещё и… — Он засмотрелся на нашивку рейнджера, на которой была изображена красная «М» и череп. — О-опа, так ещё и со Спарты! Думаете, раз мы союз заключили так всё, все координаты, склады и пароли сразу общие? Артём, приуныв, опустил взгляд. — У меня…меня генсек там ждёт. — Он поднял бумажку к лицу мужчины, на что тот лишь усмехнулся. — Дак давай у него и спросим, ждёт он тебя там или нет? Вспомнишь лучик — вот и солнышко. Со спины солдата подошёл он — Леонид Москвин, который, увидев Артёма, сразу же раскрыл глаза от изумления и шока: — Ах, дорогой Артём! — воскликнул он, проходя через разошедшихся в удивлении солдат. — Как же замечательно, что ты решил заглянуть! — Тот пожал ему руку, а затем с неподдельным интересом начал спрашивать обо всём, что произошло с Чёрным с их последней встречи: как он доехал, всё ли нравится, какое впечатление о новой Красной линии и так далее. Дошло и до того, что он за разговором потащил рейнджера в какой-то подпольный бар, где их начали обслуживать по полной программе: То водку подадут, которая, между прочим, стоит довольно дорого, то свининку, припасённую специально для генсека. В общем, было ощущение, что его здесь ждали. Артём, по старому опыту, воздержался от всего, что ему так яро предлагали употребить под предлогом: «Давай, Артём! Видишь, как Маруся старалась, готовила? Чего не ешь?», так как второго предательства он точно пережить не хочет. Леонид же, наоборот, вбирал в себя уже вторую принесённую бутылку, совсем не стыдясь гостя, да и вообще окружающих. Как бы объяснить мальчику, что такому уважаемому лицу, вообще-то, пить на людях не принято? Да и пить, между прочим, он не умел. Не сказать, что сам Артём мог похвастаться таким умением, так как ему пить по-крупному приходилось всего несколько раз, и заканчивались они всегда плачевно: например, разгромом бара или допросом у красных. Когда Москвин уже был навеселе, закончив рассказ о том, что с ним Красная линия пошла на поправку и без такого чудесного лидера она так и осталась бы столицей кровопролития, он решил резко предложить переместиться из бара: — Может, прогуляемся по станции? — промямлил уже весёлый Леонид — Она ИН-ТЕ-РЕС-НЕЙ-ША-Я, — решил генсек сказать по слогам, дабы не ошибиться в таком особенно сложном, для синего разума, слове. — Я бы рад, Лёня, правда, но дело есть, — вежливо отказался Чёрный, окончательно умотавшийся от бесконечной болтовни ни о чём. — Мне нужно попасть на Площадь революции, можешь помочь? На этих словах Москвин резко изменился в лице. — А… зачем тебе… на Площадь рево… люции? Артём, насколько он помнил, никогда не упоминал Морозова в разговоре с Леонидом. Он доверял свои переживания насчёт его лишь самым близким, иначе остальные просто посчитали бы Артёма глупцом, который сначала доверился кому попало, а теперь страдает, как и ожидалось. Рейнджер подумал, что пьяный мозг Лёни уж точно не запомнит этого разговора, а особенно после количества алкоголя, который тот в себя вылил. — Я… я ищу майора Павла Игоревича Морозова, — полное ФИО вместе со званием оставило неприятное послевкусие. «Майор». Он, ещё тогда, в концлагере и подумать не мог, что этот «Пашка» является майором, чуть-ли не правой рукой Корбута. Хоть Павел никогда не казался ему открытой книгой, рейнджер думал, что тот, со своим характером, со стопроцентной вероятностью какой-нибудь салага или обычный солдат, но никак не майор. — Морозова?.. Зачем? — Тот уставился на Чёрного с откровенным непониманием. — Хочешь отомстить? Глаза Артёма стали будто по пять копеек. Откуда он знает? Заметив немой вопрос рейнджера, Лёня решил не ждать, пока Артём всё же осмелится заговорить: — В тот день… когда я тебя отп… отпустил, мне пришлось невольно подслушать, как Корбут хвалит Морозова за… выполненное задание. — Тот вздохнул, обдумывая мысль. — А я всё-ё зна-аю. — Он улыбнулся. — Но не б… бля… не бойся! Ни с-слова! — Показав примитивный жест, будто застегнув молнию на губах, генсек, икнув, добавил: — Клянусь Марксом. И Артёму будто стало от этого легче. С одной стороны, мало ли что пьяный мальчишка несёт, а с другой — этот самый пьяный мальчишка говорит будто от души, от самого сердца. — А… как я могу найти Паш. Павла? — Тот пододвинулся к столу, сократив расстояние между ними. — И где? — добавил он уже чуть-ли не полушёпотом. Вот она — финишная прямая его путешествия. Осталось только выманить у Леонида всю информацию, а там уже и недалеко. Но, вдруг, мысли, которые не посещали Чёрного до этого, вдруг вернулись: Что, если Павел не будет рад его видеть? Может, это была глупая шутка? Может, письмо вообще не от него? Куча человек в метро наверняка читали эту глупую сказку. Это мог быть любой другой Паша. Ведь даже Чёрный за свой путь встретил как минимум двоих Павлов. Может вообще не идти дальше? Остаться тут с пьяным Лёней… Хоть сомнения и прокрадывались Артёму глубоко в мозг, словно паразиты, разъедающие внутренности, его стремление и вера оказывались намного сильнее этого гула внутри. Лёня, потупив взгляд, загадочно и немного жутко ухмыльнулся, услышав вопрос рейнджера: — Там же, где отца… где Корбута! В могиле, с-сука, в аду-у! — Артём замер. Спокойно, это алкоголь, это алкоголь, это алкоголь, этоалкогольэтоалкоголь… Лёня уже чуть-ли не лежал на стуле, посмеиваясь. — Извини, Артё-ёмушка! — И снова тот начал хихикать. — Мы тебя не дождались! Ах, какое было представление, какое-е! Очень жаль, что тебя не было, жа-аль! Ярость вперемешку с непониманием переполняла рейнджера. Как этот сукин сын может такое говорить? Что, чёрт возьми, у него в голове? Чёрный молниеносно поднялся, и, перегнувшись через стол, взял Москвина за воротник, обронив пару пустых бутылок: — Ты что несёшь, ублюдок?! — завопил он сквозь зубы. — Что вы с Пашей сделали?! Звон в ушах заглушил все посторонние звуки, заставляя рейнджера сосредоточиться на собственном сердцебиении, вперемешку со сбитым дыханием Леонида. Белизна в глазах мешала разглядеть появившиеся эмоции на лице генсека, но он мог точно сказать, что страха так не было. Тот лишь нахмурился. Почувствовав на виске прикосновение пистолета, рейнджер был вынужден ослабить хватку, на секунду задумавшись. — Забываешься, товарищ. — Лёня казался таким спокойным, что неимоверно взбесило Артёма. — Подумаешь, не дождались! Но всех перевешали! Предателей! «Не дождались»? Что это вообще значит? Хотелось убить эту тварь. Распотрошить, несмотря на прошлые связи, разговоры, союзы, да на всё, сука, забить. — Зато знаешь, кому он писал, когда мы его на виселицу вели? — Он усмехнулся. — Не знаю, получил ли ты это письмо, но… возможно, он и правда думал, что ты его простишь. Это письмо. Мысли в голове окончательно спутались. Постепенно стало холодать, будто Артёма накрыло толстым слоем снега. Почему Павел решил написать именно ему? Зачем с этими чёртовыми намёками, будто их встреча ещё возможна? Чёртовы красные. Медленно поднявшись из-за стола и облокотившись о стену, дабы не упасть, Лёня отряхнулся, всё ещё внимательно наблюдая за реакцией рейнджера. А тот лишь смотрел на генсека, всё ещё веря, что прямо сейчас он скажет что-то по типу: «это шутка, Артём. Вот же он, Павел, прямо за углом. Живой и невредимый» Москвин и не думал такое говорить, продолжая глупо хихикать: — Врагов надо истреблять, Артём. Это же твоя фраза, так? — уже готовясь уходить, добавил: — Но ты всё же простил? То, как он обошёлся с тобой? Он молчал, не подавая виду. Ну конечно же простил. Да, Павел был последней сволочью, ублюдком, который обошёлся с Артёмом как с вещью, но он заслуживает прощения Артёма ровно так же, как и человечество, уничтожившее поверхность нескончаемыми войнами. — Я так и думал. Знал, что ты и останешься слабохарактерным. На Красной площади его пощадил, сейчас прощаешь… Лёня, хмыкнув, развернулся. Тёма наблюдал за тем, как его фигура медленно и пошатываясь удалялась в сторону солдат, встречающих того с расспросами. Ужасно начало тошнить. Куда теперь идти? За чем теперь идти? К кому теперь идти? Голова кружится, тело ломается, слышен лишь бешеный стук собственного сердца и пульсация крови в венах. Чертовски громко. Надо присесть, обдумать, выпить. Много выпить, чтобы забыть. Чтобы забыть, придётся вылить всю эту чёртову бутылку прямо в мозг. Уставившись на бутылку, непроизвольно начал её сжимать. Хотелось, чтобы больно. Чтобы кровь. Обратно, домой на ВДНХ — там ждут. Ждут невредимого. Ждут, как когда-то и он ждал, сидя один. Ждал чуда. Чудес не бывает. Чувствуя, как глаза начинают предательски слезиться, Артём пошатываясь, пошёл обратно, запинаясь на каждой кочке, совершенно не смотря под ноги. Быстрее. Гул толпы начал нервировать, напрягать, будто только на него и пялились, показывали пальцем. Слов разобрать нельзя было, ведь всё заглушалось его же дыханием. Он прекрасно знал, о чём все шептались. Ничего знакомого, одни размытые силуэты… В панике оглядываясь по сторонам он, наконец, заметил что-то боковым зрением. Знакомая куртка. Знакомая тёмно-серая куртка с рюкзаком на спине. Бешеный стук сердца затмил гул нервирующей толпы. — Павел! — вдруг на выдохе произнёс он, сам не ожидая этого, начиная двигаться в сторону силуэта. Смахнув ещё свежие слёзы с лица, он побежал вслед за ним, позабыв обо всём на свете. Бог дал ему последний шанс. Мужчина, будто бы не замечая его и пропуская мимо ушей мольбы остановиться, двигался в неизвестном направлении, словно зачарованный. Ноги ужасно ныли, просили об отдыхе, а лёгкие горели, заставляя задыхаться, но он бы не пережил этого, если бы упустил его ещё раз. — Подожди меня! — Толпа затихла, будто бы слушая лишь его. Позволяя и ему услышать тоже. Они все поддавались игре Артёма, давая ему выиграть. Звон металлической двери, закрывшейся чуть-ли не перед лицом, оглушил рейнджера. Та самая дверь, через которую он вошёл. Неужели уходит? Да, пора. Надо успеть вслед за Павлом. Одним движением открыв злополучную дверь он увидел…солнце? Яркие лучи освещали огромное пшеничное поле. Конца его Артём видеть не мог, да и не то, чтобы хотел. Впервые ведь он увидел такую красоту своими собственными глазами, а не с рассказов пожилых людей. Как же им повезло узреть такое. Желтоватые, едва созревшие колоски шевелил лёгкий ветер, поднимающий и спутанные пряди волос Артёма, заставляя те спадать на лоб. Голубое небо с едва заметными облаками так и отдавало спокойствием, беззаботностью. Будто он может прямо сейчас лечь посреди поля и вглядываться в него, забыв обо всём, что мучило его на протяжении жизни. «Весна?» — подумал Чёрный. Когда-то Павел говорил ему, что они обязательно должны увидеть весну во всей её красе. Сам он не знал, как выглядит это время года. Должно быть, именно так. Чисто и прекрасно. Никогда ещё ему не было так свободно. Именно этого и хотелось на ВДНХ. Простора и долгожданной свободы. Но чего-то не хватало. Развернувшись, его взору предстала она — та самая Эйфелева башня, о которой он был так наслышан. Такая же прекрасная, как и на открытке, которую ему прислал Павел. Большая, величественная структура, которая, наверное, была в тысячу раз больше и самой Красной площади. Он не смог бы отвести взгляд от столь прекрасного, незнакомого ему прежде вида, если бы не одна деталь, которую заметить пришлось не сразу, лишь приблизившись в полудрёме на один-второй десяток метров: Фигура, которая стояла под ней, уставившись прямиком на верхушку. То самое, чего не хватало. Моментально перейдя с еле движущегося темпа на спортивный шаг, рейнджер направился в сторону структуры, уже не задыхаясь от слабости, преследовавшей его пару мгновений назад. Вот она, финальная точка его путешествия. Долгожданный финиш. Ещё немного.Совсем чуть-чуть.
Пара метров.
Последние шаги.
Шаг.
Шаг.
Шаг…
…
Иногда цель, к которой мы стремимся больше всего, оказывается самой далёкой и недоступной.
Мужчина обернулся с ухмылкой на лице, разведя руки в стороны в дружелюбном жесте:— Вот и встретились, мой д’Артаньян.
«Вместо неба синего — серый потолок»