Хостел несбывшихся надежд

      Каждое утро Кейко начиналось не с кофе. И даже не с похода в уборную. Каждое утро Кейко начиналось с ненависти.       Ито Кейко ненавидела себя – за долги, игроманию и неумение начать нормальную жизнь. Ненавидела свою утомительную работу, бессмысленно проведённые выходные, свои вечные неудачи. Ненавидела вставать, не выспавшись, пить дешёвую бурду, жить дешёвой жизнью.       Глядя в большое мутное зеркало и нанося на лицо очередные слои «штукатурки», Кейко едва сдерживала поток ругательств. Она не любила свою внешность. Широкие плечи, маленькая грудь, тощие ноги. Длинный нос, жёсткие волосы, которые невозможно уложить нормально. И – шрамы. На щеке и пальцах – память об играх с мафией. На предплечье – след глупой юности, когда она пыталась покончить с собой. В школе пыталась убить себя, через несколько лет – спасти себя от смерти во время игр с мафией. Металась из крайности в крайность, так и не найдя свой путь.       И тем не менее, имелись люди, готовые бороться за внимание Кейко. За дружбу и даже… любовь? Этих людей Кейко тоже ненавидела. Потому что не умела дать им ни нормальной дружбы, ни уж тем более настоящей любви.       Косметика не делала Кейко красивой. Её лицо оставалось грубым и даже каким-то мужским. Но сил видеть шрамы тоже не было. С помощью нескольких слоёв основы, тональника и прочих средств их удавалось худо-бедно скрыть. Приди Кейко на работу без косметики, постояльцы были бы в шоке.       Кейко работала горничной. Эту работу она выиграла в карты у хозяина хостела. Он очень не хотел нанимать девушку с такой специфической внешностью, но Кейко уговорила его сыграть. И победила. Иногда удача всё-таки ей улыбалась.       Платили Кейко нормально, иногда перепадали чаевые, но всё уходило на покрытие долгов. Когда долги кончались, Кейко ввязывалась в новые, и конца-края этому не было видно.       За рабочие дни Кейко так надоедало убираться, что в квартире у неё вечно царил хаос. Пыль перемешивалась с просыпанной косметикой, пивные банки – с пакетиками от заварной лапши. Её тошнило от бесконечного бардака, однако сил на уборку не было. Иногда ей хотелось вернуться в просторный чистый дом семьи Сакадзаки, но там её ждала Микоко. Можно было бы ночевать на работе, но там её тоже ждали. А ещё неподалёку жила сестра, но и с ней общаться у Кейко не было настроения.       Утро было серым. К ежедневной ненависти Кейко прибавилась ненависть к погоде. В такую погоду меньше всего хочется выходить из дома.       С трудом преодолев себя, Кейко напялила куртку прямо на тонкую майку, натянула джинсы и поплелась на остановку. Ужасно хотелось закурить, но в кармане хрустели только леденцы. Хозяин хостела уже много раз грозился уволить Кейко из-за сигаретного запаха, и она решила наконец бросить.       Кейко не курила уже три дня, и с каждым днём её настроение становилось всё отвратительнее. Организм ломало без никотина, от леденцов уже тошнило. Пару раз Кейко сдавалась и шла за сигаретами, но купить их не удавалось. Где-то сломался кассовый аппарат, где-то ушёл на обед продавец… Только благодаря таким случайностям Кейко всё ещё держалась.       Хостел встретил девушку безвкусной неоновой вывеской с не менее безвкусным названием. Кейко сунула в рот очередной леденец и шагнула внутрь.       В подсобке толклась Сецуко, другая горничная. Она уже надела форменное платье с передником и теперь поправляла его, чтобы казаться ещё красивее.       – Привет, – помахала рукой Сецуко.       – Прив.       Кейко мечтала, чтобы девушка скорее свалила работать, та никак не уходила, и пришлось переодеваться при ней. Сецуко работала недолго и ещё не привыкла к странной коллеге. Кейко в растянутой майке и с небритыми ногами казалась ей инопланетянкой.       – Чё пялишься? – буркнула Кейко, натягивая чулки.       Сецуко отвела взгляд.       – Почему ты всегда в перчатках? – спросила она робко.       – Руки мёрзнут. – Кейко аккуратно, чтобы не стереть макияж, надела через голову платье.       – Понятно. – Сецуко в последний раз поправила фартук и вышла. Кейко показала ей вслед фак.       Хостел делился на две части: одна состояла из нескольких ярусов спальных капсул, другая – из комнат с футонами. В комнатах было просторнее, и Кейко больше любила убираться там. Менять постель в капсулах было муторнее, Кейко вечно ударялась о стенки и потолок и грязно ругалась. Некоторым постояльцам это не нравилось, они грозились нажаловаться начальству. Кейко едва сдерживалась, чтобы не послать и их.       Всё утро прошло в ожидании неизбежного. Кейко знала, что он непременно явится сюда. Она уже свыклась с его присутствием, хотя ей всё ещё было неприятно. Он постоянно приходил сюда – иногда после уроков, иногда даже оставался на ночь. У него было полно денег – и, кажется, даже свой бизнес в шестнадцать лет. Он и выглядел сильно старше. Хёдо Кадзуя. Сын Хёдо Кадзутаки, давнего врага Кейко.       Кейко не знала, чем она так запала в душу юному мажору. Возможно, Кадзуе просто нечего было делать. Возможно, это был своего рода протест против старика. Или Кадзуя искал острых ощущений, пытаясь подкатывать к женщине на шесть лет старше себя? Кейко было любопытно, но не настолько, чтобы спрашивать.       Кадзуя появился после обеда. Кейко как раз стояла на лестнице, прикидывая, нормально ли она застелила спальную капсулу в верхнем ряду. Сильные руки толкнули её сзади, буквально впихнув внутрь. Кейко завизжала, утыкаясь лицом в чистую постель.       – Ты идиот! Какого хрена делаешь?!       На простыне остался отпечаток косметики, которой Кейко утром так тщательно покрыла своё многострадальное лицо.       – Мне же теперь простыню менять! И макияж править!       Кадзуя весело хохотал, и Кейко от души лягнула его. Крепкие каблуки – хоть какая-то польза от форменных туфель.       – С ума сошла! – простонал Кадзуя, держась за живот.       Кейко рванула на себя запачканную простынь, спрыгнула на пол и метнулась в уборную.       К счастью, макияж размазался не так уж сильно и шрамы всё ещё были прикрыты. Кейко подкрасила губы, потом скорчила себе рожу. Возвращаться не хотелось, но и сидеть весь день здесь было бы странно. Кейко сунула в рот ещё два леденца и принялась остервенело крушить их зубами. Она мечтала освободиться от всепоглощающей ненависти к своей никчёмной жизни.       Через пятнадцать минут Кейко, проклиная всё на свете, выбралась из уборной. Кадзуя, конечно же, ждал прямо за дверью.       – Я уж думал, тебе стало плохо, – заявил он со слащавой улыбкой.       – Мне всегда плохо, когда ты приходишь.       – Не придумывай.       Кейко поспешила за новой простынёй, и Кадзуя зашагал рядом.       – Ну давай поговорим нормально! – увещевал он. – Почему мы не можем просто немного пообщаться? Все девушки от меня без ума, одна ты вечно шарахаешься.       – Потому что ты мне противен! – Мимо прошёл хозяин хостела, и Кейко пришлось нацепить на лицо улыбку. – Я уже много раз говорила, что не хочу с тобой общаться. Мне не нужны ни твои деньги, ни твоё грёбаное внимание. Оставь меня в покое! Я не хочу иметь ничего общего с вашей семейкой!       – Я так и думал, что это из-за отца. – Кадзуя всплеснул руками в притворном отчаянии. – Ты даже не даёшь мне шанс! С чего ты взяла, что я такой же, как он? Я гораздо, гораздо лучше!       – Если ты такой хороший, помоги мне!       Кейко схватила с полки стопку простыней и сунула Кадзуе в руки. Тот от неожиданности её принял.       – Неси вон туда, – велела Кейко. – Будешь мне подавать, а я буду застилать. Если быстро справимся, я, так и быть, освободившееся время проведу с тобой.       – Ты что… мной командуешь? – Кадзуя выглядел растерянным.       – Почему бы нет. – Пафосный мажор в роли горничной смотрелся прекомично.       С помощью Кадзуи Кейко довольно скоро перестелила все нужные капсулы. Сецуко была явно в шоке от этого зрелища, но решила не влезать с расспросами. Кейко мысленно её похвалила.       – Ну и работка у тебя, – выдохнул Кадзуя, когда простыни кончились. – Я даже подустал, хотя я только подавал!       – Щас пойдём туалеты мыть! – пригрозила Кейко.       – Я думал, этим уборщицы занимаются, – фыркнул Кадзуя.       – У нас тут горничные занимаются всем подряд. – Кейко вытащила из подсобки средство для чистки сантехники.       – Не буду я унитазы чистить, я в приличном костюме! – упёрся Кадзуя.       – Ничего. У нас есть запасное платье горничной. Наденешь и вперёд.       – Я не буду ходить в платье! Наследник богатейшей подпольной корпорации — и вдруг драит сортиры в хостеле!       – Так тебя больше волнуют сортиры или платье?       У Кадзуи в кармане зазвонил телефон, и тот, скривившись, прижал его к уху. Пока он разговаривал, Кейко надела поверх своих перчаток резиновые, а заодно достала вторую пару — для Кадзуи.       – Не знаю уж, войдут ли твои руки в такие перчатки, но других у нас нет, – заявила она, когда Кадзуя закончил говорить. Кейко ждала, что Кадзуя развопится, но он выглядел тихим и унылым.       – Мне нужно ехать. Отец зовёт. Срочные дела. Вечно он не вовремя. Было весело с тобой. Прости. Давай сходим вечером в ресторан? Я просто хочу с тобой ещё поболтать.       – О чём мне болтать с сыном Хёдо Кадзутаки? – ощерилась Кейко.       – О жизни. Мне правда нужно с кем-то поговорить. С кем-то, не связанным с мафией.       – Поговори со своими одноклассниками. – Кейко не понимала, почему Кадзуя выбрал на роль «жилетки» именно её.       – Они тоже… кхм… по большей части из якудза. Ты же понимаешь, что я учусь не в обычной школе.       – А мне что с того? – Кейко демонстративно развернулась и двинулась к туалетам.       – Подожди-подожди! – заторопился Кадзуя. – Я хочу сводить тебя в действительно хороший ресторан! Ты можешь со мной там не разговаривать, если не хочешь. Просто поешь вкусных блюд. У тебя наверняка на ужин одна заварная лапша или что-то подобное.       Кейко задумалась. Денег на хорошую еду и неё и вправду не было, а жрать одну лапшу было уже невмоготу.       – Это точно не ресторан с какими-нибудь кровавыми шоу? – осведомилась она.       – Нет, обычный ресторан. «Золотая хризантема», он здесь, недалеко. Там очень вкусно готовят. Он не принадлежит мафии. Это просто ресторан.       – Ну… допустим, я согласна. Что дальше?       – Сегодня в восемь! – просиял Кадзуя. – Я могу заехать за тобой прямо сюда!       – Сама дойду. – Кейко представила, сколько пойдёт сплетен, если Кадзуя не просто начнёт приходить сюда, но и увезёт её на своей крутой машине.       – Проводишь меня? – спросил Кадзуя с надеждой.       – Ладно, – буркнула Кейко.       Большой чёрный джип уже ждал Кадзую у дверей.       – Это тебе! – Кадзуя быстро сунул что-то в руки Кейко и прыгнул в машину.       – Не надо мне твоих подарков! – хотела крикнуть Кейко, но слова застряли в горле. Вещью, которую вручил Кадзуя, была пачка хороших сигарет.       Проводив Кадзую, Кейко воткнула в губы сигарету и щёлкнула зажигалкой. Теперь, когда у неё было курево, жить стало немного легче.       Лил дождь, но под навесом у дверей было сухо. Кейко рассеянно наблюдала за прохожими, отмечая, у кого какой зонтик. Один из зонтов показался ей знакомым – даже слишком знакомым. И его обладательница направлялась прямо к хостелу.       Оказавшись в сухой зоне, загадочная девушка опустила зонт, и Кейко едва сдержала непечатное слово. Конечно же, как она могла забыть?! Этот зонт с дурацкими блёстками — он принадлежал Сакадзаки Микоко.       Микоко выглядела озабоченной, но при виде Кейко она мгновенно просветлела.       – Это ты! Как я рада тебя видеть!       – Что ты здесь делаешь?.. – выдавила из себя Кейко.       – Я поссорилась с отцом. Он выгнал меня. Я решила переночевать в хостеле. Неужели ты здесь работаешь?       «Нет», – хотела сказать Кейко, но это было бы глупо.       Дождь начал захлёстывать под навес, заливая чулки Кейко. Микоко взяла её под руку и завела в холл.       В холле они сели на диван.       – Из-за чего вы поссорились? – спросила Кейко, чтобы спросить хоть что-то.       – С тех пор, как он прогнал тебя, я очень грустила. Никак не могла ему этого простить. Меня поддерживали только твои сообщения, но ты так редко отвечала… Ты даже не сказала, где теперь живёшь и кем работаешь. Я боялась, что ты ввязалась во что-то плохое.       – Да во что я такое могу ввязаться? – ненатурально удивилась Кейко. – Я живу в маленькой съёмной квартире. Работаю в хостеле. Ничего плохого, хотя и хорошего мало. Всё как у всех. Нечего рассказать.       – Мне просто… хотелось знать о тебе хоть что-нибудь. – Микоко ковыряла пол носком брендового ботинка. – Я понимаю, то моё предложение испугало тебя… Забудь. Только не исчезай.       Кейко вздохнула. Тот разговор был и правда сложным. Слишком сложным для человека, который даже толком не понимает, что такое любовь.       Тогда, в последний вечер житья у Сакадзаки, Микоко позвала Кейко в спальню и там вдруг призналась ей в своих чувствах. Сказала, что любит Кейко и хочет с ней встречаться. Что Кейко хоть и не парень, но лучше любого парня. Пока та думала, как корректнее отказать Микоко, ворвался Сакадзаки и объявил, что Кейко здесь больше не живёт.       Кейко подозревала, что он и так давно собирался её выгнать, а дочь лишь подала дополнительный повод. И всё же сцена была неприятная. Сакадзаки, брызгая слюной, орал, что Кейко совращает его милую Микоко. Микоко истерически рыдала и грозилась уйти из отчего дома. Кончилось тем, что Сакадзаки запер дочь в комнате, а Кейко быстро собрала вещи и удрала, пока за ней не образовалось «хвоста».       С тех пор Микоко то и дело писала ей SMS-ки, но Кейко их в основном игнорировала. И вот они снова пересеклись. Всё-таки, даже Токио не такой уж большой город, если в нём есть человек, с которым лучше не встречаться.       – Понимаешь, Микоко… – Кейко старалась подобрать слова, чтобы выразить свои разбегающиеся мысли. – Я вообще не создана… для дружбы. И уж тем более для любви. Я не умею дружить. Я… просто боюсь привязываться. Все мои друзья умирают либо предают. А большего, чем дружба, я никогда не испытывала. Я… одиночка. Я хочу быть одна. Прости.       Микоко смотрела на покрытое маской косметики лицо Кейко, её излишне ярко накрашенные губы и глаза. Казалось, что сердце вот-вот разорвётся от тоски. Кейко никогда не рассказывала о прошлом, но Микоко знала, что там было что-то страшное. Что-то, что оставило шрамы не только на коже, но и на сердце Кейко. И, сколько ни маскируй, эти шрамы явятся на свет, стоит немного стереть «защитный грим». Раньше Микоко верила, что сумеет излечить эти шрамы, но теперь начала понимать, что это, скорее всего, невозможно. Она втайне надеялась, что Кейко сжалится над ней и позовёт к себе ночевать, но та лишь пробормотала:       – Если старик тебя выгнал, хостел — отличное решение. У нас недорого и уютно. Уже завтра он прибежит к тебе с извинениями, вот увидишь. Он очень тебя любит. Твой отец умеет любить… в отличие от меня.       – Ито!!! Опять куришь?! Мало я обещал тебя уволить?!       Кейко и Микоко разом вскинули головы. Разъярённый хозяин хостела стоял прямо напротив них.       – Пожалуйста, не ругайте её, это была моя идея закурить. – Микоко мгновенно вскочила и принялась кланяться. – Я заплачу штраф, только не трогайте Кейко!       – Тысяча иен.       Микоко принялась отсчитывать деньги, а Кейко, чертыхнувшись, затушила сигарету о подошву и бросила в урну. Появление Микоко выбило её из колеи настолько, что она даже забыла выбросить сигарету, заходя в хостел.       – Как ты проводишь выходные? – поинтересовалась Микоко, когда хозяин хостела ушёл.       – Да никак. Сплю, телевизор смотрю. Иногда пью пиво.       «Ещё играю в карты», – добавила Кейко про себя.       – А помнишь, как было весело в выходные, когда ты жила с нами? – Лицо Микоко расплылось в мечтательной улыбке. – Мы играли в лото, ханафуда, ходили в парк!       – Да, да. – Всё это Кейко ненавидела и делала, лишь чтобы не ссориться с Микоко и её папашей.       – Я начала читать новую ранобэ. Очень интересно! Про любовь человека и инопланетянки. Хочешь, одолжу потом?       – Спасибо, я не очень люблю читать.       Микоко замолчала, думая, что ещё сказать.       – Тебе идёт форма горничной, – произнесла она наконец. – И вообще, здорово, что ты работаешь. Папа всегда говорил, что работа приносит пользу.       «И поэтому несколько лет не работал, просаживая деньги в автоматы, – мысленно скривилась Кейко. – Да и Микоко вроде как учится, но по факту больше мается дурью. Она тоже могла бы пойти работать, может, и поумнела бы чуть-чуть».       – Я бы хотела на каникулах поработать здесь, в твоём хостеле, – заявила Микоко, и Кейко едва не подавилась. Под работой для Микоко она подразумевала не работу в одном с ней месте.       – Быть горничной – тяжёлый труд, – произнесла Кейко как можно нейтральнее. – Тебе лучше поберечь себя, Микоко. Не расстраивай отца, он мечтает о лучшей доле для тебя.       – Я могу быть администратором, – не смутилась Микоко. – На время отпуска вашего администратора. Это несложно, и как раз нужна хорошая внешность.       – Ага. – Кейко стало смешно, и она сделала вид, что кашляет.       – О нет, ты простудилась! – ахнула Микоко. – Это всё из-за того, что выходишь на улицу без куртки, ещё и промочила ноги. Тебе надо выпить лекарство!       – Обязательно, – соврала Кейко. – Ты иди к администратору, пусть тебе подберут спальное место, а я пойду лечиться.       Устроившись на новом месте, Микоко принялась ходить повсюду за Кейко. Та едва сдерживалась, чтобы не наорать на девушку, и пыталась припахать её делать что-то полезное.       «Из дома скину старику Сакадзаки сообщение, что его дочка здесь, – успокаивала себя она. – Он примчится и заберёт свою драгоценность. Наверняка он её уже простил».       В четверть девятого Кейко в старой куртке и заношенных джинсах вошла в двери «Золотой хризантемы». Швейцар посмотрел на неё с подозрением, но задерживать не стал: Кадзуя наверняка обо всём его предупредил.       В зале витали такие запахи, что у Кейко мгновенно свело живот. Она почти ничего не ела за день и теперь готова была сожрать хоть десять блюд.       Кадзуя ждал её в уютном закутке, отгороженном ширмой.       – Ты опоздала, – заметил он сварливо.       – А куда спешить? – Кейко плюхнулась на стул, пригладила торчащие волосы.       – Я тут уже кое-что заказал, но ты можешь выбрать что-нибудь ещё. Всё за мой счёт.       – Мило с твоей стороны. – Кейко уткнула длинный нос в меню.       Подошедший официант поставил на стол несколько ароматных блюд. Кейко пододвинула к себе одно из них и начала жадно есть. Ей казалось, что она никогда не пробовала ничего столь прекрасного.       «Как меня, оказывается, легко купить», – маячила где-то на периферии сознания неприятная мысль.       – Так о чём ты хотел поговорить? – осведомилась наконец Кейко, когда еда перестала влезать в её раздувшийся живот.       – Просто пожаловаться. Как подруге. Раз уж ты не хочешь со мной встречаться, то хотя бы выслушать же согласишься?       – Допустим. – Кейко понимала, что даже если история Кадзуи будет неинтересной, то донести себя до дома ей сейчас вряд ли под силу.       – Я устал от подхалимства. От всех этих бесконечных заискиваний. Все или пытаются выслужиться передо мной, или тупо боятся. А мне так хочется просто пообщаться с людьми на равных!       – ...И для этого ты выбрал меня? – Кейко с трудом сдержала истерический смех. – У меня с тобой общего – только то, что со мной тоже не общаются на равных. Только вот меня, в отличие от некоторых, в основном пытаются или надуть, или прогнать, как бездомную собачку. Все мои друзья давно сгинули или перестали быть друзьями. И я не хочу заводить новых, прости. Уж лучше я буду одна.       – Одиночество – тяжкое бремя. – Кадзуя вздохнул так, будто понимал, о чём говорит. – Я всегда среди людей, но всё равно одинок. Разве что в детстве было иначе. Тогда мы с друзьями действительно были близки. Мы ходили в парки аттракционов, в кино, читали мангу, даже пытались сами её сочинять!       – И куда твои друзья делись потом? – поинтересовалась Кейко скептически.       – Потом родители запретили мне общаться с людьми не из якудза. Они решили, что теперь я достаточно взрослый, чтобы постигать семейное дело. Что ж, я постиг его в совершенстве… Только вот счастливым себя не чувствую.       – Тогда прекращай заниматься этой гадостью! – Кейко прочти кричала. – Я мечтаю, чтобы корпорация твоего отца пала! И твоя тоже! Ты хоть понимаешь, что вы издеваетесь над людьми, попавшими в трудную ситуацию? Ты мог бы помогать им исправить их жизни, но не тем способом, которым это делаешь!       – Ничего другого я не умею, а это хоть немного успокаивает. – Кадзуя отпил вина. – Если я ударюсь в благотворительность, отец просто упечёт меня в психушку. Ты же помнишь, что я ещё несовершеннолетний?       – Убеги и начни новую жизнь. У тебя есть деньги. Ну или подожди до совершеннолетия, но не приноси вреда людям! Просто живи! Получи образование, твою мать! – Кейко трясло от злости.       Кадзуя покачал головой, давая понять, что всё непросто.       – Расскажи лучше про своё детство, – попросил он.       – Говно у меня было, а не детство. – Со стола упала салфетка, и Кейко пнула её носком стоптанной кроссовки. – Денег не было. Ела что придётся. Носила одежду старшей сестры. Из игрушек было то, что нашла в помойке. Отец пропивал все деньги, бил мать и меня. Потом он сдох, и стало получше. Но всё равно было хреново. Никаких аттракционов, кино и манги. Я начала играть в карты, чтобы хоть как-то отвлечься. Иногда я выигрывала неплохие суммы. И, видимо, израсходовала всю свою удачу. Быть может, мне просто не суждено подняться со дна.       – А как устроилась в жизни твоя сестра? – Кадзуя допил вино и снова наполнил бокал.       – Получше, чем я. – Кейко скривилась. – Юми всегда была более везучей. Её любили, даже отец почти её не бил. Все ставили её мне в пример. «Посмотрите, какая Юми красивая, умная, послушная!» В итоге она успешно вышла замуж и живёт себе поживает. Иногда даже зовёт меня в гости, но я не хочу её видеть. Я всю жизнь по-чёрному ей завидую.       При воспоминании о сестре Кейко стало жарко, и она наконец сняла куртку, оставшись в одной майке. Кадзуя ухмыльнулся.       – Мне нравится, что ты особенная. Не как все. Ну кто ещё додумается прийти в ресторан в майке на лямках и старых джинсах?       – Я же не знала, что ты сегодня меня позовёшь, прямо после работы. Нужно было прийти в форме горничной дешёвого хостела?       – Нет, что ты. Ты нравишься мне такой.       – Кончай пить! – Кейко силой отобрала у Кадзуи бокал, облив при этом свои вечные перчатки вином. – Мал ты ещё, чтобы бухать. И хватит ко мне подкатывать. Ты же обещал, что мы можем даже не разговаривать, а сам!..       – Я просто высказал, что думаю. Я к тебе не лезу. – Кадзуя уже не был трезв, но вполне себя контролировал. – Ты знаешь, мне иногда бывает так… грустно. Иногда я отвлекаю себя играми с должниками. А иногда мне… не хочется. И тогда я не знаю, что делать. Иногда я тушу об руку сигареты, чтобы хоть как-то прийти в себя. А вчера взял бритву и хотел себя порезать. Но потом одумался… Это всё, наверное, странно, да? У тебя подобное было?       Вместо ответа Кейко вытянула перед собой обе руки. Отсутствие рукавов позволяло отлично их рассмотреть. Шрамы от бритвы на левом предплечье. Шрамы от сигаретных ожогов. Раньше Кадзуя их почему-то не замечал, но теперь с изумлением уставился на тощие руки Кейко.       – Как видишь, не только мафия попортила мне внешность. Иногда никакой мафии не надо, мы сами себя калечим – физически и душевно.       – Я не ожидал от тебя такого, – выдавил наконец из себя Кадзуя. – Ты так прячешь шрамы на пальцах… Не думал, что ты могла сама себе причинить вред.       – Я всегда причиняю его себе сама. Я виновата в том, что потеряла когда-то пальцы. Я сама отрезала себе ухо. Да, в этом был смысл, но ведь он был и в подростковых эпизодах селфхарма. Я просто пыталась не сойти с ума. А один раз пыталась со всем покончить. Но, как видишь, неуспешно.       Официант принёс десерт, но есть уже никому не хотелось.       – Можем ли мы как-то помочь друг другу? – спросил Кадзуя, помолчав.       – Я не знаю.       Кейко поднялась со стула.       – Я, пожалуй, пойду. Спасибо за вкусный ужин. И, пожалуйста, подумай о том, что я тебе сказала.       Кейко ожидала, что Кадзуя попытается её удержать, но тот продолжил сидеть, глядя в одну точку. Кейко надела куртку и решительно зашагала прочь.       Дождь давно перестал, но было зябко и мрачно. На небе не светилось ни одной звезды — всё было затянуто хмарью.       Дойдя до набережной, Кейко потрогала грязной перчаткой парапет. Он был холодным, но уже более-менее сухим. Кейко забралась наверх, села, свесив ноги в сторону реки, и закурила. На душе у неё было пусто.       Кейко ощущала себя недоженщиной. На фоне сестры она всегда смотрелась как грубый, некрасивый мальчишка. На фоне других женщин ей тоже нечем было выделиться в лучшую сторону. Даже Микоко, с её огромным ртом и маленьким мозгом, была по-своему женственной. То, что Кейко нравилась Кадзуе, не поднимало её самооценку – лишь делало Кадзую странным. Кто вообще может хотеть такую, как она? Разве что извращенец.       Кейко не чувствовала себя полноценной женщиной. Но и мужчиной она себя не чувствовала. Кейко вообще не причисляла себя ни к какому полу – просто бесполый неудачник без будущего. Человек, который не может наладить собственную жизнь и при этом ещё рушит чужие.       Если бы она захотела, она, пожалуй, смогла бы хоть немного помочь Микоко и Кадзуе. Почаще отвечать на сообщения первой. Почаще видеться со вторым и вбивать ему в голову, что идти по стопам отца – неправильно. Но у Кейко сейчас не было сил помогать другим. И не было никого, кто вытащил бы из трясины её саму.       Будь у Кейко достаточно энергии, она бы подумала о том, чтобы подружиться с Кадзуей и попробовать с его помощью разрушить корпорацию «Тэйай». Или наладить отношения с Микоко и постараться раздобыть немного денег её папаши. Или взять себя в руки и начать нормальную жизнь. Но чем глубже увязаешь в собственном болоте, тем сложнее выбраться, а Кейко уже почти полностью погрузилась в склизскую жижу безнадёги.       Сигарета догорела, и Кейко зажгла новую. Она уже не думала о том, что могла бы бросить, продержавшись ещё несколько дней на леденцах. Ей хотелось хотя бы немного тепла среди всей этой хмари – но не того тепла, за которое нужно давать взамен своё. Сигарета ничего не просит за свой огонёк, в отличие от людей.       Не контролируя, что делает, Кейко сдвинула вверх рукав куртки и прижала сигарету к запястью. Резкая боль вывела её из транса. Кейко, зашипев, дёрнулась. Сигарета выпала из пальцев и звёздочкой улетела в реку. Кейко спрыгнула на тротуар. Нужно пойти домой, залезть под душ и попытаться смыть с себя этот день. Быть может, завтра что-то изменится и всё станет наконец если не хорошо, то хотя бы терпимо.