В Каэр Морхене туман

      Цири видела рассвет.       Румяный от холода, он с треском разламывался над синим горизонтом и растекался по всему небу, облизывая шершавым языком разрушенные стены Каэр Морхена. Те были настолько громадными, что пробивали молочную густую пелену тумана и, казалось, бесконечно тянулись ввысь. Раньше Цири это пугало. Теперь же было кое-что пострашнее темных могучих развалин. Она закинула голову, вглядываясь в мутное небо, и попыталась отыскать в своей груди то неведомое чувство тревоги, что преследовало ее последние месяцы.       Внутри ничего не было.       Она слабо улыбнулась новому ощущению пустоты и спокойствия и осторожно ступила по сухой траве в сторону Мучильни. Это было правильно. Доворочаться в холодной постели до синей утренней дымки, вскочить с преувеличенной бодростью, а затем, закинув за щёку пару почерневших сухарей, броситься из крепости прочь, отгоняя от себя призраков неудачных снов.       Цири не спала и не ела, но точно знала, что больше не может оставаться на месте.       Она лёгким движением запрыгнула на поваленное дерево, и, собравшись с силами и мыслями, глубоко вдохнула.       А затем рванула вперёд.       Геральт учил ее следить за дыханием, а двигаться скорее механически, интуитивно. Если довериться внутреннему чутью и принять в себе зверя, выпрыгивающего из груди вместе с гулко бьющимся сердцем, истинный путь сам откроется перед тобой.       Чувствуя утробный рык, застрявший в горле, Цири Геральту верила. Ноги сами несли ее по извилистой тропинке, полной жутких ловушек, и от того гордый оскал на светлом холодном лице вырисовывался сам собой.       В тумане не было никаких чудовищ. В тумане было тихо, и звенящая пустота закладывала уши, забивалась в нос и оседала на костях сухим морозным воздухом, который Цири глотала как растопленный снег. Впереди был только старый мост, а позади – грохочущий ветер, который мчался за ней по пятам.       И в какой-то момент ветер нагнал ее. Он толкнул княжну в спину, да так, что она проехалась носом по мокрой траве, собирая под шеей грязный сугроб.       – Что за чёрт?!       Цири резким движением перевернулась на спину и вдруг замерла. Самое опасное существо этого мира стояло прямо перед ней, хищно улыбалось и отряхивалось от снега.       – Ну и где твоя врождённая грация?       Она нахмурилась и постаралась собраться с мыслями, чтобы ненароком не выдать того волнения, от которого ее сердце билось как умалишённое. По чужому оскалу Цири поняла, что у нее ничего не получилось.       – Эскель, – выдохнула она вместе с морозным воздухом.       Ведьмак отвесил кривой поклон.       – Княжна.       Он не тянул руку помощи, не старался показаться участливым – лишь насмешливо смотрел на ее попытки подняться достойно. Цири привыкла видеть его таким.       Цири привыкла к нему такому.       – Что ты здесь делаешь? – наконец произнесла она, выпрямившись.       – Геральт попросил присмотреть за тобой, – скучающим тоном ответил ведьмак и скрестил руки на груди. – Сегодня моя очередь быть твоей нянькой.       Княжна закатила глаза и повернулась к нему спиной, намереваясь продолжить свой путь по тропе.       – Я не маленький ребенок. Видишь? – она развела руки в стороны. – Со мной все в порядке. Можешь идти.       – Премного благодарен, Ваше Высочество, – язвительно потянул Эскель, ступая за ней. – Такое великодушие.       – Ты не отстанешь, – убедительно проговорила Цири себе под нос, даже не оборачиваясь.       Хриплый смешок резанул слух.       – Испортить тебе день – мое главное предназначение. А ты, кажется, не понаслышке знаешь, что с предназначением шутки плохи.       Он говорил хлестко, резко, словно метил каждым словом Цири прямо в затылок.       И попадал точно в цель.       Обида уже не жгла хрупкое девичье сердце, не подталкивала к горлу комок слез и не закладывала уши, но мириться с ней все ещё не удавалось. Нутро жутко болело, и Цири надеялась, что это от усталости. Или хотя бы из-за какого-нибудь проклятия.       Она не понимала, почему вечно избегающий ее Эскель сейчас следовал за ней по пятам. Ей казалось, что он скорее отгрызет себе руку, проведет на кухне целую неделю, добровольно ещё раз сразится с лешим – да что угодно сделает, лишь бы не находиться рядом с ней.       Она была так чертовски права.

***

      Он вернулся в разрушенную крепость под вечер. Тело горело в лихорадке, а волосы на затылке слиплись от грязи и крови, но это не мешало ему улыбаться широко и облегчённо.       Он дома.       И хотя его дом – пристанище морозных бродячих ветров и крыс, где-то глубоко в сердце сидело понимание того, что большего он не смеет и желать.       Но ему так хотелось быть героем.       Тем, на кого смотрят со страхом и благоговением. Тем, чей образ воспевают в балладах сладкоголосые барды. Тем, кто достоин чего-то. Или кого-то.       И он готов был убивать монстров, он готов был убивать себя, но крепкие объятия Геральта и приветственные крики Ламберта и Койона вдруг превратились в снисходительные взгляды и колкие смешки. Весемир смотрел с мягким укором, и Эскель почувствовал, как что-то под кожей расползается во все стороны горячей злостью.       А потом она засмеялась.       Злость застыла, а вместе с ней застыл и сам ведьмак. Он медленно повернулся и склонил голову, ощущая, как его нервы натянулись до предела. Она встретилась с ним взглядом, и улыбка на ее лице сменилась гримасой непонимания и испуга.       Это Эскелю понравилось.       Он двинулся к ней, отмечая, как сильно в груди что-то сжималось при виде чистого лица и распущенных волос. Тонкие белые пальцы сжимали кубок, а светлые глаза смотрели настороженно, и Эскель знал, что это обоснованно.       От нее пахло снегом и какими-то цветами, что показалось ему абсолютно неуместным. В Каэр Морхене холодно. В Каэр Морхене хриплый смех, жидкая похлебка и помет крыс. В Каэр Морхене ей не место.       – А ты ещё кто такая?       Что-то произошло. Её движения стали ленивыми. Ровная спина и вскинутый подбородок в паре с оценивающим взглядом сделали из нее эталон холода и надменности.       Эскель скрипнул зубами и прищурился.       – Княжна Цирилла из Цинтры. Рада знакомству.       Его дом разрушался с каждой секундой всё больше и больше.

***

      – Я тебя не слышала, – спустя долгую паузу тихо проговорила Цири, продолжая ступать по заснеженной тропе.       – Давно не мыла уши?       Она поджала губы и бросила на ведьмака взгляд, надеясь, что ее вид был достаточно грозным, а не просто обиженным.       – Я имею в виду тревогу, – объяснила она, за что тут же получила насмешливое фырканье, – ее не было.       – Плохи твои дела, – притворная жалость в голосе Эскеля заставляла Цири сжимать кулаки и выравнивать дыхание.       – Почему это?       – Либо твое чутье притупилось, и теперь тебя может сожрать любая тварь, незаметно подкравшись...       – Либо? – Цири замедлила шаг и осторожно посмотрела на ведьмака через плечо.       Шрам на его лице расколол ухмылку на две неравные части.       – Либо что-то внутри тебя больше не считает меня угрозой. Очень зря.       Она была с ним полностью согласна.       В овраге, куда их привела тропа, туман оказался ещё гуще. Как пышное молоко он обволакивал все вокруг, жизнь в нем застывала, молчала и собиралась в одной единственной точке – напротив кончика носа. Веки тяжелели, на языке чувствовался привкус металла. Цири сглотнула. Она различала все оттенки неподвижного мира: слышала, как трещат деревья от мороза, улавливала запах мороженых и гнилых ягод под ногами, различала шорох крыльев далёких птиц.       Но присутствие Эскеля оставалось для нее неуловимым. О том, что он идёт прямо за ней, говорили лишь мурашки, бегающие по взмокшей спине.       Эскель на нее смотрел.       – А может ты, Высочество, влюбилась в меня?       Мурашки поползли прямо к шее, и Цири чудом сдержала порывистый вздох.       – Я бы лучше засунула голову кикиморе в пасть, чем позволила бы этому случиться.

***

      Он с наслаждением следил за общим пьяным весельем, пока чужие холодные руки гладили его шею и плечи. Койон уткнулся носом в грудь смеющейся барышни, и Эскель не смог сдержать ироничного смешка.       Все было по-прежнему.       Визг, кислая брага, хриплая брань и приглушённые стоны наполнили стены Каэр Морхена, и во всей этой весёлой разнузданности боль ощущалась не так явно. Сил вполне хватало на то, чтобы закидывать голову на голое женское плечо и улыбаться собственной выдержке и силе воли.       Он почти умер. Он почти пропал. Он почти потерял себя. И всё-таки вернулся.       Что-то колючее зачесалось в лопатке, а затем и под ребрами, и Эскель нахмурился, скидывая с плеч женские ладони. Внезапно стало так паршиво, что захотелось выть до разодранного горла, но надрывный крик пришлось проглотить. Он не позволит себе показать слабость. Сделав глубокий вдох, Эскель дрожащей рукой провел по волосам, поднимая голову. Потемневший ведьмачий взгляд встретился с чужим настороженным. Презрительным.       Она стояла на самом верху – чистая, тонкая и хмурая. Через грызущую нутро боль Эскель улыбнулся. Мысль о том, что Княжна видит происходящее, слышит и чувствует кровь, пот и разврат, тепло легла на сердце.       Хотя Эскель искренне верил в то, что от сердца у него в груди мало что осталось.       И глядя в ее строгие глаза, он безостановочно повторял: смотри. Смотри на меня, смотри на всех нас. Мы ненужные, грязные, безнадёжные и убогие. В этой крепости нет ничего хорошего, и тебе здесь не место. Этот разрушенный и холодный дом – мой.       Каждое слово шипением отзывалось лишь в его голове, но по широко распахнутым зелёным глазам было совершенно очевидно: Цири все поняла.       Она сжала губы в тонкую полоску, но продолжила стоять ровно. Эскель дёрнул бровью. Он вдруг схватил свою полуголую девицу и повернул ее к себе, забираясь пальцами в пышные рыжие волосы. Не сводя взгляда с холодной и светлой княжны, он грубо впился в чужие губы.       В следующий раз нужно будет заплатить блондинке.

***

      Цири слышала, как Эскель хмыкнул в ответ на ее громкое заявление. Пару минут она ругала себя за излишнюю вспыльчивость, которая с недавнего времени стала ее постоянной спутницей. Это было непривычно, но и бороться с накатывающим раздражением оказалось сложно. Княжна нахмурилась ещё сильнее и принялась жевать внутреннюю сторону щеки. Нужно избавиться от этого всего.       От навязчивых мыслей, злости, паники, страха, желания забыться.       От Эскеля. Что было практически невозможно, потому что он волком следовал за ней по замёрзшему снегу. Она мечтала потеряться, чтобы он точно отстал от нее раз и навсегда, чтобы не видел, как сильно задевают его насмешки и не слышал, как загнанно стучит сердце.       Только вот Эскелю было плевать. В какой-то момент он подставил княжне подножку, а затем схватил за предплечье, выкручивая руку так, чтобы обездвижить ее.       – Тебе леший мозги отшиб?! Отпусти меня! – она дёрнулась и почувствовала, как хрустнуло плечо.       – У тебя тренировка, – невозмутимость в его голосе возмущала ещё больше. – Ты что-то совсем расслабилась, нужно это исправлять.       – Пусти, – Цири чувствовала себя в ловушке, – я сама решу, когда и как мне тренироваться.       Хватка на руке усилилась.       – Это вряд ли, – прошипел Эскель ей на ухо и резко отпустил, отчего она едва не потеряла равновесие. – Давай. Дерись со мной.       Цири отступила на несколько шагов, недоуменно глядя на ведьмака. В его потемневшем лице промелькнуло что-то далёкое и знакомое, и она порывисто вздохнула.       – Я не буду.       – Дерись, – он сделал шаг вперёд, пристально следя за отступающей княжной.       – Нет.       – Тогда тебя убьют быстрее, чем ты успеешь произнести «Геральт, помоги», – раздражённо выплюнул Эскель. – Ты же на это рассчитываешь? Что твою драгоценную королевскую задницу будут спасать твои верные слуги, пока ты будешь гулять по лесам и собирать могильники? Точно, как же я забыл. В твои обязанности входит лишь совать нос куда не следует, заявляться в чужой дом без приглашения и подвергать опасности всех, кто хоть немного старается тебе помочь.       – Замолчи, – Цири с трудом узнавала свой голос, который больше стал походить на скрип.       – О, это приказ? – ведьмак притворно вздрогнул, прикрывая глаза. – Молю о пощаде, Великая Цирилла из Цинтры!       Он вскинул голову и явно ожидал услышать что-то едкое в ответ, но Цири могла лишь стискивать зубы и считать до бесконечности, в надежде усмирить дыхание.       И тогда Эксель открыл глаза и, улыбаясь, тихо проговорил:       – Ты выглядишь довольно устрашающе с этим взглядом побитой собаки.       Цири знала, что у маленьких хрупких девочек под ребрами такие же маленькие хрупкие сердечки. Цири знала, что она именно такая девочка, даже когда ее ноги и руки стирались в кровавые мозоли, а плечи становились сильнее и теряли прежнюю тонкую красоту.       Но под ребрами у нее была пороховая бочка, которая, наконец, взорвалась и разворотила всю грудную клетку.       Цири кинулась на Эскеля так резко, что он не успел отразить ее удар в грудь и устоять на месте. Ее сил хватило на то, чтобы повалить их обоих в грязный снег.       Удары не были беспорядочными, Цири знала, куда нужно бить: лицо, солнечное сплетение, живот, пах. Она направляла всю свою силу в сжатые кулаки, но вскипающий гнев не давал желаемой точности, так что Эскель быстро пришел в себя и смог крепко ухватить ее руки. Цири вырывалась, понапрасну тратила дыхание и энергию, она совершенно забыла все уроки, которые давал ей Геральт.       В ней была лишь горячая боль обиды, которую она, наконец, выпустила из себя.       – Хватит, – ведьмак сильнее сжал ее запястья и попытался развернуться так, чтобы княжна больше не сидела на нем.       – Ты ничего не знаешь обо мне, – Цири крепко сдавливала его торс коленками и продолжала дёргаться в железной хватке. – Я ненавижу тебя!       – Успокойся, Цири.       Она вдруг остановилась и посмотрела на него потемневшими глазами, как будто ее имя, произнесенное им, прозвучало заклинанием. Эскель под ней был взмокшим и грязным, ей удалось разбить ему губу и оставить ссадину на челюсти.       – Я ненавижу тебя, слышишь? – Цири наклонилась. – Всего тебя, полностью, без остатка. Я ненавижу каждое твое слово, каждый твой взгляд, каждый оскал и каждую улыбку.       Она приближалась, выталкивая из губ слова вместе с теплым воздухом. И когда её лицо вдруг оказалось так близко, что можно было рассмотреть каждую заиндевевшую ресницу, Эскель заметил тонкие светлые дорожки на грязных щеках.       – Тебе больно и страшно. И ты причиняешь боль всем вокруг в надежде, что станет легче, – Цири говорила громко и хлестко, а затем перешла на шепот: – но тебе не станет. Ты разрушаешь себя каждый день, и тебе это нравится.       Эскель смотрел на нее не моргая, скользя взглядом от родинки над бровью до красного кончика носа. Он все ещё держал ее руки, но теперь, казалось, в этом не было никакой надобности. Она почти лежала на нем, продолжая выливать свою непрекращающуюся злость.       – Почему ты плачешь? – голос ведьмака был хриплым.       Цири моргнула, и слеза упала Эскелю прямо в уголок губ.       – Потому что я ненавижу тебя.       Он медленно отпустил одну ее руку и коснулся пальцами мокрой скулы, задерживая дыхание вместе с Цири.       – Это хорошо, – Эскель гладил ее по щеке, задевая порядку волос у виска. – Это очень правильно, Цири.       Сердце тронула тревога, но княжна почти оцепенела под чужим мягким взглядом не в силах сдвинуться с места. Она чувствовала, как вздымается грудная клетка Эскеля, как тепло в том месте, где их тела соприкасаются. Туман в овраге прятал их от тусклых солнечных лучей и чужих глаз, и от этого Цири казалось, что все вокруг не по-настоящему.       – Мне очень больно.       – Я знаю, – Эскель прошептал это куда-то ей в побородок. – Так будет лучше.       Цири замотала головой, чувствуя, как он отпускает и вторую ее руку. Слезы потекли с новой силой, а в груди, прямо в том месте, где недавно взорвалась пороховая бочка, зудело до того сильно, что хотелось кричать.       Ее хватило лишь на слабый полувздох.       – Что ты делаешь?       Эскель осторожно взял её лицо в руки, проведя большими пальцами по мокрым дорожкам. Цири закрыла глаза.       – Всё, чтобы ты ненавидела меня как можно сильнее.       Он приблизился и коснулся ее губ совсем легко, почти невесомо. Прощаясь.       Извиняясь.       – Я тебя тоже.       Когда Цири открыла глаза, об Эскеле напоминал лишь примятый снег под ногами.

***

      Геральт зашёл без стука.       В крови, каких-то ветках, мокрый и уставший он прислонился спиной к стене и долго смотрел на встревоженную его визитом Цири.       – Что такое?       Она старалась не замечать тупую ноющую боль под ребрами, которая появилась совсем внезапно, тоже без стука.       Ведьмак молчал, и Цири пришлось подойти к нему, заглядывая в лицо в поисках ответа.       – Что случилось, Геральт?       Геральт закрыл глаза ладонью и тяжело вздохнул.       – Я убил Эскеля.       Взгляд Цири застыл на посеревшей коже ведьмака, где ещё виднелись тонкие черные паутинки вен. Она сглотнула вязкую слюну, чувствуя, как слабеют ноги.       – Леший пробрался слишком глубоко. Его не исцелили до конца.       Она кивнула, как будто это было очевидно. Как и то, почему он избегал ее последние недели. И почему вытаскивал из нее все самое плохое и страшное для себя одного.       И если бы Цири могла, она бы действительно ненавидела его так, как кричала тогда.       Но внутри было лишь то, на что принято отвечать «я тебя тоже».