Нелюбимые.

Горячие пальцы коснулись плеча. Томный шёпот в самое ухо заставляет что-то внутри перевернуться. По коже пробегает лёгкий холодок, но потом внезапно всё тело бросает в жар. Он ненавидит его. Так бесконечно ненавидит, что готов избивать до стёртых костяшек пальцев, а потом вновь укладывать волосы, делая вид, что ничего и не было. Ненавидит в нём всё. Голос, стиль, манеру речи. Его лицо. Но тем не менее, никогда не сможет уйти. Даже если бы захотел, даже если бы внезапно появилась куча моры. Он чувствует отвращение к себе за то, что буквально кайфует, когда тот грубо хватает его за запястья, прижимая к любой горизонтальной поверхности, которая только попадётся под руку. Он теряет самообладание и не может сопротивляться, когда чужая ладонь медленно проводит по изгибам спины и спускается всё ниже, пока вторая даже не собирается отпускать его уже изрядно покрасневшие то ли от чересчур сильной хватки, то ли от его собственного сопротивления запястья. Он уже побеждён. Остаётся лишь сдаться. Позволить своему мучителю коснуться уже затвердевших от резкого перепада температуры сосков, а затем медленно и словно дразня по очереди провести по ним горячим языком. Из глотки рвется предательский стон, нарушая царящую до этого в комнате гробовую тишину. Тот лишь ухмыляется, наконец отпуская чужие запястья. Но лишь для того, что бы с силой сорвать с него эту белую тряпку, так раздражающую его в этот момент. Это его шанс, сделай что-нибудь. Ну же, ничтожество. Стиснув зубы, всё же с силой заносит одну ладонь, но её резко перехватывают на лету. Буквально в паре миллиметров от лица. — Жалкое зрелище. — Загадкой было, то ли с ехидством, то ли с удовлетворением произносит серебристоволосый юноша. — З-заткнись… Просто заткнись, ублюдок. — Он буквально пылал, но уже не понимал, от чего именно. От того, что сейчас с ним происходит и он лично позволяет это. Либо же от злости. Возможно, всё и сразу. — Пора платить за аренду, Кавех. — Оскаленно ухмыльнувшись произнёс вновь где-то над ухом он. Тихо шикнув, тот лишь сжал зубы посильнее. Возразить ему хотелось. Но было нечего. За это он буквально был готов убить себя, но внутренняя дилемма вскоре была прервана. Задумавшись он даже не заметил, когда секретарь избавил его от остатков одежды. Но тот поспешил напомнить, кто здесь главный. Накрыв чужие губы своими, мужчина вовлёк обоих в длинный и до невозможности горячий поцелуй. Для них же это оставалось неким полем битвы, где каждый пытался доказать своё первенство. Инициативу, однако же, архитектору завоевать так и не удалось. Чужой язык заполнил буквально всё свободное пространство в его рту. Казалось, ещё немного и он потеряет сознание от нехватки воздуха. К счастью, его всё же отпустили. Рвано дыша, тот гневно поднял взгляд на чужое лицо и быстро пожалел об этом. Глаза слегка блестели и светились красноватым огоньком. Он знал такое состояние мужчины слишком подробно. Уже не жалея ни себя, ни его, тот буквально кусал юношу в шею, ключицы и другие заметные места. Затем нетерпеливо чуть зализывал только что оставленные метки. А потом всё вновь повторялось. Завтра останутся синяки. Тихо постанывая от букета различных ощущений, переполняющих его прямо сейчас, юноша решил не оставаться в долгу. Буквально с яростью цепляясь за чужую широкую спину, оставляя на ней красноватые полосы. Он казалось, даже не заметил. Всё так же продолжая издеваться над чужим телом. Мелькнула мысль о том, что секретарь буквально надеялся не оставить на нём живого места. Однако же, у него были свои планы. Вытащив из прикроватного столика небольшой бутылёк с содержимым персикового цвета, тот перекинул взгляд на распластавшегося под ним юношу. Мельком ухмыльнувшись, мужчина вылил небольшое количество на собственные пальцы. Блондину оставалось лишь жалобно проскулить, когда что-то твёрдое и одновременно липкое и холодное коснулось его чуть напряжённого колечка мышц. — Расслабься. — Услышал тот где-то на краю подсознания. Умом он понимал, что так будет лучше. Но поделать с собой ничего не мог. Наконец, спустя некоторое количество времени и общих усилий, этап в два пальца был пройден. Было всё ещё больно, неприятно. Но он знал, что дальше будет слишком хорошо. Поэтому, стоило немного потерпеть. Аль-Хайтам не любит церемониться. Лишь только два пальца свободно заскользили в нём, он одним движением вытаскивает их, заменяя собственным членом. Происходит всё на столько быстро, что блондин буквально не успевает опомниться. Но тело оказывается быстрее его самого, отвечая на данную наглость громким и абсолютно несдержанным стоном. Чуть прижав юношу собственным телом, хоть что бы ограничить любые его телодвижения и этого было вполне достаточно, мужчина не давая привыкнуть сразу входит в какой-то нечеловеческий темп. Блондин прерывисто стонет под ним, пытаясь цепляться за всё, что попадётся под руку. Будь то его плечо, ладонь или даже волосы. Он позволяет это. Сам не до конца осознавая, почему именно. Казалось, юноша от этого слегка успокаивается. А раз так, почему бы и нет, правда? От него с этого не убудет. Однако, ему всё равно казалось странным то, что он даже в такой момент хочет пусть и несущественно позаботиться о комфорте ненавистного соседа. Слегка усмехнувшись про себя таким противоречиям с самим собой, тот вновь прильнул к чужим алым губам. Наслаждено кусая, соединяя их языки в одном бешеном танце. Это был не вальс. Скорее, движения человека, стремительно уклоняющегося от пуль. Но им нравилось это. Нравилась взаимная ненависть, грубость, дерзость. Оба это прекрасно знали, это была их жизнь. Совершив пару финальных толчков, тот громко шикнув, обильно кончает. Даже не подумав выйти из блондина. С громким стоном тот кончает следом. Напор был чересчур сильным, поэтому юноше приходится недовольно щуриться. Ведь попало не только на живот, простыни и соседа. А даже на волосы. Молча поднимаясь, тот хватает свою одежду, направляясь в ванную комнату. Прежде чем дверь захлопнулась, он успевает произнести негромкое, но достаточное для того, что бы его услышали: — На следующий месяц я найду деньги. Тихо усмехнувшись, мужчина лишь прикрывает глаза, закидывая руки за голову. — Надеюсь, что нет. — Шепчет тот уже в пустоту, когда за ним закрывается дверь.