Ты меня любишь?..

      Ты пришла как всегда — с пакетами в руках. Улыбнулась, когда я отобрал их — тяжёлые ведь. Но что-то было не так. Ты улыбалась, но когда тебе казалось, что я не вижу, по лицу пробегала тень, гася на мгновение улыбку.       Милая, что же случилось? Ты пришла поэтому? Но почему не сказала всё как только переступила порог?       Вопросы раздирают меня, но я жду, жду пока ты сама не расскажешь. Тебе нужно время, да? Тогда я дам тебе его. Только, пожалуйста, прошу, не прячь от меня свои беды.       Я сижу за столом, уронив голову на руку и наблюдаю за твоими движениями. Ты боишься на меня посмотреть? Боишься выдать свои мысли и оттого не поворачиваешься? Ты всё ещё не можешь впустить меня в свою жизнь?       Это убивает…       Встаю, обхожу стол, оказываясь прямо за тобой. Ты испуганно замираешь и хочешь что-то спросить, нет, скорее, сбежать, но я не дам тебе этого сделать.       Только не сейчас.       Мои руки по обе стороны от тебя не дают шанса сбежать. На плите что-то шипит, вытекая, ты испуганно кидаешь туда взгляд, но я опережаю, просто туша все горелки.       Снова глаза в глаза.       В твоих растерянность и смущение, немного страха, но больше сбежать ты не пытаешься. Что же ты видишь в моих глазах? Не знаю, но это и не важно сейчас.       — Почему ты молчишь? Почему отводишь взгляд? Кёко, почему?! — надоедает эта игра в гляделки. Опустошает. Ты дрожишь. Ещё бы, я на тебя никогда не кричал.       Сил нет.       Если ты хочешь уйти — уходи, только не мучай меня, прошу. И, умоляю, не плачь. Я этого не перенесу.       Отхожу от тебя — даю свободу. Беги! Беги, пока я не передумал, пока не очнулся зверь внутри. Ты стоишь опустив голову.       Не можешь уйти или не веришь в свободу?       — Иди… уходи, если не хочешь ничего говорить, — вот, молодец, сам её прогоняешь. Она пришла, а ты ведёшь себя как идиот, как безумец. Влюблённый до безумия…       Усмехаюсь. Иду назад, не отрывая от тебя взгляда. Упираюсь в стол, ноги почему-то готовы подломиться. Ты всё также стоишь. Подбираешь слова или думаешь, как быстрее сбежать? Надеюсь на первое, потому что от второго будет слишком больно.       Ты делаешь шаг вперёд. Я весь замираю, жду твоих действий. Ещё один… ещё… Ты подходишь вплотную, а я не знаю, чего ждать. Поднимаешь взгляд и я вижу в твоих глазах такую бесконечную боль, что кажется, моё сердце готово разорваться.       — Ты меня любишь? — тихий голос выбивает воздух из лёгких и почву из-под ног. Стол позволяется удержаться, а не рухнуть прямо тебе в ноги.       Рука тянется к тебе, хочется прикоснуться, показать свою нежность, но замираю. Не могу. Не могу причинить тебе боль, утягивая в свой чёрный мир.       Но ты сама тянешься, берёшь меня за руку и я словно оживаю. Пусть идёт всё куда подальше.       — Ты меня любишь?       — Люблю, люблю, люблю… как сильно я тебя люблю, — лихорадочно шепчу, прижимая к себе. Крепко, сильно, а ты лишь легко смеёшься, положив мне руки на грудь.       — Тогда… люби меня! — и я снова замираю от этих слов. Чувствую, как дрожат твои руки. Кажется, что сам дрожу вместе с тобой.       — Ты… понимаешь… чего просишь? — голос хрипит и слова даются с неимоверным трудом. Возбуждение накатывает, но я жду ответа, не в силах сделать что-либо.       — Я прошу… тебя… — это не Кёко, это кто-то другой, но в её глазах нет дымки роли. Разве моя девочка, моя маленькая Кёко может так говорить, так соблазнять?       С трудом сглатываю вязкую слюну, лоб покрыт испариной. Кёко тяжело дышит, лицо горит, но она прижимается сильнее, трётся о пах. Крышу сносит.       Рычу, словно зверь, дикий, безумный… подхватываю её, меняясь местами и вдавливаю в стол…       — Обещаю… эту ночь… ты не забудешь… — игриво шепчу на ухо, она краснеет, но ещё сильнее сцепляет ноги за спиной.       — Уверен? — искушает, проверяет на прочность, которая давно сдалась. Больше не сдерживаюсь, целую, жадно, чуть прикусывая губу и тут же зализываю, извиняясь. Она выдыхает от неожиданности и приоткрывает рот. Языки тут же сплетаются, а её горячие руки мучают пуговицы воротника моей рубашки.       Чувствую прохладу, когда рубашка оказывается расстёгнутой и тут же приходит жар, когда она скользит руками по коже. Уверен, наутро увижу на груди царапины, но сейчас это не волнует. Чуть отстраняюсь, скидывая ненужную ткань на пол и вновь припадаю к ней. Целую в шею, улыбаюсь, вырывая стон, и ощущаю давление на голове от её рук.       Теперь я исполню своё желание. Усмехаюсь, припав к коже и вдыхая лёгкий аромат её духов. Провожу языком, целую, прикусываю, посасываю, снова и снова.       В голове бьётся лихорадочная мысль: моя! Моя! Только моя!       Ты дышишь хрипло и я слышу вырывающиеся стоны. Твои маленькие ручки выводят на голой коже узоры и я понимаю, что кое-кто ещё одет.       — Опережаешь меня, да? — в глазах лихорадочный блеск, волосы прилипли к лицу, а губы искусаны. Богиня… одетая.       Боже, как же ты красива в этом платье, но ещё лучше будет без него.       Осыпаю тебя комплиментами, спускаясь ниже, проводя руками по телу, обводя каждый изгиб и приближаясь к краю. Подцепляю рукой ткань и медленно тяну вверх. Ты покорно соскальзываешь на пол, позволяя стянуть ненужную тряпку. Вижу мурашки, когда горячего тела касается прохладный воздух комнаты.       Ты пытаешься закрыться, но я не позволю спрятать такую красоту. Прости, но только не сегодня.       Швыряю платье куда-то в сторону и под моим хищным взглядом ты краснеешь, хотя, куда уж больше.       Ты дышишь рвано, воздух со свистом вырывается из твоего ротика и я тут же припадаю в жадном поцелуе. Руками нащупываю застёжку и пытаюсь расстегнуть этот лишний сейчас лиф, обнажив то, что давно хочется увидеть. Но ты не даёшь, перехватив руки и отстранившись.       — Ты ещё одет! — заявляешь капризно и волна смеха вырывается сама собой. Отхожу на шаг и спрашиваю игриво, снимая носки:       — Так лучше? — да, ты видишь мою ухмылку и зеркально копируешь её на своём личике.       — Нет! — подходишь ближе, наклоняешься, прижавшись почти голым телом. Руки блуждают по поясу и вот, нашарив пуговицу домашних брюк, расстёгиваешь её на ощупь. Резко визжит молния и одни молниесносным движением ты меня раздеваешь. Удивляюсь, откуда в тебе столько смелости и страсти.       Ты довольно улыбаешься, увидев меня почти раздетым. Оправдал твои ожидания?       — Ну как, нравится? — поднимаю тебя и интимно говорю на ухо, прижимаясь к тебе, давая ощутить сквозь ещё оставшуюся ткань боксёр моё желание.       — Ещё не пробовала, — маленькая рыжая ведьма! Соблазняешь меня?       Подхватываю тебя на руки, переступая через упавшие штаны и несу в спальню. Первый раз не должен быть на кухне, хотя для себя замечаю, что у нас будет время опробовать все комнаты в этом доме.       Ты прижимаешься ко мне, оплетая руками шею, целуя влажно, пошло, так, что окончательно сносит крышу.       Кладу тебя на кровать, нависая сверху и заводя руки за голову. Детка, ты будешь стонать от удовольствия, извиваться и кричать моё имя. Просунув руку под спину, расстёгиваю надоевший замок на лифе и снимаю его с тебя.       Губы тут же жадно припадают к торчащему соску. Играюсь с ним, лижу, чуть прикусывая и посасывая. Ты извиваешься, стонешь и умоляешь прекратить эту пытку.       — Нет, дорогая, ты будешь стонать ещё громче, — шепчу тебе, обдавая горячим дыханием. Свободной рукой оглаживаю второй холмик груди, вырывая ещё стоны. Мне этого мало. Отпускаю твои руки, которые тут же находят место в моих волосах. Ты тянешь, сжимаешь, но это приносит лишь удовольствие.       Опускаюсь поцелуями ниже, доходя до преграды в виде резинки кружевного белья. Целую тебя сквозь ткань и ты выгибаешься, чтобы затем упасть на кровать в бессилии. Руки давят на голову, давая понять, что тебе приятны мои ласки. Но мне этого мало.       Лёгкими движениями рук провожу по телу, вызываю щекотку и, как контраст, прикусываю кожу, ты стонешь и хрипишь, я лишь улыбаюсь, довольный собой.       Снимаю последнюю часть одежды на тебе и не могу удержать восхищения. Ты вся мокрая, возбуждённая и возбуждающая лежишь передо мной нагая, а мне кажется, что я уже в раю.       Размазываю пальцем смазку, ты стонешь и, притянув к себе, целуешь. Тебе хорошо? Но это нечестно! Отстраняюсь, чтобы скинуть последнюю одежду на себе.       Ухмыляюсь, перехватываю твою руку и аккуратно кладу на пульсирующий орган. Ты удивлённо стонешь, но через мгновение стоны вырываются уже у меня. Несмело начинаешь движения рукой, доводя меня, но пока рано. Снова ловлю твою ручку, прижимаю к себе и сползаю ниже, расставив колени между твоих согнутых ног.       Неспешные движения рукой и ты уже на пике блаженства. Стонешь моё имя, выгибаешься, рвано дышишись и тут же изумлённо кричишь, когда я вхожу в тебя.       Слёзы проступают на твоих ресницах и я тороплюсь их убрать. Мне больно видеть твои слёзы. Шепчу что-то несуразное, целую, прижимаю к себе, прося расслабиться. Вхожу полностью, стоны вырываются от блаженства.       Ты узкая, горячая. Ощущаю, как ты чуть расслабилась и едва подалась вперёд. Притягиваю к себе сильнее, теснее, начинаю первые движения.       Ты стонешь, царапаешь спину, кричишь от толчков.       Неспешные движения набирают ритм, кровать ходит под нами, но не скрипит — качественная.       Ты расслабляешься, а потом с силой сжимаешь меня и кричишь. Оргазм настигает тебя. Делаю ещё несколько движений и выхожу. Кончаю на тебя и без сил падаю рядом.       — Постель придётся менять, — говоришь ты хрипло, прерываясь на вдохи. Дыхание восстанавливаться не спешит, но я улыбаюсь и смеюсь, тут же начиная глотать воздух в попытках отдышаться.       — Кёко, ты не исправима! — ты улыбаешься, повернувшись ко мне.       — Зато… теперь я смогу сделать новую куклу… со всеми анатомическими подробностями!       — Тогда, — подхватываю твою хитрую улыбку, — продолжим «урок биологии» в душе?