Гусь любви

      Фонг знал, что многие люди боятся гусей, но, стоит сказать, сам он в их число абсолютно не входил, всегда относясь к этим птицам пусть и с уважением, но без всякого страха. Возможно, это было потому, что он всегда мог видеть ум в круглых, словно черные бусины, птичьих глазах, возможно, это было связано с легендой, что матушка рассказывала ему в далеком детстве, но все равно он запомнил ее. Легенда эта рассказывала про юную деву, влюбившуюся в первого принца, и он так же полюбил ее, но девушку эту подставили, и получила она шрам, из-за чего даже не смогла войти в гарем — а потому молилась ночами, упрашивая богов хоть как-то дозволить ей свидеться с возлюбленным. Стояла она пред храмом на коленях день и ночь, и боги сжалились над ней, и обратили ее в гусыню, и с тех пор жила она в дворцовом саду, и никто никогда не смел ее трогать, а после смерти принца боги тоже переместили его душу в гуся, и вместе со своей гусыней они улетели куда-то на запад и жили там счастливо. Фонг любил эту легенду, находя в мысли пожертвовать своим обликом ради любви нечто завораживающе-удовлетворительное, — а потому, как уже говорилось, гусей он уважал.              И потому совершенно не испугался, когда однажды после медитации обнаружил рядом с собой агрессивно шипящую на него птичью тушку размером с хорошую собаку.              — Приветствую, — произнес он, вежливо кланяясь птице, что демонстрировала сейчас свой зубастый язык во всей красе.              Гусь замер — кажется, он совершенно не ожидал такой реакции, потому как тут же унял свой пыл, складывая свои больше белые крылья, и начиная недоуменно таращится на него, — сначала одним глазом, потом, развернув свою вытянутую морду, другим, словно пытаясь убедиться, что ему не мерещится.              Фонг терпеливо ждал вердикта, с вежливой улыбкой продолжая следить за птицей, и раздумывая, нет ли у них чего-нибудь, чем бы можно было угостить незваного гостя — был хлеб, но он знал, что тот весьма плох для птиц, разбухая в их желудках и мешая плавать, так что предпочел бы без него обойтись. Но ничего не потребовалось, — гусь, видимо, решил полакомиться им самим, потому как вдруг подошел, и, вытянув свою длинную шею, решительно укусил его за большой палец ноги.              Фонг задумчиво наклонил голову и протянул руку, желая почесать птицу по макушке, но гусь не дался, шарахнулся в сторону, нервно взмахнув крыльями и вновь угрожающе зашипев.              — Сожалею, — произнес он, несколько натянуто пытаясь изобразить вину, — но я не боюсь вас.              Гусь определенно не ожидал таких слов — он застыл так, как был, с вытянутой шеей, открытой пастью и расправленными, словно паруса, крыльями. Фонг практически мог видеть, как начинают вертеться шестеренки в его птичьих мозгах, стараясь справиться с тем, к чему он явно не был готов — и неизвестно сколько бы он еще так простоял, словно статуя грозного гусиного бога, но раздавшийся откуда-то из дома голос прервал его замешательство.              Скалл звал его, Фонга, на помощь, — насколько он мог разобрать из эмоциональных, но не очень содержательных криков, Облако уронило куда-то за шкаф свой любимый плакат, и теперь ему срочно требовался Фонг, что мог бы этот самый шкаф аккуратно передвинуть.              Фонг моргнул — вставать ему очень, очень не хотелось, потому как он только устроился на солнышке, и нашел ту самую позу, в которой, кажется, ничего не болит и не затекает, — но с другой стороны, его звал Скалл, а отказать Скаллу было бы как-то сложно. Он не знал, сколько бы он так просидел, колеблясь, выбирая из двух вариантов, но у гуся было другое мнение — и белые крылья со всей силы хлестнули Фонга по лицу.              — М… Думаешь, я должен помочь? — спросил он тихо. Гусь очень утвердительно загоготал, несколько насмешливо раздувая горло, а после, убедившись, что Фонг все-таки встал, очень деловито убежал куда-то в кусты.              В этот день Фонг больше не видел гуся — но зато он провел отличный вечер со Скаллом, который в благодарность за помощь угостил его булочками и чаем. Чай был не очень приятный, — слишком горячий, из-за чего листья не смогли толком раскрыться и дать тот потрясающий вкус, который так он ценил, так что да, вкус ему не очень понравился. Зато ему нравился Скалл — так что Фонг промолчал насчет правильного приготовления, вместо того украдкой любуясь тем, как сверкали фиолетовые глаза, когда их драгоценное Облако улыбалось, — казалось, что в этих глазах в такие моменты рождались и умирали вселенные.              Да, ему нравился Скалл, и он ничего не мог с собой поделать. Не то чтоб он и собирался с этим что-то делать — Фонга вполне устраивала сложившаяся ситуация, и он предпочитал справляться со своими чувствами в одиночестве, и не навязывать свою любовь окружающим. Не хотел волновать Скалла — он мог довольствоваться и простой дружбой, обычным общением, и страшно было представить, что неуместное проявление чувств могло разрушить их отношения.              В общем, Фонгу было нормально — даже если сердце иногда екало и трепетало, когда Скалл с улыбкой смотрел на него, и казалось, что все его чувства, вся радость и счастье были предназначены одному лишь ему. Но это всегда оказывалось лишь сладким обманом. Вот и сегодня он смотрел на то, как Скалл смеется над его шуткой, прикрывая рот ладонью, и в глазах его вспыхивали тысячи звезд — и казалось, что он сам не мог стать счастливее. И он был искренне благодарен тому странному гусю, за то что ему был предоставлен столь приятный момент.              Но гусь на этом не остановился — в следующий раз он увидел его через пару дней. Точнее, сначала он услышал шум и испуганные, наполненные страхом Облачные ругательства, — и, кинувшись к гаражу, обнаружил, что Скалл сидел на капоте машины и паникуя, пытался отмахаться от гуся тапком, пока птица рассерженно на него шипела, расправив огромные белые крылья.              — Да отвали ты, тварь! — кричал Скалл громко. Наверное, он пытался казаться сердитым, но получалось у него плохо. Скалл выглядел так, словно сейчас расплачется. — Да что я тебе сделал, а? Отвяжись!              Гусь сердито клокотал, вытягивая длинную белую шею, стараясь дотянуться до Облака. Казалось, что Скалл оскорбил его гусиную родню до десятого колена — иначе Фонг не понимал, почему тот так упорно старался до него добраться. Но, игнорируя весь идиотизм ситуации, он, как хороший друг — просто друг, — поспешил на помощь.              — Скалл, этот ничтожный может помочь? — спросил он, приближаясь к машине. Гусь покосился на него черным глазом, но никак не среагировал больше, казалось, даже чуть отодвинулся, позволяя Фонгу беспрепятственно пройти.              Скалл поднял на него испуганные фиолетовые глаза — Фонг протянул ему руку, желая помочь слезть, но тут вдруг Облако под ядовитое шипение гуся, который и не думал уходить по своим гусиным делам, вдруг потянулся к нему, и вместо того, чтоб слезть, схватил за шею, цепляясь за Фонга всеми конечностями, как обезьянка.              — Семпай, Скалл не понимает, — начал плаксиво и очень громко жаловаться он куда-то ему на ухо, — что он сделал не так? Скалл ремонтировал машину и вдруг откуда ни возьмись, появилась эта тварь и пытается его сожрать, и не уходит! И так и продолжает шипеть, чтоб он не делал!              Фонг вежливо слушал — давалось ему, это правда, весьма сложно, потому как чужое худощавое тело весьма плотно прижималось к нему, и он мог почувствовать, каким на самом деле Скалл был удивительно легким, и как удобно и просто было его держать— и этот факт начал уводить его мысли куда-то в более интимные вещи. Но он пытался, честно.              — Ужасно, — произнес он вежливо, потому как, видимо, для Скалла поддержка была действительно необходима, — ты что, боишься гусей?              Скалл наморщил лоб, глянул на него несколько недовольно — но тут же вновь испуганно прижался ближе, когда гусь вновь пронзительно зашипел.              — Не боюсь, — произнес он, хныкая куда-то Фонгу в шею, — но эта тварь такая огромная и злая!              Фонг покосился на гуся — на его взгляд, он выглядел совершенно обыкновенным. Гусь в ответ так же покосился на него, очень насмешливо загоготал, но притих, грациозно и надменно сложив за спиной огромные белые крылья.              — Все, — произнес Фонг ласково, — он успокоился. Слезешь?              Скалл очень решительно помотал головой, все так же продолжая тыкаться в Фонга лицом — его фиолетовые пряди защекотали подбородок, заставляя его немного сощуриться от странного сочетания дискомфорта и умиления.              — Нет, — пробормотал он, — я не слезу, пока мы не уйдем.              Фонг вздохнул — в основном для того, чтоб скрыть радость, что у него появился повод подержать Скалла на руках еще пару минут, — и весьма неспешно вынес его на свет.              Скалл наконец отлип от его груди, огляделся, и, убедившись, что злого страшного гуся нигде не видно, аккуратно слез.              — Я не понимаю, что он ко мне пристал так, — проворчал он, отряхивая с себя невидимую пыль. Фонг только пожал плечами.              — Может, ты ему понравился? — предположил он. — Красивый, вот и привлек его внимание… — он тут же заставил себя прикусить язык, понимая, что сказал. Кажется, близость со Скаллом действовала на него немного одуряюще. К счастью, тот не заметил оговорки, лишь скептически покосился на него.              — Понравился? — спросил он сердито. — Да эта птица меня возненавидела! Это ты ей понравился, он тебя даже укусить не пробовал, так что молчи! — Фонг послушно замолчал, с нежностью наблюдая за тем, как Скалл недовольно надувает щеки. Похоже, он действительно задолжал этому гусю.              К его несколько эгоистичному счастью, гусь даже не думал заканчивать свой террор — нет, он выбрал жертву и не собирался отступать от нее так просто. Все следующие дни, стоило Скаллу только выйти за дверь, гусь тут же появлялся незнамо откуда, не давая ему ступить и шагу — он сердито шипел и гоготал, хлестал крыльями, заставляя Скалла тут же спасаться бегством и искать спасения — и, так получилось, что спасателем пришлось выступать именно Фонгу. Видимо, Скалл запомнил, что гусь действительно снисходительно относился к этому ничтожному Урагану, позволяя себе успокаиваться рядом с ним, а потому звал Фонга каждый раз, как только белому пятну стоило появится вдалеке. И Фонг спасал, где-то в глубине души позволяя себе наслаждаться вниманием любимого человека.              Проводить Скалла до машины, галантно приоткрыв ему дверь? Фонг всегда был готов. Посидеть с ним и попить чаю на террасе, любуясь, как солнечный свет прячется в чужих волосах? Разумеется. Позаниматься с ним, следя за тем, чтоб гусь не помешал тренировке — а на самом деле с обожанием наблюдать за тем, как гибкое тело извивается, складываясь и изгибаясь, видеть то, что обычно было не так заметно. О Небеса, Фонг был готов боготворить те моменты, когда он, замерев, чуть ли не облизывал взглядом бледный живот и плотно сбитые, мускулистые бедра. И он действительно был благодарен гусю за то, что тот подарил ему все эти замечательные мгновения.              Вот и сейчас, он, решительно нахмурив брови, приближался к гусю, — в этот раз птица решила что простых шипений недостаточно, и утащила любимый Скаллов гаечный ключ, и теперь очень гордо держал в клюве, не позволяя Облаку его забрать. Так как, видимо, без этого ключа продолжать ремонт-перебор-чем бы там Скалл не занимался с машинами, было решительно невозможно, то Фонгу теперь предстояло отобрать у птицы его добычу.              — Ну давай, хороший мой, — произнес он, присев рядом с птицей, протягивая к ней руку, — верни, пожалуйста.              Гусь скептически посмотрел на него черным глазом. Фонг вежливо улыбнулся.              Птица покосилась на него, на Скалла, что стоял на безопасном расстоянии и очень громко подбадривал Фонга, желая ему «Показать этой твари, кто тут хозяин!», снова на него.              — Пожалуйста? — Фонг улыбнулся еще более ласково. — Давай, мне нужна эта вещь, а ты все равно ее не съешь. Я тебе лучше вкусного корма вынесу, а ключ отдай.              Гусь нахохлился, издал несколько раздраженный звук, но все же раздраженно выронил ключ на пыльную землю, сделал пару демонстративных шажочков назад. Фонг подобрал его, и Скалл тут же издал очень радостный звук.              — Е, семпай, ты его сделал! — счастливо завопил он, когда Фонг вернулся к нему, наконец-то возвращая ключ законному владельцу. — Так ему! Спасибо большое!              — Без проблем, — несколько застенчивым тоном произнес Фонг, наблюдая за тем, как Скалл радостно прыгает туда-сюда, — мне не трудно.              Скалл чуть-чуть подуспокоился, подбежал к нему, схватил за руку.              — Да ладно, семпай! — произнес он уже чуть тише, но не менее радостно. — Не прибедняйся! Давай, скажи, что Великий Скалл-сама может для тебя сделать?              Возможно, это были теплая рука, сжимающая его пальцы. Возможно, очень радостная улыбка накрашенных губ. Возможно, в этом были виноваты сверкающие, наполненные теплом и счастьем фиолетовые глаза, смотревшие на него — только Фонг открыл рот, прежде чем успел подумать.              — Поцелуй, — слово вылетело из его рта так быстро, что Фонг даже не понял, что именно произнес, продолжая завороженно таращится на Скалла. Тот замер.              Фонг заморгал — его словно облило холодной водой, когда он понял, что именно сказал — и он уже был готов предложить игнорировать его просьбу, замолчать, забыть, простить этого ничтожного, пожалуйста, Скалл, только не прекращай разговаривать со мной, — как вдруг Облако под его взглядом покраснело, как маков цвет. Он замер — и потому очень хорошо видел, как Скалл, зажмурившись, приблизился к нему и очень неловко клюнул куда-то в губы.              Он успел почувствовать лишь теплое дыхание и легкое, невесомое как перышко, прикосновение, как Облако тут же отстранилось, сделало шаг назад.              — Э, семпай, я пойду отнесу ключ в гараж! — прокричал он вдруг чрезвычайно высоким голосом, развернулся и, не оглядываясь, побежал куда-то в сторону дома.              Фонг, изумленный, только и мог, что следить за ним, ощущая, как где-то глубоко внутри него рождается чувство чистейшего, звенящего счастья. Кажется, он был должен гусю до конца своей жизни — а может и после, если вспомнить про колесо Сансары и то, что он, вообще-то, буддист.              — Спасибо, — произнес он тихо, не зная, как еще выразить свои чувства.              Где-то за его спиной раздался шелест.              — Я же не могла оставить своего потомка мучится от неразделенной любви, верно? — произнес у него над ухом ласковый, нежный, любящий голос, который, казалось, принадлежал заботливой матери. — Удачи вам обоим.              Фонг оглянулся — и за спиной у него не было ничего кроме пары блестящих белых перьев. Он изумленно вскинул брови.              Кажется, та легенда про юную деву действительно была правдой?              Он не знал, как долго смотрел на место, где раньше сидел гусь — гусыня, — но в себя его привел несколько неуверенный голос Скалла.              — Хей, семпай, я тут подумал, что… — Фонг оглянулся на него, улыбнулся, и Скалл замер, вдруг начав очень внимательным взглядом рассматривать его, — Семпай, ты в порядке?              Фонг улыбнулся еще сильнее.              — Ну, оказывается, легенда, которую мне в детстве рассказывали, была правдой, и этот гусь был, по-видимому, богиней любви, и он нас свел вместе и я его потомок, и она потом еще исчезла, — выпалил он, ощущая, как щеки, у него начинают сводить от улыбки, — и она со мной говорила, и нет… Я не в порядке.              Он поднял руки, вцепляясь в волосы, начал тянуть, надеясь, что хотя бы боль поможет ему прийти в себя. Не получалось. Скалл вздохнул, подошел к нему и обнял, прижимая его голову к груди, осторожно отцепил его пальцы от черных прядей.              — Фонг, — произнес он спокойным, уверенным тоном, — все хорошо, все в порядке. Дыши. Вот так, хорошо. Все в порядке.              Фонг заскулил куда-то ему в грудь. Помогите.