Мертвые бабочки.

Леви вырос в месте, где нет любви. В месте, где это считалось болезнью… смертью. Если ты полюбил, то это неминуемо приведёт к проблемам. Это будет либо не взаимно, либо тебя предадут, либо, что более вероятно, один из вас просто умрёт. Поэтому Леви никогда не испытывал этого чувства. Он предпочитал считать, что матери он просто обязан. За то, что родила и пыталась заботится. С Изабель и Фарланом он называл это взаимовыгодным сотрудничеством ради выживания, не более. В итоге все они умерли… и Леви понял, что как бы он это ни называл, он любил их. Но там любовь была смертью, просто потому что принесёт проблемы, которые тебя разобьют, сломают и в итоге убьют. О болезни Батохаки там и не слышали. Когда Леви поднялся на поверхность, он думал, что тут все по-другому. Ему казалось, что под открытыми небом должно быть безопасно для таких чувств. Но все его надежды были ложными. Всё, что Кенни говорил ему о любви — правда. Это смерть. Кто бы мог предположить, что подземный город окажется прав в таком вопросе. Леви никогда не думал не о семейной любви, не хотел даже представлять, что она принесёт, если не будет взаимной. А стоило поинтересоваться. До того, как он осознал, что больше не считает Эрвина врагом. До того, как начал смотреть на него так. Он осознал, что не просто доверяет Смиту во время одной из миссий, когда командор вырвал его из лап титана и в тот же момент грудь капитана прожгла резкая боль, но Леви не подал виду, он продолжил сражение. А после не пошёл в лазарет. Аккерман думал, что это пройдёт через несколько дней, возможно это какая-то легкая травма. Но оно не прошло… В итоге через неделю Леви проснулся ночью от удушья и залился громким кашлем. — Бабочка? — капитан с ужасом уставился на насекомое, которое сидело у него на ладони. Бабочка еще несколько секунд не двигалась, а после вылетела в окно, — Какого хуя? На следующее утро он пошёл к Ханджи и начал допрос. Леви не говорил, что это случилось с ним, он не хотел проверок, экспериментов и остального, что могло прийти девушке в голову. Поэтому он выдумал более или менее правдоподобную ложь. — Что же, а где ты про это прочитал? — уточнила она, не отвлекаясь от, непонятных Леви, подсчётов. — В какой-то книге, — спокойно соврал Аккерман, — Просто не могу понять это правда или вымысел. — Это вполне реальная болезнь Батохаки, — Зоэ пожала плечами, — Ну знаешь, если любовь не взаимна, то в лёгких человека растут бабочки, которые поедают его изнутри. Сначала они живые, но, когда смерть человека близко, его органы уже не такие хорошие и бабочки начинают поедать не самую лучшую плоть от чего умирают. А что? — она подняла на него обеспокоенный взгляд, — Не говори, что ты не взаимно влюбился. — Нет, — он спокойно пожал плечами, — Но как это работает? Петра, например, тоже влюблена в меня и это не взаимно, однако бабочек я за ней не наблюдал. — Ох, ну… — Ханджи задумалась, — Это должны быть невероятно сильные чувства, чаще всего болеют те, кто влюбился впервые, — девушка вернулась к расчётам, — на самом деле это очень интересный вопрос. От этого нет лечения… знаешь, спасибо, что пришёл ко мне с этим! — она неожиданно вскочила на ноги, — Я займусь изучением этого феномена. Это же удивительно! — А разве лечением не будет отказ от чувств? — По сути да, но я уже сказала, что этим болеют только те, кто влюблён невероятно сильно. От такого не избавится по желанию. Лекарство — это скорее наоборот, взаимные чувства, — Леви сдержанно кивнул. Теперь было бесспорно, что он влюблён в Эрвина. А ещё было ясно, что командор не разделял этих чувств. А это значит — Леви умрёт. Неизвестно когда, на сколько он понял из объяснений Ханджи, на всех эта болезнь действовала в разной степени, а единственное, что говорило о приближении смерти — это мёртвые бабочки и увеличивающееся их количество. Но его не волновала смерть, он знал, что рано или поздно умрет. Сейчас, единственное чего он не хотел — опозорится перед Эрвином. Аккерман не хотел, чтобы вообще кто-либо узнал о его чувствах и высмеял их, особенно командор. Ему не нужно видеть отвращение в его глазах. Поэтому он принял для себя решение. Он умрёт на следующей вылазке. Уйдет как герой. С честью. Но до этой вылазки надо было ещё дожить, а Леви с каждым днем становился все хуже. Кожа была уже даже не бледной, а попросту серой, даже хуже, чем когда он вылез из подземного города. Синяки под глазами, связанные с постоянным недосыпом могли с гордостью соревноваться с теми, что были у Эрвина от постоянной работы. Леви стал все реже выходить из комнаты, только на тренировки. Сосуды в глазах медленно лопались и Леви не мог понять из-за чего. То ли виновато малое количество сна, то ли это очередной симптом Батохаки. А ещё Леви стал избегать Эрвина, ему казалось, что, когда командор был рядом, просто появлялся в поле зрения, боль усиливалась в несколько раз. Аккерман был уверен, что все заметили его состояние, даже обычные рядовые. Однако пока он не давал повода усомниться в своих боевых навыках, а значит никто не смел к нему подойти или доложить что-то Эрвину. — Капитан, Вы отстаёте! — Петра весело обогнала Леви на тренировке. Аккерман устало проводил её взглядом. Он слишком давно не спал, чтобы работать в полную силу, боль в легких давила и не давала в полной мере двигаться, а из-за крови в глазах картинка расплывалась. Он сделал резкий рывок и грудь пронзила острая боль. Леви залился в болезненном кашле. В глазах окончательно помутнело. Капитан не видел, что происходит перед ним и не смог ухватиться тросами за ближайшее дерево. Он полетел вниз, не переставая задыхаться. — Капитан! — Леви слышал крик Петры, но боль от удара о землю заглушила все. Леви казалось, что с каждым вдохом он задыхается еще сильнее. Кашель явно стал намного хуже, чем несколько дней назад. — Ох блять, — Леви уставился на бабочку, которая лежала на земле и медленно приходила в себя. На ее крыльях было несколько капель крови. Боковым зрением Аккерман увидел, что к нему спешит его отряд. Он схватил бабочку и откинул её в сторону. Лучше пусть все думают, что он заболел. — Капитан, — Оруо приземлился и помог Леви подняться. — Вам бы в лазарет сходить, — Эрд неуверенно посмотрел на Капитана. — Я в порядке, — Леви оттолкнул Бозарта и направился в корпус, стараясь сделать походку более уверенной и прямой. Внутренне он был очень рад, что отряд не заметил бабочку. Конечно, они бы не стали задавать лишних вопросов, это было просто не в их духе, за это Леви и любил их. Но они жители поверхности и естественно знают про Батохаки. Бабочка принесла бы им осознание, что Леви скоро умрёт и его не спасти. Лучше пусть они не знают, пусть думают, что он заболел, а потом просто сгинул в пасти титана. Никто не удивится, это их обыденность. С приближением вылазки внутренне Леви чувствовал себя все лучше, он буквально грезил тем, что его мучения скоро кончатся. Но состояние его становилось только хуже. Аккерман начал отхаркивать не пару капель крови, которые оседали на крыльях бабочек. Он буквально блевал кровью с насекомыми. Но все они пока что были живые. Аккерман не знал, радоваться этому или наоборот плакать о того, что его боль будет ещё долгой. Бабочки вырывались вместе с кашлем, душили своего хозяина, а Леви не знал даже, что ему делать. Он прятался от людей, запирался во время приступов в первых попавшихся комнатах. Сначала боли были терпимыми, даже, когда капитан с трудом стоял на ногах, он все еще мог спокойно переносить этот кашель, но чем дольше это продолжалось, тем хуже все становилось. И от этих ощущений Аккерман скрючивался на полу, рыча от бессилия. А бабочек с каждым днем становилось все больше и бывало он выплевывал почти с десяток живых насекомых. — Эй, — Ханджи села напротив него в столовой, — С тобой все в порядке? — Да, — спокойно соврал Леви и сделал глоток чая. Всем своим видом он пытался показать, что не хотел говорить. Он не в том состоянии, чтобы вести беседу. — Уверен? Просто выглядишь, ты не очень, — она неуверенно почесала затылок, — Слушай. Если что-то не так, тебе лучше сходить в лазарет. Просто нам завтра ехать за новобранцами, а через несколько дней вылазка и я бы не хотела… — Со мной все… — Леви почувствовал будто кто-то ударил его в грудь и начал кашлять, — только не… — он схватил кружку, делая вид, будто бы хочет промочить горло. На деле же, он сплюнул все туда, сразу прикрывая чашку рукой, чтобы у бабочки не было шанса выбраться, — Я в порядке. — Ага, конечно, — девушка резко двинулась вперёд, через стол, собираясь отнять у Леви кружку. Аккерман быстро вскочил со скамейки и сделал шаг назад, — Просто расскажи, что происходит! — Ничего не происходит, успокойся, очкастая, — он быстрыми шагами ушёл из столовой, проклиная себя за то, что вообще решил сюда спуститься. Леви совершенно не хотел есть, последние несколько дней аппетит был слишком неустойчивым, однако он прекрасно знал, о чем шептались солдаты и надеялся, что таким образом развеет все слухи. Получилось паршиво. На следующий день Леви чувствовал себя ещё хуже. С утра он выплюнул десять бабочек и достаточно большое количество крови, после чего ещё добрых тридцать минут просто лежал на полу, стараясь сдержать истошные крики боли. Аккерман никуда не хотел ехать, ни за какими новобранцами. Ему придётся провести с Ханджи и Эрвином почти весь день, а значит они неизменно все заметят. Но и отказаться он от этого не мог, это бы тоже привлекло внимание. Выбора просто не было. — Выкручусь, — Леви вышел из комнаты и направился на улицу, где Ханджи с Эрвином уже ждали его. — Ты в… — Если ты сейчас спросишь в порядке ли я, то я лично убью тебя, — хрипло перебил Эрвина Леви и неуклюже запрыгнул на лошадь, стараясь не смотреть командору в глаза. Аккерман избегал Смита с момента, как начал походить на труп. Леви знал, что его друг может приказать пойти в лазарет или не взять на следующую вылазку, — так и будете стоять или мы поедем? Всю дорогу Леви специально держался позади. Из-за тряски картинка перед глазами расплывалась, и он с трудом мог различать силуэты впереди себя. Под конец поездки он был уверен, что вот-вот потеряет сознание. К этому всему добавлялся постоянный кашель, который ужасно мешал нормально вести лошадь и Аккерман надеялся, что его было не слышно. Когда они приехали, Леви не слез с коня, он подождал, пока Эрвин и Ханджи отойдут и попросту свалился с животного, стараясь как можно быстрее подняться на ноги. — Останьтесь здесь те, кто готов рисковать своей жизнью, выходя за стены. Те, кто готов отдать свое сердце на благо человечества, а остальные… — Смит замолчал и обернулся, когда услышал дикий кашель за спиной, — Леви? — он подбежал к капитану. Аккерман уже стоял на коленях и выплевывал кровь. — От… — Леви хотел оттолкнул Эрвина, но сил не хватило. От попытки заговорить, лёгкие пронзила огненная боль и он закашлял ещё громче. — Какого черта? — Смит неверяще уставился на труп бабочки, который заметил в крови, — Леви, ты не… — Аккерман не переставал задыхаться в кашле и отхаркивать мертвых насекомых. — Я.… — он выплюнул пятый труп и вытер рот рукавом, — В порядке… — его было еле слышно, а слова с трудом можно было разобрать из-за хрипа. — Эрвин, тебе надо закончить речь, — Ханджи села рядом с ним и кивнула на напуганных кадетов. — Да. Точно, — он встал при этом, не отпуская Леви, — Уведи его отсюда, — только сейчас Смит неуверенно отпустил капитана и вернулся на прежнее место. — Отпусти, очкастая, — когда они спустились со сцены, Леви оттолкнул от себя Ханджи и осел на землю, — Ну давай, — он лёг и тяжело задышал. — Что? — Задавай вопросы… — он глубоко выдохнул. Слова все еще давались с трудом, — ты же сейчас с ума сойдешь. — А что тут можно спросить? — девушка строго посмотрела на друга и присела рядом, — Ты не взаимно влюбился и решил, что лучше мучатся и умирать, чем попросить помощи. — А чем бы ты помогла? — Леви грустно улыбнулся и слабо закашлял, — Сама же сказала, что лекарства нет. — Я бы придумала что-нибудь! — Ханджи вскочила на ноги и начала расхаживать перед Леви, — Может лекарство? Должно же быть хоть что-то! — она замерла и посмотрела на капитана, — мы могли бы влюбить эту девушку в тебя! — Нет, — Аккерман услышал, как Эрвин говорил солдатам спасибо. Значит отбор закончен, — Мы бы не смогли, — он попытался встать, но в итоге просто упал назад. — Эй, — Ханджи подбежала к нему и помогла подняться на ноги, — Кто же так сильно поразил твоё сердце? — Не важно, — Леви тяжело вздохнул, — Всё равно это уже не важно. Через сколько я умру? — Пять мертвых бабочек с кровью? — она задумалась, — А сколько раз в день это происходит? — Пять или шесть, обычно больше не бывает. Но мёртвые у меня в первые. — Я даю тебе ещё шесть дней, Леви. Но это будут худшие дни в твоей жизни. Мы ещё можем попробовать… — Зоэ замерла, — Мёртвые бабочки впервые? — Да, — Леви посмотрел на приближающегося Эрвина и сделал шаг от подруги, — Раньше просто крылья были в крови. — Это… о, Титан всемогущий, Леви, не говори, что… — Новобранцы уже на лошадях, — он неуверенно посмотрел на Аккермана, — Ты точно сможешь ехать один? — Я не беспомощный. Леви снова старался ехать позади всех, однако теперь скрыться от Ханджи не получилось. Девушка на лошади скакала рядом с ним на всякий случай. Это слегка раздражало, но Аккерман понимал её беспокойство. Он был в шаге от потери сознания. Когда они приехали в корпус, Леви хотел тихо уйти в свою комнату и закрыться там. Желательно просидеть там до самой вылазки. Однако Эрвин поймал его быстрее, чем Аккерман даже с коня слез. — Отпусти, — Леви попытался увернуться, но в итоге упал прямо в руки капитана. Смит легко закинул его на плече и понёс в сторону кабинета, — Эрвин! Я не шучу! — Что ты мне сделаешь, Леви? — серьёзно заметил командор, — ты себя видел то? И новобранцу сейчас проиграешь. — Пошёл ты, Смит, — злобно прошипел капитан, но пришлось смириться со своей судьбой. В кабинете Эрвин аккуратно опустил Леви прямо в кресло, сам он занял свое привычное место за столом. — А теперь, рассказывай, какого черта? — Ты и так все понял, — Леви отвёл взгляд и начал изучать книжные стеллажи, — Болезнь Батохаки. И не делай вид, будто не знаешь, что это. — Знаю, — Смит кивнул, — хочу понять каким образом ты ей заболел. А главное, почему умолчал. Леви напрягся. Его лицо было совершенно спокойно, но внутри воцарилась буря. Он не знал, что говорить. Можно было выложить на Эрвина всю правду. Это Аккерман умел делать лучше всех. Более того Леви уже нет разницы. Он умрёт через шесть дней, а если считать, что экспедиция будет через два, то долго мучатся за откровения не придётся. Но с другой стороны, а не будет ли Эрвин тогда винить себя в смерти Аккермана? Последнее, что хотел бы Леви — умирая, осознавать, что обрек самого дорогого человека в своей жизни на душевные терзания до конца жизни. — Леви, — тихо позвал Смит, — Пожалуйста, объяснись. — Что мне объяснять? Я перестал контролировать себя и влюбился, вот и все, — он тяжело откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Хотелось умереть прямо здесь и сейчас. — Эй, пацан, — Аккерман поднял веки и лениво повернул голову, — Что, не рад меня видеть? — Ты мёртв, — отрезал Леви. Видимо все было совсем плохо, раз он ловил галлюцинации… или это были не галлюцинации, и он все же умер… — Как видишь я с того света тебя достану, — он ухмыльнулся, — Ну что, скажешь ему? — Пошёл ты, — Аккерман снова закрыл глаза. — Неужели струсишь? — Ему не надо это знать, — Леви уже не понимал где он находится. Кажется, он сидит в кресле и говорит с кем-то… с Эрвином, нет, с Кенни… но он же мёртв, — Лучше будет без моих глупых чувств. — А вдруг получится? — Влюбить его в себя? Не смеши, — Аккерман почувствовал, как кто-то аккуратно трясёт его за плечо, — Кенни, отъебись. — Я не Кенни, — Леви резко открыл глаза и посмотрел на Смита, — Ты словил галлюцинации? — Не знаю, было так реально, — Леви устало сполз по спинке и сел на пол. Он просто хотел уйти от касания Эрвина, — Я просто… — Леви почувствовал очередную боль в груди. Она отличалась от тех, которые он чувствовал несколько дней. Он прикрыл глаза и начал кашлять, желая поскорее избавится от этих ощущений. Кашель был сухой. — Живая и без крови? — Эрвин удивлённо посмотрел на бабочку и упал на колени рядом с Леви и позволил облокотиться о себя, — Как так получилось? — Это… разве важно? — Леви снова закашлялся, но на этот раз насекомое было мертво. — Ладно, если ты не хочешь говорить, не говори, но я отменяю экспедицию. — Нет, — Леви глубоко вздохнул и нехотя ушел от объятий Эрвина. Аккерман, оперевшись о кресло, пересел на него, — Нет, не отменяешь. — Ты в экспедицию не пойдёшь, не в том состоянии. А вернуться и увидеть твой труп я совершенно не хочу. — Эрвин, я все равно умру, — голова начала дико кружится, он надеялся, что, если закроет глаза станет легче, но это дало совершенно обратный эффект, — Я предпочту сделать это на поле боя, а не от собственных глупых чувств. — Ты уверен, что нет шансов влюбить эт… эту девушку в тебя? — Леви хотел засмеяться, но сил хватило только на лёгкую ухмылку. По заминке Эрвина он понял, что его разговор с галлюцинацией подсказал Смите о предпочтениях его друга. Осознание этого принесло боль, но мысль о том, что над ним до сих пор не смеются — облегчение. — Нет, уверяю тебя. — Скажи хотя бы, что она стоит смерти, — Смит наконец-то встал с пола и вернулся в кресло. — Стоит. Этот человек стоит всех мучений, — Леви был искренен. Он любил Эрвина по-настоящему и, судя по всему, очень сильно. Аккерман не помнил, как он уснул. Проснулся он уже в своей кровати, как ни странно не от кашля, а от лёгкого прикосновения к плечу. — Ханджи, дай поспать. — Я не Ханджи, дорогой. — Мама? — Леви нехотя открыл глаза. Перед ним стояла его мать. Она выглядела так, будто никакой лунной болезни не было. Она была молодая и красивая. Такая, какой Леви её даже и не помнил, — Как это возможно? — Дорогой, ты должен рассказать ему. — Что? Нет. — Ты умираешь и это уже не исправить, — она осторожно присела на край кровати, — Пойми, он заслуживает знать. — Он посмеется надо мной. Или ещё хуже осудит. — И ты правда веришь в это? Леви глубоко выдохнул. А верил ли он в свои слова? Конечно нет. Эрвин, образ которого был в его голове, ни за что бы не осудил его. Он бы скорее начал просить прощения, пытался бы найти решение. Он бы умер, только чтобы Леви продолжал жить. Но это все еще был лишь образ в голове Леви. Любовь любит все идеализировать, а реальность куда более жестока. — Мам, я… — Аккерман открыл глаза, но Кушель уже не было, — Ясно, опять глупые галлюцинации, — Леви удивился тому, насколько ему это казалось реальным. Он знал, что его мать давно мертва, но увидя ее… он просто забыл об этом. Леви устало откинул одеяло и хотел встать, но в этот момент в комнату ураганом вбежала Ханджи. — Что? Встать собрался? — она легко толкнула его в плече, заставляя лечь назад, — Лежи, Эрвин назначил тебе постельный режим. И вот, выпей, — она села на край кровати и подставила к губам Аккермана кружку. — Что это? — непонятная жидкость отчётливо пахла цветами. Леви поморщился от запаха. — Должно помочь от бабочек, — Леви нехотя выпил раствор до дна. На вкус он был куда лучше, чем на запах, будто бы обычный чай, — от смерти не спасёт, но легче стать точно должно. — Спасибо, — Леви откинул голову на подушку. С одной стороны, постельный режим его совершенно не радовал. Это означало, что Эрвин все решил и на вылазку его не пустит. Но с другой… Аккерман был слишком слаб даже для того, чтобы стоять, — А где Эрвин? — Общается с врачами. Он пытается найти какое-нибудь решение, — девушка грустно улыбнулась и поставила кружку на пол, — Слушай. Ты должен ему рассказать. — Что? — Ты знаешь, о чем я, — Зоэ отвела взгляд и встала, — Конечно это полностью твой выбор, но… может если ты расскажешь, то что-то изменится? Может Эрвин поймёт, что тоже не безразличен к тебе? — Если бы это было так, я бы не валялся сейчас в кровати. — Да, но… ему уже разбивали сердце, и он постоянно видит смерти. Эрвин просто разучился чувствовать. Возможно, ты бы заставил его вернуть эту часть жизни, — Ханджи еще немного посидела с Леви и ушла. Капитану осталось только размышлять. Раствор Зоэ действительно чуть притупил боль, а приступов кашля не было следующие несколько часов. Аккерман хотел спокойно поспать, но не смог. Идея рассказать все Эрвину казалась такой заманчивой и сладкой, что он был готов поддаться ей. Если уж его собственное подсознание говорило, что стоит признаться, то, наверное, это что-то значило. Леви казалось, что Эрвин достоин того, чтобы знать, от чего умер его друг. Но если все его представления о командоре окажутся выдумкой. Сладкой ложью затуманенного любовью мозга… тогда он точно его разлюбит и проблема будет решена. Леви быстро почувствовал, что лекарство Ханджи перестаёт действовать. Он залился болезненным кашлем. В груди дико резало. Аккерман не смог терпеть эту боль, он скатился с кровати и выплюнул одну бабочку, но кашель не прекращался. Леви почувствовал, как лицо что-то обжигает… слезы. Он достал изо рта ещё одно мёртвое насекомое. — Что же, — Аккерман устало лёг на спину и ещё несколько минут просто пялился в потолок. Надо было встать. Капитан с трудом смог подняться на ноги и удержать равновесие. Он покачиваясь дошёл до двери. Боль все ещё стояла в горле, а из-за раздражения Леви приходилось кашлять, причиняя себе больше неприятных ощущений. — Леви? — когда капитан зашёл в кабинет Эрвина, Смит буквально подбежал к нему. Он хотел помочь и протянул руку, чтобы дать другу точку опоры. — Нет, — Аккерман оттолкнул Смита. Он не мог чувствовать его прикосновения. Это бы сделало только хуже. Но капитан не рассчитал своих сил, и инерция заставила Леви упасть на пол. — Рядовой, — Эрвин посмотрел на ещё одного солдата в комнате, — Договорим позже, свободен, — парень отдал честь и, стараясь не смотреть на Леви, покинул комнату, — Давай я помогу тебе встать. — Нет, — прохрипел Аккерман и лёг на спину. Смит тяжело вздохнул и сел рядом с ним в позе лотоса, — Знаешь, когда Кенни меня растил, то говорил, что любовь — это зло и боль. Он убеждал меня, что она приносит одни только несчастья, — Леви прокашлялся и продолжил, — но, когда я был совсем ребёнком, мама рассказывала мне другие сказки. Она ведь была с поверхности. Я помню её истории о том, что любовь есть сила, что это невероятное ощущение, которое окрыляет и.… она говорила про бабочек в животе. Что это приятное ощущение, которое происходит каждый раз, стоит тебе увидеть твою любовь. А потом вы с ней разделите радости и боли... смерть тоже, — он грустно улыбнулся и залился новым приступом кашля. Но сейчас ему было плевать на огонь в груди или расцарапанное горло. Нахождение рядом с Эрвином приносило совершенно другую боль, — Кто бы мог подумать, что прав окажется мудак Кенни, а не мама… бабочки далеко не в животе и это совсем не приятное ощущение. Они не окрыляют, а поедают изнутри. И ты всегда умираешь один. Рождаешься в одиночестве и уходишь тоже. — Леви, — Эрвин хотел погладить Аккермана по волосам, но в последний момент отдернул руку, — Тебе просто не повезло. — А когда мне везло? — Аккерман грустно улыбнулся. Он снова начал кашлять, но на этот раз это был не просто небольшой приступ. Леви пришлось перевернуться на живот и встать на четвереньки. — Леви? — Смит осторожно коснулся плеча друга и тогда Аккерман сплюнул первую бабочку, а командор тут же отдернул руку. Стоило седьмой мертвой бабочке оказаться на полу, Леви тут же упал рядом с лужей крови и обессилено зарыдал. Почему-то именно сейчас он понял, как сильно не хотел на самом деле умирать. Его мысли резко прожгло осознание, что он больше не увидит Эрвина. Ханджи никогда не придёт к нему со своими безумными теориями. Майк не вызовет на спарринг. Он больше не увидит, как Оруо глупо его пародирует. Не сможет больше увлеченно дискутировать с Гюнтером или играть с Эрдом в шашки. Леви больше не увидит восхищенного взгляда Петры и не обсудит с ней ни одной книги. И он не сможет убить больше ни одного титана… он не сможет принести пользу человечеству. Все это закончится через несколько дней и неожиданно для Леви, это перестало приносить какое-либо облегчение. Он в момент осознал, что не хочет терять все, что у него сейчас есть. Он не хотел умирать. — Я не хочу умирать, — тихо произнес Леви, — Не хочу, — он закрыл глаза, позволяя слезам обжигать лицо. — Леви… я не могу продлить твою жизнь, но… — он замолчал, видимо собираясь с мыслями, — но я точно не позволю тебе умереть за стенами. Ты не сгинешь в пасти титана. — Я… — Леви хотел засмеяться, но место этого громко закашлял. Эрвин сказал, что не может продлить его жизнь, если бы он только знал… — спасибо, — идея погибнуть на вылазке уже не казалась Аккерману такой хорошей. Теперь его скорее пугала возможность уйти так, что на тебя не обратят внимания, будто бы ты ничто, — обещай, что никто не узнает от чего я умер. — Что? — Обещай, что только ты, Ханджи, Майк и мой отряд будете все знать, — Леви зажмурился от резкой боли, что прожгла грудную клетку, — Обещай, что соврешь всем. Королю, чиновникам, кадетам — всем. — Я, — Эрвин резко осекся и задумался, — Хорошо. Я обещаю. — Спасибо, — Леви свернулся калачиком. Он хотел встать и уйти, но… он же пришёл сюда не за обещанием, он должен признаться, он уже выполнил половину дела, надо было довести все это до конца. И сейчас признание казалось одновременно тем, что спасёт ему жизнь и тем, что его убьёт. — Тебе пора идти спать. — Нет, — Леви приподнялся на руках. Он собирался сесть, чтобы смотреть Эрвину в глаза, но конечности подкосились в локтях, и он упал назад, слегка ударившись головой, — Я должен сказать, за этим я пришёл. — Хорошо, я слушаю, — Леви глубоко вдохнул. Холодный воздух, которым был наполнен кабинет обжег горло и Аккерман залился новым приступом кашля. — Я.… — он ужаснулся тому, как сейчас звучал его собственный голос, — Это ты, Эрвин… — Я? — Леви устало перевёл на него взгляд, кажется командор правда не понимал, — В каком смысле? — Я люблю тебя, Эрвин, — Аккерман закрыл глаза. От признания с души будто камень упал, стало так легко и хорошо… если не считать бабочек, что медленно поедали его изнутри, — Ты удивительный, слышишь? Всегда такой смелый и собранный при кадетах, но такой домашний и расслабленный в компании друзей, — Леви казалось, что он сошел с ума. Мысли путались, и он не понимал, что говорит. Будь его рассудок на месте, он бы никогда не произнес этого, даже не подумал бы о таких слащавых словах, но сейчас… сейчас он просто говорил, — Я готов душу продать за твою улыбку. И сделать, что угодно, только бы ощутить вкус твоих губ… Эрвин, я люблю тебя так, что готов за это умереть. — Леви… о титаны, — Аккерман даже с закрытыми глазами, чувствовал все напряжение Смита. Но он пока не высмеял, не осудил и Леви просто ждал своего приговора, — Ты не мог влюбиться в кого-то получше? — Аккерман не смог сдержать громкого смеха, что в итоге превратился в очередной приступ болезненного кашля. — Лучше нет никого, — слабо прохрипел он. С души спал ещё один камень, — и никогда не будет. — Прости. — За что ты извиняешься? — Леви открыл глаза и посмотрел на друга. — За то, что не могу почувствовать ничего в ответ. За то, что я тебя убиваю. — Я сам себя убиваю, — Леви снова опустил веки. Силы на разговор кончились. Остались только дикая боль и ужасная усталость. Он провалился в небытие. — Ох, Леви, во что же ты впутался, — Эрвин аккуратно поднял Леви. Нести его в комнату было рискованно, сейчас нельзя оставлять капитана одного. Поэтому Смит уложил его на свою кровать и укрыл одеялом, — Я не могу дать тебе той любви, которую ты хочешь, но обещаю, в одиночестве ты не… ты не будешь один в последний момент. Леви очередной раз проснулся от боли в груди. Он в очередной раз начал кашлять. Опять упал с кровати. И в очередной раз выплюнул так ненавистных ему насекомых. Но что-то в этот раз было по-другому. Ему казалось, что он находится не в своей комнате, будто бы рядом с ним стоит Эрвин и успокаивающе гладит по спине. Это наверняка были очередные галлюцинации. — Знаешь, о чем я сейчас думаю? — Леви полулежал на Эрвине и ему было интересно, как это выглядит на самом деле? — О чем же? — тихо спросил Смит. Или плод воображения Аккермана, это сейчас было не важно. — Что не хочу умереть, так и не поцеловав тебя. — Я… — Эрвин замолчал. Он аккуратно помог Леви сесть. После Смит встал и обойдя Аккермана снова опустился, — Я готов подарить тебе это ощущение, если тебе это так необходимо. — Хочу, — Леви приблизился к командору, но боялся коснуться его. Страх, что иллюзия вот-вот пропадёт заполняла изнутри. Его запах… Такой странный, но такой прекрасный, как и он сам. Эрвин сводит Леви с ума. Дышит. Так тяжело. Сладко. Горячо. Он сейчас слишком близко, чтобы Аккерман думал о завтрашнем дне или о приближающейся смерти, глаза слишком манящие, губы слишком влажные… Несколько секунд в тишине мелькал его блуждающий взгляд, а вздох проиграл целую мелодию… Ресницы Леви медленно опустились, и он накрыл губы Эрвина своими. Тело обмякло и он, перестал чувствовать напряжение. Дыхание слилось в одно, а губы уже не хотели отпускать. Леви не верил в происходящее. Пускай это был всего лишь плод его воображения, но он был идеальный, абсолютный, незаменимый. Аккерман сейчас понял, что его сердце будет жить всегда. Оно будет биться. Потом. В душе Эрвина. Он знал это. И пускай Смит не любил его так, как бы хотелось, Леви почему-то все равно верил в это. Аккерман начал задыхаться. Он отстранился и залился кашлем. Он не помнил, как выплёвывал бабочек. Лишь почувствовал, как упал в пустоту, а потом ничего. Следующие несколько дней Леви провалялся в постели, не в силах даже встать. Он отказывался от всей еды, которую ему приносили. Он не хотел пить, но воду вливали в него насильно. Ханджи по началу приносила свое лекарство, но через двое суток, оно перестало действовать. Леви не знал, кажется ему или нет. Возможно все это было лишь иллюзией, а может чистой правдой. Но рядом с ним всегда кто-то был. Майк постоянно рассказывал что-то о команде Аккермана и о том, как далеко за эти несколько дней они продвинулись. Леви взял очередное обещание. Он хотел, чтобы именно Майк возглавил особый отряд, никто другой не подошёл бы на эту роль. Множество раз ребята приходили сами. Они старались выглядеть радостно, наигранно смеялись и улыбались, рассказывая о их дне и новых трюках, что они выучили на УПМ. Но Леви прекрасно понимал, что таким поведением они просто не хотели оскорбить его. Аккерман ненавидел жалость и не хотел, чтобы кто-то убиваться из-за его смерти. И отряд прекрасно это понимал. Ханджи приходила и рассказывала о своих экспериментах, а еще о Моблите. Она постоянно говорила о нем, в красках описывая все его прекрасные качества. Леви был уверен, что она влюблена и искренне надеялся, что девушка не повторит его судьбы. Ханджи смеялась, но, как и в случае с отрядом, Леви даже через серую пелену перед глазами, видел всю фальшь этой радости. Эрвин чаще остальных сидел рядом. Он ничего не говорил, не обещал и не рассказывал. Он просто садился рядом с кроватью, и они проводили так по несколько часов. Леви этого было достаточно. Он хотел спросить был ли тот поцелуй плодом его воображение или реальностью, но так и не рискнул. *** — Знаешь, что самое смешное? — Эрвин даже не повернулся в сторону подошедшей Ханджи. Он сморгнул слезы, что накопились в глазах и продолжил, — Я слишком поздно все понял. — Ты всегда был тормозом, — Зоэ грустно улыбнулась и аккуратно дотронулась до плеча командора, — Ты сдержал все обещания, Эрвин, это единственное, чего Леви хотел. Смит тяжело вздохнул. Да, это была правда. Леви ушёл не в одиночестве. Около него был Эрвин, Ханджи, Майк, Оруо, Петра, Эрд и Гюнтер. Они всегда были рядом и в последний момент тоже. Это обещание он сдержал. В государстве и в корпусе все считали, что его подкосила болезнь, которую он подхватил на последней вылазке, когда героически спасал солдата. Леви умер для всех героем, как и хотел. Эрвин сдержал и это слово. Он не обманул. Но все равно чувствовал себя виноватым. Он будет ощущать это ещё долгие годы. — Я понял, как он мне дорог, только когда лишился его, — Эрвин до боли сжал кулаки, — Я такой идиот. Если бы я осознал это раньше, нас бы тут не было. Смит заставил себя отвести взгляд от горизонта и посмотреть на каменную плиту перед ним, где аккуратными буквами было выведено «Величайший войн и герой человечества Капитан Леви Аккерман. Хороший сын и преданный друг». Это все казалось таким бессмысленным. — Какая разница, что было раньше? — Ханджи повернула командора к себе и аккуратным движением стёрла слезы с его лица, — Он бы не хотел, чтобы ты плакал и винил себя. И ты это знаешь. — Да, но… — Эрвин ещё раз посмотрел на могилу, — Я ничего не могу с собой поделать, и он знал, что так будет. — Отбрось сожаления и не стоит себя винить, — Зоэ грустно улыбнулась, — Сожаления притупят твои чувства, а начнешь винить себя — не сможешь трезво мыслить, и тогда другие будут решать за тебя, а это приведет к смерти. Никто не может предвидеть исхода. — Это жестоко, использовать мои слова против меня, — он хотел ещё раз посмотреть на могилу, но Зоэ удерживала его лицо, не позволяя этого. — А, по-моему, самое то, — она легко ударила его в плече и кинула беглый взгляд на могилу, — Теперь мы просто обязаны выжить. Ради него, — Эрвин кивнул. — Ради него, — Смит тяжело вздохнул, а в груди что-то болезненно кольнуло.