Silently calling

– Что думаешь, хен? Не нужно много времени, чтобы осознать простой факт: Ким Мингю – милейшей души человек. Иногда он может вести себя придурковато, неуклюже как в словах, так и в поступках, при этом изо всех сил стараясь сохранять уверенный вид, но на самом деле внутри он мягкосердечен. Люди могут думать что угодно, но Мингю всегда из кожи вон лез, дабы позаботиться о близких. Иногда Вону задается двумя вопросами: почему ему не все равно и почему они двое стали такими хорошими друзьями, учитывая, что они были абсолютно разными. На сегодняшний день все окружающие привыкли видеть их вместе. Мингю постоянно пытается вовлечь Вону в разговоры, вытаскивая его из его собственной скорлупы, тем самым стараясь облегчить ему любое участие в групповой деятельности. Он, на самом деле, поступает так со всеми тихими участниками. Мингю всегда замечает, когда иностранные мемберы хотят высказаться, и дает время Джунхуэю и Минхао собраться со словами. Он всегда задает наводящие вопросы Хансолю, стоит младшему выпасть из реальности и провалиться в свой собственный мир. Но чаще всего он приходит на помощь Вону. Иногда подобные действия все еще застают его врасплох – его пугает, когда к нему обращаются напрямую в те минуты, когда он не горит желанием принимать участие в беседе. Но он благодарен Мингю за то, что тот помогает ему высказывать вслух его собственные мысли. Когда дело касается участников, Мингю, наверное, все еще остается тем, кто оказывает на него наиболее значительное влияние. Что в годы их тренировок, что сейчас, спустя месяцы после дебюта. – Все в порядке. Я не против того, что вы закажете. Мингю, расслышав тихий ответ, склоняет голову набок. – Но ты же не любишь морепродукты. Предпочел бы говядину? Вону только пожимает плечами. Он давно научился уживаться с тем фактом, что, как правило, почти все его мемберы любят морепродукты, и он сам явно не умрет от того, что съест нечто подобное. Он, по сути, вообще всеядный, особенно после танцевальной практики. Ни они, ни само агентство пока не зарабатывают слишком много, так что сам факт наличия выбора при заказе еды уже кажется неистовой роскошью. – Если бы перед тобой сейчас поставили и то, и другое, ты бы выбрал говядину, правильно? – Мингю будто подталкивает его к ответу, но делает это в достаточно терпеливом тоне, не заставляя ощущать неловкость из-за собственной нерешительности. – Да, – сдается Вону, кивая. Мингю только усмехается, поворачиваясь обратно к остальным участникам и менеджеру: – Окей, тогда Вону-хен и я будем говядину. Возможно, для подобного заявления еще рановато, но Вону откровенно полагает, что не создан для того, чтобы быть айдолом. Он тихий, не любит много говорить на камеру, ненавидит делать что-то исключительно для фансервиса, а еще он ужасен в эгьё. Даже несмотря на то, что остальные постоянно говорят ему о том, что он великолепен во всех этих вещах, Вону почти на сто процентов уверен в том, что ему лгут, лишь бы только заставить его почувствовать себя лучше. Постепенно он учится понемногу раскрываться, но и это ему дается нелегко. В отличие от остальных мемберов. Каждый раз, когда он наблюдает за тем, как громкие, энергичные и харизматичные коллеги выступают на сцене и общаются с фанатами, его накрывает волной зависти. Как у них все получается настолько естественно? Даже другие участники-интроверты, как тот же Джихун, хорошо владеют мастерством слова. И в то же время Вону думает слишком много. О своих словах, действиях, да буквально обо всем, потому что иногда он слишком сильно сомневается в себе, чтобы вообще нормально функционировать как человек. Так что в данный момент Вону напряженно следит за мужчиной с камерой, который обходит каждого из них и просит сказать несколько слов. И дело не в том, что он не благодарен. Он хочет показать фанатам, как сильно их ценит. Правда хочет, ведь он благодарен каждому из них за поддержку. Хочет выразить признательность за их тяжелый труд. Но учитывая тот факт, что он даже собственным мемберам не может показать, насколько сильно их любит, получается у него с трудом. Особенно в такие дни, когда он физически и морально измотан. Когда оператор оборачивается и идет в его направлении, Вону выпрямляет спину и откладывает телефон, опасаясь того, что ему в любую секунду придется начать говорить. Внезапно он слышит, как кто-то падает на сидение рядом с ним. Чужая рука касается его собственной, и он поворачивает голову, натыкаясь взглядом на ободряющую улыбку Мингю. – Привет, – жизнерадостно начинает Мингю, стоит камере сфокусироваться на нем. – Спасибо вам огромное за поддержку. Я знаю, вам, должно быть, было невероятно холодно и утомительно ждать нас так долго снаружи. Пожалуйста, позаботьтесь о своем здоровье, мы не хотим, чтобы вы заболели! Ваша поддержка действительно мотивирует и согревает нас. Мингю едва ощутимо пихает его локтем, и Вону даже не приходится заставлять себя улыбаться – это происходит само собой при взгляде на улыбку друга. – Да. Спасибо вам большое. Как только я услышал ваши голоса, мне стало намного теплее. Доберитесь домой в целости и сохранности. Вону испытывает невероятное облегчение, когда оператор улыбается и отходит в сторону, засняв все, что было нужно. Кажется, ему пора ко всему этому привыкать. Говорить и улыбаться, даже если день был откровенно паршивым. Но ему все еще тяжело, хотя он уже достаточно долгое время находится под прицелом камер. В подобные дни все кажется непростым. Он ощущает тычок в щеку и поворачивается к улыбающемуся во все зубы Мингю. – Ты им так мило улыбнулся. Это видео им точно придется по душе. Вону тихо хмыкает и переводит взгляд на колени, сомневаясь, следует ли верить его словам. – Правда, – настаивает Мингю. – Ты отлично справляешься, хен. И даже не подозреваешь, насколько ты харизматичен. Всем нравится слушать, как ты разговариваешь. Я даже иногда завидую. – Не выдумывай, – бормочет Вону себе под нос; чужие слова застали его врасплох. – И не собирался, – пожимает плечами Мингю. Он достаточно быстро усваивает одну простую вещь: коммуникация – ключевой момент для их большой группы. Всегда важно говорить о том, что беспокоит каждого из них, и каждый из участников должен иметь возможность озвучить свои мысли. И для этого должны быть созданы комфортные условия. – Я знаю, что вам будет неприятно это услышать, и я никому не запрещаю заниматься чем угодно в свободное время. Но будьте осторожны, хорошо? Вы знаете, что у нас нет официального запрета на отношения, но руководство все равно будет недовольно, если журналисты застукают кого-то из нас на столь раннем этапе нашей карьеры. Сынчоль откровенно старается не смотреть ни на кого конкретного, но всем и так понятно, о ком идет речь. Большая часть мемберов была слишком сильно загружена расписанием и одновременно слишком сильно напугана неприятностями, которые могли бы последовать из-за чьих бы то ни было вылазок в город. Немногие из них вообще пытались с кем-то встречаться в принципе, и всего один человек, на днях проторчавший где-то за кулисами музыкального шоу, едва успел вовремя вернуться к началу съемок. – Да, скрываться таким образом действительно отстойно. Но мы никак не можем повлиять на происходящее. Так что будьте осторожнее, ладно? – И это не относится ни к кому конкретно, верно, Мингю? – добавляет Джонхан, тем самым вызывая смешки. – Хен, – почти скулит тот, краснея. Джонхан только усмехается. – Да брось, Гю. Все видели, как ты флиртовал с той девчонкой, прежде чем вы исчезли вместе. Ты не то чтобы незаметен, да и прятаться у тебя выходит с трудом. Он просто дразнится, и все это прекрасно понимают. И никто не злится. Последние месяцы выдались безумно напряженными, так что любое снятие стресса казалось блаженством. Что угодно, лишь бы удалось почувствовать себя человеком, а не безостановочно работающей на самых тяжелых мощностях машиной. И если для кого-то из них метод борьбы со стрессом заключался в тайных свиданиях с девушками, то в этом не было ничего плохого до тех пор, пока все соблюдали осторожность. Мингю оглядывается в поисках поддержки, и Вону перехватывает его взгляд, растягивая уголки губ в усмешке: – Все дело в его росте. Еще бы ему не было тяжело прятаться. Окружающим, казалось, пришлась по вкусу его ремарка. Смех заполонил всю комнату, заставляя Мингю смущенно прикрыть ладонями лицо. – Я буду вести себя осторожнее, – бормочет он. Вону – и это никакой не спойлер – самый настоящий интроверт. И это не значит, что ему не нравятся люди или же находиться в их кругах. И также не значит, что он не хочет или не может подпускать кого-то близко к себе. Это все распространенные заблуждения со стороны. Ему так часто почти до отчаяния хочется нравиться людям, хочется, чтобы его любили, чтобы он был желанным мембером в своей группе, но он не может все это озвучить. Равно как и не может показать того, что искренне любит находиться рядом с участниками, пусть он и стоит почти всегда в стороне и особо не разговаривает ни с кем. Что даже несмотря на то, что иногда его утомляют громкие голоса, он все равно любит каждого из них. Что он хочет быть частью всего происходящего. И внезапно жизнь с большим количеством парней – даже учитывая тот факт, что Вону с уверенностью может назвать каждого из них своим близком другом – приводит к ситуациям, в которых он искренне жалеет о том, что не умеет открываться людям. Каждый день он наблюдает за тем, как остальные рассказывают что-то о себе, раскрывают все, что у них на душе, и становятся еще ближе друг к другу. Ему тоже хочется научиться так делать. Однако остаются темы, на которые он не решается говорить. И испытывает из-за этого колющее чувство неполноценности. Почему он столь нерешителен? Кому еще рассказывать о своих чувствах. Все его мемберы добры и никогда не осудят его за что бы то ни было. Тем не менее, стоит мемберам ни с того ни с сего затронуть тему сексуальной ориентации, стоит только Джунхуэю обрушиться на них с новостью о своем каминг-ауте – первом, к слову, в группе – как Вону внезапно ощущает, что не может говорить. Все происходит слишком быстро: Джунхуэй вскользь заявляет об этом где-то в середине своего на удивление связного объяснения о пан- и бисексуальности, поясняя, что ему плевать на гендерные различия, когда дело касается выбора партнера. Остальные точно так же удивлены. Не потому, что кто-то из них предполагал что-либо об ориентации кого-то из присутствующих, а скорее потому, что никто не ожидал, что кому-то хватит смелости настолько открыто заявить о подобном. Первые несколько секунд они пребывают в восхищении от того, насколько улучшился корейский Джунхуэя, а спустя мгновение, переварив сказанное, присутствующие теряют дар речи. – А. Точно. Я раньше не говорил об этом, да? Кхм… Что ж. Что есть, то есть. Ничего особенного. Не смотрите на меня так, пожалуйста. Или… скажите хоть что-нибудь. Вону легко различает, насколько Джунхуэй нервничает. Как его голос начинает дрожать, приобретая тревожные нотки. Пусть Вону и не думает, что тот оговорился (он почти уверен, что большинство вещей в жизни Джунхуэй делает очень даже намеренно, после обставляя все с беззаботной и будто случайной стороны), в то же время он не до конца уверен, что Джун как следует обдумал свое откровение и его значимость. Они никогда напрямую не обсуждали свою сексуальность, прекрасно понимая, что тема достаточно сложна, особенно в столь молодом возрасте. Да, безусловно, подобные вопросы поднимались не раз, и было очевидно, что с открытыми взглядами мемберов среди них попросту не могло быть отъявленных гомофобов. Но совершить каминг-аут напрямую – все еще достаточно сложный поступок. Джунхуэй не смотрит напрямую никому в глаза и принимается возиться с палочками для еды. Скажи что-нибудь. Вону открывает рот, но не может ничего выдавить. Ни малейшего звука, который бы указывал на его желание высказаться. И никто этого не заметил, потому что все были повернуты в другую сторону. И главный объект их внимания – Джунхуэй – выглядел так, словно готовился словить паническую атаку. Глаза округлились, а руки начали мелко подрагивать, стоило ему осознать весь смысл им же сказанных вещей. Вону обязан был сказать хоть что-то. Убедить друга в том, что все в порядке. Ты не странный и твои чувства важны. Я все понимаю. Ты не один. Потому что я точно такой же. Но он не может набраться смелости. Горло будто сжимается, и ни одно слово не слетает с губ. И когда Сунен следом совершает каминг-аут, Вону почти радуется тому, что ему не приходится этого делать. Радуется тому, как заметно расслабляется Джунхуэй после чужих слов. Радуется при виде крохотной улыбки, которой обмениваются мемберы, радуется, когда все остальные высказывают слова поддержки. Радуется, что никому пока не нужно ничего знать. Все-таки он плохой друг. Следовало им во всем признаться. – Можно я немного полежу с тобой здесь, хен? Вону удобно расположился в гостиной на одном из диванов, читая и буквально отгораживаясь от всего окружающего мира, так что тихий голос Сынквана выбил его из колеи. Он совершенно не заметил, как все разошлись по кроватям. Кроме, очевидно, одного человека. Он смутно припоминает, как Джису просит его не засиживаться всю ночь, потому что завтра им рано вставать. Прошло уже достаточно времени. – Конечно. Он не до конца уверен, что младший подразумевал под словом «здесь». И удивленно поднимает голову, когда тот устраивается рядом, придвинувшись к его плечу. Стоит больших трудов сохранить нейтральное выражение лица. – Все в порядке, Кван-а? Тот кивает. – Уверен? – Просто устал. – Ладно, – бормочет Вону. – Расслабься. Он не имеет ни малейшего понятия о том, что нужно его тонсену, и лишь надеется, что младший напрямую ему скажет, если что-то понадобится. На самом деле нет ничего удивительного в том, как он вымотался. С момента дебюта, если не раньше, Сынкван усердно работал над продвижением Seventeen, посещая шоу за шоу и выискивая новые возможности развития. Теперь же, когда они наконец начинают чего-то добиваться, давление на Сынквана лишь усиливается, особенно после того, как его начинают признавать в качестве настоящего гения развлекательных шоу. Титулу приходится соответствовать. – Что читаешь, хен? Вону чуть опускает книгу. – Сборник коротких рассказов о жизни с иллюстрациями, нарисованными младшим братом автора. – Насколько длинные рассказы? – По-разному. В некоторых пара страниц, некоторые длиннее. Сынкван обнимает руками колени, чуть наклоняет голову. И при этом глядит нерешительно, будто пытаясь понять, комфортно ли Вону, когда вторгаются в его личное пространство. Он пытается улыбнуться, и этого достаточно, чтобы Сынкван тихо, довольно выдохнул и придвинулся еще ближе. В подобные моменты всегда легко было заметить, насколько он все-таки еще молод. – Ты не мог бы прочитать мне что-нибудь небольшое? Вону удивлен просьбе, но не задает никаких вопросов. Просто листает книгу, находя историю, которая, как ему кажется, может понравиться младшему. Вону несколько раз говорили, что у него приятный голос, и всякий раз он не соглашался. Но ему нравится то, как с началом чтения Сынкван видимо расслабляется, вслушиваясь в каждое слово. Вону держит книгу достаточно низко, показывая ему иллюстрации, и спокойно продолжает читать. В какой-то момент в гостиной материализуется Джонхан; впрочем, замечая, что происходит, он лишь улыбается и тихо проходит на кухню, наливает себе стакан воды и так же тихо уходит, стараясь не шуметь. – Дино и Мингю-хен были правы, – говорит Сынкван, стоит Вону закончить чтение и закрыть книгу. – Ммм? – Они говорили, что в те моменты, когда им грустно, с тобой всегда приятно находиться рядом, – улыбается Сынкван. – Твой голос очень приятно слушать, хен. Спасибо, что почитал. Мне правда понравилась история. Вону озадачен. Он с трудом мог назвать себя человеком, умеющим утешать других, особенно учитывая тот факт, что с ними в группе находились Сокмин и Джису. Вот кто отлично умел слушать и тепло обниматься. Вону же все еще было неловко от физического контакта. Так что причислять себя к группе «утешающих хенов» было бессмысленно. По всей видимости, два – уже три – члена были не согласны с подобным утверждением. – Без проблем, – тихо отзывается он, чувствуя, как уголки губ приподнимаются в улыбке, стоит Сынквану обнять его перед тем, как скрыться за дверью спальни. Вону очень быстро усваивает две вещи, касающиеся жизни айдола: во-первых, его существование чертовски утомительно, а во-вторых, в этом самом существовании слишком сильно прижита культура шиппинга. Ни для кого это не было тайной, и он сам в какой-то степени понимал, что приятно наблюдать за хорошо ладящими между собой айдолами, между которыми буквально возникает химия. И большинство фанатов соблюдает определенные рамки приличия. Что его, однако, ставит в тупик, так это вопрос о том, с кем из своих участников он бы встречался, будь он девушкой. Частично его смутил сам факт построения вопроса, подразумевавший, что необходимо представить себя женщиной. Вторая же часть всего недоразумения заключалась в том, что он прекрасно знал одну вещь: огромная часть фанатов ожидает, что он назовет имя Мингю, и люди жутко расстроятся, назови он кого-нибудь другого. И Вону отлично знает о том, что, несмотря на все старания, они с Мингю все равно привлекают к себе много внимания. И, собственно, отсюда и вытекают последующие аспекты культуры шиппинга, с которыми приходится уживаться. – Хен, ты на меня злишься? Мингю говорит робко, как-то совершенно нехарактерно для себя самого – обычно он всегда в себе уверен. И подобный тон Вону почти пугает. Они сидят на заднем сидении машины, закончив на сегодня со всеми делами; учитывая, что время уже достаточно позднее, два оставшихся мембера их юнита уже почти спят на своих местах. – Нет. – Ладно. Мне просто показалось, что ты холоден, и я не был уверен в том, в чем мог перед тобой провиниться, – нерешительно отзывается Мингю. – Оу. Нет, ты ничего такого не сделал. Он прокручивает в голове все их сегодняшнее общение и даже удивляется тому, что Мингю сумел что-то заметить. Потому что на деле не возникало никаких ситуаций, где Вону говорил бы с ним как-то иначе или, того хуже, игнорировал. – Прости. Не хотел заставлять тебя чувствовать себя так, – тихо добавляет он, зная, что собеседник все равно не прекратил бы волноваться. Вону отрывает глаза от телефона, встречаясь с вопросительным взглядом. – Мне просто слегка не по себе сегодня. – Я так и понял. В остальном все нормально? Вону растягивает уголки губ в улыбке. Как же ему повезло найти столь хорошего друга в лице Ким Мингю. – Да. Они с Мингю провели достаточно времени вместе, чтобы хорошо узнать друг друга. Младший хорошо обращает внимание на мелкие детали, и среди всех участников именно он первый замечает, когда с Вону что-то не так. Вону требуется несколько минут, чтобы собрать мысли в кучу. – Как бы я ни любил нашу жизнь, иногда меня утомляет то, что от меня ожидают определенных поступков или поведения. Но все в порядке. Мне просто надо к этому привыкнуть. Некоторым мемберам приходился по душе фансервис – они лишь слегка преувеличивали то, что и так делали на постоянной основе. На деле они не выдумывают ничего несуществующего: каждый из них искренне любит друг друга, и за кадром они все достаточно тактильны. Но порой ничего не мешает им слегка подшутить над фанатами. Вону научился терпимости, и на данный момент его устраивают многие вещи, которые еще недавно могли доставлять дискомфорт. Но все равно возникают ситуации, из-за которых становится неловко, и он слишком сильно начинает переживать по этому поводу. – Под ожиданиями ты подразумеваешь что-то касающееся выступлений или что-то другое? – спрашивает Мингю. – Другое. – Тебя беспокоит фанатский шиппинг? Вону изгибает бровь, глядя на юношу, прежде чем вернуться к телефону. – А тебя нет? В том смысле, что тебя шипперят со мной, и это достаточно неловко, верно? Он не имеет в виду ничего плохого. Если его и шипперят с кем-то из группы, то логично, что это будет именно Мингю. Они действительно неплохо ладят, даже будучи полярно противоположными личностями. Они уважают один одного, безмерно заботятся друг о друге, между ними есть определенная химия, и определить это не так трудно. Но шиппинг всегда связан с ожиданиями и более пристальным вниманием со стороны. И возникают недопонимания – стираются границы между искренним взаимодействием и фансервисом. Ну и, должно быть, для девушки, с которой не так давно был замечен Мингю, это все тоже было странно. Вону в любом случае уверен, что Мингю понимает весь смысл его слов. Не может же он неправильно истолковать сказанное, да? (Он, впрочем, не замечает, как лицо Мингю принимает удрученный вид и как тускнеет его улыбка). Всякий раз, когда Джихун инструктирует хип-хоп юнит касательно текста песен, Вону забавляет то, как каждый из них делает домашнюю работу кардинально разными методами. Их продюсер не ограничивает их какими-то конкретными рамками, но все четверо каким-то образом умудряются высказывать абсолютно разные точки зрения по отношению к одной и той же теме. Вполне возможно, это могло быть связано с их разными стилями в музыке или же разными взглядами на жизнь. Обычно все выглядело так: они встречались, устраивали мозговой штурм, расходились, писали тексты, затем встречались снова. Работать вместе было крайне интересно. Поскольку Вону и Хансоль сами по себе были людьми достаточно тихими, можно было предположить, что могут возникнуть проблемы. Но оставшиеся участники достаточно терпеливы, что и помогло сложиться хорошей рабочей динамике. – Что думаешь, Вернон-а? – интересуется Сынчоль в процессе мозгового штурма, пока они все обмениваются идеями и набросками текстов. – О, мне нравится. Круто, – отзывается Хансоль. Краткий миг заминки не остается незамеченным остальными. – Что не так? – наклоняет голову Мингю. – Эм… – Хансоль замолкает, обдумывая, что сказать. – Наверное, мне бы понравилось больше, если бы не было такой… конкретики в используемых терминах. Не в самом их значении, просто… ну, любовь – это же не просто… Требуется немного времени, чтобы понять, что младший имел в виду, но до Вону доходит достаточно быстро. Он возится с металлическими кольцами, скрепляющими его блокнот, и его руки начинают предательски дрожать. Он сам думал о том, чтобы поднять этот вопрос, но никогда ничего не произносил вслух. – Не все Караты – гетеросексуальные девушки, – осторожно вступает он в разговор; судя по тому, как Хансоль кивает, Вону правильно понял его точку зрения. – Я думал о том же самом. Не так сложно опустить несколько гендерных терминов на корейском. – Те, что на английском, тоже легко можно опустить, – добавляет Хансоль. – Ничего глобального менять не нужно. Но крохотная коррекция сделает песню чуть более инклюзивной. И каждый сможет прочувствовать ее по-своему. Я, например, предпочитаю слушать песни, которые адресованы не только гетеросексуальной аудитории, – говорит Вону, встречаясь взглядом с участниками. Он знает, что рано или поздно ему нужно совершить каминг-аут. И он этого действительно хочет. Но даже подобные темы, озвученные вслух, и непрозрачные намеки сдавливают ему горло. Если бы только он был чуть храбрее. Чуть увереннее в том, кем является на самом деле. Сынчоль и Мингю соглашаются без колебаний, и Хансоль буквально светится от самого факта, что его мнение так легко приняли. И никто не видит, как Вону прячет руки под стол, скрывая тремор. – Очень хорошая мысль, ребята, – согласно кивает Сынчоль. – Твоя правда, хен, – Мингю вычеркивает некоторые строчки из записанного. – Так и поступим. Смысл песни углубится еще сильнее. Мне нравится. Вернон-а, просмотришь части на английском? – Конечно, – тут же отзывается младший. Он словно более внимателен, нежели раньше, и когда Вону перехватывает его взгляд, они обмениваются улыбками. Да. Однажды Вону все им расскажет. Они хорошие друзья. Так будет правильно. В первый раз все случается внезапно. Они просто отдыхают. Тусуются, выпивают – как тут не выпить после целого дня вокала, танцев, актерского мастерства и языковых курсов. Вону не любит грязнуть в жалости к самому себе, но у него болит буквально все. От ноющих мышц до простывшего горла, головной боли и уставших глаз. Сунен в последнее время буквально издевался над ними, пытаясь укрепить их выносливость, и Вону знает, что это необходимо для концертов, но одновременно с этим ему хочется лечь и проспать несколько лет после каждой танцевальной тренировки. Сегодня звезды особенно не сходились, и каждое действие выматывало его сильнее предыдущего. Вместо сна, впрочем, все решили собраться и выпить – прошло много времени с тех пор, как они вот так вот сидели все вместе. Чтобы не быть единственным отказавшимся от посиделок, Вону напялил на себя треники, огромную толстовку и присоединился к остальным. Никто не собирался напиваться в хлам, но соджу заканчивалось достаточно быстро, оставляя после себя ощущение легкой расслабленности. Они разговаривали, наслаждались обществом друг друга и пили, пока у половины не начали закрываться глаза. Один за одним участники потянулись спать. Вону решил задержаться лишь потому, что Мингю предложил размять его ноющую спину и шею. Учитывая, что он не особо прислушивался к разговорам, было неудивительно, что он не заметил, как Сынчоль и Джонхан уходили последними, пожелав им спокойной ночи. – Ты слишком напряжен, хен. Все еще болит спина? – голос Мингю буквально вырывает его из транса. – А? – Уже засыпаешь? – усмехается младший. – Я спросил, как твоя спина. – Не очень. Но я правда чувствую себя лучше. Спасибо. Вону слышит шорохи сзади и почти вздыхает, когда сильные теплые руки отрываются от его спины. Он бы попросил Мингю продолжить, но один взгляд на часы подсказал ему, что младший и так разминал его спину последние сорок минут. И им обоим пора было отправляться спать. Вону встает достаточно резко после лежачего положения и слегка теряет равновесие. Вероятно, он бы все же упал, если бы Мингю не ухватил его за руки. – Осторожно, – слышит он чужие слова. – Спасибо, – бормочет Вону хриплым голосом. – Несправедливо, – усмехается Мингю. – Почему даже в столь сонном состоянии ты звучишь так горячо, хен? Не то чтобы ему не было свойственно говорить нечто подобное, но тут свою роль играет выпивка, слегка развязывая язык. Обычно Вону просто отмахивается от комплиментов и классифицирует их как неудачные. Но то, как Мингю смотрит на него, как поднимает руку, смахивая с его лба пряди волос, буквально застает Вону врасплох. Кончики пальцев Мингю легко касаются его лица, и от этих касаний кожу покалывает. – Красивый… Вону почти уверен, что его уставший мозг издевается над ним. Или же он выпил больше положенного. А может, перебрал с алкоголем сам Мингю? Он почти убедил себя в том, что ослышался, и поднимает глаза. Мингю улыбается кривой улыбкой. – Хен? Видимо, Вону молчал слишком долго. Пользуясь заминкой, Мингю проводит пальцами по чужой щеке и тихо смеется. Да, похоже, он пьянее, чем кажется. – Надо уложить тебя в постель, – отзывается Вону, улыбаясь уголком рта. – Неа, – Мингю ловит его за запястье, пытаясь удержать на месте. – Мы устали, а завтра рано вставать. Пойдем спать, Мингю-я. – Неа. Не хочу. – Тебе что, пять лет? – тихо смеется Вону. – Да брось. Идем. – Хочу поцелуй на ночь, – заявляет Мингю. И это окончательно доказывает, что с соджу он все же перебрал. Даже удивительно, как кто-то настолько высокий может вести себя так мило. Вону только качает головой, усмехаясь собственным мыслям. – Пойди и найди того, кто тебя поцелует. – Хочу поцелуй на ночь от тебя, – дует губы Мингю. Вону только дергает плечами. В Мингю говорит алкоголь, и им обоим не стоит воспринимать происходящее серьезно. Но в ту же минуту он осознает, насколько близко они стоят друг к другу – Мингю все еще не отпустил его руки. – Забудь об этом, ребенок. – Тогда я сам тебя поцелую. Пару секунд на спор с самим собой, и Вону только вздыхает. Не будет ничего плохого в том, если Мингю поцелует его в щеку и наконец отправится спать, верно? Не то чтобы такого не было раньше. Остальные участники еще более открыты в проявлении своих эмоций, а как только примешивается алкоголь, они часто целуют друг друга без всяких задних мыслей. – Ладно, допустим. Когда Вону позже прогонял эту ситуацию у себя в голове, он еще раз убедился в том, что ничего не предвещало беды. Он чуть повернул голову в сторону, стоило Мингю отпустить его руки и потянуться к лицу. Он наклоняется медленно, но решительно, и сперва Вону думает, что его поцелуют в лоб. Ну или что-то в этом духе. Но прежде, чем он успевает хоть что-нибудь сказать, чужие губы касаются его собственных; сердце пропускает удар, и Вону перестает дышать. Мингю осторожен, словно знает, насколько он бывает неуклюжим, стоит делу коснуться мелкой моторики. Но то, как он целуется, разительно отличается от того, как он разносит весь дом или роняет все, что держит в руках. Он целуется мягко, тепло, сладко. И при этом обхватывает ладонями лицо Вону так осторожно, словно держит нечто хрупкое. С огромной осторожностью. Ощущения приятные. Если честно, Вону никогда не думал о том, каково это – целовать своего лучшего друга. Да, он считал Мингю красивым, притягательным, но в то же время он знал о том, что Мингю – натурал, и поэтому никогда не задумывался о поцелуях с ним. Это было сродни выработанному защитному механизму еще со времен старшей школы, когда он влюбился в друга-натурала. Из того урока был извлечен ценный опыт. Так что же это? Очередная выходка Мингю? Просто эксперимент из любопытства? Прежде, чем Вону решается сделать хоть что-то, раздумывая, отвечать на поцелуй или нет, Мингю отстраняется, слегка улыбаясь, и открывает глаза. – Доброй ночи, хен. Вону не стал бы обращать на все это внимание, будь это одноразовая акция. Но когда подобное случается снова, он уже не уверен в том, как именно понимать действия Мингю. Это происходит вновь и вновь, например, несколько месяцев спустя после одного из концертов, когда в них еще бушует адреналин от выступления, а из-за кулис все еще раздаются одобрительные возгласы фанатов. И, когда Вону отошел в уборную вымыть руки – девушка-гримерша случайно пролила на него жидкость для снятия макияжа, – он даже не заметил, что Мингю последовал за ним. А замечает он его только тогда, когда встречается с чужим взглядом в отражении зеркала. – Хен, все в порядке? Он, должно быть, волновался: утром Вону сказал ему, что чувствовал себя неважно. Но концерт отвлек его, заставив забыть о состоянии голоса; повезло, что даже не пришлось слишком сильно напрягаться, чтобы вытянуть свои партии. – Ага. Не волнуйся. С горлом все в порядке. Мингю только улыбается. Вону хочет сказать еще что-нибудь, но прежде, чем ему удается собраться с мыслями, он замечает, как взгляд младшего скользит по его губам. Это очевидно до такой степени, что тут уже не до отрицания. Вону сбит с толку, а потому молчит и просто ждет. Ожидать долго не приходится: Мингю наклоняется, притом медленно, словно давая шанс отстраниться. Но Вону этого не делает, и Мингю прижимается поцелуем к его губам. Чуть более требовательно, нежели в прошлый раз, будто прощупывая его. Чуть более напористо, близко и абсолютно не похоже на простое касание, которое Вону мог бы списать на дружеское. Только не сейчас, когда Мингю проводит языком по его губам, когда обнимает его за талию, утягивая в кольцо рук. Мингю отстраняется прежде, чем поцелуй перерастает во что-то большее. – Ты правда отлично справился сегодня, хен. Я рад, что с твоим голосом все в порядке. Вону знает, что обо всем происходящем нужно с кем-то поговорить. Ему просто надо понимать, можно ли закрывать глаза на подобные вещи. Можно ведь, да? Всякий раз, как Мингю упоминает о тех, с кем встречался до и после дебюта, речь идет о девушках. Мингю до невозможного натурал. Просто, по всей видимости, немного любопытный. И ничего более. Они просто друзья. Ни более, ни менее. Сунен и Джунхуэй были единственными, кто совершил каминг-аут, и Вону был достаточно близок с обоими. Если у кого и стоило просить совета, так это у них. Поэтому Вону задерживается после танцевальной практики, дожидаясь, пока все, кроме Сунена, покинут помещение. Тот частенько засиживался допоздна, прогоняя хореографию и планируя их тренировки на дни вперед. И, кажется, Сунен был даже рад, что с ним остался кто-то еще – ему нужна была помощь в прогоне парных движений. Вону позволяет хореографу отработать на нем позиции, после чего какое-то время они танцуют вместе. Его всегда поражало, как Сунен может вот так вот запросто придумывать движения. Это продолжается еще какое-то время, пока Сунен сам не устает донельзя и не предлагает перерыв. – Сунен-а, можно кое о чем спросить? – Конечно, – отзывается тот, перебрасывая ему какой-то сладкий батончик из торгового автомата в холле. На секунду Вону замолкает. Он не может правильно подобрать слова, да и лгать ему не хочется, но и рассказывать полную историю он пока не готов. – Это насчет моего друга. Из школы. – Боми? Он чуть не забыл, что Сунен ходил с ним в одну школу, еще когда они были трейни. – Нет, из начальной школы, – качает головой Вону. – Мы иногда списываемся, и недавно он рассказал мне кое о чем, что поставило его в тупик. И он даже не понимает, как это воспринимать и воспринимать ли вообще всерьез. – Что произошло? – На днях его друг-натурал поцеловал его, – выпаливает Вону, не зная, как еще объяснить надлежащим образом. Хотя, если разобраться, так все и произошло на самом деле. И к этому ничего не вело. – Ясно, – Сунен только усмехается. – Я вам открылся, и теперь вы считаете, что я вроде как гуру по ЛГБТ-вопросам? Вону широко распахивает глаза, только сейчас осознавая, что его вопрос мог действительно прозвучать грубо, особенно учитывая то, что они не обсуждали каминг-аут Сунена. Его собственный застрявший в шкафу зад слишком боялся затрагивать подобные темы – вдруг Сунен заметит, что Вону и сам-то не особо натурал? Так и вышло, что эти темы не поднимались. – Да расслабься. Я не возражаю, – фыркает Сунен. – Скажи сперва, нравится ли этот парень твоему другу? В романтическом смысле. – Эм… Вону обнимает колени, подтягивая их к груди, словно пытаясь инстинктивно от чего-то защититься. Знал бы Сунен, о чем они на самом деле сейчас разговаривали, точно бы сделал выводы из каждого его жеста. Но милый, добрый Сунен, похоже, поверил, стоило Вону сказать, что он спрашивает за друга. А это ведь самое нелепое оправдание на свете. – Не знаю, – бормочет он. – Ммм. А мальчики ему вообще нравятся? Вону кусает себя за щеку изнутри, с трудом выдерживая любопытный взгляд. – Да. – Значит, его друг натурал, но все равно его поцеловал? В губы? Вону кивает, не говоря ни слова. – Он спрашивал разрешения? – задумчиво тянет Сунен. – Вроде как. Но не явно. – Если откровенно, звучит как хуевый поступок. Вону, кажется, шокирован, но Сунен только пожимает плечами: – Может, я сужу строго. Но если он натурал, похоже на то, что ему просто захотелось поэкспериментировать, а тут под руку подвернулся твой друг, да еще и любящий парней. И все бы прекрасно, если они обсуждали это заранее. Если бы он пояснил свои действия. Я, например, не против помогать другим познавать собственную сексуальность со мной, но опять-таки при условии, что люди задают вопросы и предупреждают заранее. А этот парень, похоже, ничего из вышеперечисленного сделал. Иначе твой друг не пребывал бы в таком замешательстве. Ответ Сунена заставляет задуматься. Пусть на самом деле Вону и не имеет ничего против Мингю. Он знает, что у младшего нет никаких плохих намерений. И он ведь в каком-то смысле спрашивал разрешения, да? Зависит от постановки вопроса. Но он всегда давал Вону шанс отстраниться и ни разу не заставлял его что-либо делать. Несколько дней спустя Вону спрашивает то же самое у Джунхуэя, притом использует тот же нелепый предлог. По какой-то неведомой причине тот едва ли не начинает заикаться: – П-почему ты вообще об этом спрашиваешь? – Эм. Не знаю. Извини, если поставил тебя в неловкое положение. Думал, может, ты дашь какой-нибудь совет. – О том, как целоваться с друзьями? Откуда мне вообще что-то знать на эту тему? Джунхуэй кажется взволнованным больше обычного. Что не так? Его беспокойство, кажется, заразно, потому что теперь и сам Вону начинает волноваться. – Джун-а, я не хотел обидеть тебя или что-то в этом роде. Я… Просто мой друг обратился ко мне за советом. Но, похоже, эта ситуация могла ничего и не значить, пусть даже и происходила не единожды. В любом случае тот парень натурал. – Происходила не единожды? – удивленно приподнимает брови Джунхуэй. – Погоди, и ты утверждаешь, что второй парень – гетеросексуал? Уверен? – Он всегда встречался только с девушками. – Допустим. Значит, твой друг не понимает, что означал тот поцелуй? Вону кивает. Ему все еще слегка неловко из-за произошедшего, но Джунхуэй, кажется, слегка успокаивается. – Что ж, похоже, что тот парень не такой натурал, каким хочет казаться. Насколько мне известно, большинству гетеросексуалов не слишком-то нравится целоваться с людьми своего пола. – Но людям же может быть любопытно… – Может, – Джунхуэй пожимает плечами. – Но несколько раз подряд? С одним и тем же человеком? Маловероятно. Я бы посоветовал твоим друзьям поговорить начистоту. Явно же есть что обсудить. И, конечно же, Вону ни о чем не разговаривает с Мингю. Да, это глупо, да, стоило бы рассмотреть тот вариант, что Мингю, возможно, не такой уж и гетеросексуал, как предполагалось. Возможно. Но смелости спросить Вону так и не набирается. Все происходящее между ними кажется столь хрупким и крошечным, словно вот-вот может разбиться, оставляя после себя чувство неловкости. А Вону понятия не имеет, как бороться с неловкостью. Мингю все еще его лучший друг. Он всегда рядом, и они так же близки, как и раньше. Тот факт, что Мингю то и дело украдкой целует его, стоит им оказаться наедине, не меняет их отношений, поэтому Вону ничего не предпринимает. Так не должно быть, но по-другому он не умеет. А по прошествии времени происходит кое-что другое. Вону понемногу раскрывается. Он замечает, как мемберы поощряют его к разговорам, к действиям. Как поддерживают его, стоит ему только пошутить или сделать что-нибудь нелепое. Все эти действия только подталкивают его к тем возможностям, от которых он еще недавно отказался бы. Да, пусть это выражалось в мелочах, например, в кратких вступлениях к контенту, который они снимают, или в коротких предложениях на английском. Каждый шаг кажется ему огромным, и Вону рад, как все окружающие радуются его прогрессу. Когда кто-то дразнит его по поводу того, что он тих и немногословен, Вону знает, что эти поддразнивания – лишь шутка. Все вокруг уважают его замкнутость. И все равно поддерживают, стоит ему оказаться в центре внимания. Seventeen набирают популярность как группа, и Вону рад, что он адаптируется к изменениям. Прошлый он точно не сумел бы справиться с такими объемами внимания и работы. Но все остальные участники идут с ним бок о бок, а значит, все проблемы решаются гораздо легче. Вошедший в комнату Мингю кажется уставшим. Что логично, потому что в последнее время их расписание жестко уплотнилось. Он участвовал в куче мероприятий как в составе группы, так и соло; неудивительно, что по прошествии недель он изрядно вымотался. Пусть они все и являлись частью одной группы, их графики все же слегка отличались друг от друга. Вону наблюдает за тем, как Мингю на минуту скрывается из вида, возвращаясь в спальню уже в домашней одежде. – Выглядишь измотанным, – тихо подмечает он, отрываясь от своей книги. – Ну спасибо, хен, – ухмыляется Мингю. – Ты восхитительно делаешь комплименты. Он подходит ближе и забирается в постель Вону так, словно делает это каждый день. И Вону не останавливает его. Просто наблюдает, как младший отодвигает одеяло и телефон, сдвигает локтем книгу и кладет голову на подушку на коленях Вону, закрывая глаза. Под таким углом лежать было явно неудобно – у него должна была чертовски сильно заныть шея – но каким-то образом даже в такой позе Мингю умудряется выглядеть расслабленным. Вону дразняще опускает книгу ему на голову, и Мингю тут же протестующе ноет. – Хен, – утыкается носом в чужой живот. Вону только смеется и проводит ладонью по спутанным волосам. – Как прошел твой день? – Утомительно. Я рад, что я дома, но в то же время чувствую, что умру, если мне придется сдвинуться с места. – Парни заказали еду, она должна быть с минуты на минуту. – Слава Богу. Готовить я сейчас точно не в состоянии. – Я могу что-нибудь для тебя сделать, Мингю? Вону знает, что окружающие – и в особенности сам Мингю – довольно часто заботятся о нем. Не то чтобы он был беспомощным в повседневной жизни, но, похоже, его поведение словно само пробуждает в мемберах инстинкт защиты. И пусть он глубоко ценит все то, что для него делается, ему точно так же хочется быть полезным для остальных. Было бы эгоистично с его стороны брать и не отдавать ничего взамен. А Вону хочется видеть счастье на лицах окружающих его людей. Что бы ни было в его власти, он с радостью поможет другим облегчить их бремя. Пусть даже в каких-то мелочах. Иногда мелочи имеют достаточно большое значение. – Хочешь, сделаю тебе массаж? Я в этом, конечно, не так хорош, но могу попытаться, – и это все, на что хватает его воображения. Мингю, улыбаясь, чуть поворачивается в его сторону. – Все нормально, хен. Но спасибо за предложение. Мне просто нужно отдохнуть. – Хорошо. Оставайся столько, сколько хочешь. И он действительно имеет в виду то, что сказал. Он не может сосредоточиться на чтении, когда его окружают другие мемберы, но с Мингю все иначе. Его присутствие приятно даже тогда, когда они вот так вот тихо сидят рядом друг с другом. Вону нравится то, что с Мингю он может поговорить обо всем на свете и одновременно может молчать, и это молчание не будет неловким. Какое-то время они не двигаются, и Вону успевает прочитать несколько страниц, прежде чем вновь опустить взгляд на Мингю. Тот не шевелился, и Вону предположил было, что младший успел уснуть, но Мингю смотрел прямо на него. И, стоило их взглядам встретиться, на его губах расползлась ленивая улыбка. Вону открывает рот, чтобы что-нибудь сказать, но Мингю тянется к нему первым. Теплая рука осторожно касается его щеки, перемещается к затылку. Мингю надавливает совсем мягко, но этого оказывается достаточно, чтобы Вону наклонился ближе. Достаточно для того, чтобы выразить намерение и одновременно дать возможность все прекратить. И Вону, понятное дело, не отказывается. Всякий раз, когда Мингю смотрит на него такими глазами, он сдается и позволяет младшему утянуть себя в поцелуй. Под таким углом целоваться должно было быть неудобно. Но это никому не мешает. Даже несмотря на то, что Мингю все еще лежит на коленях у Вону и последнему приходится наклониться максимально низко. Они целуются медленно, растягивают момент, словно пытаясь усилить ощущения. Двигаются осторожно, исследуют реакции друг друга. Вону подмечает, как Мингю придвигается еще ближе, приподнимаясь на локтях. Как чуть прикусывает его нижнюю губу. Как углубляет поцелуй, стоит Вону тихо выдохнуть от неожиданности. Ему даже кажется, что каждый негромкий звук, что он издает, только подбадривает Мингю. Вону готов был поклясться, что сквозь поцелуй различил чужую улыбку. Не знай он всей ситуации, сказал бы, что они оба начинают привыкать к их поцелуям. Но все ведь не так. Вону не знает чужих намерений, но одно ему известно точно: не следует ни на что надеяться и ни к чему привыкать. Мингю его лучший друг. И упаси его Господь начать влюбляться в своего лучшего друга, предположительно натурала, который, к слову, продвигается в одной с ним группе. Идея просто отвратительна. Когда Вону отстраняется, пытаясь вдохнуть полной грудью, и смотрит на улыбающегося ему Мингю, его сердце пропускает удар. Похоже, уже слишком поздно. – Ты когда-нибудь задумываешься о будущем, хен? Вону в удивлении поворачивается в сторону Сокмина. Они вдвоем пытались отмыть горы скопившейся грязной посуды – посудомоечная машина сломалась еще несколько дней назад, и никто так и не пришел ее починить. Вону в жизни не стал бы заниматься готовкой, посему и вкладывался в общий быт именно уборкой. Сокмин же чисто по доброте душевной вызвался ему помочь. – Почему спрашиваешь? – вопросом на вопрос отвечает он. – Просто интересно, – пожимает плечами Сокмин. – Потому что я вот не задумываюсь. И мне любопытно, глупо ли это – не думать о том, что может произойти, или не строить планы. Вону сливает грязную воду из раковины, чтобы приступить к следующей партии тарелок. – Ты обеспокоен потому, что все остальные в последнее время слишком часто говорят о будущем? – Вроде того. Похоже, у всех есть какие-то планы или ожидания. Я вот даже не знаю, чем буду ужинать завтра. Может, и мне пора бы задуматься о грядущем. – Но ты ведь не обязан, – улыбается Вону. Сокмина это, кажется, не убеждает, и Вону собирается с мыслями: – Докем-а, тебе необязательно делать то же самое, что делают остальные. Хочешь строить планы – отлично. Строй их, стремись к чему-то, как другие, работай над этим. Не хочешь – это тоже нормально. Жить моментом и наслаждаться происходящим прямо сейчас, как ты и поступаешь, – это чудесно. Просто позволь себе плыть по течению. Не будешь строить определенные планы – не разочаруешься, если вдруг им не суждено сбыться. И, возможно, ты еще больше удивишься тому, что ждет тебя впереди. Ни один из этих двух вариантов не является неправильным. Все это время Вону смотрел на то, как вода заполняет раковину. И, закручивая кран и поворачиваясь к Сокмину за очередной порцией посуды, он натыкается на благодарную улыбку. Немногие умеют улыбаться так, как это делает Сокмин. – Ты прав, хен. Спасибо. Я уж подумал, что живу совершенно безалаберно, наслушавшись остальных. – Ничего подобного. Ты просто идешь по жизни другим путем. Но это же не значит, что данный путь будет простираться перед тобой вечно. Все зависит от твоего желания. – Так а что насчет тебя? – интересуется Сокмин. – Ммм? – Ты сам-то думаешь о будущем? Колись, о мудрый аджосси. Вону уже почти забыл, что изначально вопрос предназначался именно ему. Он задумывается, пытаясь оттереть упорно не поддающееся пятно со сковороды, и кивает: – Иногда. Периодически планирую, чем собираюсь поужинать. Сокмин буквально хохочет, и Вону только улыбается. Трудно удержаться, когда друг веселится от всей души. – Я не строю себе планы на постоянной основе, – добавляет он уже серьезно. – В этом плане я больше похож на тебя, пытаясь наслаждаться моментом. Но порой мне интересно, что с нами будет дальше. Какими станут наши жизни. Где я сам окажусь. – И? Вону едва заметно улыбается, задумываясь о том, как забавно они выглядят со стороны – дискутируют на столь глубокие темы посреди ночи, пытаясь перемыть тонны посуды. Ему не всегда комфортно говорить напрямую то, что он думает, но застывший в ожидании Сокмин почти не оставляет выбора. – Понятия не имею. Но одно я знаю точно: со мной все будет в порядке, пока вы все будете рядом. Боковым зрением он улавливает улыбку Сокмина. Яркую, лучезарную, почти ослепляющую. – Хен, – Вону даже не успевает сделать вдох, как младший сжимает его в объятиях и чмокает в щеку. Они оба в перчатках и с тарелками в руках, и Вону дергается, чувствуя, как намокает его футболка. Ну да ладно. Сокмин вытирал уже отмытую посуду, значит, его руки не грязные. – Мы всегда будем на твоей стороне. Ты же знаешь, правда? – говорит Сокмин. Вону неловко пытается обнять его в ответ, стараясь не уронить сковороду, и только тихо усмехается. Всякий раз, когда это происходит, Вону удивляется тому факту, что Seventeen что-то выигрывают. Даже несмотря на достаточно крупные награды в первые годы после дебюта, он все равно поражен тому, что является частью столь большой и успешной группы. Интересно, что такого он сделал в прошлой жизни, чтобы заслужить нечто подобное? Чем он так отличился, чтобы иметь возможность находиться рядом с лучшими друзьями, путешествовать по миру, встречать все новых людей, которые оказывают им поддержку. Встречать Карат, благодаря которым они и держат сейчас в руках столь значимые награды. Вону все еще пребывает в восторге от того, как много фанатов приходит поддержать их на все крупные шоу вроде МАМА. Это сплошное сумасшествие. Словно какой-то лихорадочный сон. Будто в нем горит смесь адреналина и эмоций, ну и, может, частично алкоголя. После подобного вечера и всех празднований тишина гостиничного номера кажется едва ли не жуткой. Но не в плохом смысле. Ему как раз не помешает слегка привести свои эмоции в порядок и подготовиться ко сну. Вону как раз выходит из ванной в одном полотенце вокруг бедер, наконец избавившись от макияжа и взъерошивая влажные волосы, как внезапно раздается стук в дверь. Им нечасто доводится вкушать все прелести жизни в одноместных номерах в отелях, но на этот раз в бронировании произошла какая-то ошибка, вследствие чего отель предоставил еще один дополнительный номер. Вону же посчастливилось выиграть его в камень-ножницы-бумагу. Он тихо идет к двери, любопытствуя, кто мог прийти так поздно. Разве что кто-то из мемберов или стаффа – никого другого охрана не пропустила бы даже на этаж. Вону даже не успевает набросить на себя что-то из одежды, а потому смотрит в глазок. Стоило ли удивляться при виде Мингю? Почти все остальные были слишком вымотаны выступлением и празднованиями и, должно быть, уже давно видели десятый сон. Вону слегка приоткрывает дверь. – Привет, хен, – младший улыбается уголком губ. – Впустишь? Мингю, по всей видимости, тоже только что вышел из душа, потому что был переодет в спортивные штаны и черную футболку. Он настолько хорошо выглядел в повседневной одежде и без макияжа, что это было почти оскорбительно. Вону быстро поправляет свое полотенце и полностью распахивает дверь. Где-то с секунду Мингю смотрит на него взглядом, который слишком трудно истолковать. Они ведь и раньше видели друг друга почти полностью без одежды. А учитывая еще и тот факт, что помимо дележки душа и раздевалок они все еще оставались соседями по комнате, места для смущения тут точно не должно было оставаться. Но сейчас Мингю смотрит на него иначе. Чужой взгляд скользит сверху вниз, глаза темнеют, и он ненароком облизывает губы. Осознавая, что Мингю откровенно пялится, Вону едва сдерживается, чтобы инстинктивно не прикрыться. Глупости. Мингю сотни раз видел его без рубашки. Почему же сейчас он ощущает себя иначе? Причина прихода сейчас как никогда очевидна. Стоит двери закрыться за ними, как Мингю оказывается слишком близко, подталкивает Вону так, что тот упирается лопатками в ту самую дверь, заключает его в объятия и целует. – Чт… Вону резко вдыхает, застигнутый врасплох, и Мингю тут же пользуется возможностью, углубляя поцелуй. Бежать некуда. И, если уж Вону будет до конца откровенен с самим собой, ему и не хочется. Он медлит секунду, прежде чем ответить на поцелуй, сосредоточившись на том, как чужие мягкие губы требовательно прижимаются к его собственным. И от этого ощущения вкупе с остатками алкоголя в крови начинает приятно кружиться голова. Да, может, и не стоило столько пить, но сейчас-то ему приятно. Мингю тихо усмехается и прижимается к Вону еще ближе, обнимая его за талию. Прикосновения отдают жаром, и Мингю скользит вверх-вниз по обнаженной коже, ни на секунду не отрываясь от его губ. Вону и сам не помнит, когда именно обнимает младшего в ответ, зарываясь пальцами в мягкие волосы на его затылке. С каждой секундой движения становятся все более торопливыми, прикосновения – требовательными. Вону ощущает, как Мингю проталкивает бедро меж его ног – не сильно, но достаточно, чтобы его полотенце начало соскальзывать с бедер. И сейчас они затеяли весьма и весьма опасную игру. Все намного серьезнее, нежели все те поцелуи, которыми они обменивались раньше, ведь в предыдущие разы они полностью были одеты. А сейчас Вону от полной наготы спасает одно лишь полотенце. Опасно. Неизвестно, к чему все может привести. Он неохотно раздвигает ноги чуть шире, давая пространство для маневра. Мингю придвигается еще ближе, касаясь бедром его паха, и с губ Вону слетает стон прежде, чем он успевает сдержаться. Щеки горят от прилившей крови, да и не только щеки. Он кладет ладони на чужую грудь (твердую и мускулистую, надо отметить), давая Мингю понять, что пора притормозить. От безостановочных поцелуев в легких почти не осталось воздуха. Когда Мингю неохотно разрывает поцелуй и отстраняется на несколько сантиметров, становится видно, что на него все происходящее действует почти так же. Раскрасневшиеся щеки, растрепанные волосы, темные глаза, переполненные желанием. – Ты пьян, – не может не подметить Вону. – Как будто ты трезв, – голос Мингю все еще слегка грубоват после концерта. Туше. – Слишком хорошо выглядишь прямо сейчас, хен. Хорошо? Без макияжа? С неуложенными мокрыми волосами? Уставший? Мингю вновь прислоняется ближе, на сей раз пристально вглядываясь ему в лицо, дразняще раздвигая коленом его бедра, и Вону глубоко вздыхает от прикосновения. Что-то твердое касается его паха, и он инстинктивно опускает глаза вниз. Да, Мингю определенно не остался равнодушным к происходящему, и бугор в его штанах ясно дает это понять. Особенно в ту секунду, когда Мингю покачивает бедрами и прижимается к Вону вплотную. – Блять. Вону запрокидывает голову назад, хватая губами воздух. Повезло, что он опирается о дверь, потому что у него в прямом смысле слова подгибаются ноги. Прикусывая губу, он ухватывается за чужие предплечья, дабы не потерять равновесие, пока Мингю, пользуясь возможностью, покрывает поцелуями его шею, чуть прикусывая кожу. Это настолько приятно, что его тело еще ярче реагирует на каждое касание. Но стоит только горячим пальцам скользнуть по кромке полотенца и чуть потянуть за край, благодаря которому кусок ткани все еще держится на бедрах, как в голове Вону словно звучит голос, который он не в состоянии отключить. – Кажется, мы оба выпили лишнего, – шепчет Вону. Ему банально сложно дышать, когда Мингю прокладывает дорожку поцелуев по его шее и еще плотнее притирается к нему бедрами. Чужие губы отрываются от его кожи, и на секунду мир будто застывает. – Хочешь, чтобы я остановился? Мингю все еще слишком близко, и выражение его лица рассмотреть не удается. Однако его голос звучит настороженно, будто обеспокоенно. И Вону знает, что Мингю уважает любое его решение. И тут же отступит, стоит Вону только заикнуться об этом. Но… Вону не отвечает, и Мингю поднимает голову, чтобы как следует посмотреть на него. Впрочем, его внешний вид никак не улучшает ситуацию с самоконтролем, скорее уж наоборот. Губы припухли и блестят, глаза смотрят соблазнительно и одновременно мягко – как он вообще умудряется так смотреть? – кожа раскраснелась, и его большие ладони все еще лежат на бедрах Вону; кончиками пальцев он вырисовывает круги на обнаженной коже. Он выглядит невыносимо привлекательным. В общем-то, как и всегда. Вону закусывает губу. Чем больше он привяжется, тем сильнее будет сожалеть впоследствии. Ему всегда было трудно разделять эмоции и физиологию. И не следует привыкать к тому, как Мингю прикасается к нему, как смотрит на него: когда Мингю забудет о нем и пойдет дальше, справиться с эмоциями будет слишком трудно. Но прямо сейчас ему на все это откровенно плевать. Просто хочется думать и ощущать, что Мингю хочет его. – Я не хочу, чтобы ты останавливался, – тихо шепчет он себе под нос. – Уверен? Вону коротко кивает, и Мингю вновь целует его, вжимаясь в него всем телом. Его руки жадно скользят по коже, и Вону подается навстречу каждому прикосновению, словно тянущийся навстречу солнцу цветок. Хватает одного движения пальцами, чтобы узел на его полотенце ослабился. Сердце колотилось так, словно стремилось выпрыгнуть из груди. Мингю ухватывает его за бедра, намереваясь поднять. И от одной мысли, что он без проблем может это сделать, у Вону кружится голова. Да, Мингю в последнее время не вылезал из тренажерного зала, но ведь и Вону не то чтобы сильно тяжелый. Разве что высокий из-за длинных конечностей. Вону обнимает его ногами за бедра и прикусывает губу, стоит Мингю оторвать его от земли. В ту же секунду с него решительным рывком стаскивают полотенце и отбрасывают куда-то на пол. – Ты такой красивый, хен… Сладость и одновременная интимность тона заставляют его сердце биться еще чаще. Да, он будет страдать впоследствии. Но прямо сейчас ему плевать, и Вону целует Мингю, обнимая за шею, позволяя отнести себя к кровати. Следующим утром Вону просыпается рано и в полном одиночестве. Холодные простыни на второй половине кровати явственно говорят о том, что Мингю ушел уже давно. Возможно, даже не оставался на ночь. Сам Вону уснул достаточно быстро, так что ничего не мешало младшему уйти сразу же. И это нормально. (– Я могу у тебя кое-что спросить, Вону? – Конечно. – Почему ты считаешь, что у Мингю нет к тебе никаких чувств? – Я… Думаю, это и так очевидно. – Разве? Ты замечал, как он смотрит на тебя? Словно ты собственноручно повесил каждую гребаную звезду на небо. И так было всегда. Ты можешь просить у него все, что угодно, и он даст это тебе, потому что он в тебя по уши. – Это… ты преувеличиваешь, Джун-а. – Ни разу. Если тебе потребуется почка, он сам себя вскроет и вырвет собственную… – Так, завязывай с подробным описанием ужасов. – Ты меня понял. – Испытывать к кому-либо дружеские чувства, неважно, насколько сильные, – это не то же самое, что влюбиться в кого-то. Я понимаю, что нравлюсь ему как лучший друг. И это взаимно. Но он нравится мне и в другом смысле, и вот это уже невзаимно.) В две тысячи девятнадцатом году они увозят домой дэсан за альбом «An Ode», и в ту ночь Мингю вновь приходит к нему. И как бы Вону не отрицал, он этого почти ждал. Принял душ, высушил волосы настолько быстро, что даже смутился, пока не раздался стук в дверь. Как долго они будут продолжать все это, пока происходящее не прекратится? И как они вообще ведут себя как ни в чем не бывало на следующий день? Вону всякий раз задается вопросом, думает ли Мингю вообще о нем, когда они вместе. Разве не проще отделять такого Вону от того, кто всегда был его лучшим другом и членом его группы? А вдруг он представляет кого-то другого? Вону ненавистна эта мысль. Его предательский мозг не устает твердить ему о том, что Мингю действительно может думать о ком-то другом, в ком он и правда заинтересован. О ком-то красивом, открытом и уверенном в себе, прямо как сам Мингю. Вполне возможно, Мингю с ним лишь потому, что Вону это позволяет, потому что они оба просто снимают друг с другом стресс без неприятных последствий. Его тошнит от мысли о том, что Мингю может быть влюблен в кого-то другого. Из освещения в комнате осталась лишь маленькая настольная лампа. С прихода Мингю они не сказали друг другу ни слова, лишь принялись раздеваться. И сейчас все не было похоже на предыдущие разы. Вону подмечает это сразу. Мингю останавливает его, стоит ему потянуться, чтобы выключить лампу. Каждое прикосновение было как-то по-своему осторожно, придавая происходящему еще более интимную атмосферу. Каждый поцелуй был глубоким и медленным. Вону поддается негласным правилам, не зная, как поступить иначе. Позволяет Мингю перехватить инициативу и задать ритм. Позволяет направлять каждое движение. Намного легче игнорировать назойливый голос разума, когда они оба теряются друг в друге и в моменте. В этом-то и проблема. Всякий раз, когда они вместе, Вону отключает здравый смысл и лишь потом понимает, что погрязает во всей этой неразберихе все глубже и глубже. Влюбляется в Ким Мингю все сильнее. Теплое прикосновение к щеке вырывает его из вороха мыслей. Он открывает глаза, не помня даже, когда успел их закрыть, и совершает ошибку – смотрит прямо на Мингю. Ощущение такое, словно он глядит на солнечный свет. И не стоило этого делать, потому что теперь заметно, как пристально младший наблюдает за ним. Они буквально разговаривают взглядами, но Вону не может до конца понять, о чем именно. Темные глаза Мингю смотрят ему чуть ли не в душу, прожигают насквозь. Вону пораженно скользит по нему взглядом и буквально задыхается от особенно глубокого толчка, хватаясь за чужие плечи. Все еще не отрывая от него взгляда, Мингю резко ускоряет темп. И выглядит при этом как самая настоящая мокрая мечта его снов. Вону тихо ругается себе под нос и старается не издавать никаких звуков, но оставаться тихим становится почти нереально. Может, Мингю именно поэтому оставил свет включенным. Чтобы Вону с ума сошел от его вида. Крохотные капельки пота на его коже подчеркивают каждый изгиб его тела. Губа закушена, волосы растрепаны, а несколько прядей и вовсе прилипли ко лбу, словно их специально так уложили. И глаза. Невыносимо прекрасные глаза и этот чертовски глубокий взгляд. Мингю перехватывает его ладони, сплетая их пальцы, и заводит обе его руки над головой, прижимая к матрасу. – Мингю. Стоит ему простонать его имя, как что-то меняется. Младший сбивается с ритма, словно его резко ударили в живот, широко распахивая глаза, и по его красивому лицу проносится столько различных эмоций, что Вону физически не может их уловить. Что случилось? Он что-то сделал не так? Может, ему вообще не следовало подавать голос, напоминая тем самым, кто они и где они? На чистом инстинкте Вону хочет извиниться, но Мингю целует его раньше. От медленного и осторожного темпа не остается и следа: Мингю продолжает целовать его до потери пульса, ускоряет движения до неистового безумства, накрывающего, словно шторм. Не будь Вону так уверен в том, что его мысли абсурдны, он бы подумал, что Мингю обнимает и целует его с чувством какого-то отчаяния. Вону по жизни наблюдает за другими людьми. Смотрит со стороны и редко когда вмешивается в происходящее. Поэтому ему легко уловить, как Джунхуэй смотрит на Минхао, думая, что никто не видит. Как блестят его глаза, одновременно с этим наполняясь тоской и грустью. Точно так же Минхао порой смотрит на самого Джунхуэя, правда, очень коротко, почти мимолетно. Вону наблюдает за тем, как Джунхуэй все больше выбирается в город, возвращаясь в общежитие лишь поздно ночью. Как он уходит в красиво подобранной одежде и с небрежной укладкой и приходит обратно помятый, со следами чужой помады и засосов. Наблюдает за тем, как он позволяет чужим людям прикасаться к своему телу, но никогда – к душе. Грустно видеть, как его друг отчаянно пытается отвлечься от того, кого он так сильно жаждет. Если бы только Вону мог чем-то ему помочь. Но он последний, у кого следует спрашивать о том, как бороться с запрещенными чувствами к лучшему другу. Поэтому он наблюдает со стороны. Иногда Вону становится интересно, выдает ли он собственными действиями себя перед мемберами. Но он также знает, что большую часть времени очень хорошо держит лицо. И непробиваемое выражение этого самого лица не дает людям понять, о чем именно он думает. Джунхуэй же тем временем живет свободно, не скрывает свои чувства и любит делиться собственными мыслями. Почти как Сунен. Вону наблюдает и за ним тоже. Как с течением времени Сунен начинает смотреть на Джихуна не так, как прежде. Как он буквально начинает светиться от всего, что бы Джихун ни говорил или ни делал, как он ловит каждое произнесенное старшим слово, как он становится еще более тактильным – словно кидает самому себе вызов, ища физической близости с тем, кто ее ненавидел на протяжении многих лет, ровно до тех пор, пока в его глазах что-то не меняется и он не отстраняется. Осторожно, но решительно. Вону даже интересно, как много времени понадобится всем остальным, чтобы понять, что происходит между этими двумя. Сколько потребуется Джихуну, чтобы раскололась его броня, и сколько потребуется Сунену, чтобы признать, что у него не настолько все хорошо, как он хочет, чтобы думали. Но они со всем разберутся. В конце концов, Джунхуэй и Минхао ведь разобрались. И Вону искренне радовался, когда Джун рассказывал ему обо всем. Ему было приятно видеть их двоих счастливыми и свободными в своих чувствах друг к другу. Значит, и у Сунена с Джихуном все будет хорошо. А вот вопрос о том, чем закончится собственная история Вону, все еще остается открытым. И в большинстве случаев он страшится даже задумываться о будущем. – Mid спускается. Приму волну на себя и вернусь, если нужно, – спокойно говорит Вону в свой микрофон. FrozenToes только усмехается: – Не надо. Я на месте, расчищу джунгли и приду им на помощь. Бот ненормален, чувак. А ты слишком мягок. Вону согласно хмыкает. Он даже рад, что выделил время для компьютерных игр. И если раньше он корил себя за то, что тратит время за играми впустую, то сейчас осознавал, насколько сам процесс его успокаивал. Иногда повседневная суета и спешка подталкивают его к тому, чтобы сесть и сыграть пару раундов в любую игру, не имеющую никакого отношения к его сумасшедшему графику работы. – Как у тебя дела? – тем временем интересуется FrozenToes. – Неплохо. Но стрессово. А у тебя? Вону обычно не включает микрофон, чтобы общаться с другими игроками – предпочитает писать в чат, даже несмотря на то, что это занимает больше времени. Но они с FrozenToes уже продолжительное время играли вместе и как-то сами собой начали непринужденно болтать во время раундов. Его оппонент – иностранный студент на пару лет старше; его родители были из Кореи, и именно поэтому он начал играть на корейских серверах всякий раз, как приезжал домой к семье. Язык у него немного нескладный, но достаточно беглый для того, чтобы понимать друг друга, пусть и на смеси корейского и английского. – То же самое. Экзамены добивают. Моя девушка с самого начала последнего раунда пытается уговорить меня вернуться к учебе. – Она просто о тебе заботится, хен, – улыбается Вону. – Приятно, что ей не все равно, правда ведь? – Ты слишком мягок, как я и сказал, – откликается FrozenToes; по его голосу, впрочем, нетрудно догадаться, что он тоже улыбается. – К слову, Mid возвращается обратно. На какой-то момент они погружаются в игру. Вону понятия не имеет, сколько проходит времени, прежде чем он слышит едва различимый сквозь наушники и звуки игры стук в дверь. Оборачиваясь, он замечает заглянувшего в комнату Мингю. – Хен, тебе нужно поесть, – зовет он. Вону слышит, как где-то на другом конце провода усмехается FrozenToes. У его микрофона отличная чувствительность, и собеседнику не составляет никакого труда расслышать Мингю даже с такого расстояния. – Все нормально, Гю. Закончу раунд и… – Я принесу тебе рамена. Только приготовил. – Итак, как обстоят дела у тебя и твоего мальчика? – позабавленным тоном интересуется FrozenToes. – Он не… – тут же вскидывается Вону и только потом понимает, насколько подозрительно звучит, отвечая слишком поспешно и будто защищаясь. Если верить его игровому собеседнику, голос Вону всегда звучит совсем иначе, когда он говорит с Мингю или непосредственно о нем. – Да, я так и понял. Как мы его назовем? Сосед по комнате с привилегиями? Возлюбленный? Чертовски горячая задница, которую ты давно должен был присвоить себе? – Ты даже не знаешь, как он выглядит, хен, – бормочет Вону, почти на паранойе оборачиваясь, чтобы проверить, не вернулся ли Мингю. Хотя тот бы и так ничего не услышал – Вону ведь сидит в наушниках. – Зато я слышу его голос. Звучит горячо. У тебя, к слову, тоже очень горячий голос. Вону не считает должным отвечать на подобное. Да и вряд ли бы он в подобном состоянии сумел придумать адекватный ответ. FrozenToes только усмехается. Они общались друг с другом уже какое-то продолжительное время, и он сам достаточно открыто рассказывал о своей жизни, в то время как Вону старался осторожничать. На самом деле было приятно обзавестись другом, не имеющим отношения к его работе. Заводить друзей за пределами индустрии после дебюта было практически нереально. Да, те люди, которые были с ним рядом и раньше, все еще никуда не делись, но новых людей он всегда опасался. В случае же с FrozenToes у них само собой все получилось, пусть онлайн-друг и не имел никакого понятия о том, чем Вону занимается. – А еще он готовит тебе, пока ты играешь. Этот факт объективно делает мужчину по умолчанию в тысячу раз сексуальнее, – смеется FrozenToes. – Хен… – он почти скулит одновременно с чужим смешком. – Ладно-ладно, я замолчу, раз тебе так некомфортно. – Все нормально. Просто ситуация сложная. – Я уверен, что ты все разрулишь, – говорит оппонент с сочувствием в голосе. У Вону едва ли не сжимается сердце. Краем уха он слышит, как Мингю снова заходит в комнату, и закусывает губу, наблюдая, как младший ставит на стол прямо перед ним дымящуюся миску с раменом. – Не нужно было. Я бы сам вышел на кухню, – бормочет Вону, и Мингю усмехается. – Сам бы вышел? – дразняще. – Ты начал раунд около пятнадцати минут назад, и, судя по тому, что я вижу, до конца тут еще долго. Мингю никогда особо не увлекался компьютерными играми и знал лишь азы, выученные благодаря все тому же Вону, чью игру он периодически наблюдал. Зато он прекрасно знал, как легко Вону забывал про время и про необходимость поесть, с головой погружаясь в игры. – О, ты добавил курицу? – Вону кинул взгляд на тарелку, проигнорировав вопрос. – Да. Тебе необходим протеин, хен. В последнее время ты часто забываешь о том, что необходимо питаться. – Ты слишком сильно обо мне волнуешься. – Так и есть. И где благодарность за все мои старания? – притворно дует губы младший. Вону прекрасно видит, что тот шутит. Мингю никогда не просит о многом, даже несмотря на то, что всегда о нем заботится. – Спасибо, Мингю, – тихо отвечает Вону. Тот просто улыбается, прежде чем вернуться на кухню. Тихий смешок в наушниках напоминает Вону о том, что его оппонент все еще на линии и прекрасно слышал все происходящее. – Ну вот, опять этот влюбленный тон. FrozenToes использует английский аналог (вероятнее всего потому, что просто-напросто не знает корейского), но Вону все равно понимает, о чем речь. Только вот не знает, что ответить, и посему молчит. Удивительно, но после всех этих лет в один день Вону натурально ломается. Он считал, что может все пустить на самотек, наслаждаться происходящим, пока можно, но он больше на это не способен. Не тогда, когда им с Мингю необходимо быть членами группы и их юнита, а Вону порой даже не может спокойно посмотреть на младшего, чтобы его сердце не начало замедлять ход. Не тогда, когда страх неопределенности перекрывает ему кислород, делая их существование в одном пространстве невозможным. Это происходит тогда, когда они лежат в кровати, слушая предоставленный Джихуном трек и пытаясь написать к нему текст, и Мингю ни с того ни с сего целует его. Нежно проводит кончиками пальцев по щеке Вону, чуть взъерошивает его волосы, заставляя едва ли не тянуться за прикосновением. Они буквально дышат друг другом, и от этого становится больно. Не физически, скорее эмоционально. Вону начинает думать о том, о чем не следует. Потому что, стоит только Мингю снять рубашку и начать расстегивать его пуговицы, он знает, что утром тот исчезнет, будто его здесь и не было. И от одной лишь этой мысли на сердце образовывается неподъемная тяжесть. – Что мы делаем, Мингю? – спрашивает он. Он чертовски вымотался за день, и фраза получилась достаточно резкой. Отстраняясь, Мингю кидает на него нерешительный взгляд. Но он ведь слишком хорошо знает Вону, чтобы обижаться на тон, верно? Но прежде, чем Вону успевает выдать хоть какое-нибудь оправдание, Мингю открывает рот: – Не знаю, хен. Хочешь все прекратить? Нет. Пожалуйста, не разбивай мне сердце. – А ты? На сей раз его голос звучит абсолютно безэмоционально. Его всегда задевала собственная уязвимость – он инстинктивно принимал оборонительную позицию. И уже понимал, что ни к чему хорошему этот разговор не приведет. – Меня устраивает то, что устраивает тебя. Если ты хочешь все прекратить, со мной все будет в порядке, хен. Не имеет значения. Да, дело определенно принимает дурной оборот. Вону ощущает острую необходимость просто встать и уйти. Сбежать, пока Мингю не разбил ему сердце таким образом, что его будет уже не собрать. Но уйти он не успевает – младший продолжает говорить: – Я про то, что… Это все ведь никогда ничего не значило, правильно? Мы просто веселились. Но если ты больше ничего не хочешь или если вдруг появился кто-то другой, мы можем остановиться. Никаких обид. Мне все равно. Вону не имеет ни малейшего понятия, как реагировать на тон его голоса. В нем сквозит легкая неуверенность, словно он чего-то не понимает, и одновременно с тем Мингю как будто озвучивает факты. И превращение его слов в факты придает им абсолютно другой смысл. Будто всякий раз, когда Мингю целовал его, касался, обнимал и заставлял чувствовать, для него это не значит ровным счетом ничего. Вону не знает, что и думать. Он старался не возлагать больших надежд, а его мозг оказался еще большим предателем, чем можно было предположить. Надо было думать головой, прежде чем вообще на что-то надеяться. А теперь, глядя на Мингю, он понимает, что проебался. Влюбился по уши и понятия не имеет, как заставить эти чувства исчезнуть. Он встречается взглядом с Мингю, но ничего не отвечает; младший тем временем в шоке распахивает глаза, всматриваясь в его лицо. И только тогда Вону ощущает что-то влажное на щеках. Да, он не издал ни единого звука, да и выражение его лица ничуть не поменялось. Но глаза жжет до такой степени, что они начинают слезиться. Я что, плачу? Чон Вону ведь никогда не плачет. – Я… Одно-единственное слово – и его голос уже срывается. Вону тут же закрывает рот. Мингю как будто накрывает волна паники. Все его движения лихорадочны, словно у перепуганного щенка, и он придвигается было ближе, но словно боится коснуться. Его руки тянутся к Вону и тут же отдергиваются, в широко распахнутых глазах плещется тревога и читается сожаление. Сожалеет ли он о том, что поцеловал его? Что спал с ним? Вдруг Мингю просто рассчитывал на быстрый перепихон без всяких обязательств, а Вону все как всегда усложняет? Вону испортил то, что вообще сложно было испортить. Ему не следовало влюбляться в Мингю, и это только его вина. Вону резко поднимается на ноги, пугая их обоих своими движениями. – Разумеется, Гю. Он отворачивается, не дожидаясь ответа, и выскакивает из комнаты, даже не видя, куда идет. – Хен, – раздается позади голос Мингю. Он наверняка пойдет следом, как только наденет обратно рубашку. Вону ускоряется, почти бежит, хлопая дверью и выбегая в коридор. – Хен! Они достаточно давно живут в этом общежитии, и Вону наизусть знает расположение всех дверей и коридоров, особенно после того, как тысячу раз ходил по ним без очков. Поэтому, стоит ему врезаться в какое-то препятствие, он знает, даже ничего не видя, что наткнулся на кого-то из мемберов. Чужие руки касаются его плеч, помогая сохранить равновесие и не давая упасть назад. – Воу, Вону-я, где пожар? Куда ты так бежишь? Джун. Его голос – почти облегчение; если бы кому-то и довелось увидеть Вону ревущим, так уж лучше Джунхуэю, который, по крайней мере, знает о том, насколько жалки его чувства к Мингю. Нельзя допустить, чтобы об этом узнал кто-то еще. Он просто не выдержит ни того, что его застанут в подобном виде, ни того, что придется объясняться, какого черта произошло. – Подожди, почему ты… Что случилось? – уже встревоженно спрашивает Джунхуэй. Вону быстро трет глаза, пытаясь избавиться от слез. Собственному голосу он не доверяет, но выбора не остается. – Мы можем пойти к тебе в спальню? Он слышит себя со стороны: вся фраза, пусть и произнесенная едва различимым и прерывистым шепотом, звучит словно мольба. Джунхуэй шокированно смотрит на него и, кажется, даже застывает на месте. Пока их не догоняет Мингю. – Хен, пожалуйста, подожди… Вону смотрит на Джунхуэя с неприкрытой паникой в глазах, и именно этот взгляд чуть встряхивает старшего. Словно щелкает какой-то переключатель, и у Джуна меняется выражение лица. Не остается и следа от привычной игривой и милой улыбки. Лишь ледяной холод в глазах. Вону даже не в состоянии припомнить, видел ли он когда-нибудь Джунхуэя в таком состоянии. – О, ты крупно облажался, Ким Мингю. Вону не оборачивается, чтобы посмотреть на чужую реакцию. Но, должно быть, Мингю точно так же шокирован словами обычно столь бодрого и жизнерадостного мембера. Всего несколько слов, а сколько тихой ярости. Не уловить эти нотки было невозможно. Следующие вещи происходят почти одновременно. Джунхуэй обнимает Вону одной рукой и тянет за собой осторожно, но решительно. И это действие словно приводит Мингю в себя, потому что он дергается вперед и со словами «Пожалуйста, постой, хен! Давай поговорим!» хватает Вону за запястье, принимаясь тянуть в другую сторону. Если бы у Вону спросили, он бы поклялся собственной жизнью, что Мингю ни за что на свете не подумал бы причинить ему боль. Скорее сам умер бы, чем намеренно причинил бы Вону хоть какой-то физический ущерб. Но проблема заключалась в том, что Мингю был слишком большим, неуклюжим, не до конца осознававшим, насколько он силен, особенно учитывая то, как он в последнее время налегал на тренажерный зал. Он напоминал щенка-переростка, который давно повзрослел, но так этого и не понял. При любом другом раскладе то, как Мингю тянул его, не причинило бы Вону никакого вреда. Но резкость действия заставляет Вону пошатнуться и громко выдохнуть больше от неожиданности, чем от боли; он машинально переводит взгляд на Джунхуэя, пребывая в полнейшем отчаянии. И друг не заставляет себя ждать. Все происходит слишком быстро. Вону слишком поздно вспоминает о том, что Джун в детстве изучал боевые искусства и прекрасно знает, как надо драться. И осознание приходит в тот самый момент, когда Джунхуэй буквально отрывает руку Мингю от запястья Вону и с размаха ударяет младшего по лицу. Он двигается настолько быстро, что уследить за ним кажется нереальным. Мингю непроизвольно стонет, задыхаясь, и отшатывается от силы удара. Джун моментально ухватывает его за воротник рубашки и впечатывает в стену с громким стуком, раздавшимся, кажется, по всему общежитию. – Джун, – шокированно выкрикивает Вону. Слава Богу, тот тут же замирает. Он ни разу в жизни не видел, чтобы Джунхуэй хоть кому-то причинил боль. Никогда не видел столь гнева, плещущегося в чужих глазах. Казалось, Джунхуэя буквально невозможно разозлить. Со стороны он всегда выглядел так, словно не обидел бы и мухи. Да что далеко ходить, он даже жуков и пауков выносил на улицу вместо того, чтобы просто раздавить. Джун ненавидел драки и не любил принимать участие в громких спорах. Даже когда мемберы ссорились друг с другом, Джун никогда не вел себя подобным образом. Ни на кого не срывался, даже не повышал голос. Пусть и будучи раздраженным донельзя. И на лице Мингю отчетливо читался точно такой же шок. – Не делай ему больно, – тихо просит Вону. Не поступай так, как он поступил со мной. Джунхуэй все еще прижимает его к стене, крепко держит за воротник, напрягая руку. Вону понимает, что в случае, если завяжется драка, он ни за что на свете их не разнимет. Оба достаточно сильны, а у него самого абсолютно нулевой опыт в потасовках. Да и остановит ли он их вообще? Если Джунхуэй не отступит, вряд ли Мингю спустит всю ситуацию на тормозах. К счастью, ничего выяснять не приходится. Скрипит соседняя дверь, и на пороге появляется единственный человек, способный прекратить даже зарождающийся конфликт. Ли Джихун. – Какого хера вы творите? Будь это любая другая ситуация, Вону бы позабавился, наблюдая за тем, как Джихун пытается встать между двумя самыми высокими мемберами. Сейчас же он просто благодарен их вокальному лидеру за быструю и здравую оценку ситуации; тот ненадолго скрывается у себя в спальне и возвращается уже со следующим за ним по пятам Суненом, на лице которого читается полное непонимание происходящего. – Что происходит? – спрашивает тот. Джихун слишком быстро теряет терпение. И весь его внешний вид заставляет всех прикусить языки, стоит ему взглянуть на мемберов. – Вы вообще осознаете, что делаете? Чокнулись? С ума, блять, сошли? Из-за какой бы херни вы там не ссорились, прекращайте. Сядьте на свои чертовы задницы и поговорите, вы же не дети. Джунхуэй опускает руку, делая шаг назад. Джихун обладает настолько мощной аурой, что даже с их разницей в росте он все равно словно нависает над всеми присутствующими. Мингю только наклоняет голову, поднося руку ко рту, и Вону осознает, что у него кровоточит губа. Первый рефлекс – подойти ближе, посмотреть, убедиться, что все в порядке. Но Вону застывает на месте, не в состоянии даже двигаться. – Просто Мингю пора перестать быть мудаком, – коротко говорит Джунхуэй – от злости его акцент прорезается сильнее обычного – и мягко тянет Вону за собой, заставляя отвернуться. Вону успевает заметить, как хмурится Джихун, как лицо Мингю приобретает отчаянное, почти молящее выражение, прежде чем его уводят от места драки. К счастью, раньше, чем Джихун успевает его разглядеть. И раньше, чем кто-либо из оставшихся мемберов успевает выйти на коридор из-за шума. Его сердце все еще бешено колотится в груди, не в силах успокоиться. – Вам сперва нужно остыть. Попытаетесь что-то решить сейчас – ничего хорошего точно не выйдет, – слышит он голос Джихуна; похоже, тот убедил Мингю не следовать за ними. Во всяком случае, шагов не слышно. Как только они добираются до спальни Джунхуэя, Вону выдыхает, даже не понимая, что все это время задерживал дыхание. Он бы снова расплакался, если бы не чувство полного опустошения и дикая усталость. Похоже, его мозг с трудом переваривает все, что случилось за последние несколько минут. Ни он, ни Джунхуэй не успевают ничего сказать: раздается негромкий стук в дверь. – Эй, – осторожно произносит Сунен, замирая на пороге. – Джихуни сейчас с Мингю. Это всего лишь я. Можно зайти? На мгновение Вону хочется покачать головой в ответ на вопросительный взгляд Джуна. Но он пожимает плечами, сам не понимая, что делает. – Привет, Сунен, – Джунхуэй закрывает за ним дверь. Хореограф быстро улавливает серьезный тон его голоса и поворачивается к Вону. Стоит их глазам встретиться, как лицо Сунена приобретает точно такое же выражение, как и Джуна. Шок виден невооруженным глазом. Неужели Вону действительно выглядит настолько плохо? – Господи, что случилось? – Сунен тут же подскакивает к нему. – Что произошло? Вону-я, что с тобой? Тебе больно? Прошу, малыш, скажи мне, что не так. Его заключают в теплые объятия. – Мингю, – тихо шепчет Джунхуэй, запирая дверь. И этого, похоже, достаточно, потому что Сунен размыкает руки и в его глазах вспыхивает яростный огонь. – Я его убью. Я, блять, просто прикончу его, – цедит он. – Что бы он ни сделал, мне похер. Он мертвец. Если бы у Вону остались хоть какие-то силы и способности что-то ощущать, он бы почувствовал себя виноватым из-за того, что оба его друга так легко встали на его сторону, даже не зная до конца, что именно произошло. Они ведь и с Мингю достаточно близки – тот всегда являлся для них хорошим и заботливым тонсеном. Должно быть, его задела реакция Джунхуэя, даже не ставшего разбираться в ситуации. Оставшаяся часть вечера словно окутывается дымкой тумана. Вону помнит, как упрашивал Сунена никого не убивать, помнит, как мотал головой, когда его спрашивали, хочет ли он остаться один, пусть это для него и нехарактерно. Он всегда предпочитал оставаться наедине с собой, самостоятельно борясь с дурными эмоциями, и никогда не искал чьей-то компании. Но Джунхуэй и Сунен остались с ним: они втроем оккупировали кровать, включили какой-то фильм, почти не обращая на него внимание, и Вону чувствовал себя намного лучше, чем если бы он сейчас сидел один. Да, ему всегда было комфортно находиться рядом с мемберами, но он впервые чувствует себя именно защищенным. Приятно осознавать, что он может хоть на кого-нибудь положиться. – Вонунни? – Ммм? – он не сдерживает хриплый смешок, слыша прозвище. – Тот друг, о котором ты рассказывал пару лет назад, – Сунен задумчиво окидывает его взглядом. – Тот, который поцеловал своего лучшего друга-натурала и понятия не имел, как быть дальше. Горло сдавило невидимыми тисками. Вону даже не ожидал, что друг запомнит этот разговор. Сунен заметно колебался: – Это были вы с Мингю? Джунхуэй выдыхает как-то понимающе, и Вону только прикусывает губу. Он не решается ничего сказать – голос явно его подведет. Только кивает. И оба друга не развивают тему дальше, понимая его даже без слов. Сунен только крепче обнимает его, а Джун придвигается еще ближе с другой стороны. В следующие несколько дней Джунхуэй и Сунен буквально превращаются в его личных телохранителей. Один из них всегда находится рядом с Вону и прожигает Мингю уничижительным взглядом. Джихун, по всей видимости, еще не знавший о причинах конфликта, просто держится рядом, готовый в любой момент остановить драку. По большей части он приглядывает за Мингю и Джунхуэем, не зная, какую именно роль во всем этом уравнении играет Вону – дрались ведь только первые двое. Сынчоль, явно поставленный в известность все тем же Джихуном, тоже приглядывает за ними. И обычно по таким поводам созывалось групповое собрание, дабы решить возникшую проблему. Раньше подобные разговоры всегда помогали. Учитывая количество мемберов, коммуникация всегда стояла на первом месте, а конфликты старались гасить еще до их развязки. Но в данном случае ни Мингю, ни Джунхуэй не могли ничего обсуждать без упоминания причины ссоры, а сам Вону к таким разговорам готов не был. Точно уж не перед всей группой. Да, ближе мемберов у него никого нет, но он не готов говорить с ними на эти темы. Пока нет. И вечно это чертово «пока нет». Когда же он наконец перестанет бежать от собственных чувств? – Хен? Разговора с Сынчолем он откровенно боялся. Но выбора не было: либо так, либо ждать, пока лидер инициирует групповое собрание. – Да? Вону переминается с ноги на ногу, пытаясь подобрать слова. Сынчоль улыбается, смотрит терпеливо, ожидает, пока тот заговорит. И когда этого не происходит, спрашивает очень осторожно: – Ты в порядке? Что-то случилось? – Да, – машинально отзывается он. Выражение лица Сынчоля сменяется на встревоженное, и Вону тут же качает головой: – Нет. Все хорошо. – Быть не в порядке – это нормально, Вону. У тебя возникли с кем-то проблемы? Сынчоль правда в этом хорош. Хоть так было и не всегда: когда они все познакомились, они еще были детьми. Всем и каждому еще предстояло вырасти, и позиция лидера в огромной группе легла тяжким бременем прямо Сынчолю на тощие плечи. Но он сам вырос, плечи расширились (как в прямом, так и в переносном смысле), и он смог нести на себе ответственность за каждого из них. Пусть он и старался подходить ко всему легко, в то же время он прекрасно знал, как управляться с группой людей. Вону жутко хотелось солгать, отмахнуться от вопроса, но выражение лица Сынчоля буквально пробуждает в нем честность. – Да. – Я могу что-нибудь для тебя сделать? Хочешь поговорить? – Эм, я сам тебя об этом хотел спросить, хен, – тихо вздыхает Вону. – Пожалуйста, не заставляй нас садиться и обсуждать происходящее всем вместе. Мне кажется, что ты задумал созвать групповое собрание, и я прошу тебя этого не делать. – Групповое собрание? – удивленно поднимает брови Сынчоль. Вону кивает. – Джихун же рассказал тебе, да? Что Мингю и Джун подрались? – Да, – Вону буквально видел, как крутились шестеренки в голове у лидера. Сынчоль, кажется, что-то понял. – Ты знаешь, из-за чего они подрались. И ты не хочешь, чтобы все вместе это обсуждали. Тебе не кажется, что все-таки было бы лучше поговорить, а не заставлять их устраивать перестрелку глазами всякий раз, как они пересекаются? – Честно? В любой другой ситуации – да. Все наши проблемы мы всегда решали сообща. Но не сейчас. Просто поверь мне, хен. – Хорошо, Вону-я, – медленно кивает Сынчоль. – Обойдемся без собрания. Могу я тебя кое о чем спросить? Ты не обязан отвечать, если что. – Конечно. – Конфликт имел к тебе какое-то отношение? Вону нерешительно кивает, и Сынчоль задумчиво хмыкает. – Опять же, ты не обязан отвечать, – его взгляд чуть смягчается. – Это как-то связано с тем, что происходило между тобой и Мингю? Становится ясно, что лидер имел в виду, говоря о том, что не заставляет отвечать. Сынчоль никогда не заставлял их делиться чем-то личным, если они не были к этому готовы. Так что он ничего не говорит. И его молчание само по себе – это уже достаточно громкий ответ. Сынчоль только кивает, приобнимает его и легко сжимает за плечо. – Все наладится, – говорит он с куда как большей уверенностью, чем следовало бы, по мнению Вону. – Привет, хен. Я принес тебе поесть. Вону отрывает глаза от книги; он не прочитал ни слова за все время, что держал ее в руках, будучи полностью погруженным в себя. И дело было даже не в том, что он пребывал в своих мыслях. Чтение требовало усилий, а ему просто хотелось отключить свой мозг хотя бы ненадолго. Чан чуть колеблется, когда Вону ничего не отвечает, и покачивает пакетом с едой в руках: – И не говори, что ты не голоден. Когда я говорю о том, что принес тебе курицу, ты должен ее съесть и поблагодарить своего заботливого тонсена. Тихо усмехаясь, Вону откладывает книгу в сторону и пододвигается, освобождая место на диване. – Спасибо, Дино-я. Они распаковывают коробки, и по всей гостиной распространяется восхитительный аромат жареной курицы. Будь кто-то еще дома, к ним бы тут же присоединились. Некоторые из мемберов обладали чуть ли не шестым чувством, когда дело касалось курицы. Вону не удивился бы, если бы запах еды привел мемберов домой прямиком из здания их компании. – А еще у меня есть пиво. Если вдруг тебе захочется. Чан протягивает ему одну из бутылок, и Вону улыбается: – И как я только заслужил такого заботливого тонсена? Макнэ лишь жмет плечами и улыбается в ответ. – Ты ходишь грустный в последнее время, – говорит он, распаковывая салфетки и перчатки для еды. – Мне просто хотелось поужинать с тобой и убедиться, что ты в порядке, хен. – Оу. Сердце Вону едва не пропускает удар от мысли о том, как все-таки много в его жизни людей, на которых можно положиться. И почему он только заставляет своих мемберов волноваться? Чан подталкивает к нему одну из коробок. – Я знаю, что ты периодически разговариваешь с Джун-хеном, Хоши-хеном и Уджи-хеном. И я рад, что тебе есть кому открыться. Но мне хотелось напомнить, что я всегда рядом, если понадоблюсь тебе. Вону понимает, что макнэ не пытается намеренно заставить его чувствовать себя виноватым. Но Чан как-то упоминал о том, что его расстраивает тот факт, что у него нет ни одного друга-одногодки среди мемберов, в то время как у всех остальных был хотя бы один такой человек. И да, они все были близки, но такая мелочь все равно имела значение. – Дело не в том, что нам не нравится с тобой общаться или же обращаться к тебе за советом, – негромко отзывается Вону. – Нам просто некомфортно вываливать на тебя все свои проблемы. Мы же хены и не должны быть обузой. – Знаю, вы хотите как лучше. Но я уже взрослый, хен. Не ребенок, который не может вынести бремя жизни. И я бы предпочел, чтобы ты высказал мне свои проблемы, если это отнимет у тебя хоть процент боли. Гораздо тяжелее осознавать, что ты страдаешь молча. Чан редко говорит напрямую. Но сейчас он прав. Он уже не тот шестнадцатилетний ребенок, как во время их дебюта. И он всегда был взрослее своего возраста. Да, пусть Джонхан все еще называл его своим малышом, но всем хорошо было известно: в некоторых определенных вещах их макнэ был более зрелым, чем половина оставшихся мемберов. Вону тихо кивает. Он понимает, правда. Чану, должно быть, было неприятно наблюдать за тем, как его глупые хены страдают ерундой. Они едят курочку, и Вону безуспешно пытается подобрать нужные слова. – У нас с Мингю возникли некоторые недопонимания. Мы… – запинка. – Все сложно. – Вы двое всегда отлично обсуждали все на свете. Неужели разговор не поможет? – Помог бы. Но сейчас это лишь усугубило ситуацию. Мы… Он снова не знает, как закончить предложение. Мемберы прекрасно знают, что ему необходимо время, чтобы собраться с мыслями. Даже Карат иногда шутили, что жизнь для него слишком быстротечна. Может, настало время просто говорить все то, о чем он думает. Чан не торопит его с ответом, но Вону сам на себя злится в нетерпении. – Мы не сошлись взглядами и, похоже, хотим друг от друга абсолютно разных вещей. Мне с трудом удается смириться с этим фактом, приходится себя заставлять. Глупо, но… – он подтягивает к себе пиво и делает глоток. Алкоголь не заглушает ни единой его мысли, как бы он ни надеялся. – Слишком больно. Признание тяжким грузом повисает в пространстве. Чан глядит на него со смесью сочувствия и беспокойства. Последнее, вероятно, вызвано тем, что обычно Вону не высказывает свои мысли столь открыто. – Хен… – Звучу жалко, да, знаю, – бормочет он, тут же засовывая в рот кусок курицы, чтобы не ляпнуть еще что-нибудь смущающее и абсолютно ненужное. – Неправда, – безапелляционно заявляет Чан. – Звучишь очень даже по-человечески. – Да? Что ж, похоже, быть человеком отстойно. Хочу возврат за неиспользованные услуги. Чан улыбается, пусть и сквозь волнение. Забирает у Вону пустую бутылку и отдает свою наполовину полную. Да, алкоголь не решает проблем, но и не навредит, по крайней мере сейчас. – Как именно Мингю-хен отреагировал, когда ты сказал ему, чего ты хочешь? – осторожно спрашивает Чан. – Я ничего ему не говорил, – дергает плечами Вону. Долгие несколько минут Чан просто молча смотрит на него, после чего вздыхает: – Я могу поделиться мнением, хен? Звучит так, будто здесь есть подвох. Словно Вону нельзя этого услышать, но следовало бы. – Разумеется, Дино-я, – кивает он по итогу. – Может, мне и не следует такое говорить. Но за все годы, что я тебя знаю, я понял одну вещь: ты боишься быть отвергнутым. И если бы меня попросили указать на человека, боящегося так же, если не больше, быть отвергнутым теми, кто его любит, я бы выбрал Мингю-хена, – говорит Чан. – Он держится уверенно, ведет себя так, будто его ничто не беспокоит. И он часто смеется над самим собой и становится объектом шуток. Тем самым он заставляет окружающих думать, что ему неважно ничье мнение. С незнакомцами это, может, и срабатывает. Но Мингю-хену небезразлично то, что думают о нем близкие. Он гораздо более уязвим, чем мы могли бы предположить. Вону даже не может ничего сказать, вслушиваясь в слова макнэ. Должно быть, Чан обдумывал все происходящее длительный период времени. – Да, мы все боимся быть отвергнутыми. Такова человеческая природа. Никому не понравится, когда ему плюнет в душу тот, перед кем он раскрылся. Но вы двое позволяете этому страху влиять на вашу жизнь и взаимодействие с людьми. Вы возводите вокруг себя стены, притом настолько высокие, что никому не удается понять ход ваших мыслей, что в свою очередь выливается в недопонимания. Вону сглатывает ставший поперек горла ком. – Я не думаю, что дело в недопонимании. – С чего ты взял? Вы откровенно поговорили друг с другом? Потому что следовало бы, хен, вместо того, чтобы отталкивать один одного. Если речь идет о чем-то столь важном, что причиняет тебе столько боли, необходимо обсудить все начистоту. Когда Вону заходит на кухню, Джунхуэй уже варит им кофе. Благодаря их расписанию и тренировкам удается слегка отвлечься от проблем. Но как только у Вону возникает перерыв в расписании, его мысли вновь летят наперебой на скорости миллион миль в час. Он пытался занять себя хоть чем-нибудь, чтобы не оставаться наедине с самим собой. Шатался туда-сюда, словно призрак, убирался в комнате, рассортировывал вещи, отвечал на сообщения от друзей и семьи, пока Джунхуэй не попросил его встретиться на кухне. И Вону с радостью согласился, даже не спрашивая о причинах. Так что он просто садится за стол, не говоря ни слова, и выжидающе смотрит на улыбающегося Джунхуэя. И эта улыбка отчего-то слегка напрягает. – Как поживаешь? Даже по слегка неловкому тону Вону понимает, что что-то тут нечисто. – Эм. Да все в порядке, – он приподнимает брови. – Отлично. Замечательно. Какое-то время они просто смотрят друг на друга, и лишь мерное тиканье часов дает понять, что время действительно существует в этой вселенной. – Джун? – Что? – Зачем ты попросил меня встретиться с тобой именно здесь? Джунхуэй смеется. Даже не так: выдыхает быстро, отрывисто, со смешком, теребя бутылку воды, что держит в руках. Атмосфера непонимания происходящего только усиливается. – Я подумал, нам стоит поговорить. – Допустим. О чем-то конкретном? Ответа Вону ждет с равной долей любопытства и замешательства. Джунхуэй вертит в руках коробку с кофейными фильтрами, пока и сам не понимает, что своими же действиями усугубляет напряжение. Коробка отодвигается в сторону, и Джун подходит чуть ближе к столу, за которым сидит Вону. – Ты же знаешь, что мы все тебя любим, правда? Вону склоняет голову набок. – Ты что, расстаешься со мной? Джунхуэй смеется, на этот раз уже искренне. – Нет. Просто хотел убедиться, что ты знаешь, как важен для нас всех. Он нечасто говорит что-то подобное. Да, некоторые из мемберов открыто говорят о том, что думают и ощущают, но Джунхуэй и Вону все свои чувства оставляют при себе. Да и, наверное, с каждым из участников Вону испытывает подобные ощущения – они никогда ничего не озвучивают вслух, но знают точно и без сомнений, как сильно любят друг друга. – Да, знаю, – тихо отвечает он. – Я про то, что мы действительно очень-очень сильно тебя любим и грустим, когда тебе грустно. Знаю, ты не в восторге, когда другие суют нос в твои дела, особенно когда ты сам не готов с ними разбираться. Но мы желаем тебе только лучшего. Каждое его слово так и сочится подозрительностью, несмотря на теплоту. Да, Вону не говорит открыто о своих эмоциях, но он ценит, когда кто-то обсуждает с ним подобные вещи. Складывающийся же диалог кажется слишком продуманным, а не спонтанным. Вону только кивает. Джунхуэй ловит его ладонь и мягко сжимает в собственной. Прежде, чем он успевает хоть что-то сказать, дверь на кухню открывается и раздаются чьи-то шаги. Должно быть, кто-то из мемберов вернулся домой раньше. Вону требуется несколько секунд, чтобы прийти в себя и вынырнуть из этого непонятного разговора. Оборачиваясь, он замечает Мингю и Минхао. Те успели избавиться от обуви и курток, но, судя по чуть влажным волосам, на улице по-прежнему идет дождь. От одного взгляда на Мингю ему хочется бежать. Их последний разговор все еще четко отдается у него в голове неприятным послевкусием. И только потом Вону подмечает, как крепко Минхао держит Мингю за предплечье. В голове что-то кликает, и он оборачивается к Джунхуэю, не сумевшему скрыть виноватое выражение лица. – Говори, – буквально командует Минхао, не оставляя никакого пространства для маневра. Вону разворачивается обратно, всем телом ощущая, словно прилипает к стулу. Если бы он чувствовал собственные ноги, тут же поднялся бы и ушел. Он явно не выдержит, если его сердце разобьется во второй раз за неделю. Джунхуэй будто инстинктивно ощущает его состояние – хватка на его ладони усиливается. – Не надо… – тихо, почти умоляюще начинает Вону. – Говори. Сейчас же, – твердо повторяет Минхао, и Вону наконец позволяет себе взглянуть на человека, до сих пор удерживавшего его сердце в своих больших неуклюжих руках. Мингю напуган до дрожи. Будто Минхао привел его к вратам ада, где ему сейчас вынесут приговор за все грехи, совершенные при жизни. Его лицо побледнело, глаза были широко распахнуты, губы чуть подрагивали; он выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок. Его никогда так не трясло. Даже перед их самыми важными выступлениями. Мингю открывает было рот, но ничего не произносит. Не издает ни звука. Забавно. Обычно с этой проблемой всегда борется сам Вону. Взгляд Минхао чуть смягчается, равно как и его хватка на чужом предплечье, переходя в легкое поглаживание. – Давай. Ты все можешь. – Хен… Мингю прерывисто вдыхает, встречается взглядом с Вону и прежде, чем старший успевает закрыть уши руками, словно пятилетний ребенок, выпаливает – быстро, чуть шепеляво из-за дикой нервозности: – Я очень, очень долго влюблен в тебя и мне так жаль, что я испортил все, что происходило. Мир вокруг замирает. Вону застывает на месте, словно кто-то только что лишил его возможности контролировать собственные мышцы, тем самым не давая никуда сбежать. Его сердце стучит настолько громко, что он удивляется, как никто этого не слышит. Бум-бум. Бум-бум. Бум-бум. Боковым зрением он замечает, как Джунхуэй встает и отпускает его руку. Минхао что-то говорит, и он не понимает ни слова, пока до него не доходит, что они с Джуном разговаривают на китайском, после чего двигаются в направлении двери. – Прости, что ударил тебя, Мингю. Вот теперь говорите, – тихо проговаривает Джунхуэй. Секунда – и оба китайца исчезают, оставляя их наедине друг с другом. – Мингю, – Вону говорит осторожно, словно тестируя собственный голос, который, к счастью, еще функционирует. Тот почти вздрагивает при звуке собственного имени, стоя неподвижно, словно скульптура. Да, с его внешними данными Мингю бы действительно мог сойти за статую. Подкачало лишь выражение лица: страх превращал его не в эстетичную восковую фигуру, а скорее в персонажа из фильма ужасов. В красивого главного героя, которого вот-вот сожрет монстр. Вону берет себя в руки и поднимается на дрожащих ногах. – Я не хочу, чтобы возникли недопонимания. Можешь повторить? Мингю, очевидно, этого не хочет, но и слова свои обратно взять тоже не может. С другой стороны, скажи Мингю, что он ослышался, Вону бы тут же ему поверил – своим ушам он сейчас точно не доверял. – Я… Чем ближе Вону подходил к нему, тем, казалось, больше Мингю уходил в себя. Он опускает глаза, закусывает губу. Даже не в сексуальном жесте (и это несмотря на то, что он все еще выглядит чертовски горячо), а в достаточно нервозном. Кусает сильно, почти до крови. Вону останавливается на расстоянии вытянутой руки и просто ждет. Хотелось бы ему сказать, что его сердце угомонилось, но это было бы ложью. Казалось, что с каждым ударом его тело словно поражал разряд молнии. Бум-бум. Бум-бум. Бум-бум. Мингю наконец начинает говорить. Очень медленно и очень тихо: – Точно не знаю, когда именно я начал влюбляться в тебя, хен. Мне кажется, это чувство было со мной всегда. Он дышит прерывисто, так, будто сейчас заплачет. Но все же собирается с силами и продолжает, все еще не глядя на пораженного Вону: – Ты был моей первой любовью, от которой мне так и не удалось избавиться. Тогда, когда мы еще были детьми, я думал, что все пройдет, что я путаю дружбу и восхищение с чем-то большим. И мне удалось оттолкнуть чувства прочь. Я думал, что смирюсь с тем фактом, что мне не суждено быть с тобой. Но поступил по-идиотски из любопытства, когда поцеловал тебя той ночью. Поступил по-идиотски, затевая все то, что между нами происходило, и абсолютно не думая о последствиях, размывая все границы. Позволяя всем чувствам, которые, как я думал, я сумел обуздать, вернуться обратно и перерасти в нечто большее. С тех пор, как мы были детьми. Вону много что хочет сказать, хочет задать уйму вопросов, но с языка срывается самая бесполезная в мире вещь: – Но ведь ты встречался с другими. С бесчисленным множеством девушек, хочет добавить он. Но молчит. Хотя Мингю и так обо всем догадывается. – Встречался, – его лицо принимает страдальческое выражение. – Поэтому и думал, что со мной все будет в порядке. – Я думал, тебе нравятся исключительно девушки. – Мне нравишься ты, – следует немедленный ответ. Вону вспыхивает. Мингю сам морщится от того, что только что сказал. – Прости. Я испортил нашу дружбу, причинил тебе боль. Дело не в том, что все, что между нами было, не имело для меня никакого значения. Забудь все то, что я наговорил. Наоборот. Ты значишь для меня все, и я знаю, что сам виноват в том, что все это начал. Мингю улыбается, но в глазах по-прежнему читается тоска. – Я имел в виду, что постараюсь быть в порядке, если ты не захочешь ничего продолжать. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Если ты решишь, что хочешь двигаться дальше, я справлюсь. Мои чувства не должны тебя обременять и ты сам не должен оставаться рядом, если не хочешь этого. Вону все еще пытается переварить всю полученную информацию, и до него постепенно начинает доходить одна вещь. Он поднимает руку, даже не пытаясь скрыть тремор. Мингю прекрасно знает, как могут дрожать его руки. Знает это и буквально все остальное, что касается Вону. Кроме, разве что, одной вещи, из-за которой, похоже, и возникли все эти безумные недоразумения между ними. Он касается ладонью щеки Мингю, и тот резко втягивает воздух, не уверенный, видимо, следует ли ему отстраняться или нет. Вону осторожно проводит пальцами по его подбородку, спускается к груди, останавливаясь прямо напротив сердца. Которое бьется точно так же быстро, как и его собственное, и это слегка успокаивает. Бум-бум. Бум-бум. Бум-бум. – В самый первый раз ты поцеловал меня из любопытства? Мингю кивает, и красивое лицо искажается волной стыда. – Да. Мне стало интересно, позволишь ли ты мне. Как это будет ощущаться, будет ли все так, как я себе воображал. И действительно ли мне удастся избавиться от своей влюбленности. – И? Лицо Мингю вновь искажается, и Вону понимает, что должен хоть немного облегчить его страдания. Сам-то ошеломлен признанием, но для Мингю разговор по-прежнему продолжает быть болезненным – он ведь не в курсе, что его чувства не безответны. – Можешь не отвечать, ты уже все сказал. Если позволишь, я выскажусь и буду с тобой абсолютно честен. Ты всегда был моим лучшим другом. И я видел в тебе лишь друга, когда мы были младше, – на этом моменте Мингю вздрагивает, и Вону тут же продолжает: – Но теперь мне кажется, что я просто сдерживался, чтобы не влюбиться в тебя, думая, что ты никогда не ответишь взаимностью. Вот почему я никогда не позволял себе думать о тебе по-другому. И именно поэтому твой первый поцелуй ввел меня в ступор. И сперва все шло хорошо, потому что я уверял себя в том, что не настанет никаких последствий. Просто платонические поцелуи или что-то в этом духе. Я, как и ты, не задумывался о том, что будет дальше. Но с течением времени я осознал, что мои огромные последствия уже наступили. Он легко обхватывает ладонями лицо Мингю, заставляя встретиться с собой взглядом. – Я всегда любил тебя как лучшего друга. Но все твои действия спутали мои мысли. Открыли те двери, которые всегда были заперты. И вот они, последствия. Я влюбился в тебя, Ким Мингю. Становится тихо, и Вону не прерывает зрительный контакт, дожидаясь, пока его слова дойдут до сознания друга. – Что? – хрипло выдает Мингю, едва ли не задыхаясь. – Я тоже в тебя влюблен. Вону и не думал, что подобная ситуация когда-нибудь случится. И, соответственно, не думал о том, как Мингю отреагирует на такого рода заявление. А даже если бы и думал, то точно не предположил бы ничего подобного. Потому что еще несколько секунд Мингю смотрит на него, не двигаясь, и выдыхает, прежде чем расплакаться. Ему точно так же нелегко плакать, как и самому Вону. Но в подавленном состоянии он просто не выдерживает. И, очевидно, сейчас он подавлен, потому что слезы безостановочно стекают по щекам, а сам Мингю безудержно рыдает, вздрагивая всем телом. Вону, если откровенно, поражен настолько, что даже не может его никак успокоить. – Гю… Вот как, должно быть, ощущал себя Мингю при виде его слез, когда они разговаривали в последний раз. Почему они оба такие? Почему ни о чем не поговорили раньше? Не случилось бы никаких недопониманий. Но до разговора не дошло, эмоции продолжали накапливаться, и нет ничего удивительного в реакции Мингю, когда его подавленные чувства одномоментно взрываются где-то внутри. Вону не имеет ни малейшего понятия, как его успокоить, поэтому просто крепко обнимает Мингю. Тот, несмотря на свое трясущееся состояние, буквально тает в его объятиях. У них все будет в порядке. Даже несмотря на то, что еще утром Вону так не думал и вообще не представлял, как им двигаться дальше. Они со всем справятся. Они держатся друг за друга так, словно тонут. Хотя, возможно, в переносном смысле они и правда тонули. Но теперь хотя бы получалось делать небольшие глотки воздуха. И Мингю, как только успокаивается, отстраняется, тут же начиная говорить: – Хен, мне так жаль, что я заставил тебя думать, будто не схожу по тебе с ума. Я конкретно облажался и наговорил кучу глупостей. Я так испугался, когда ты захотел поговорить. Боялся, что ты порвешь со мной, потому что с чего бы тебе чувствовать то же самое, что чувствовал я? Я всегда желал тебе лишь счастья. Думал, что ты хочешь все прекратить, что ты, возможно, нашел кого-то другого, хотел упростить тебе задачу, даже несмотря на то, что не мог тебя отпустить. Ты никогда не был моим, а я все равно не мог отпустить тебя, хен. – Я всегда был твоим, Мингю. – Никогда не думал, что услышу от тебя эти слова, – его лицо светлеет. Вону не знает, что ответить, поэтому подается вперед и осторожно, почти нерешительно целует его в губы. Кажется, это первый поцелуй, происходящий по его инициативе. Все, что между ними было, всегда начинал Мингю. Теперь же младший даже не двигается, позволяя перехватить инициативу. Напряженные мышцы расслабляются под его руками. Вону ощущает, как мягкие, ставшие за эти годы родными губы изгибаются в улыбке. – Джун-хен и Менхо, должно быть, думают, что мы идиоты, – тихо бормочет Мингю. – Не переоценивай их, – хихикает Вону. – Им тоже потребовалась целая вечность, чтобы разобраться друг с другом. Они могут говорить о своих чувствах на двух языках, но не использовали ни одного. Мингю смеется. Впервые за долгое время искренне. Они не разговаривали неделю, а казалось, что намного дольше. И, если откровенно, напряжение между ними прямо перед самой ссорой сильно отличалось от того, что между ними существовало раньше. Но то, как они сейчас смотрели друг на друга, напоминало Вону о том, как складывались их отношения в первые годы знакомства. Как легко было смеяться друг рядом с другом. Да, они уже никогда не будут теми детьми, но, возможно, они сумеют вернуться к тому ощущению уверенности и комфорта без всяких лишних сомнений. – Почему ты всегда уходил? – интересуется Вону. – Что? – его вопрос, похоже, ставит Мингю в тупик. – Когда мы впервые переспали друг с другом. И каждый раз после этого. Почему ты всегда уходил и никогда не оставался на ночь? Мингю кончиками пальцев вырисовывал круги на его коже. Должно быть, заметил в какой-то из моментов, что Вону нравится легкая щекотка, и теперь делал это постоянно. Причем Вону этого даже не озвучивал – Мингю просто был наблюдательным. И да, возможно, им обоим было бы намного проще, если бы Мингю замечал куда как большее количество вещей – как, например, то, что Вону хотел, чтобы он оставался с ним. Но глупо было ожидать того, что его мысли прочтут, а значит, теперь настал черед Вону стараться изо всех сил. Он хочет поделиться своими чувствами, именно так, как Мингю всегда и подталкивал его сделать. – Ты всегда мог остаться. Мне этого хотелось, – спокойно добавляет он. – Теперь буду оставаться, – застенчиво прикусывает губу Мингю. – Если ты, конечно, примешь меня. – Разумеется, – в свою очередь улыбается Вону. – Я был напуган, – признает младший. Вону пытается удержать зрительный контакт, но Мингю опускает глаза. – Боялся, что ты выгонишь меня, поэтому уходил первым. Боялся, потому что знал: не выдержу, если услышу, как ты просишь меня уйти. Но я так сильно хотел остаться. Лежать с тобой под одеялом и обнимать тебя, пока бы мы оба не заснули. Видеть с утра в первую очередь твое лицо и слышать в первую очередь твой голос. Хотел быть тем, с кем ты просыпаешься, и каждое утро говорить о том, что люблю тебя. – Так и поступи, – поднимает голову Вону. – Но ты ведь не любишь сентиментальности, – усмехается Мингю. – Верно, – Вону пожимает плечами. – Зато я люблю тебя. Мингю, кажется, все еще поражается его словам. Даже моргает несколько раз, словно пытаясь убедиться, что происходящее не сон. Вону и сам не уверен, что придает ему такую смелость. Может, все дело в самой ситуации и в том, что они уже открылись друг перед другом. Словно стена между ними рухнула, и признавать определенные чувства вдруг стало очень легко. Да, понятно, что он не поменяется полностью как личность, но уже сам факт того, что он озвучивает собственные чувства, придает ему храбрости. Словно Вону способен на что угодно. – И я тебя люблю, хен. Очень сильно, – говорит Мингю. Вону улыбается. Да. У них все будет в порядке. (– Хен… – звучит почти умоляюще. Оборачиваясь, Вону видит, как сонный Мингю с не до конца открытыми глазами выползает из спальни. Его волосы чудовищно взъерошены и напоминают гнездо, а губы мило надуты. – Почему ты меня не разбудил? – У тебя нет работы утром. Зачем мне тебя будить? – тихо усмехается Вону. Мингю обхватывает теплыми ладонями его лицо, улыбаясь ему сонно, чуть лениво. – Люблю тебя, хен. – Мин… – начинает было он, но Мингю буквально затыкает его поцелуем, не обращая внимания на сопротивление. Обычно они не целуются за пределами стен спальни и на глазах у остальных. Это касается даже мемберов – Вону все еще не дружит с публичным проявлением чувств. – Гю, прошло уже три месяца. Все в порядке, ты не обязан делать это каждое утро, – бормочет он, смущенно оглядываясь по сторонам. К их счастью, большинство мемберов все еще спало. – Я тебя люблю, – упрямо повторяет Мингю. Несправедливо. Эти три слова все еще заставляют его сердце сбиваться с ритма. Даже несмотря на то, что он слышит их каждое утро. И Мингю все равно умудряется каждый раз быть милым и искренним. Даже когда он смертельно уставший и едва в сознании, он все равно делает так, что Вону верит каждому его слову. Где-то в кресле сбоку фыркает Минхао. – Вы отвратительны. Снимите себе номер. Вону так и хочет что-нибудь съязвить, но сегодня, кажется, Вселенная была на его стороне. Звезды сошлись, карты совпали, а подобное случается хорошо если раз в декаду. Прежде, чем кто-либо из них успевает что-то сказать, материализуется Джунхуэй, по всей видимости, еще не до конца пребывающий в мире бодрствующих людей. Он сонно мурлычет какое-то приветствие, подходит к Минхао и чуть склоняется, целуя его в макушку. После чего тянет подушку из-под чужой спины, перелезает через кресло, оказываясь ровно между спинкой и Минхао, притягивая последнего в свои объятия. Все происходящее кажется слишком сложным для его сонного состояния, но Джунхуэй делает все так непринужденно, словно повторяет подобные действия каждое утро первым делом после пробуждения. Он закрывает глаза, кладет подбородок на плечо Минхао и прижимается к нему еще ближе. – Доброе утро, баобей, – шепчет он на китайском. Даже знаний Вону хватает для того, чтобы различить невнятные слоги. Цвет щек Минхао сливается с розовым цветом его волос, но ни Вону, ни Мингю никак не комментируют происходящее.)