Блядство

       Узнав о смерти Шиничиро, Вакаса словно сорвался с катушек, не переставая заливать в себя алкоголь с момента похорон друга… Любимого… того, кому он так и не смог признаться в своих чувствах.        И вот, в очередной раз напившись и едва стоя на ногах, он ввалился в магазин Сано, благо дверь никто не починил и он смог без проблем войти. Его пьяное тело мотало как тряпичную куклу от стены к стене, он не знал как вообще смог добраться до магазина и не попасть под машину. Хотя, он бы желал этого… Он бы хотел оказаться вместе с тем, кого любил так долго и так быстро потерял.        На глаза Вакасе попадается тот самый никчёмный байк, из-за которого умер его друг! Его тайный объект вожделения.        — Бляяядь — Язык заплетается от выпитого, и он, спотыкаясь об собственные ноги, едва удерживая вертикальное положение, движется в направлении байка. — Это всё твоя вина! Тупая железяка!        Вакаса хватается за руль байка, чтобы не упасть, так как его голова едет, а в глазах двоится. Но байк не выдерживает его бренное, неустойчивое тело, и заваливается на бок, а Вакаса обрушивается на него сверху. Больно ударившись головой о руль мотоцикла, парень почти теряет сознание, чувствуя, как по его виску стекает что-то тёплое.        — Сука… — Стонет он, садясь на пол и прижимая ткань собственной футболки к виску. Кажется от удара даже голова немного проясняется, а вместе с этим на место злости приходит печаль. — Шиничиро — Хнычет Вакаса, сморкаясь всё в ту же футболку, а после замолкая, и его рыдания выдают лишь содрогающиеся плечи.        Слёзы текут по его щекам, он не знает, что ему делать дальше, Шиничиро был для него всем. Целым миром, центром вселенной, а известие о его смерти просто выбило Вакасу из колеи, он ни дня не просыхал, желая алкоголем вытравить боль из груди и дурные мысли из головы.        Он хотел перестать думать о том, как попадает в тюрьму и придушивает мелких гадёнышей, чтобы они гнили в земле, как им и положено! Вакаса постоянно думал о том, что они не имеют право ходить по земле — но он понимает, что его мнение не правильное и за его разум говорят эмоции, поэтому он и напивается до беспамятства.        — Шиничиро… — Вакаса шмыгает носом, а после со всей дури пинает байк, лежащий на боку, но ему так и не удаётся сдвинуть двухсот килограммовую махину с места. — Бляяядь, что мне делать?! Шини… Я ведь так… Так и не сказал, что, сука… — Вакаса поднимает взгляд в потолок, будто желая увидеть где-то там наверху Шиничиро, словно бы тот мог наблюдать за ним из-за облаков. — Я люблю тебя!        Выкрикивая это, Вакаса начинает смеяться — громко, истерично, до слёз, пока смех не превращается в рыдание и он не прячет своё мокрое от слёз и крови лицо в ладонях.        Вакаса склоняется к полу, чувствуя себя совершенно одиноким и опустошённым. Словно он один в этом холодном и жестоком мире. Больше никто и никогда не сможет его понять, никто не сможет его поддержать и никто не сможет стать последним пазлом в его картине.        Но внезапно, рыдания Вакасы прерывает взревевший двигатель байка, заставляя парня от неожиданности подскочить на ноги, но отступая назад, он запинается о собственную ногу и падает прямо на зад, до боли отбив копчик.        Он с ужасом смотрит на заведённый байк, пытаясь своим, затуманенным алкоголем и истерикой мозгом, понять, каким образом, блядь, он смог завести эту груду металла?        — Что, блядь, за хрень? — С ужасом спрашивает сам у себя Вакаса, стараясь подняться на ноги, но паника совершенно не помогает и он из раза в раз вновь заваливается на пол. Тем не менее, движок мотоцикла продолжает реветь и Вакасе кажется, словно бы байк как-то грустно, что ли, тарахтит.        От чего-то Вакаса даже замирает, пялясь на железку… А после осторожно, словно боясь собственного предположения, тихо спрашивает.        — Ш-шини? — В то же миг байк резко сигналит, подмигивая поворотниками, а из его выхлопной трубы вырывается чёрный дым.        Вакаса, словно не веря в происходящее, поднимается на четвереньки, подползая к байку.        — Шини… Э-это ты? — Сквозь слёзы спрашивает он. Байк вновь громко взревел, словно подтверждая слова Вакасы. Вырывая из его уст тихий всхлип. — Боже мой, Шиничиро!        Теперь же Вакаса с какой-то любовью и обожанием смотрит на мерно тарахтящий байк, дрожащими руками оглаживая нагревающийся корпус, осторожно проводя пальцами по сиденью байка.        — Шиничиро… — Всхлипывая, произносит он, шёпотом добавляя — Я люблю тебя… Пиздец как люблю!        Вакаса прижимается губами к бензобаку, чувствуя, как на губах остаётся привкус бензина, а байк взревел и словно радостно замигал поворотниками.        Вакаса с каким-то странным, дурманным блеском в глазах, уставился на мотоцикл, который так любил его друг… любимый. И с придыханием повторил:        — Ты тоже? Тоже меня любишь? — Из его глаз вновь хлынули слёзы, которые он тут же постарался стереть собственной футболкой.        А байк, словно сойдя с ума, стал поддавать газу, радостно ревя и мигая, как новогодняя ёлка, фарами.        — Я так долго тебя любил… — Прижавшись щекой к баку, шепчет Вакаса. — Но я так боялся признаться… Боялся, что ты оттолкнёшь меня. — Он нежно проводит рукой по баку, оставляя очередной поцелуй. — А когда твой дед сказал, что ты у-умер… — Голос парня дрогнул. — Я думал… думал, что моя жизнь закончена.        Мерное тарахтение движка словно успокаивало Вакасу. Будто это сам Шиничиро шептал ему на ухо слова успокоения. Словно он хотел, чтобы Вакаса перестал плакать. Словно бы Шиничиро хотел заверить парня, что всё будет хорошо. Как делал всегда, когда у Вакасы было отвратное настроение и он хотел уничтожить весь грёбаный мир.        И Вакаса, разморённый алкоголем и тихим гудением движка, оставлял россыпь лёгких поцелуев на баке, сиденье, руле, хотя у него так и не получилось вновь поставить мотоцикл на колёса. С каждым мгновением, Вакаса словно впадал в лёгкий транс.        Он, наконец, чувствовал, что Шиничиро здесь, с ним, пускай и в образе байка, но его любимый был с ним рядом.        Вакаса шептал всякие глупости о том, что он так долго ждал того, чтобы признаться. Хотел сделать это, но так боялся потерять единственную возможность находится рядом с дорогим и любимым ему человеком.        — Я так люблю тебя… — Вакаса чувствует, как внизу живота появляется тяжесть, а голова становится всё туманнее и туманнее. — Я так хотел тебя трахнуть… В первый же день, как увидел тебя… Чертовски красивый… — Шептал Вакаса, пытаясь переместить ноги так, чтобы узкие штаны не сдавливали пах. — Ты был таким горячим, словно ангел… Чертовски сексуальный демон… — Парень путался в собственных словах, но ему было плевать.        Байк тихо тарахтел, словно бы соглашаясь со словами Вакасы, а его фары горели чуть менее ярко — словно бы слова парня заставили его смутиться.        Вакаса прикрывает глаза, видя перед собой Шиничиро, такого красивого с нежной улыбкой. Он чувствует лёгкую вибрацию от работающего мотора, а в штанах становится до ужаса тесно.        — Блядь, ты такой… — Вакаса трясущимися руками расстёгивает собственную ширинку, с облегчением вздыхая, когда его член наконец оказывается снаружи, а ткань узких штанов больше не сдавливает его. — Я всегда хотел тебя… трахнуть как ёбаную шлюху, хотел тебя так сильно…        Рука Вакасы невольно опускается на член, а байк заревел как бешеный, словно бы Шиничиро хотел сказать что-то смущённое и глупое.        — Знаешь… — С придыханием продолжал шептать Вакаса. — Почему у тебя… — Он томно простонал, сдавливая член ладонью, медленно двигая вверх, чтобы ярко-алая головка выглянула из-под шкуры, поблёскивая в свете луны, попадающей сквозь окно. — Никогда не было девушки?        Байки замерцал огнями фар, словно заинтересовавшись, вынуждая Вакасу усмехнуться и скривить лицо, закатив глаза, когда его рука медленно, словно растягивая удовольствие, двинулась вниз.        — Я каждую из них ловил вечерами и запрещал вновь заговаривать с тобой… Потому что… Потому что ты всегда был моим.        Вакаса стал ритмичнее двигать рукой, чувствуя, как от трения становится неприятно. От чего он хмурил брови, но боялся остановиться, боялся, что Шиничиро может его оттолкнуть. Поэтому он лишь быстро сплюнул на ладонь, заставляя по пустому магазину разносится звуки влажных движений и тихих постанываний.        — Ты всегда так мило расстраивался… — Вакаса вновь поцеловал бак. — Выглядел таким разбитым, а мне всегда хотелось, чтобы… Твои губы с грустной улыбкой. — Вакаса привстал на колени, опираясь членом в обтянутое кожей сиденье, прижимая его сверху ладонью. — Были вокруг моего члена.        Вакаса качнул бёдрами, и словно очутился внутри чего-то невероятно горячего и тёплого, ладонью прижимая член к сиденью, словно врываясь в тугое нутро, ловя звёзды перед глазами        На мгновение Вакаса даже замер, потому что в глазах потемнело. А вибрация двигателя словно проходила от члена по всему телу, заставляя ловить невероятный кайф.        Он вновь осторожно качнул бёдрами, задыхаясь от ощущений, а байк в этот момент действительно был похож на елочную гирлянду, мигая своими фарами.        — Тебе нравится? — Со сбитым дыханием спрашивал Вакаса, на что получил громкий рёв двигателя.        И словно бы этот рёв стал для Вакасы спусковым крючком. Он сорвался на бешеный ритм, долбясь в собственную руку, прижимающую член к сиденью, причиняя боль, но какую-то невероятно приятную, заставляющую Вакасу сходит с ума от ощущений. Он уже даже не способен составлять слова в предложении, лишь шепчет имя любимого. При каждом толчке обжигая бёдра о выхлопную трубу, что со временем успела сильно нагреться.        Но Вакаса не обращал на это внимание, он был просто захвачен тем, что Шиничиро наконец то стал его, что парень ответил на его чувства.        С каждым толчком внутри Вакасы становилось жарче, узел в животе закручивался, а яйца, полные спермы, сжимались, грозя взорваться в любое мгновение.        Стоны, влажные шлепки, и вот Вакаса замирает, едва удерживаясь на коленях, в его глазах темнеет, а тело содрогается от оргазма. Он забрызгивает спермой сиденье байка и обессилено валится на байк сверху.        — Блядь…        Вакаса пытается отдышаться, а в глазах медленно проясняется.        — Я люблю тебя… — Шепчет он, но в ответ не слышит рёва мотора и не чувствует вибрации двигателя. Жар мотоцикла пропадает, как наваждение. Как мираж в пустыне и Вакаса с испариной на лбу приподнимается, с каким-то страхом глядя на байк, он лихорадочно шарит ладонью по выхлопной трубе и двигателю, но холодный металл абсолютно безжизненен. Вакаса в ужасе прижимает ладонь к лицу, перепачканную своей же спермой.        Ему хочется рыдать, он противен сам себе, а кровь на виске засыхает, неприятно стягивая кожу.        — Блядь! Блядь! — Вакаса ударяет кулаком по байку, заливаясь слезами.