под сенью ванильного леса

Вероника Лодж любит парфюмерию так же, как любит музыку, и она слушает парфюмерные композиции, как лучшие симфонии. Когда Бетти в их совместный выходной выбирает в парфюмерном полный флакон Un bois vanille, Вероника, пусть сама не отдаёт себе в этом отчёта, чувствует превосходство. Специевая, мускусная, не сладкая, но горько-сладостная, пьянящая алкогольными нотками Вероника. (Иногда она пахнет и ванилью, но ни в коем случае не кондитерской. Стручки в провощенных бочонках, рядом с кофейными зёрнами и ромом. Корабельные палубы, торговые караваны, дальние страны. Экономика – это тоже музыка.) Она выработала свой стиль, один и тот же макияж, одна и та же причёска, неизменная нитка жемчуга. Но всегда разные духи. – Как будто я каждый раз с новой девушкой. – Арчи улыбается, но неуверенно. Словно это его тревожит. Вероника удивлена, ей казалось, Арчи ищет разнообразия. (Или он не знает, чего хочет. И она словно не оставляет ему шанса запечатлеться на себе.) – Что-то случилось? – Вроде нет. Почему ты спрашиваешь? – У тебя сегодня очень резкие духи, – он непроизвольно морщит нос, будто хочет чихнуть. – Ты носишь такие, когда сердишься. Многие считают Арчи недалёким. Да сама Вероника первая не упускает шанса подколоть его. Наивность, невинность. Щенок. Хотя каждый раз она даёт себе обещание попридержать язык. Потому что наивный, невинный Арчи замечает вещи, которые иногда не замечает никто. Просто он не всегда знает, что с ними делать. Вероника подумывает остановиться на одном аромате хотя бы ненадолго, но решает продолжить игру. – Сегодня тебе нравятся мои духи? – Нет, – говорит Арчи и целует её за ухом. – Но мне нравились те, что были вчера, и, может быть, понравятся завтрашние. *** Ванильный лес – почти как Млечный лес. Слишком сладко даже для неё. Но Бетти ценит литературные ассоциации, как и Джаг, весь девятый класс таскавший в сумке томик Дилана Томаса. Что думает – что пишет о ней в десятках предельно сентиментальных посланий – Джагхед? Чистая вода и воздух – запах кожи Бетти, солнце её волос, листва её глаз. Королевская лазурь её разума, золото её сердца. Небо в июне, в июле, встречный ветер. Свобода. Всё, что она дарит ему, всё, что он так хотел бы вернуть ей. О чём не думает – старается не думать – сама Бетти? Звёздный блеск серёжек, помада "Розовое совершенство". Белые воротнички и розовые платья (в разводах алого, который станет бурым, почти чёрным). Розовая туалетная вода (заглушаемая не девичьим ароматом роз – тяжёлым и густым, как кровь) и ванильные духи (всегда, всегда с горчинкой, словно от непрогоревшей спички). Бело-розовая спальня (Бетти так не хватает тепла, уже давно в доме на улице Вязов очень холодно. Но становится теплее – жарче – когда в её комнате Джагхед). Светильник с ангелом (неужели она забрала его у Полли, только чтобы отдать Чику?). Мягкие игрушки (брошенная на покрывале плюшевая Карамель лежит так же неподвижно, как та, которую Бетти убила). Набор бирюзовых текстовых маркеров (правки красным кажутся ей нападением, как свиная кровь поверх её статьи об ЭфПи). Голубоватые отсветы экрана (на её почти обнажённой груди, когда она устанавливает вебкамеру так, чтобы не было видно лица). Розовый, и белый, и голубой. Синий и золотой. *** В гостиной студсовета Арчи на секунду наклоняется в сторону Бетти и вдруг широко улыбается. – Я думал, что сегодня на десерт пирожные! Выспрашивал у Труди в столовой, отвлекал её девчонок, моющих посуду, и теперь так глупо себя чувствую! А это твои духи. Вероника закатывает глаза: – Увы, как и многие хомо маскулинус, ты обожаешь гурманику. – О, о, помнишь, как в день полуфинала ты пахла барбекю, Ронни! Это было совсем нечестно. Мне тогда жутко захотелось есть прямо перед игрой. – И это была сандаловая замша, Арчикинс, а никакое не барбекю! Бетти, слушая их шутливое препирание, вздыхает. Если уж она пахнет как пирожное (как костровище в лесу, затоптанные угли, чтобы не оставлять следов), то на это мог бы обратить внимание Джаг, который так беззастенчиво поглощает сладкое. Он сегодня проводил её до школы, у шкафчиков поцеловал (жарко, запретно, не для людного места, с влажным касанием языка) и незаметно ускользнул после первого урока. Бетти знает, что вечером Джагхед будет ждать её на школьной стоянке – чтобы отвезти её домой, но сначала сделать петлю до озера, через Лисий лес. Влажная земля, дождевые капли, падающие с листвы. Она прижимается щекой к его куртке, чувствуя запах машинного масла, табачного дыма, – Джаг не курит, но кожа впитала смог из Белого Питона, – и вдруг озон, грозовое небо, апрель, май, встречный ветер. Свобода. (Всё, что Джагхед дарит ей, даже когда думает, что ему нечего ей подарить.) – Арчи сказал сегодня – знаешь, по-моему он жаловался, – что я пахну как пирожное. Джагхед усмехается. (И Бетти поражается тому, как он может быть таким уверенным, таким сильным, таким цельным, в один момент, – и так сомневаться и оглядываться на Арчи, в другой. Может быть, потому что это зависит от неё, от Бетти?) – Мне не кажется, что ты пахнешь, как пирожное. Но Ванильный лес – так называется, да? – теперь определённо будит во мне голод. Просто иной голод... – он прикусывает мочку её уха, и Бетти пытается подавить стон. Сейчас они в людном месте, надо подождать до бункера, до озера, до костра на речном берегу. До любого благословенного места, где они будут одни. *** Бетти знает, что Джагхед иногда приезжает сюда без неё. Бункер – дворец Холодной войны из бетона и камня. Но Дилтон Дойли, каким бы классическим американским параноиком он ни был, так же был хипстером, позёром и демонстративным придурком своего поколения, как и все они. (Как и все подростки, во все времена.) Поэтому в коротком тоннеле от лестницы до круглого хоббичьего входа потолок поддерживают декоративные балки, будто в старой угольной шахте. На одной такой балке, сбоку – сразу и не увидишь – Бетти однажды замечает следы резьбы. Постепенно, с каждым визитом, они складываются в корону с вензелем. Кропотливая художественная работа, не на один час. Когда они с Джагхедом здесь вдвоём, его руки касаются её кожи, играют с её волосами, иногда заняты книгой, реже клавиатурой. Бетти даже не знает, в каком из карманов сброшенной на пол одежды остаётся нож. В конце концов, она не выдерживает и указывает на вензель. Джагхед вдруг смущается, будто действительно думал, что она не заметит. «От тебя не скроешься, Шерлок». – Он проводит пальцами по глубоким линиям изящной летящей буквы "Б", будто лаская. – «Бетти и Джаг сидят на дереве... Это классика, не то, что баллончик краски, верно? Я хотел использовать нож для чего-то... не знаю, красивого. Или хотя бы безобидного. Безопасного». Бетти порывисто обнимает Джагхеда и осторожно касается его плеча. Он прижимает её ладонь своей, полностью скрывая изогнутый красный рубец. И добавляет: «А ещё не хотелось портить деревья». *** Их королевские владения, скреплённые подписью. Их бетонно-каменный дворец Холодной войны, их подземное царство, их Аид – где им всегда тепло, всегда жарко – под сенью ванильного, молочного, сказочного, лисьего – тёмного-тёмного – леса. Впереди разверзаются ямы, крысиные тропы, гробы для смертельных розыгрышей. Но в их списке всевозможных травм и надломов уже никогда не будет клаустрофобии. Петля до озера, через лес, только подсохший после дождя. «Подождём до завтра, Беттс. Я не повезу тебя по мокрым дорогам». Индейское лето, её сцепленные руки на его талии, встречный ветер и огромное-огромное небо. *** Бетти, пусть сама не отдаёт себе в этом отчёта, маскируется. Розовые платья, ванильные коктейли, конфетно-комфортная для всех. Маскарад, притворство, перевёртыш, подмёныш. Лисий лес, сказочный лес, тёмный-тёмный лес. В самой её сердцевине нет ничего кондитерского. Древесное её сердце, с глубоко-глубоко вырезанной на коре короной.