Вступление
https://i.imgur.com/vkwMCU9.jpeg Доброго дня вам, читатель. Вы открываете книгу, посвященную истории военного дела цивилизации иного мира, отличного от нашей вселенной материи. Этот мир Эквестрия (базовый мир), являющийся частью не так давно открытой вселенной магии и немало нашумевший в связи с недавней экспедицией в этот мир в рамках программы “Космопоиск”, населен как гуманоидными, так и негуманоидными разумными видами, сформировавшими свою собственную цивилизацию, лишь частично похожую на нашу. Увы, в связи с отзывом вышеупомянутой экспедиции, дальнейшее поступление сведений об Эквестрии под вопросом, а большая часть известного о данном мире касается Старого Света и истории пони и грифонов, его населяющих. Но тем не менее, по просьбам членов экспедиции, этот текст был написан.Эпоха дикости
https://i.imgur.com/PtBUdI8.png Для начала сделаем краткий экскурс к истокам современных эквестрийских пони. Как считают сами эквестрийцы, история пони и грифонов как разумных видов началась в течении последнего оледенения, загнавшего еще неразумных протопегасов и предков современных грифонов с равнин Старого Света в Грифоньи Горы. Сопровождавшие это явление общее ухудшение климата, существенное повышение фона свободной магии и выход фауны Вечносвободных лесов за пределы обычного ареала обитания заставили и других животных покинуть привычные места обитания и отступить к Грифоньим Горам. В итоге, в Грифоньих Горах, не отличающихся ни благоприятными климатом и ландшафтом, ни высокой биопродуктивностью, оказалось множество видов со всех концов Понячьего континента. Само собой, давление на предков грифонов и пони (а так же, драконов – огнедышащее племя, чьи предки были вполне заурядными обитателями Вечносвободных лесов, берет свое начало ровно в тех же местах, но мигрировало в предгорья раньше “сыти”) было просто чудовищным. При этом, ни протогрифоны (откровенные неудачники среди грифоноидов, славных, преимущественно, такими высоэффективными хищниками как эквестрийские “пантеры”, “кошки”, мантикоры и прочие аналоги земных кошачьих), ни протопегасы не имели эволюционного запаса тягаться с куда более удачно специализировавшимися конкурентами. По большому счету, предки грифонов были универсальными оппортунистами, готовыми питаться чем угодно, что удастся раздобыть, но хищники из них были так себе. А предки пони, вообще, являлись летающими плодоядными, даже не пытавшимися покушаться на грубые травы, которыми до оледенения питалась преимущественно вымершая мегафауна Понячьего. Так что, им, как в свое время нашим предкам, оставался лишь один путь: рискнуть, и попытаться развить интеллект, тем компенсировав недостаточное совершенство собственных тел. Собственно, так и произошло, чему немало способствовали оппортунизм как протопони, так и протогрифонов: сформировались современные дневные пегасы и дневные грифоны (правда, есть еще Призраки Шпиля, попытавшиеся стать настоящими травоядными, но их вытеснили на Старспайр собственные родственники-пони). Позже, еще до конвергентного выделения из дневных пегасов и грифонов ночного племени, началась первая волна расселения пони за пределы Грифоньих Гор. В целом, она удалась. Но, лишь из-за того, что Предгорья Грифоньих Гор в то время были еще довольно слабо заселены как драконами, так и овцами – в будущем эти два вида надолго преградили пони и грифонам путь за пределы их неприветливой прародины. Та часть понячьего племени, что успела выйти за пределы Грифоньих Гор в первую волну миграции, столкнулась с совершенно новыми условиями: после завершения оледенения огромные прерии Понячьего значительно сократились, уступив место обширным лесам и гораздо более влажным равнинам, как сказал бы современный планетолог, “европейского типа”. Что также немаловажно, эти территории во многом еще были пусты, так как низкомагическая мегафауна ледникового периода не пережила, а мегафауна Вечносвободных лесов постепенно, по мере падения уровня низкоорганизованной магии на континенте, отступала восвояси. Пони принялись активно расселяться по свободным территориям, вскоре (в том числе, под давлением овец и, в меньшей степени, драконов) окончательно покинув Предгорья Грифоньих Гор. Связь между разными частями понячьего племени была утеряна. А потому, пони равнин начали собственный путь. Часть из них двинулась на открытые пространства. Где крылья оказались совершенно не нужны, как и врожденный понячий высокий магический потенциал. А вот что действительно было нужно на травяном море, так это масса, сила и выносливость. В результате естественного отбора эта ветвь понячьего племени утеряла крылья (да и магический потенциал тоже пострадал, хоть и слабым его назвать даже после всего этого сложно), несколько увеличилась в размерах, нарастила мышечную массу и оптимизировала обмен. Так образовались земные пони. Позже, в течении миграции в южные саванны, на их основе сформировались зебры. Другая часть избрала для себя обширные леса постледникового континента. Где, впрочем, пегасам так же пришлось меняться, утеряв крылья и обзаведшись волшебным рогом на голове (крайне полезный в лесах аналог человеческой руки). Кстати, многие эквестрийские ученые предполагают, что формирование единорожьего рога оказалось возможным под воздействием магии одного из Вечносвободных лесов: уж слишком быстро это произошло для нестимулированного эволюционного процесса. Впрочем, среди сторонников данной теории немало и апологетов того, что никакого единого единорожьего понитипа, на самом деле, нет, что “единорог” это целый ряд различных генетических ветвей пони, независимо сформировавшихся из предков-пегасов в разное время под воздействием естественной магии из различных источников и сходных между собой конвергентно. В целом, судить о правильности или неправильности такого взгляда на рогатое племя мы не можем, так как собственных данных для каких-либо выводов у нас недостаточно. Такова вкратце история появления основных понитипов. Теперь перейдем к тому, как и чем они жили.Кочевой этап эпохи дикости
https://i.imgur.com/dCurOJe.png Земнопони и единороги на кочевом этапе эпохи дикости https://i.pinimg.com/originals/a8/45/6b/a8456b3dcb026513644a96746db5f0c1.jpg В ранний период дикие пони равнин и лесов вели кочевой образ жизни, перемещаясь небольшими табунами в 20-40 голов по обширным территориям без четких табунных границ и с примыкающими к ним обширными “ничейными землями”, периодически пересекаясь на этих самых “ничейных землях”. При обилии пищи дружественные табуны могли временно объединятся в большой табун, численностью 60-200 пони. В связи с высоким интеллектом, табуны диких эквестрийских пони по своему социальному устройству мало напоминали табуны земных лошадей. Табун был родственным объединением кобылок, во главе которого стояла доминирующая кобыла, чьими функциями было общее управление табуном. Более мелкие хозяйственные дела пони решали без участия его вожачки, через низовую самоорганизацию. Жеребцы же были весьма слабо связаны с табуном, так как единственным их интересом в нем было чпоканье кобылок, а единственный интерес кобылиц в жеребцах – зачатие потомства. Прокормиться же жеребец мог в то время и за пределами табуна, на ничейных землях, где пони мужского пола сбивались в небольшие группки холостяков по 3-4 хвоста. Так же немаловажной особенностью пони на этом этапе было отсутствие большой нужды в орудиях труда. А значит, их почти и не было – материальная культура этого периода развития пони крайне скудна и ни в какое сравнение не идет с аналогичной для наших предков. Что же касается основной темы данной книги, то войн, как целенаправленной системы организованного физического насилия, у пони-кочевников в это время еще не было. Конечно, насилие было, но обычное, не организованное в систему: — Были приведения вожачкой табуна слишком наглых родственниц к одному знаменателю. — Были жестокие бои между жеребцами за табун и ради утверждения своего превосходства. Да и чужое потомство жеребцы, наверняка, втихаря душили. — Были столкновения между табунами за участок с парочкой диких яблонь, напоминающие схватки земных лемуров, начинавшиеся спонтанно при случайном столкновении двух табунов не там, где надо. Сначала на бой выходили жеребцы, чье единоборство сводилось к демонстрации себя любимых в самом грозном ракурсе и потрясании понячьим достоинством. Если это не производило должного эффекта, то жеребцы самоустранялись наблюдать за продолжением мероприятия со стороны. А к бою подключались кобылы, “воевавшие”, впрочем, также, как и жеребцы. К тому же, впечатлительность пони оставляла мало шансов для перехода демонстрации страшнопоньства в копытоприкладство. А вот войн не было. Не за что было воевать: пони тогда еще было мало, а земли с травой – много. Да и границы табунных земель были зыбки. А класть голову за чуть более сочную зелень? Нет уж, дудки. Дураков нет. Пегасы на кочевом этапе эпохи дикости https://i.imgur.com/tU1miQ9.jpeg Пегасы же, оставшиеся в негостепреимных Грифоньих Горах, жили несколько иначе. Грифоньи Горы или, как правильнее было бы называть эту часть Понячьего континента, Пики Грифоньих Гор это неприветливые молодые горы с крайне выраженным перепадами высот, высокой тектонической активностью, низкой степенью эрозированности и малым количеством пригодной для высших растений почвы. К этому так же следует добавить резкую сезонность климата этой части Эквестрии, нестабильность погоды на протяжении сезона и крайне неприятную фауну. В общем, назвать жизнь горных пегасов легкой было бы сложно. А от того и ее образ у горцев сильно отличался от такового у бескрылых сородичей. Во-первых, территория у табуна пегасов была куда меньше, чем у их равнинных родственников. Ее границы были четко определенны (но постоянно оспаривались) и ревностно охранялись. Ничейных земель не было или почти не было, и все табунные земли граничили друг с другом. Но, не смотря на это, пищи еле-еле хватало на прокорм табуну из 14-20 пони. И, да, эти пони были вовсе не столь привередливы, как их равнинные родичи: им на обед сойдут и прошлогодние горные травы, и птичьи гнезда, да и от яиц не откажутся. Во-вторых, другие были и отношения внутри табуна. Табун по-прежнему состоял преимущественно из сестер-кобылок, но обычная для равнин картина “1 табун – 1 жеребец” исчезла, так же как и странствующие жеребцы. Так как, в Грифоньих Горах пегас без табуна равнялся трупу пегаса, то, вместо странствий, по достижению зрелости жеребцы оставались со своим табуном. Где их сила и размеры в купе с большей, чем у кобылиц способностью к нестандартному мышлению позволяли сильному полу занимать лидирующие позиции в общей иерархии, вытеснив с них кобыл. То есть, вместо обычного для пони матриархата у диких пегасов столь экстремальные условия жизни привели к установлению патриархата. При этом также проглядывались первые признаки формирующегося воинского братства: 2-3 жеребца в табуне не конфликтовали друг с другом из-за кобылок (как бескрылые коллеги в то же самое время), но формировали свою внутреннюю иерархию, согласно которой и определялось их участие в продолжении рода. Кстати, из-за нехватки кобылиц (требуется 10-12, а, из-за повышенной смертности, есть 4-5 на брата) и ради укрепления дружеских связей (ведь, у пегасов жеребцы должны были полностью доверять друг другу и без малейших сомнений полагаться друг на друга), жеребцы-пегасы практиковали бисексуальные отношения. Одновременно можно было наблюдать падение социальной значимости кобылиц. Фактически, поняшки превратились из основы табуна в его собственность: ритуальный и торговый обмен кобылками между семьями был нормой, что спасало крылатых пони от вырождения. Впрочем, удел жеребцов был ненамного лучше, так как и они считались лишь ресурсом табуна, который тот мог и должен был использовать для своего выживания. Разница была лишь в том, что этот ресурс сам принимал участие в управлении табуном – пони в то время (как, впрочем, и во многие другие времена) среди крылатых совершенно не ценились, в отличие от семьи-табуна, которая была высшей ценностью. В-третьих, в жизни крылатых пони, на сотни лет раньше, чем у их бескрылых собратьев, на первый план вышли межтабунные и межвидовые отношения. Так как, трудности их сурового края легче было преодолевать вместе, то на Пиках Грифоньих Гор еще на кочевом этапе эпохи дикости появились и принялись активно развиваться межсемейные фуражные и военные союзы: пегасы и грифоны с удовольствием сотрудничали, торговали и воевали как с сородичами, так и с представителями другого вида. Причем, межвидовые отношения заняли в жизни крылатых пони и их когтистых соседей особое место. Будучи всеядными с сильным уклоном в плотоядность, грифоны, по меркам Грифоньих Гор, были неважными охотниками: место апекс-хищников, не смотря на всю свою разумность, они в те времена занять не сумели (что занятно, и куда более совершенным хищникам, драконам, пришлось убраться в предгорья, уступив место хоть и неразумным, но куда лучше сочетающим в себе экономичность с охотничьими талантами конкурентам), довольствуясь относительно мелкой добычей и… пегасами. Как это ни странно, но пернатые пони были единственной соразмерной добычей, которую грифоны могли назвать своей законной: с одной стороны, разум, коллективизм, размеры и способность к полету делали пегасов не самой простой целью для большинства горных охотников, но, с другой стороны, не давали им столь же надежной защиты против не менее разумных и куда более быстрых и хорошо вооруженных грифонов. С третьей же стороны, грифоны претендовали на часть пищи поняш, на фрукты, ни в малейшей мере не интересуясь всей прочей растительностью, но открывая (благодаря передним когтистым лапам, позволяющим копать) доступ пони к источникам соли, в которой те жизненно нуждались. В общем, для грифонов пегасы были источником пищи: если им не удавалось задрать поняшу себе на обед (да что уж таить, дикие грифоны и других грифонов рассматривали как возможную закуску: недостаток провизии – прямой путь к каннибализму), то, все равно, можно было рассчитывать на то, что пони приведут птицельвов к источнику фруктов. Для пегасов же грифоны были синонимами столь нужной им соли и, как ни странно, безопасности: если с грифонами удавалось договориться и задобрить фруктами или еще чем-то, то крылатые пони могли какое-то время чувствовать себя в безопасности – на прочую растительную пищу грифоны не претендовали, а соразмерных хищников (включая другие стаи грифонов) исправно отгоняли, так как радости от их присутствия тоже не испытывали. Таким образом, охотничьи угодья стаи грифонов в те времена одновременно являлись и кочевой территорией от одного до трех табунов пони, которым весьма не хотелось стать грифоньей сытью или близко познакомиться с болезнями, вызываемыми нехваткой минералов в организме. Обычно подобные проблемы решались тем, что пегасы откупаются от грифонов какими-либо услугами, изделиями или пищей. И, да, последней были не только фрукты. И тут можно сказать как о везении, так и о невезении отдельных стай и табунов. В местах богатых мелкой живностью или рыбными водоемами пегасы и грифоны довольно мирно сосуществовали благодаря тому, что пони принимались за несвойственное для них дело охоты и рыбалки, тем пополняя запасы занятых ровно тем же грифонов. Это способствовало процветанию грифоньих стай, стимулировало развитие ремесел у пони (в среднем по понячьему миру тех времен, почти отсутствующему) и, в целом, способствовало межвидовому сближению и взаимному обогащению, развитию и проникновению обществ двух видов (то же знакомство поней с силками и бреднями или вникание грифонов в жизнь травоядных соседей не проходило бесследно ни для кого из них). В местностях же не столь благодатных, увы, ситуация складывалась иначе: пегасам приходилось терпеть охоту на себя и время от времени откупаться от небесных хищников мясом, то есть, если говорить напрямую, другими пегасами, грифонами или найденной падалью. Впрочем, откупаться получалось не всегда. Тогда пегасы объединялись с другими табунами или стаями, и прогоняли излишне кровожадных грифонов. Но свято место пусто не бывает – тут же эту территорию занимала другая стая (нередко это были недавние союзники). И жизнь продолжалась тем же порядком. С той только разницей, что противодействие пегасов прежним хозяевам охотничьих угодий бесследно не проходило, и новая стая начинала косо поглядывать на своих копытных соседей, попутно предпринимая превентивные меры дабы чего не вышло. Само собой, добрососедские отношения между грифонами и пони в таких местах складывались с трудом. Также следует отметить, что, вне зависимости от окраса взаимотношений, между грифонами и маленькими лошадками на всей территории их совместного проживания активно происходила меновая торговля. Грифоны, обладая пригодными к сложному труду передними лапами и будучи не слишком хорошо приспособлены к охоте на горную живность, гораздо раньше, чем пони, начали пользоваться орудиями труда. В первую очередь это были каменные рубила, используемые для того что бы добраться до подземных вод, для раскалывания костей и панцирей, для откапывания полезных ископаемых таких, как соль и инструментальный камень. Позже появились каменные и костяные ножи для снятия и раскройки шкур и жил, каменные и костяные скребки, костяные иглы, в обиход вошли кожаные бурдюки для воды и пищи, кожаные ремни для удержания мяса в свежем состоянии, повязки для переноски птенцов и прочее. Пони конечно же быстро переняли эти полезные нововведения (а кто не перенял, у того и потомков-то не осталось), с учетом понячьих потребностей и возможностей, разумеется. Так они добавили к этому списку плетеные корзины, перевязи из поньского волоса, палку-копалку (в горах выкопать съедобный корень куда как труднее чем на равнине) и многое другое. Само собой, долго эти инструменты пегасьим эксклюзивом не оставались, будучи практически сразу переняты грифонами. Так что, ни обмен ремесленными знаниями, ни изготовление предметов или сбор материалов исключительно менового значения среди пернатых обитателей Грифоньих Гор не были чем-то необычным, как и постоянный торговый обмен ими между “травяными мешками” и “клювастыми отродьями”. Что довольно сильно способствовало развитию горных обитателей, в то время, не смотря на тяжелые условия существования, в плане материальной культуры и сложности социальных взаимоотношений значительно опережавших равнинных пони. Небольшое отступление: Обычаи Небесного Племени - “Братство/сестринство крови” https://ficbook.net/readfic/12819458/32940634#part_content В-четвертых, стоит отметить то, что именно пегасы первыми среди пони изобрели и стали активно применять оружие (грифонам оно не было нужно – птицельвам хватало естественного вооружения). Первым из них было так называемое “каменное копыто” или “камень-копыто” – фактически, кастет, представлявший из себя два квадратных или многоугольных кусочка кожи, плетения из поньского волоса или какого-либо иного гибкого материала площадью примерно равные копыту пегаса (так называемое “копыто”), между которыми ровным слоем укладывалась некрупная галька. Края получившегося сэндвича зашивались, а сам мешочек с камнями прошивался 2-3-мя рядами швов или проклеивался смолой или иным доступным природным клеем. К краям мешочка крепились ремешки (либо они были одним целым с заготовками “копыта”) достаточной длинны, чтобы, обвив вокруг пястья, их можно было бы завязать чуть выше лучезапястного сустава. Обычно “камень-копыто” одевали на правую переднюю ногу, но могли оснастить подобными кастетами и оба передних копыта. Ношение данного оружия на задних ногах почти не практиковалось. “Каменные копыта” за счет своих неровности, веса и твердости ощутимо усиливали удар, что позволяло пегасам хоть как-то противостоять куда более хрупким грифонам. Тем не менее, в схватках с сородичами их эффективность была невысока, а потому против других поняш кастеты использовались редко. Куда менее известен так называемый “грифоний х*й” (у крылатого племени, вообще, много едкого на счет своих соседей по Небу). Оружие напоминало “каменное копыто” с той разницей, что копытная выкройка была однослойной и не содержала гальки: вместо этого к внешней стороне “копыта” при помощи клея прикреплялись мелкие острые осколки камня или костей, превращающие ее поверхность в очень грубый наждак. Оружие надевалось на правую переднюю ногу, а перед боем внешнюю сторону “копыта” обмакивали в экскременты или гнилье. В бою “грифоньим х*ем” не наносили удары, а пытались с силой провести по шкуре противника. Раны, оставляемые этим “боевым наждаком”, часто воспалялись и загнивали. Но оружие не пользовалось большой популярностью. И причина этому была довольно своеобразна: это было средство террора, к которому пегасы прибегали лишь тогда, когда теряли надежду договориться с грифонами по-хорошему, но еще не настолько отчаялись, чтобы вступить с ними в решительный бой. В общем, это было последним предупреждением потерявшим берега пернатым хищникам. Само собой, грифоны к наличию у пегасов подобных изделий тоже относились без понимания. Так что, если отношения между видами еще не были окончательно испорчены, то “грифоньего х*я” в пегасьем хозяйстве физически не существовало. В-пятых, пегасы первыми из всех пони стали вести настоящие войны. Так как, скудность пищевых ресурсов гор не позволяла пегасам просто уйти от конфликта, как делали их равнинные родственники (уходить, банально, было некуда: пони, лишившиеся своих кормовых угодий, в Грифоньих Горах были обречены на голодную смерть), то за каждый хвост, за каждое копыто земли крылатые лошадки были готовы драться не на жизнь, а на смерть. Соответственно, и границы чужих пастбищ табуны оспаривали постоянно, пытаясь хоть как-то улучшить собственную жизнь. Фактически, каждый из табунов пегасов перманентно находился в состоянии войны со всеми, с кем у него не был заключен союз. Грифонов все сказанное также касалось в полной мере. Почему, кстати, уже тогда появились и стали привычными межвидовые военные союзы между грифонами и пони: ни плодоядные пегасы, ни плотоядные грифоны не претендовали на кормовые угодья друг друга, но могли нешуточно взаимно помочь в, кхм, вопросах недипломатичной дипломатии с другими табунами или стаями. https://i.imgur.com/vJDrbg4.jpeg Теперь же о, собственно, военном деле пегасов-кочевников. Кстати, все, сказанное в этом разделе о пегасах, в полной мере касается и грифонов-дикарей, из-за все тех же поганых условий жизни в Грифоньих Горах в этой области общественной жизни практически не отличавшихся от копытных соседей. Уже на таком раннем этапе развития пегасы научились при помощи войны решать целый ряд разнообразных задач. 1. Завоевание новых пастбищ для самого табуна или дочерней семьи. Это, пожалуй, наиболее жестокий тип войны из практиковавшихся пегасами, так как захватчики, фактически, обрекали атакованную и проигравшую семью на смерть. Более того, они сами стремились перебить всех ее членов, не дожидаясь того, как голод и горные хищники сделают свое дело. Как бы дико это ни звучало, но подобная жестокость была вполне оправдана: если просто согнать владельцев с насиженного места, то они неизбежно вскорости вернуться отбивать свои земли назад (а им деваться некуда – альтернативой будет только голодная смерть). Впрочем, подобные конфликты происходило довольно редко, так как ситуацию, когда табун получал шанс провернуть захват чужих угодий в одиночку были исключением, обусловленным на редкость удачным/неудачным стечением обстоятельств. А, следовательно, к таким операциям приходилось привлекать союзные табуны и/или стаи (в подавляющем большинстве случаев), что не могло остаться незамеченным и, соответственно, оставленным без мер противодействия. Таким образом, через развитую систему межтабунных и межвидовых козней и интриг, пегасам (и грифонам) удавалось избежать массовой резни. 2. Оспаривание границ. В общем-то, обычное дело в горах. Как правило, выглядело это так: Несколько взрослых жеребцов и самых крепких кобыл предельно наглым образом занимают приглянувшийся им участок чужого пастбища. Когда об этом становится известно его владельцам, то жеребцы и старшие кобылы отправляются выгонять захватчиков из своих земель. После чего судьбу участка решается крыльями, копытами, зубами и, главное, нервами конфликтующих сторон. Иногда эти схватки бывали очень жестоки, но чаще захватчики не имели намерения драться до последнего, а потому забирали все, что удавалось, и удалялись восвояси. 3. Набег с целью грабежа. Это явление, как и пункт 2 (зачастую и перетекавший в набег), было постоянным фоном жизни горных табунов, и выглядело как нападение 3-4-х пони на отдельную пегаску, группу жеребят или неохраняемый походный лагерь с последующим избиением всех, кто попал под копыто, и утаскиванием к себе всего, что удалось ухватить. Таким способом пони могли обеспечить себя дополнительным продовольствием и товарами для мена. Особо стоит отметить, что в течении таких набегов могли похищаться пони/грифоны. При этом цель похищения так же была своеобразна и ни где и никогда более, кроме Пиков Грифоньих Гор, в истории пони не встречалась. Для нападающих пленники являлись лакомой добычей, так как представляли из себя ценный товаром при мене с грифонами, рассматривающими их как запас свежего мяса и кожи (увы, но канибализм грифонам тех времен чужд не был). Это, в свою очередь, привело к неприятию дикими пегасами и грифонами плена в любой форме, отзвуки чего, кстати, наблюдаются в культуре Грифоньей Империи и генетически связанных с ней эквестрийских народов до сих пор. Хотя следует отметить, что не всех пленников ждало съедение. Незначительная часть пленных грифонов и грифин (наиболее молодых и сильных) принималась в стаю покупателей как равноправные члены. Также избегнуть продажи на мясо могли приглянувшиеся жеребцам-налетчикам молодые кобылки: они принимались в табун налетчиков, что вполне соответствовало представлениям пегасов тех времен о том, что пони сам по себе ничего не стоит – важна лишь семья, к которой он/она принадлежит. Небольшое отступление: Обычаи грифонов — “Право закрытых глаз” https://ficbook.net/readfic/12819458/32940648#part_content 4. Набеги ради мести. Непрекращающиеся войны и вынужденная охота грифонов на разумных соседей постоянно множили число кровных обид в Грифоньих Горах. Гордый же и упрямый нрав, воспитанный жестокой реальностью все тех же гор, не позволял принимать другие решений, кроме как “око за око”. Так что, месть обидчикам занимала в жизни Крылатого Племени тех времен крайне важное место (и, да, это еще одно эхо древних времен: обидчивость и мстительность определенной части Небесного Племени ведет свое происхождение именно из тех времен). Как правило, акты кровной мести являлись, по сути своей, убийством заведомо неспособной к сопротивлению жертвы, и вполне могли совмещаться с грабежом. Часто подобные взаимные набеги могли поддерживать вендетту между табунами/стаями уже и тогда, когда ее первоначальная причина давно была позабыта. Хрестоматийным примером этого является печально известная вражда между родами пони Скай Фесзе и грифонов Квил, закончившаяся примирением лишь в Эру Гармонии (то есть, длившаяся, буквально, тысячелетиями, пройдя с радужногривыми пони и бело-коричневыми грифонами от доисторических времен до господства развитой индустриальной цивилизации). О подходе к стратегии и тактике войн. Интересно, что стратегическую составляющую дикарских войн в Грифоньих Горах полностью заменяла политика. Вместо вопроса “как победить?” тогда еще дикое Небесное Племя задавалось вопросом “как выгодней воевать?”. Нередко набеги организовывались не столько из расчета выгод от грабежа, как из соображений об ожидаемых политических дивидендах. Впрочем, как этого и следует ожидать, в условиях гор это разумно, так как недостаток сил и избыток потенциальных врагов заставляет думать не столько об умножении барышей от войны, сколько о способах удержать то немногое, что удалось получить. То есть, лучшим трофеем оказывались не вещественная добыча, пленники или пастбища, а надежный союзник. Что касается тактики, то тут следует отметить, что горы наложили свой отпечаток и на нее. В первую очередь стоит упомянуть, что избыток смертельно опасных наземных хищников заставлял небесных жителей разбивать свои стоянки на облаках или на совсем уж недоступных вершинах, тем спасая себя от наиболее смертоносной фауны Грифоньих Гор. В результате этого часть табуна/стаи всегда находилась на возвышенности и могла контролировать появление угроз. Во-вторых, надо отметить легендарную трусость диких крылатых пони в нападении при, ни в коей мере не противоречащих этому, гордости и остервенелой привязанности к родной земле. Просто, в горах нельзя позволить себе рисковать понапрасну: если крылатый повредит крыло или ногу, то у табуна/стаи может и не оказаться возможности его вылечить, а это означает только одно – такого пернатого ждет смерть. В связи с этим, практически все наступательные действия велись способом организации засад и внезапных ударов с последующим отступлением. Причем, в засадах облакодавы были весьма изобретательны: засады устраиваются и на земле, и в воздухе (Небесное Племя может не только прятаться в облаках, но и передвигать их). Не забывали крылатые и о психологической составляющей, когда дело касалось пони, не смотря на закалку паршивой жизнью в Грифоньих Горах, все еще сохранявших свои природные впечатлительность и трусоватость. Причем, это касалось не только тактики, но и стратегии: часто незадолго до нападения атакующая сторона развивала просто сумасшедшую активность, пытаясь изобразить поддержку множества союзников. При этом, обороняя свои пастбища/охотничьи угодья, пегасы/грифоны готовы были костьми лечь, но не отдать и хвоста земли. Итак, мы вкратце рассмотрели образ жизни и военное дело диких пони и грифонов. Какой же итог можно подвести, прежде чем идти дальше по шкале общественно развития? Во-первых, пегасы первыми из пони стали вести войны, используя их как инструмент для решения своих насущных проблем. Да, впервые концепция войны на Понячьем возникла в Грифоньих Горах, где война была как особым видом охоты для грифонов, так и способом достижения политических и территориальных выгод для всего Небесного Племени. Всему же остальному понячьему роду эта концепция была пока незнакома. Во-вторых, все в тех же Грифоньих Горах впервые возникли и начали бурно развиваться идеи дипломатии, торговли и межвидовых взаимоотношений. Последнее особенно важно для пони, которые, в отличие от хищных грифонов, вряд ли смогли бы в дальнейшем прийти к идее одомашнивания иными путями. В-третьих, крылатые пони первыми в своем роде изобрели и стали использовать как орудия труда, так и оружие, как весьма специфическую разновидность орудий. Да, “каменное копыто” было грубо и малоэффективно, но впервые в истории Эквестрии пони пришли к идее о том, что можно компенсировать свою слабость при помощи постороннего предмета, не являющегося частью собственного тела. В общем, можно сказать, что именно война, а не трудовая деятельность, заложила основу формирования родового строя среди пегасов и грифонов, что разительно отличалось от пути развития остальных эквестрийцев.