The Necrophile's Bride

"Дорогой дневник, желаю исповедаться. Я, Карл Танцлер фон Козель, жалею о том, что произошло. Она была такой прекрасной. Её лицо, эти черные волосы, голубые глаза. За что с ней так обошлись эти твари? Теперь она точно лежит в земле по частям, любовь моя. Я не безумен. Я нормален. Разве доктор может быть умалишенным? Желание кого-то воскресить - нормально. Желание любить - тоже. Так что за дела, о боги? Глупо судить только по одной оплошности. Милая Хелен, а простишь ли ты меня? За деяния дают наказание. Меня лишили этого прекрасного чувства. Любви. Я не сижу в камере, не нахожусь в психушке. Всего лишь в своем старом доме раздумываю о том, что же произошло. Устал. ". Записи в блокноте обрываются. Кажется, туда более никто ничего не писал. Даже дат нет. Но догадаться о том, когда все это происходило, не составит труда. Всего лишь нужно вспомнить о событиях, произошедших когда-то давно. Возможно, даже владелец этих записей уже почил и похоронен на кладбище бывшей женой. Подальше от той, кто был ему так дорог. Любовь всплыла внезапно. Он повстречал прекрасную Хелен в госпитале. Тогда и выяснилось, что она была больна чахоткой, из-за чего от неё в страхе сбежал любимый. Ну что за идиотизм? Карл принялся за ней ухаживать, забывая обо всем на свете. Главной задачей стало одно: Вылечить девушку и обвенчаться. Родители не были против ухаживаний доктора. Лишь бы дочка была в порядке. Но Карл не успел. Хелен в скором времени отошла. Мир промолвил лишь прощальные слова и забыл о ней навсегда. Опечаленный Танцлер на свои деньги организовал похороны, построил ей прекрасный мавзолей, в котором та и покоилась. Каждую ночь посещал его, не мог смириться с утратой, несмотря на то, что чувства его не были взаимны. Все случилось в одну ночь. Лишь в одну. Никто, кажется, даже и не заметил, что тело Хелен пропало. Год первый. И что, что тело гниет? Оно долго лежало в гробу, уже знатно подпортилось. Но ничего. Танцлер его починит. Он сделает все ради своей любимой Хелен. Вставит голубой хрусталь в глазницы, гниющие руки обернет в шёлк и кружева, а выпадающие внутренности набьет мягкими тканями, бинтами. Сделает из неё куклу. Любимую, самую прекрасную. Но молчащую. Жаль, что более не услышать её голос. Год второй. Продолжает чинить. Скрывает отвратительный запах разложения множеством сладко пахнущих духов и антисептиков. Все равно живет один. С женой развелся только из-за неё, так что этот запах чует только он. И то принюхался. Карл заботился о мертвеце, как о самом настоящем человеке. Кормил с ложечки, сидя за одним столом, разговаривал, делился тем, как проходит его день. Словом, любящий человек. Третий год. Это истинная любовь. "Чем боле я с тобой живу, тем боле я тебя люблю, милая.". — Слова Карла. — "Почему бы нам не пожениться? Ты ведь этого хотела.". И он купит колечко. Золотое. Специально для неё. Это ли дар, что они любят друг друга или запретный плод их счастья? Впрочем, не так уже и важно. Главное, что они вместе. Это не грешно, раз Танцлер дал слово. "Я помогу. Подожди. Я вылечу тебя, обещаю.". — Он целовал кисть её руки, шепча какие-то нежные слова. А сейчас он не шептал. Напевал песни о любви, надевая на неё белое свадебное платье. Поженились тихо. Без лишних глаз. Это была такая же просьба Хелен, как и мольбы вытащить её из гробницы, забрав к себе. Это была её мечта. Четвертый год идет. Легкий танец. Вальс. Танцлер закружил в нем покойницу под музыку из граммофона, напевая под нос какие-то только ему известные мотивы. Но они попадали в такт песни. Нежные поглаживания худой руки по талии, влюбленный счастливый взгляд, соприкосновения губ. Все это Карл даровал своей возлюбленной. Только ей. Всецелое обожание. Пятый год. Нет, он не устанет кормить её с ложечки, готовить, покупать красивые платья, украшения и разговаривать, будто бы она его слышит. Она слышала. Карл говорил с её призраком и старался уделять внимание. Для него она была жива. Его больной мозг искажал реальность. С детства было так. Он просто болен. Любовью. Шестой год идет. "С днем рождения тебя, моя прекрасная Хелен.". — С нежностью шепчет, застегивая позолоченную цепочку мертвой кукле на шее. Старая уже износилась. Ту цепочку Танцлер когда-то подарил ей в военно-морском госпитале Ки-Уэста пока старался избавить от недуга. "Любимая, я рад, что тебе нравится. Не переживай, мне не жаль для тебя денег. Ты ведь украла мое сердце, а стоит оно куда дороже, чем обычное украшение". — Кисть руки снова целуют. Любовь крепчает с каждым днем. И не важно, что она гниет. Распасться ей не дадут. Мертвая невеста должна быть с ним всегда. До скончания веков. Ведь такого её желание. Танцлер исполнит все её прихоти. Как бы сложно это не было. Год седьмой. Он стал финальной сценой. О, несчастье! Бессердечные твари развенчали их тайну. Узнали! Узнали! Напуганная гримаса доктора сменилась яростью. И он закричал, опровергая свои ужасные деяния. Это он создал этого "Уродливого монстра". Он один. Тот, кто жил с трупом все эти семь лет. "Наша вечная любовь - это её мечта! Это самый настоящий дар!". — По помещению разнеслось эхо от пронзительного возгласа. — "Почему вы одели в саван умирающую? Она ещё не ушла!". — В отчаянии Танцлер лишь обнимает подобное тряпке тело Хелен. Прижимает его к себе и вслух молится, лишь бы его темноволосый ангел был рядом. Ах, бедняжка-супруга. Почему с тобой так обошлись? Но ты даже не можешь ничего сказать. Тебя просто нет рядом. Тебя забрали у того, кто любил искренней, больной и зверской любовью. Это было отвратительно. Щеки Карла касается что-то холодное. Ему остается лишь поднять голову и осмотреть того человека, что дотронулся до него. Вокруг все стало холодным. Душа замерзла. Доктор смотрел в свои же глаза. На свое лицо, выражающее сочувствие и скорбь. Невесте пора упокоиться. Смерть словно бы извинялась за это. Галлюцинации. Только игра больного мозга, не иначе. Но он все вспомнил. Эмоции нахлынули рекой, и он зарыдал. Громко. Как тогда, на похоронах Хелен. И тогда, когда он держал покойницу на своих руках, сидя на земле в белом фраке и моля небеса о помощи. Слезы обжигали щеки, но никто не помог тогда. Теперь Карл все осознал и, закрыв лицо руками, согнулся, утыкаясь головой в пол. А ледяная, костлявая рука так и продолжала гладить его волосы. Кто же, все-таки, был прав? Правосудие или любовь? На это уже никто не даст правильный ответ...