***
Сидя за последней партой, смотрю на пустой стул около меня и вспоминаю, как каждое школьное утро мы смеялись и говорили. Именно тут мы познакомились — в этом классе. Тогда он был шкодливым мальчишкой с уложенными волосами в выглаженной форме. Шастун показался красивым и приятным. А когда наша дружба завязалась, то я понял, что не прогадал с Антоном. Весь учебный день провожу в своих мыслях, которые посвящены моему парню. Он всё ещё мой и будет моим до самой вечности. Все действия совершаю на автомате, не вникаю в рассказы учителей и болтовню одноклассников. Так хочется к Антону, лечь рядом и умереть прямо у его могилы. А ещё — крепко-крепко обнять и не отпускать уже никогда. Ведь наше завтра не наступило. Вернуться бы в пятое декабря, забрать к себе и не пускать домой. Он же убил себя из-за матери? Или была другая причина? Моему мальчику было больно каждый раз после ссоры с мамой — я слышал в голосе и видел в глазах. Вот бы повернуть время вспять, перенять всю боль Антона и подарить свою любовь в троекратном размере. Но я упустил свой шанс. После того, как мы покинули пределы школы, шагаем по снегу в сторону дома. Я держу Есю за руку, не видя перед собой привычную дорогу. Холодно — ну и что? Снег и люди — ну и что? Здесь нет Антона. Нет того, кого я так люблю. Раньше мы всегда ходили втроём, а Еся с радостью брала меня и Антона за руки и с улыбкой что-то рассказывала. Теперь же, повисло молчание, которое я заменяю воспроизведением его голоса в голове. — Сень, а… — Не называй меня так больше, — прошипел я, опустив голову на сестрёнку. Она вжимает голову в плечи и смотрит так, словно боится. — Г-где Антон? Мы долго не виделись. — Запомни, — останавливаюсь и грубо поворачиваю её к себе, — вы больше никогда не увидитесь. Не смей теперь в моём присутствии упоминать даже его имя, ясно? Еся кивает, а я вижу застоявшиеся слёзы в её глазах. Боже… что я за монстр? Антон бы отругал меня, ведь он не любил, когда я повышал голос на неё. — Прости, я не хотел кричать, — притягиваю к себе и замыкаю ладони за её спиной. Еся обвивает своими ручками мою талию и прижимается. Закрываю глаза и дышу размеренно. Мне так тебя не хватает, Антон.***
Глубокой ночью не могу уснуть, потому что мучают кошмары, в которых Антон умирает, а я пытаюсь спасти, но не могу. Поэтому стою у открытого окна, в то время как меж пальцев тлеет сигарета. Знаю, он был бы не рад этому, но это единственный способ напрямую напомнить себе о нём. Шастун начал курить лет в четырнадцать и я постоянно ругал за эту привычку, но тот был неприклонен. Сминаю сигарету губами, а после выдыхаю, запрокинув голову. Неожиданно чувствую чей-то взгляд, оборачиваюсь, но никого. Я один в комнате. — Антон, это ты, точно ты, — смотрю на свою расстеленную кровать, представив, что он сидит на ней, наблюдая за мной. — Мне она нужна. Я помню про сердце, не ругайся. Прости, что не берегу себя, но я не могу думать о себе, когда рядом нет тебя. Снова поворачиваюсь к окну, делаю затяжку и чувствую, а может представляю, как он подходит ко мне, встаёт рядом, опираясь плечом о стену. Как когда-то я смотрел на него, крутя в голове мысль, что я точно в него влюблён. — Тош, я так скучаю… очень скучаю. Я вижу и чувствую тебя везде, скажи, я сумасшедший? В ответ молчание. Руки начинают трястись, поэтому наскоро тушу сигарету, прикрываю окно и сажусь на кровать, вспоминая про его телефон. Вынимаю из тумбочки, хотя вчера он выпал из моих рук. Шастун садится рядом — знаю. Включаю гаджет и снова открывается ВК. Снова его сообщение с признанием в любви. Он меня полюбил. Полюбил, представляете? Но любил при жизни совсем недолго. Кусаю губы и листаю наш чат. Много голосовых сообщений, которые он записывал для меня. Антон делал это и думал обо мне. Антон… Моргаю и не замечаю, как к глазам подступают слёзы. Я стал таким слабым и жалким. Мелькают тысячи сообщений разного вида, от которых только больнее, но сердце пока не болит. Выхожу из чата, заходя в следующий. «Ирина Кузнецова». Она была в последний раз в сети семнадцатого ноября поздним вечером. Не читаю каждое сообщение, всё-таки это чужое, но в глаза бросаются таким фразы, как: «Я не хочу жить», «Ненавижу их», «Скорее бы настал день Х», «Я с тобой🐋 ». Стоп, что? Что за «день Х»? Кит? Что всё это значит? — Антон, что это? — спрашиваю у него, но снова получаю тишину. — То есть… она давно планировала суицид? … Ты как-то говорил, что ей часто одиноко. Это ты имел ввиду под одиночеством? Выхожу из ВК, убираю телефон в сторону и смотрю перед собой, чуть наклонив голову. — А ты? Ты тоже планировал умереть? Тогда зачем мы начали встречаться, если ты знал, что умрёшь? Чтобы что? Чтобы мне сейчас было больнее? Экран моего телефона загарается, я беру в руки и сердце вдруг начинает болеть невыносимой болью: Антон Шастун Прости меня, Арсений 16:12 Это старое сообщение Антона, которое он прислал мне, когда наглотался таблеток. Кладу телефон на постель, складываюсь пополам и боком падаю на мягкую поверхность. Из глаз начинают ручьём бежать слёзы, потому что больно так, что терпеть невыносимо. Сводит всё тело, конечности немеют, а голос пропал. Я пытаюсь что-то из себя выдавить, наконец закричать, но не могу. Получается только громко дышать, от чего больно. Жмурю глаза и молю Антона, чтобы он спас, чтобы унял мою боль и успокоил сердце. Не понимаю, что происходит с организмом в последнее время. Он подаёт сигналы, что мне самому осталось недолго? Но я хочу жить. Сейчас я понимаю, что действительно хочу. Антон, пожалуйста, прости меня. Не осознаю ничего, будто попал в другое измерение. Откуда-то льётся тёплый свет, а внутри становится хорошо. Уже не больно, а спокойно. Появляется Антон, который улыбается и присаживается рядом. И я понимаю, что мы в моей комнате, на моей кровати. Он накрывает своей ладонью мою, переплетает пальцы и глупо улыбается. А я смотрю и улыбаюсь в ответ, как самый счастливый человек на свете. Чувствую тепло его тела, даю делать с собой всё, что захочется, поэтому не сопротивляюсь ничему. — Я всегда с тобой, — нежно говорит он, смотря в глаза. Такой же красивый, настоящий и живой. Мой Антон снова со мной. Снова я не могу говорить. В какой-то момент Шастун подаётся вперёд, закрывает глаза и прикасается своими губами к моим. Я делаю то же самое, осторожно размыкаю губы, получая нежный поцелуй от любимого. Вторую ладонь он кладёт на мою щёку, поглаживая большим пальцем. Мы лениво целуемся, никуда не торопясь, держимся за руки и снова любим той большой любовью. У нас снова появилось время, снова чувства, один мир и настоящее время. Это не может быть сном, так как всё реально и правдоподобно. Отстранившись, он шепчет в губы, улыбаясь: — Я очень люблю тебя. Не забывай, что я всегда с тобой, я охраняю твой сон, наблюдаю и оберегаю. Я рядом, Сень. Я хочу сказать, что тоже люблю, но голоса нет. Может, оно и к лучшему, потому что я могу хотя бы слышать его и видеть. Вот он, со мной, держит за руку и целует. Вот она любовь всей моей жизни. Мой смысл снова со мной.***
Девять дней со дня смерти Антона. Мы были на кладбище — я, мама, папа и тётя Майя, — привели могилу в порядок, подарили Антону несколько красных роз. Хотя если бы была возможность, то я подарил всё поле, но ему живому. Тяжело было смотреть на заснеженный холмик и фотографию, где он будто живой. Но я всё ещё не верю в реальность. Недавно он приходил ко мне, мы курили вместе, а потом у меня случился приступ и я выпал из настоящего. То ли во сне, то ли на самом деле Антон целовался со мной, держал за руки и шептал так нежно, как это только возможно. Я снова чувствовал присутствие своего парня на кладбище. Он просто наблюдал и, наверняка, что-то говорил, но я не слышал. Тётя Майя много плакала и твердила, что это она виновата. А я винил себя. Она рыдала, сидела на снегу и поглаживала крест. Мне не понять той боли, когда ты теряешь своё дитя, причём сразу после вашей ссоры. Но я познал, что такое потерять самого любимого и дорого тебе человека. Я мысленно вёл диалог с Антоном: — Антон, я очень скучаю. Так сильно, что не понимаю, происходит всё это в действительности или я сошёл с ума. И он бы мне ответил: — Прости, Сень. Пожалуйста, прости. Вот такой вот я у тебя идиот. Я глупо усмехнулся и улыбнулся, потому что я бы сейчас его крепко-крепко обнял, чтобы просто ощутить его тепло. — А я всё ещё люблю тебя. Представляешь? Я тебя и раньше любил, жаль, что не успел сказать. А ты… тоже любил? … Мы такие идиоты, Шастун. У нас ведь было столько времени, когда мы могли быть счастливы вместе. Но мы и не знали, что в шестнадцать лет всё закончится. Сердце в тот момент кольнуло, а потом сжалось настолько, что стало больно дышать. Я быстро принял препарат и запил водой, чтобы не упасть прямо тут на глазах взрослых. И снова я упустил шанс чтобы умереть рядом с Антоном. Сейчас я не решаюсь войти в его комнату. Мнусь на месте, кусаю губы и боюсь. А вдруг Антон против? Это ведь была его обитель, место, где он был чаще всего в этой квартире. Родители и его мама сейчас в гостиной, а я просто не смог смотреть на слёзы матери, которая потеряла сына. Он снова здесь, стоит за моей спиной и наблюдает. — Можно мне войти? — спрашиваю у призрака. Телефон в кармане оповещает о новом сообщении. Дыхание стало спёртым, потому что вижу сообщение от Антона. ) * 17:19 Но как? Как это возможно? Его телефон у меня в комнате, лежит в тумбочке. Не может же это быть спамом или сбоем в системе. А… что значат эти символы? Захожу в наш чат, но Антона по-прежнему нет в сети, так как последняя активность была в день смерти. Открываю клавиатуру, будто хочу ответить, но кому? В глаза бросаются буквы, на фоне которых видны цифры, точки и другие различные символы. И я замечаю, что на фоне букв «Д» и «А» видны «)» и «*». «Да»? Не верю происходящему, но принимаю сообщение за знак от Антона. Он разрешил. — Спасибо, солнце… — вполголоса благодарю. Убираю телефон и касаюсь ручки двери. А ведь он когда-то точно так же брался за неё и так же отворял дверь. В нос ударил аромат духов Антона, который я так полюбил. Шастун идёт за мной. После, закрываю осторожно дверь и осматриваюсь. Вот окно, в которое курил мой парень. Вот кровать, на которой он спал. А вот стол, за которым он делал домашние задания, пока не ушёл в себя. Прохожу, касаюсь подушечками пальцев тёмного стола, поймав себя на мысли, что Антон присел на свою кровать. Слегка улыбаюсь, сажусь за стол и выдыхаю, падая на локти. Я так устал. Устал думать, что любимый жив и просто уехал. Устал надеяться, что скоро я вновь его увижу и смогу обнять. Устал возвращаться в прошлое, где мы были вместе. — То-о-оша-а… — протягиваю любимое имя, поворачивая голову на пустую, по сути, кровать. Глаза начинают слезиться, но я и не думаю стирать влагу. — Я тоже люблю тебя. Встаю с места и иду к его постели, садясь на неё. Смотрю в пустоту, представляя зелёные глаза. Мы бы могли сейчас о чём-то болтать, делать домашнее задание и быть вместе. Могли бы улыбаться и смотреть друг другу в глаза. Могли бы обняться и даже поцеловаться. Мы бы столько всего могли. Но вместо этого я сейчас сижу на кровати Антона, представляя нереальное настоящее. Пялюсь в одну точку, зная, что моя любовь сидит рядом. Интересно, что бы он сейчас сказал? Он, наверняка, сказал бы что-то, что вызывало бы улыбку. И обязательно посмотрел бы в глаза. А я, возможно, признался бы в своей большой любви. Неожиданно в голове возникает вопрос: «Кит?». Ира запланировала свою смерть, желая уйти из жизни. Ей часто было одиноко. И Антон запланировал? И он хотел умереть? Но почему? Ведь ссоры с мамой не могли быть истинной причиной смерти. Или могли? Но Антон мог поговорить со мной, высказаться, поделиться. И он мог бы жить. Меня неожиданно осиняет. Синий кит. Понимаю, что засиделся, поэтому поднимаюсь с места, прошептав: — Анто-он… Покидаю комнату, осторожно закрываю за собой и застываю в коридоре, слыша голоса взрослых: — Если бы мы не поругались, то мой мальчик был бы со мной. Он был бы жив, — начинается истерика к тёти Майи, — сынок… И снова эта частичка «бы». Я прислоняюсь к стене, сползаю по ней, подняв голову к верху. Закрываю глаза, слушая дальше: — Антошенька… сыночек мой, прости меня, пожалуйста, прости! — надрывается её голос. — Я тебя любого люблю! Даже если… если ты… любишь… любишь парней. Жмурю глаза и вспоминаю наш разговор, в котором он говорил, что знает, что она не приняла такую новость. Он уже тогда знал, что умрёт, если планировал. Дальше слов не разобрать, поскольку у Майи начинается настоящая истерика со всхлипами и хватанием ртом кислорода. Мои родители успокаивают, а я выдыхаю, почувствовав его присутствие. Антошенька рядом — садится со мной, кладёт голову на моё плечо. Зачем, Антон, зачем? Мы ведь были счастливы. Были.