Я останусь с тобой

— Какого черта? — руки ныли. Титов прикрывается первой попавшейся тряпкой, прижимая ее к себе. Не мечтал он проснуться голым и связанным с человеком, перед кем ни разу даже не стянул рубашку. Перед ним картина была удушающая — художник, который закончил свой шедевр, бесконечно извинялся перед куском полотна. А уже после того, как успокоился и поднялся — отвязал от кресла. — Я… — Волкову говорить откровенно тяжело. Видно, что его сжирает проблема и Денис только не понимал, как не замечал этого раньше. Олег сглатывает и закуривает. У него трясутся руки, смотрит в одну точку и стряхивает пепел в пепельницу. Один короткий кивок на картину и прокашливается, — эту картину я начал рисовать со своего возлюбленного. Мы были вместе долгое время. Он был моим смыслом и вдохновением. Мне кажется, что до него я не жил, а потом… — слёзы снова подкатывают к горлу, — а потом мы разругались из-за мелочи и он ушёл. Ушёл и больше никогда не вернулся. Его нашли в подворотне исполосованного какими-то ублюдками и их даже не нашли. Шура… Он умер как дворняжка. Он не заслуживал этого. Он не должен был так умереть. В тишине монолога разносится всхлип и Титов поджимает губы. Это больно. Вдруг узнать, что человек, который вызывал рой бабочек в животе — все это время любил не тебя, а твою отдаленную похожесть на трупа, — Картина была недописана. Мне нужно было её закончить. Ты похож чем-то на него и я не знаю. Я понимал, что ты не он, но я не мог остановиться… Прости. — То есть… Сейчас я просто уйду из квартиры и это… Всё? Волков коротко усмехается и тушит бычок в пепельницу, наконец поднимая глаза на не-Шурика, — А ты видишь что-то ещё между нами? Ты сможешь быть со мной, зная, что я в тебе видел его? Что я каждый день думаю о нём, а не о тебе? — Ты мог просто попросить попозировать, а не играть со мной в любовь… — Я не мог… я увидел в тебе его и подумал, что он всё ещё живой, что я могу его вернуть, а потом я вспомнил, что он умер… — мужская рука стирает слезу с щеки и облокачивается поясницей о столешницу, — Да и ты бы не согласился мне позировать. — Я бы заставил снять тебя студию, но я бы согласился. Тишина неловко повисла в комнате и Денис наконец поднимается с кресла, к которому был привязан несколько прошедших часов и натягивает на себя рубашку, выискивая среди творческого «беспорядка» нижнее белье. На груди ощутимо тяжело. Начиналось так красиво — любимый кофе в перерыве, длинные встречи и редкие, согревающие душу, поцелуи. Рука дрогнула от противненького осознания того, что все это — заставило по уши втрескаться. И что все это — было вовсе не для него. Рубашка, брюки, едва нашел носки. Перешагивает ворох одежды, когда тянется за ремнем и заглядывает в окно. До безумия красивый район. Осень подходила к концу — сыпал первый легкий снег. Первый снег. Это в ту ночь, пока он был в отключке? Надо идти. Олег его здесь больше не ждет, его здесь не должно больше ничего держать, а шагнуть не может. Тянет. И ноет все в груди. — Я… Могу обнять тебя? — Волков кивает и Денис крепко обнимает. Гладит по сильным плечам, слушает громкое сердце. Горячий… И Титов готов был готов раствориться в нем, — Мне жаль, что так все вышло. Спасибо за… Подаренные эмоции. Пока? — Пока… Туфли, пальто, лестничная клетка. Хлопок двери за спиной. Глаза нервно перебираются из одного угла в другой, но не видят ничего, за что можно было бы зацепиться и наконец успокоиться. Не за что больше зацепиться. Не обнять больше крепкую спину и не прижаться после тяжелого дня ухом к груди. Пусть и удалось всего лишь пару раз так сделать, но так крепко это засело в нем. Не будет разговоров, танцев под листопадом и не будет смеха до сорванного голоса на морозе. Не будет ничего.

Блять.

Ноги бредут сами и Титов не помнил, куда и как он шел. Он только очнулся через пару часов, когда переходил очередной светофор и утер нос — сопливил на холоде. Все таки снегопад, а на нем только пальто. В волосах снег, сам продрог уже, благо знал, где находится, значит, все было не так уж и плохо. Одним движением стирает с лавочки снег, с тихим шиком оттряхивает руку и садится. Устал. Он укутывается плотнее в ранее распахнутое пальто и смотрит на эту быстро меняющуюся жизнь. Кто-то торопится, машины одна за одной летит по своим делам и все куда-то обязательно пытаются успеть. Денис сегодня с усмешкой бы добавил — сейчас спешить некуда. Выходной, он один и никто его не ждет. Да и не ждал. С удовольствием бы сейчас взять кофе, наушники и… И… Осознание, что он забыл телефон у Олега приходит неожиданно и хотелось из-за него пару раз удариться головой о ту же лавочку, на которой сидел. И как сейчас? Его там не ждут. Его там и не ждали ни единого дня. Вместо наушников он достает пачку и закуривает. Надо ведь было так вляпаться. И обидно как-то мерзко так, по-омежьи. Олег ворвался в серую жизнь, взбунтовал привычный распорядок вещей и поселил в сердце приятную надежду на большее. Она после каждой встречи горячим металлом проходилась по венам и телу, заставляя тысячи бабочек в животе порхать. А вышло так, что его накачали снотворным, связали и срисовывали на картину. Денис не понимал, зачем с ним играли в любовь и сделали все так — больнее для обоих. Один теперь ходит с чувствами к трупу, второй — с безответной влюбленностью. — День не из лучших… — он вздыхает и поднимается с лавочки. Необходимо было немного пройтись, чтобы дойти до Волкова и забрать несчастный гаджет, а там — на все четыре стороны. Хотелось просто забраться домой, обложиться подушками и какое-то время подумать в этом коконе обо всем. Посетовать на свою вспыхнувшую влюбленность и омежью манеру приукрашивать мысль, а потом развивать ее до космических масштабов. Не сказать, что Титов уже продумал и то, как пойдет под венец, и имя детей, но уютное проживание вдвоем — представлял. Украдкой, поздно ночью, на берегу сознания, когда то почти уплывало в сон.

Олег ведь все еще должен быть дома?

Стук разносится по полупустой квартире и Олег вымученно стонет — отрывают от дел. От важных, между прочим, дел. Он спускается с табуретки вниз, ведет плечом и шагает в коридор, в прихожую, и даже не спрашивает, кто там — щелкает замком и почти рывком открывает дверь. Замирает, когда видит перед собой Шурика Дениса. Похожи ведь. Некоторые повадки, жесты, какие-то черты лица. Не точная копия, но когда накрывает — Олег скулить хочет и волчонком свернуться, потому что не понимает, где его Шура, а где Денис и кто из них на самом деле мертв. Голос дрогнул — вот кого не ожидали, так Титова, который сбежал из квартиры несколько часов назад. Выходит немного хрипло, — Что-то нужно? — Я телефон забыл. — Где? Скажи, я вынесу. — Я не знаю, где-то вылетел. Дай зайти. Наглость — второе счастье. Только от этой наглости омежьей у Олега руки подрагивают и скоро начнет дергаться глаз. Воспитание не то у него, чтобы за шкирку взять и выкинуть из квартиры, чтобы пихнуть телом к стене и не пустить дальше. Титов проскальзывает мимо огромного Волкова, едва успев разуться в прихожей, и замирает, когда заходит в комнату. В груди второй раз все ухнуло за сегодня. — Олег?.. — в глазах — растерянность. Голос теряет уверенность тоже, она смывается под чистую, когда глаза встречаются с чужими. — Давай быстрее. У меня дела еще сегодня. — Я останусь с тобой, — звучит твердо и Денис, кажется, даже не планирует искать несчастный телефон. — Зачем? — Нужно. Я не хочу уходить от тебя. — Я же сказал, у меня дела. — В петлю залезть? — Волков хотел бы закатить глаза и тяжело вздохнуть, но получается лишь поджать губы и с долгой паузой выдавить из себя несчастное «Да». Титов шуток не оценил. Петли под потолком — тоже. Волков не оценил уже того, что петлю просто срезали и кинули на пол, как что-то не нужное и чужеродное, совсем лишнее в этой квартире. — Мешки есть? — Что? — Мешки, говорю, есть? — Есть. — Тащи. — Денис, ищи телефон и уходи. — Мешки и пакеты тащи, — Титов был настойчив и Олег только опирается о косяк двери, совершенно не реагируя на потуги помочь ему. — Ладно. Кухня перерыта в поисках несчастных мешков или любых пакетов и они наконец найдены. Парень раскрывает один, оставляет прямо на кровати и первое, что выбрасывает — разорванную петлю. Туда же летит почти все с пола — веревки, которыми его фиксировали, какие-то бутылки, склянки, почти все, что лежит «не так». Олег смотрит на него и помнит, как впервые встретил. Денис всегда заказывал в свой перерыв кофе в их кафе, где Олег работал и он четко может проследить момент, в который замер и смотрел на парня. Изящный. Красивый, совершенно не похожий на Шурика, в каждом движении он видел эту грозность, которая не отпускала его даже вне работы. Задумчивая усталость, это несчастное пальто, отросшие волосы. Он очаровывал и Олег сам не заметил, как впервые замер, рассматривая Дениса. Уже здесь, в реальности, Титов между делом закидывает партию в стиралку, выгребает шваброй все из-под кровати и закашливается от пыли. Волков вздыхает с упертости этого омеги — как схватится клещом в непонятную идею в своей голове и не отцепится ведь. Нужно только выкручивать за головешку и в окно. Так и в работе было — он потом посмотрел в интернете, уже успел ознакомиться. Отстраняясь от дверного косяка Олег все-таки окно открывает. Не получается просто стоять в стороне, когда рядом возится и убирается тот, кто даже суток не провел в квартире. — Свитер дать? — Что? — Ты в одной рубашке, замерзнешь ведь, — Титов утирает нос и кивает. Упертость в такие моменты плавно давала слабину, позволяя то, что обычно наглухо шло в отказ. Волков достает из шкафа несчастный предмет гардероба и протягивает. Свитер огромный в сравнении, но омегу ничего не смущает. Он только натягивает его и вдыхает полной грудью терпкий, привязавшийся к вещи запах. — Успокоишься, если я предложу тебе чай и потом ты пойдешь домой? — Нет. — День, мне правда не нужна- — Нужна. Наведешь мне воды? В тазике, лучше с хлорочкой. А еще. Я Денис. Денис Титов. — Да я знаю… — Я не Шура, договорились? И Волкову приходится двигаться, расхаживаться, думать. Кивать и соглашаться с чем-то. Приходится вспоминать, куда еще Шурик закинул тазик, где у него вообще лежит хлорка и если бы он когда-нибудь знал ее химический состав — обязательно припомнил бы и его тоже. Не проходит десяти минут, как тазик с хлоркой ставится посреди заметно опустевшей комнаты. — Прибирай свои полотна, пока не выбросил заодно, — по больному режет. Олег все смотрит на свои картины и подживает губы. — Выбрасывай. — Уверен? Можем сжечь еще. — Я… — Прибери их. В конце решишь, что с ними делать будешь, — Зверем Титов не был. Особенно сильно он не хотел давить на чужие шрамы и не хотел открывать старые, совсем не зажившие, раны. Было Олега жаль. Что так произошло с его возлюбленным, что сейчас он погряз в бесконечной вине и готов шагнуть в петлю, чтобы избавиться от всего. Еще раз шмыгает носом и осматривается в поисках тряпки. — Так, — несколько часов пролетели в буквальном смысле. Денис заставил сделать чуть ли не генеральную — и окна вскрыть заставил, и под кроватью все вымыть, картины протереть, отмыть плиту и все те местечки, до которых обычно даже не дотягиваются при уборке. В коридоре много мешков с мусором. Картины Денис все же осторожно отложил подальше, — Дай ключи. — Что? — Ключи, Олеж. Я выброшу мусор весь и заскочу в магазин. Сможешь без меня пол помыть и холодильник запустить? — Смогу. — Умница. — А в магазин-то тебе зачем? Тут ведь… — У тебя в холодильнике мышь… Мышь еды не найдет тут у тебя. А еще заскочу за вином. Ты ведь пьешь? — Пью… Может лучше этот, виски? — А можно. Второй раз он выходит на улицу и вдыхает уже спокойно и осознанно. Снег залепляет взгляд, ветер норовит распахнуть пальто, но так спокойно. Будто в начале дня он не хотел судорожно закурить всю ситуацию и не сдерживал подступающие слезы обиды. Сейчас все будто налаживалось — только осознание, что чего-то совместного не будет все равно садилось на плечи. Титов шагает и стряхивает его с плечей — с этим потом. Сейчас надо быстро, туда-сюда, чтобы ни один грозный и суровый мужчина не собрал веревку из пояса халата. — Закончил? — пакеты приветственно шуршат, омега запирает входную дверь и проходит уже на чистую и приятную кухню. Все не очень, конечно, вкусно пахнет хлоркой, морозно после проветриваний, но было в этом что-то уютное. — Закончил, — Титов выкладывает все из пакетов и стягивает пальто. — Разложишь? — кивок от Олега, Денис уходит с кухни, и с выдохом проводит по волосам перед зеркалом. Все мокрые после прогулки под снегопадом. Пальто вешает, дает себе время. Набегался за сегодня. Да и генеральная это не просто протереть все тряпочкой. Выматывает. В чужом свитере он выглядит скорее нелепо, но эта нелепость грела и придавала ощущение, что он нужен. Признавать очень не хотелось, что не смотря на достаток, развивающуюся компанию и полную самодостаточность хотелось домашнего чего-то. Чтобы после работы он мог обнять кого-то важного, прижаться и почувствовать себя защищенным. Что никто не завалится в квартиру с обыском и не заберет технику на проверку. Что не случится сотни плохих вариантов и что он, каким бы сильным не был — мог дома просто быть любимым. — Олег? — Денис поднимает голову, когда его осторожно обнимают со спины. Мягко проводит по теплой руке, бодает лбом протез и прикрывает глаза, уместив голову на еще железном плече. — Я закончил. — Тогда пойдем… Так вечер и прошел. Олег пил так, предпочитая надкусывать грецкий орех, Денис накалывал нарезанные фрукты и не замечал, как его уносит. Много разговаривали, много смеялись и шутили. Волков даже свечи притащил и они заменили освещение уже в зале, куда перебрались потом. Дурацкая особенность была после Сирии — как бы много не пил, в лужицу он не будет. Олег поэтому все смотрел, как омега все больше расклеивался, как тепло говорил о протезе и как в конце вечера, уместившись на груди — начинал задремывать. Было удивительным осознавать, что к его протезу и к нему относятся так. Было приятно понимать, что какое бы решение не приняло сердце — Денис останется рядом. — Спасибо, — шепотом в лоб, — Я бы не смог насладиться этим вечером, если бы ты не вернулся… — Тепло целует в него же, когда укрывает заснувшего пледом и приобнимает. Свечи давно погасли. Мужчина осторожно заправил прядь волос, провел по своему же свитеру на чужих плечах и прикрыл глаза, уткнувшись в макушку. Уютно. Тепло и уютно, как бы он не старался возмущаться. Денис перевернул его жизнь в день, заставляя вытряхнуть слой пыли с себя и проснуться от затяжного сна и горя. На краю сознания, перед сном, теплилась приятная мысль и факт — он ни разу за весь вечер не перепутал их. И уже вряд ли перепутает и посчитает похожими.