Amor vincit omnia

      — Он пялится на тебя уже двадцать минут, — вкрадчиво тянет голос сбоку.       — Мы в столовой, хен, тут куча людей. Это может быть буквально кто угодно в нашей стороне.       — Нет, Бу, он смотрит на тебя. Ты что, хочешь поспорить с моим тигриным взглядом? — уже возмущенно звучит рядом.       — Ты хомяк, Сунен-хен.       — Эй! Только внешне! А внешность не важна, главное — что внутри!       — Да-да, а внутри ты настоящий тигр, я помню. — Сынгван вздыхает, закатывая глаза.       Он удрученно гоняет свой салат по тарелке, потеряв аппетит из-за чужого пронзительного взгляда.       — Почему вы поссорились? — не унимается Сунен.       — Мы не ссорились, — который раз за день повторяет Сынгван, раздраженно заправляя светлую прядь челки за ухо.       У него была тяжелая учебная неделя, забравшая все силы и внимание, поэтому Сынгван до последнего не замечал, как сильно отросли корни его волос. Последние дни он носил свою любимую кепку, но сегодня в спешке забыл ее и пришел в ужас от восторженного восклика друга о том, что на самом деле его родной цвет — рыжий.       «Зачем ты осветляешься?»       Всего один невинный вопрос пробудил в Сынгване привычную, но позабытую за год обучения в столице паранойю. Он слишком расслабился. Нужно зайти после пар за краской, пока не заметили все остальные.       — Обсуждаете ссору малыша Бу и самого грустного человека на свете, который не сводит с него глаз? — раздается из-за спины.       Сынгван горестно стонет.       — И тебе привет, Джонхан-хен, — саркастично отвечает он, не оборачиваясь.       — Хе-е-ей, Джо-о-ош, — весело тянет Сунен, и только после этого Сынгван смотрит назад.       — Привет, Джису-хен, — уже более приветливо здоровается он с горностаем, обернувшимся вокруг шеи ухмыляющегося парня с темными волосами. — Ты уже готовишься к зиме? — интересуется, заметив белые волоски на бурой шерстке.       Зверек смотрит в ответ своими черными бусинками глаз и издает утвердительный писк — по крайней мере, Сынгван решает идентифицировать его как утвердительный.       Рядом происходит движение, и Сынгван видит восторженно замеревшего Сунена, на коленях которого устроился черный кот.       — Я благословлен… — шепчет тот, перестав, кажется, даже дышать.       Сынгван вздыхает на чужое представление и улыбается.       — У Уджи сегодня хорошее настроение? — весело уточняет он, на что кот лишь лениво приоткрывает свои глаза. — Привет, хен.       Джихун касается лапой его ноги, и Сынгван задумывается: не пора ли ему тоже начать считать себя благословленным?       — Скорее, настроение использовать своих друзей в качестве лежанки, — ехидно замечает Джонхан.       — Джошуа это настроение тоже хорошо знакомо, не так ли? — подкалывает Сынгван, в ответ на что горностай перебирается на его шею, игриво кусая за мочку. — Где остальные? — спрашивает он уже у Джонхана, в процессе пытаясь спасти свои уши.       — Минхао скоро подойдет; у Джуна показательное выступление для младших курсов, а Сокмин-и взял сегодня дополнительный урок вокала, — подтверждает свое звание мамочки тот. — Оставшиеся утешают несчастного Мингю. — Джонхан многозначительно кивает в сторону.       Сынгван смотрит туда и видит Сынчоля, Вону, Хансоля и Чана за столом все еще дующегося на него парня с черными, слегка вьющимися волосами. Он поспешно отводит взгляд, думая о том, что маленький паршивец Ли Чан — тот еще предатель. К остальным претензий нет, они, как члены подразделения хип-хопа, обязаны были поддержать своего, но Дино, будучи танцором, мог бы и не выбирать чью-то сторону.       В их академии искусств целое множество разных направлений и каким-то волшебным образом тринадцать человек из трех отдельных подразделений — хип-хоп, вокал и перфоманс — смогли создать крепкую дружбу. Хотя более удивительным для Сынгвана был факт разницы их возраста, ведь сам он только перешел на второй курс, в то время как у Сынчоля, Джонхана и Джису, например, этот год обучения был выпускным. Чан и вовсе только поступил, но уже успел как-то прибиться к их компании. Впрочем, понятно как. Подобно самому Сынгвану, которого с остальными познакомил Сокмин, его сосед по комнате в общежитии и старший «коллега» по курсу вокала — Дино привели Сунен, Минхао и Джунхуэй, заметив его на танцевальных практиках, совместных с первокурсниками.       Признаться честно, Сынгвану понадобилось время, чтобы запомнить сценические псевдонимы всех своих друзей. Сам он решил не придумывать ничего подобного для себя, как Вону, Мингю и Джонхан, но за год обучения уже научился понимать, о ком идет речь, если в разговоре звучат все эти «Хоши», «Вернон», «Эскупс», и даже стал изредка использовать их тоже. Однако все же предпочтение осталось за обычными именами, поэтому, когда Сынгван замечает спешащего к ним рыжего парня — вспомни солнце, вот и лучик — он, здороваясь, называет друга привычным «Минхао», а не «Диэйтом», как это делает Сунен.       — Что, сегодня мы воюем на два фронта? — ехидно уточняет пришедший, заметив необычное разделение их группы.       Сынгван отчаянно борется сам с собой, чтобы снова не закатить глаза. Сегодня все разговоры будут только об этом?       — Нет никаких двух фр… — начинает было он, но Джонхан не дает ему договорить.       — Как видишь, — громко вздыхает тот, картинно разводя руками. — Но малыш Бу отказывается рассказывать нам, почему наш человеческий щенок-переросток так старательно строит из себя самого несчастного и брошенного всеми человека в истории.       Сынгван мысленно просит у бога терпения.       — Хен, ты преувеличиваешь.       Джонхан усмехается, приподняв брови в молчаливом жесте «серьезно?». Хоши поджимает губы, словно разочарованный в нем, и, кажется, даже спящий Уджи преодолевает свою природную любовь к дневному сну, чтобы осуждающе посмотреть на Сынгвана, громко мяукнув.       — Едва ли, Кван-и. — Минхао ласково гладит Сынгвана по голове, неосознанно вводя того в легкую панику из-за волос. — Поверь, Джун выглядит абсолютно также, когда хочет внимания, а он, к слову, волк. Мингю, я уверен, был бы огромным псом, будь он оборотнем, так что сравнение их поведения достаточно достоверное.       — Ты ведь тоже из семейства псовых, — пытается перевести тему Сынгван.       Диэйт ожидаемо смущается.       — Ну, лисы это, все же, немного другое… Мы не так открыто выражаем свои чувства и эмоции.       Сынгван вспоминает, как на днях чужой рыжий хвост носился из стороны в сторону, пока макушку его хозяина старательно вылизывал белый волк, но не успевает подколоть друга этим.       — Сколько можно, Бу Сынгван?! — не выдерживает Хоши. — Если я сейчас же не услышу причину вашей ссоры, я буду драться, а тебе, поверь, лучше не связываться с моими когтями тигра!       Сынгван устало прячет лицо в ладонях.       — Еще раз повторяю, мы не ссорились. Я просто… возможно, не согласился быть его соседом по комнате в этом году?..       За этим ожидаемо следует хор разрозненных голосов.       — Ты что?! — экспрессивно восклицает Сунен.       — Возможно? — растерянно переспрашивает Минхао.       — О, ну понятно, ты разбил бедному парню сердце, — не удивленный, выдает вердикт Джонхан.       Сынгван возмущенно вскидывается.       — Эй! Я имею полное право хотеть остаться со своим нынешним соседом. Почему вы вообще делаете из меня злодея?       Джису успокаивающе лижет парня в щеку, а Джихун шипит на чуть не сбросившего его с колен Хоши, заставляя того, а заодно и всех остальных, угомониться.       — Прости-и, Уджи, я не специально, — плаксиво тянет Сунен, старательно наглаживая черную спину кота, который в ответ лишь раздраженно мяукает. — Ну не ругайся… Прости, Кван-а, моя реакция была чрезмерной. Я не хотел тебя расстроить, честно!       Сынгван вздыхает.       — Ничего, хен.       — Детка, никто не может заставить тебя делать то, чего ты не хочешь, — заботливо объясняет Джонхан. — А если и найдется желающий, то ему придется иметь дело с нами. Просто мы удивились, ведь вы с Мингю… очень хорошо общались весь прошлый год. В чем причина твоего отказа?       — Я… — неуверенно отвечает Сынгван, — уже привык к Докему. Не хочу вновь тратить время на это с другим человеком и ссориться с ним из-за несовпадения бытовых привычек.       Джонхан скептически смотрит в ответ, словно уверенный, что причина не в этом или, по крайней мере, не только и не столько в этом, но кивает, принимая данный вариант. Пока.       — Хорошо, никаких проблем с этим, милый. Но поговори с ним, ладно? У меня от этой кислой физиономии даже во рту ощущение, что я съел целый лимон.       Сынгван вымученно улыбается.       — А Сынчоль, я уверен, — продолжает Джонхан, — пока не увидит вас, как обычно, вместе, не сможет перестать думать о том, что двое из наших детей поссорились и их срочно нужно мирить. Он вынесет мне этим весь мозг.       Сынгван кивает, чтобы не давать словесных обещаний. Он и рад бы «помириться» с Мингю, но… тот не принимает никакие отговорки, искренне обижаясь на него за отказ по таким незначительным причинам. Возможно, этот огромный парень также понимает, что Сынгван не говорит ему всей правды и дуется именно из-за факта недоверия. Но как Сынгван может сказать ему правду?       Правду, необходимость скрывать которую он впитал, кажется, вместе с материнским молоком.       Сынгван вздыхает. Было бы намного проще, если бы он жил в общежитии оборотней.       Было бы намного проще, если бы он не врал о себе всю свою осознанную жизнь. Но, может быть, тогда он уже был бы мертв. Простая, но короткая жизнь или долгая, но крайне сложная? Сынгван вспоминает свой дом на солнечном Чеджудо и свою семью, оставшуюся там. Если бы он рисковал только собой… но раскрытие истинной сущности Сынгвана ставит под угрозу всех его родных.       Дело в том, что Сынгван тоже оборотень, вот только делает все, чтобы казаться обычным человеком. Он даже поступил в столичную академию своей мечты с пометкой «человек», поставив прочерк на животной сущности во всех официальных договорах. В школах и университетах всегда было разделение между оборотнями и людьми во избежание неприятных ситуаций с участием нестабильных подростков или только вышедших из этой поры и взаимного вреда друг другу из-за гормонов, поэтому и общежития в их академии были отдельными.       Уже больше года Сынгван живет в общежитии для людей и ему действительно очень повезло с соседом по комнате. Ли Сокмин, он же Докем, просто потрясающий. Очень хороший человек и отличный друг — они с Сынгваном удивительно быстро сошлись характерами и чувствовали себя вполне комфортно, проживая друг с другом. Но самое главное для Сынгвана — Сокмин не заставлял его нервничать или испытывать другие сильные эмоции, что могло бы спровоцировать его случайное обращение, контроль над которым у него был, мягко говоря, так себе в связи с постоянным подавлением животной сущности. Мингю же…       Сынгван ни в чем так не уверен, как в том, что этот несносный парень спровоцирует его в первый же день совместного проживания. Любая эмоция Сынгвана резонирует так сильно с нескончаемым потоком энергии Мингю, увеличиваясь в геометрической прогрессии, что нет никаких сомнений в нестабильности его контроля над собой в такой опасной близости большую часть каждого дня. Чертов идеально-неидеальный Мингю, заставляющий его чувствовать чувства.       Но Сынгван просто не может позволить себе сблизиться с ним ещё больше. Мингю и так уже словно забрался ему под кожу, следуя за Сынгваном хвостиком буквально всюду. Он приносит ему любимый американо со льдом по утрам, даже если их занятия в разных корпусах, он вытаскивает его из библиотеки, когда Сынгван до ночи учит там историю развития музыки, он следит за тем, чтобы парень не увлекался своими диетами и всегда был сыт. Сынгван знает, что в любой момент времени, если ему нужна словесная поддержка или утешительные объятия в тишине, Мингю примчится к нему, чем бы он не был занят.       Да, конечно, вся их компания бесконечно заботится друг о друге, но Мингю… Мингю это другое. Сынгван уже просто не представляет свою жизнь без этого человека. Сынгван так сильно, черт возьми, его любит.       Так сильно, что хочется плакать двадцать четыре на семь. Он просто не знает, что ему делать. Сынгван не может признаться в своих чувствах, не может рассказать о своей природе, не может даже оттолкнуть Мингю от себя, ведь они прилипли друг к другу сильнее, чем прилипает жвачка к волосам — все знают, что обычно в таких случаях ее приходится отрезать вместе с несчастной прядью.       Иногда Сынгван обреченно мечтает по ночам о мире, в котором нет браконьеров и охотников за ярким мехом, о мире, в котором он — исчезающий вид — мог бы жить без страха за себя и свою семью, в безопасности разгуливая по корпусу академии в своем животном обличии. Предки Сынгвана однажды переселились на мандариновый остров Чеджудо в надежде, что в Корее — не свойственной для их обитания стране — они смогут мирно жить, не боясь отпускать своих детей на улицу одних, но потом, когда дед Сынгвана был ещё ребёнком, в соседнем городе с туриста, который оказался их сородичем, содрали шкуру. Новость долго крутилась по местным новостям, как рассказывал дед, люди и другие оборотни не понимали, откуда подобная дикость и жестокость в двадцатом веке, но его семья знала откуда. Оттуда же, откуда они сами сбежали несколько поколений до этого.       С тех пор каждому ребенку в их семье с детства «вбивали» запрет на обращение вне дома. Им прививали страх перед другими людьми и необходимость скрывать свою вторую сущность ото всех. Но Сынгван не хотел бояться всю свою жизнь, прячась от мира на далеком острове. У него — солнечного мандаринового мальчика — была мечта, и он был намерен идти по пути ее исполнения до самого конца. Скрываться, параноить, но идти. В конце концов, он первый из своей семьи, кто добровольно покинул Чеджудо и забрался так далеко — в огромный людный Сеул. Но Сынгван хотел петь и хотел учиться этому в лучшей академии искусств в их стране — полумер в своей жизни он не терпел никогда. Если предки Сынгвана смогли переселиться в другую страну ради лучшей жизни, что мешало ему самому попытать счастья в столице ради того же? Ведь сейчас он действительно так счастлив — любимое дело и потрясающие друзья.       Да, Сынгван не может побегать с ними в животном обличии во дворе академии, не может поиграть с Джошуа на дереве, не может покататься на могучей спине Эскупса, зарывшись в его гриву… Ладно, последний пункт спорный. Сынчолю пару раз удалось убедить его прокатиться, ведь кто в здравом уме вообще откажется от эффектного появления в дверях академии, сидя на спине настоящего льва — Сынгван всегда был немного драматичен, и что теперь? В любом случае он рад уже просто быть рядом с ними, к тому же Джонхан, Сокмин, Мингю и Вернон просто люди (Хансоль в душе камень) и чувствуют себя прекрасно с этим. Все оборотни, к которым добавляются еще пантера Вону и выдра-предатель Дино, не относятся к ним как-то иначе. В их компании нет разделения по видам, и Сынгван каждый день благодарит вселенную за то, что у него есть такие друзья.       Каждый день, но не сегодня, потому что, когда Мингю поднимается из-за своего стола и движется в его сторону, все они буквально ретируются из столовой, пожелав ему удачи. Предатели. Забудьте все хорошее, что Сынгван говорил про них.       Он вздыхает. Мингю всегда так — сначала дуется в зоне видимости, а потом не выдерживает отсутствия их общения и все же «приходит поговорить».       — Я пришел поговорить, — решительно выдает тот, выбирая для себя соседний с Сынгваном стул, а не тот, что напротив. Мингю, кажется, искренне ненавидит само понятие расстояния между ними.       — Да неужели… — саркастично бормочет Сынгван, отодвигая тарелку с салатом подальше.       Мингю смотрит на это действие крайне неодобрительно и пододвигает тарелку обратно.       — Доешь.       Сынгван закатывает глаза.       — Серьезно? Я не хочу, хен. О чем ты пришел поговорить?       — Я знаю, что ты опять перестал есть из-за учебы, — не сдается Мингю. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, доешь это для меня, Кван-и, — практически скулит он, пододвинувшись ближе и состроив жалобную мордашку.       Сынгван никогда не умел сопротивляться ему, — кроме, пожалуй, вопроса с общежитием — поэтому неохотно накалывает на вилку пару листьев салата.       К слову, об общежитии…       — Скажи, я… — посерьезнев, начинает Мингю, — может быть, сделал что-то не так?       Парень выглядит искренне расстроенным одной лишь этой идеей, и Сынгвану так чертовски стыдно за это.       Он отрицательно машет головой, прожевывая еду.       — Нет. Дело действительно не в тебе, хен.       — Тогда в чем? — который раз спрашивает Мингю, сразу продолжая, стоит Сынгвану лишь открыть рот. — О нет, не говори мне ничего про Докема и бытовые привычки. Какая проблема на самом деле?       Сынгван нервно закусывает губу, невольно притягивая к ней чужой взгляд.       — Я не могу сказать. Я очень хотел бы объяснить, но… правда не могу, — и это самое честное, что он может себе позволить.       — Ты… — Мингю хмурится. — Тебе нравится Сокмин?       — Конечно, нравится. Он очень хороший друг и сосед. Остальные мне тоже, понятное дело, нравятся, просто я привык, понимаешь, и…       — Нет, — напряженно перебивает его Мингю. — Нравится, как… парень?       Сынгван замирает, не донеся вилку с салатом до рта.       — Что? Боже, нет. Нет, — опешивший, он забывает про еду. — Докем, конечно, классный, но… Нет.       Мингю заметно расслабляется, но потом хмурится вновь.       — Тогда… — он переводит дыхание, нервно хватаясь за пальцы Сынгвана своими, — Мингю делает так каждый раз, когда не чувствует себя уверенно — словно от следующего вопроса зависит вся его жизнь, — тебе просто не нравлюсь я?..       Чужие слова приводят Сынгвана в такое замешательство, что он — человек, которому, как говорится, палец в рот не клади, — буквально не находит ни одного чертового слова. В голове полный штиль.       Ему не нравится Мингю? Да в какой вообще вселенной это возможно?       Мингю воспринимает чужое молчание по-своему, рассоединяя их пальцы и отводя в сторону взгляд словно враз потускневших глаз.       — Если ты просто не хочешь делить со мной комнату, я пойму, тебе не нужно придумывать причину, Сынгван-а, ты можешь прямо сказ…       — Я хочу! — Сынгван пугается его реакции так сильно, что, вцепившись в чужую руку, на эмоциях выпаливает свое настоящее отношение ко всей этой идее со сменой соседа.       Осознав, он прикусывает язык, борясь с желанием хлопнуть себя по лбу.       Мингю же буквально расцветает, переплетая их пальцы, и тянет руки Сынгвана себе на колени, вынуждая пододвинуться и фиксируя в этом положении. Сам он наклоняется ближе к лицу Сынгвана, который при всем желании не может отстраниться, хотя попыток не оставляет.       — Так значит, хочешь? — Мингю довольно ухмыляется, заглядывая в чужие глаза, хозяин которых старательно смотрит куда угодно, только не на самого Мингю.       — Тебе послышалось, — раздраженный собственной беспечностью, ворчит Сынгван, все пытаясь освободить свои руки, но Мингю, словно зная, что тот сбежит сразу же, как появится возможность, держит крепко.       — Ну уж нет, теперь я знаю, что ты думаешь об этом на самом деле, — радостно выдает он и широко улыбается, показывая свои выступающие клыки. Теперь и Сынгван отчетливо видит у него виляющий собачий хвост.       — Ладно, допустим, — берет себя в руки, посерьезнев. — Но это ничего не меняет, хен. Я все еще не могу быть твоим соседом.       Улыбка Мингю тает.       — Но…       — Пожалуйста, не спрашивай, — искренне просит Сынгван, наконец позволив парню рядом поймать его умоляющий взгляд. — Просто прими это, прошу. Я действительно очень сильно хотел бы этого, но не могу, по причинам, от меня или тебя не зависящим. Я…       Только сейчас Сынгван понимает, как сильно на самом деле его самого расстраивает вся эта ситуация. Голос подводит, он совершенно точно не хочет сейчас плакать посреди гребанной столовой.       Какого вообще черта?       Но Мингю, всегда читающий его как открытую книгу, сразу замечает смену чужого настроения и поспешно притягивает Сынгвана к себе в объятия, успокаивающе гладя его по волосам.       — Хе-е-ей… — мягко тянет он, прижавшись щекой к чужой макушке, — все хорошо. Мы со всем справимся, слышишь?       Сынгван молча кивает ему в плечо, старательно сдерживая слезы.       Он искренне хотел бы в это поверить.

~*~

      Это происходит впервые спустя неделю после разговора с Мингю, когда Сынгван несет замотанную в полотенце мокрую выдру по коридору академии. Конечно же, он не мог всерьез дуться на этого очаровательного паршивца Дино, поэтому согласился помочь ему добраться до раздевалки после незапланированного купания в университетском пруду. Хотя мог бы и побыть вредной сучкой, заставив того самого перебирать своими маленькими лапками, ведь нечего с утра пораньше поддаваться своей природе, не думая о последствиях. Конечно, никто не захотел бы обращаться обратно, оказываясь в мокрой одежде, поэтому теперь Чана нужно было высушить.       Пара студентов проходит мимо, и Сынгван слышит это. Он замирает на месте, не обращая внимания на вопросительный взгляд черных глаз Дино. Сынгван знает их. Это два его сонбэ с курса вокала — Чон Чонгук и Пак Чимин. Не то чтобы он когда-либо много общался с ними, но здоровается регулярно и иногда перекидывается парой слов о погоде. Куда больше внимания Сынгван обращает на их друга, Ким Тэхена.       Тэхен был довольно известен в их академии, но не только необычный тембр голоса выделял его. Этот парень — тигр. Такой же исчезающий вид, как и Сынгван. Даже более, ведь тигров осталось вдвое меньше, чем сородичей Бу. Вот только Тэхен никогда не скрывал свою животную сущность — Сынгван даже несколько раз видел его во втором обличии рядом с академией. Сынгван всегда искренне восхищался им и даже немного завидовал, ведь сам так не мог.       И вот друзья этого самого Тэхена встревоженно обсуждают неудачное нападение на их товарища.       Сынгван догоняет студентов и, неловко извинившись за невольное подслушивание, уточняет, все ли хорошо с оборотнем. Его успокаивают, мол, Тэхен сразу обратился, почувствовав опасность, а с тигром не так уж и легко справиться, поэтому незадавшийся охотник пострадал сильнее — его отвезли сначала в больницу, а оттуда уже сразу в полицию. Сынгван кивает, просит передать их другу наилучшие пожелания и спешит в раздевалку, чувствуя, как ускоряется его сердцебиение.       У Сынгвана нет клыков и когтей тигра или даже его размера хотя бы.       Он забегает в пустое, слава богу, помещение и, аккуратно опустив Дино на лавочку, сам падает рядом, учащенно дыша. Сынгван чувствует, как от пота к его спине прилипает одежда, ему душно и так, черт возьми, страшно. Выдра выползает из полотенца и забирается передними лапами ему на ногу, заглядывая Сынгвану в лицо и обеспокоенно скуля. Не получив реакции, Чан спрыгивает на пол и обращается, решив, что состояние его друга важнее, чем сухие волосы и одежда.       — Хен?.. Хен, дыши! — отчаянно просит напуганный парень, и только сейчас Сынгван осознает, что уже какое-то время не может вдохнуть. — Давай же, вдох!.. Выдох!.. Вместе со мной, пожалуйста, вот так… Вдох… Выдох… Я здесь, я рядом, — Дино осторожно обхватывает мокрыми руками чужие напряженные плечи, поглаживая. — Все хорошо, хен. Дыши.       И Сынгван дышит. Дышит, пока едва не плачущий от облегчения Чан обнимает его так аккуратно, словно одно лишнее движение и парень расколется подобно хрустальной вазе.       — Ну вот, я теперь весь мокрый… — наигранно жалуется Сынгван, когда окончательно приходит в себя.       Он ни на миллиметр не отстраняется от мокрого друга.       — Ты так чертовски сильно напугал меня, хен! — возмущенно вскидывается младший. — Так что потерпишь! Я тоже, между прочим, не сухой, как ты мог заметить.       — Прости, — тихо просит Сынгван в чужую грудь.       — Глупый, что ли? — вздыхает Дино, обнимая чуть крепче. — Ты не виноват. Все нормально, хен. Ты чувствуешь себя лучше?       — Да, я в порядке, — успокаивает его Сынгван, неохотно продолжая: — Можешь отпускать.       Тот отстраняться не спешит, и мысленно Сынгван ему за это очень благодарен.       — Ты… — осторожно предполагает Чан, чтобы не спрашивать напрямую, — дружишь с этим Тэхеном?       Сынгван кивает только для того, чтобы не приводить другие причины.       — С ним все будет хорошо, хен, не бойся. Я уверен, что он в безопасности.       Сынгван кивает еще раз и молчит.       Что делать с тем, что сам он вовсе не в безопасности?       Они сидят в обнимку еще некоторое время, а после расходятся по своим общежитиям, чтобы сменить одежду на сухую. Сынгван тратит пять минут времени и целую чашу терпения на то, чтобы убедить друга не провожать его. Но кто бы сомневался, что обеспокоенный Дино не растрезвонит вообще всем о произошедшем.       Уже спустя несколько поворотов Сынгван «случайно» встречает Джошуа, приветливая улыбка которого не достигает его встревоженных глаз. Тому, конечно же, срочно нужно забрать что-то у Джонхана в общежитии людей и так удачно все сложилось, что они могут пойти туда вместе. Сынгван вздыхает, но решает позволить своим друзьям «незаметно» позаботиться о нем — иногда он думает, что это такая же жизненно необходимая для них функция, как и дыхание.       Что ж, Сынгван и раньше подозревал их в создании отдельного общего чата, в котором обсуждаются стратегии против него — человека, имеющего трудности с принятием чужой помощи, так что теперь он лишь окончательно убедился в этом. Остается лишь надеяться, что Мингю, у которого сейчас занятие, заметит сообщение Дино как можно позже и не сбежит с важного урока спасать его.       Сынгван слышит звук уведомления и вздыхает. Как неожиданно.       «Как ты?», — гласит первое сообщение от Мингю.       «Мне прийти?», — следом прилетает второе, и Сынгван может действительно гордиться собой, ведь этот несносный паршивец, после пропуска нескольких важных занятий и нагоняя от него, научился немного сдерживать свои порывы и сначала уточнять критичность ситуации. Хотя бы иногда. Ведь, конечно, Мингю прекрасно знает, как Сынгван любит преуменьшать эту критичность.       «Я в порядке, хен. Со мной Джошуа. Не отвлекайся от урока, хорошо? Поговорим позже.»       Сынгван хмыкает. Как бы то ни было, он тоже знает Мингю достаточно, чтобы уметь подбирать слова, затуманивающие чужую проницательность. Например, тот точно будет беспокоиться меньше, если Сынгван уточнит, что он с кем-то из их друзей. Еще Мингю, видимо, психологически легче сдерживать себя, если он знает, что позже они все обсудят. Не то чтобы Сынгван собирался действительно это сделать.       Он не был в порядке, ему все еще было страшно до дрожи от одной лишь мысли о произошедшем с другим оборотнем редкого вида, и он хотел просто завернуться в одну из огромных толстовок Мингю у себя в комнате, плотно задернув штору и закрыв дверь на ключ.       Но никто не мог бы помочь ему с этим, поэтому и обсуждать произошедшее Сынгван не видит смысла. Ничего нового не случилось. Ну, кроме разве что чертовой панической атаки. Такого раньше не было. Но, опять же… Сынгван может справиться с этим сам, правильно? А если и не может, то может. Второго не дано.       — Как твои дела сегодня, Кван-и? — осторожно интересуется Джошуа на пути к общежитию.       Сынгван вымученно улыбается.       — Все хорошо, Джису-хен, — искренне врет он. — Знаешь, я ведь был так удивлен, узнав, что твои волосы в человеческом обличии тоже подвержены сезонной смене цвета.       — О, правда? — отвечает Джошуа, легко позволяя ему сменить тему, и задумчиво касается своих темных прядей, корни которых отливают белизной. — Думаю, это действительно необычно для видов, которым не свойственна подобная линька.       Сынгван рад, что успел привычно осветлиться к этому времени, благодаря чему он мог сейчас так непринужденно обсуждать чужой цвет волос. Не факт, что в его измученный страхом мозг пришла бы еще какая-то безопасная тема для легкого разговора.       Так они и доходят до общежития, где, пообещав встретиться позже, идут по разным коридорам. Сынгван не удивлен, что его отпустили так просто, ведь стоит лишь ему открыть дверь в свою комнату, как его встречает крайне восторженный Докем.       Сынгван мысленно стонет.       — Хей, Кван-а! Я так рад видеть тебя, ты просто не представляешь!       — Боже, хен, ну хоть ты не начинай… Я правда в порядке, просто пришел переодеться.       Сокмин в замешательстве замирает посреди комнаты, и только сейчас Сынгван замечает раскиданную по кровати друга одежду и экран чужого телефона на столе, мигающий непрочитанными сообщениями.       — Не начинать что? — растерянно уточняет парень, уже поворачиваясь в сторону забытого гаджета, что Сынгван просто не может допустить.       — Ничего! — Он хватает друга за плечи, возвращая внимание на себя. — Почему же ты так рад меня видеть?       Большего тому и не нужно — Докем вновь расплывается в счастливой улыбке.       — Потому что ты поможешь мне подобраться наряд, конечно же! Ты не поверишь, Сынгван-а — твой хен идет на свидание!       И, что же, с этим Сынгван точно может справиться.       Он не тратит на выбор много времени — Сынгван знает гардероб своего соседа достаточно хорошо, чтобы сразу прикинуть варианты, в несколько из которых добавляет и свою одежду, оставляя на Сокмина лишь возбужденную примерку каждого. Пока друг увлечен нарядами, Сынгван, одержав победу над собственной совестью, заглядывает в экран чужого телефона, тут же закатывая глаза.       Король и одиннадцать рыцарей Дивы Бу? Серьезно? Сынгван должен найти того, кто придумал это название. Найти и страшно покарать.       Если это не Джонхан, конечно же. Джонхану все можно, с ним связываться себе дороже.       Когда Докем наконец оказывается удовлетворен своим выбором одежды, переодевшийся Сынгван облегченно ретируется, пожелав другу удачи, пока тот все же не добрался до телефона и не отменил к чертовой матери свое свидание, чтобы устроить ему насильную сессию успокаивающих объятий.       Сынгван практически прокрадывается в нужную аудиторию, где все занятие с ним рядом молча сидит Вернон. Они с ним поступили в один год и поэтому на начальных курсах имели несколько общих занятий, даже несмотря на различие подразделений, вот только… это было не одно из них. Сынгван не уверен, прогулял ли тот свое или был свободен, но… он также не уверен, убить ли хочет своих раздражающе заботливых друзей или же заобнимать. До смерти.       Под невнятным предлогом Сынгван сбегает от друга за пятнадцать минут до конца занятия в надежде, что никто не будет ждать его у аудитории так рано, и оказывается прав. Коридоры пусты, и это заставляет Сынгвана чувствовать себя одновременно лучше и хуже. Лучше — потому что рядом нет никого, кто мог бы причинить ему вред, хуже — потому что также нет никого, кто мог бы помочь ему в этом случае. Конечно, вряд ли кто-то вообще решил бы напасть на него в академии — да и в любом другом месте — ведь в своем навыке скрытности Сынгван уверен на все сто, но… засевшую в мозг паранойю никто не отменял.       Сынгван чувствует, как слегка ускоряется его пульс. Нужно было пойти до столовой с Хансолем. Да, тогда пострадала бы его гордость, но лучше она, чем и так потрепанная нервная система.       Неосознанно Сынгван начинает идти быстрее, пытаясь найти хоть каких-то людей, и к тому времени, как он добирается до выхода во двор академии, Сынгван уже практически бежит. Он всегда ходит в столовую именно через этот двор, так что ничего удивительного, что именно там Сынгван сталкивается с точно не ждущим его Сынчолем в животном обличии. Лев встревоженно поднимается с травы, когда видит едва сдерживаемую панику на чужом лице, и в два прыжка оказывается рядом, позволяя Сынгвану отчаянно прижаться к нему, зарывшись лицом в мягкую гриву на шее. Эскупс обнимает дрожащего друга одной лапой, притягивая еще ближе к себе, и не спешит обращаться, понимая, что в виде льва у него больше шансов защитить его, если — как это показалось вначале — за Сынгваном действительно кто-то гнался.       Когда Сынгван перестает дрожать, Сынчоль подталкивает его мордой, вынуждая отстраниться, и лижет в щеку, вызывая тихое хихиканье. Сынгван пытается отодвинуться, но лев приближается и лижет ещё раз.       — Ну хен! — наигранно возмущается он, не переставая хихикать.       Сынчоль наконец отпускает Сынгвана, но только чтобы развернуться к нему боком и опуститься на землю, многозначительно глядя себе на спину.       Сынгван давит в себе раздражающее тепло, поднимающее верх по телу.       — Ну уж нет, хен, я могу и сам дойти, — отказывается он, обходя льва.       Ну или попытавшись обойти его.       Сынчоль вскакивает на лапы и одним движением в сторону переграждает Сынгвану путь, строго глядя на него своим взглядом «разочарованного отца».       Сынгван вздыхает.       — Ладно, но только до входа в столовую, — ставит условие он, забираясь на спину довольного льва.       Сынгван обхватывает руками могучую шею, утопая в мягкой гриве, и закрывает глаза, как можно незаметнее переводя дыхание. Стало намного легче, когда он спрятался от своей паранойи в надежных объятиях Сынчоля, но осадок в виде трясущихся рук и горящих от бега легких остался. Что за дерьмо?       Сынгван всю жизнь боялся, но никогда еще его страх не был настолько сильным. История с Тэхеном пробудила это в нем? Вкупе со стрессом из-за круглосуточной лжи своим друзьям и тяжелой учебой… целый коктейль. Пора вернуться к занятиям йогой — это помогало ему успокоиться после переезда в столицу.       Сынгван не сильно удивлен тому, что Сынчоль использует его тактику — если не озвучил вслух, значит, ничего не было. Возмущен — да, но не удивлен совершенно, когда лев, не слушая возражений, все же отвозит его до самого стола, за которым уже устроились Джихун, Вону, Чан и Джонхан с Мингю. И Сынгван объединил последних двух не просто так.       Господи, как же ты допустил падение одного из своих ангелов в ад? Потому что прекрасный Джонхан слишком коварен, чтобы происходить из какого-то другого места.       Мингю кидает на него отчаянный взгляд, молящий о помощи, и Сынгвану искренне интересно, как давно Джонхан прицепил его к себе наручниками из секс-шопа. Теперь понятно, почему парень до сих пор не носился вокруг него курицей-наседкой. Сынгван искренне Джонхану благодарен, не уверенный, во что вылилось бы вмешательство Мингю в его и так нестабильное состояние. Откуда этот парень все знает? Сынгван начинает всерьез подозревать его в демонических корнях.       Спрыгнув со льва, Сынгван здоровается с теми, кого еще не видел сегодня, и уходит за едой. Судя по звуку спешащих за ним шагов, Мингю все же спустили с привязи. Сынгван не сдерживает смешка.       Он так чертовски надеется, что кто-то догадался это сфотографировать.       — Сынгван-а… — начинает было Мингю, догнав его, но Сынгван не то чтобы сильно настроен обсуждать с ним произошедшее.       — Ты уже ел? — как ни в чем не бывало перебивает он, хватая поднос.       Может, стоило пообедать в общежитии? Сынгван представляет, как шел бы дотуда один, и его передергивает. Лучше потерпит допрос с пристрастием.       — Нет, хотел дождаться тебя. — Сынгван кивает на чужие слова и добавляет к своей еде на подносе любимое блюдо Мингю. — В любом случае… Чан сказал, что у тебя была паническая атака.       — Ты же знаешь Дино. — Сынгван быстро оплачивает заказ, обогнав замешкавшегося Мингю буквально на пару секунд и победно ухмыльнувшись в его недовольное лицо — гонка не на жизнь, а на смерть с тем, кто оплатит чужую еду. — Ему порез на пальце покажи — он такую шумиху устроит, словно без срочной операции никак не обойтись.       Проигравший в оплате Мингю решает, видимо, спасти свое мужское достоинство за счет помощи с подносом, который парень мягко выхватывает из рук Сынгвана, вот только несет он его не в сторону стола с их друзьями, а куда-то в другой край столовой.       Сынгван вздыхает, обреченно плетясь вслед за ним.       — По описанию, — Мингю ставит поднос на пустой стол метрах в десяти от занятого ими ранее и отодвигает стул для Сынгвана, — это не звучало, как преувеличение.       Сынгван послушно садится и пододвигает к себе еду.       — Я просто испугался, хен. Не каждый день кто-то нападает на студента средь бела дня. Это тревожная новость.       Мингю задумчиво смотрит на него, не прикасаясь к своей тарелке.       — Но почему ты испугался? Ты ведь практически не общаешься с этим Тэхеном, насколько я знаю? Или у меня устаревшая информация? — уточняет Мингю будничным тоном, но Сынгван отчетливо улавливает некую горчинку в чужом голосе.       Мингю… ревнует?       — Нет, — как бы сильно не хотелось проверить теорию, все же успокаивает его Сынгван, — я испугался не за Тэхена.       Он придвигает тарелку с едой к Мингю и строго смотрит до тех пор, пока тот вынужденно не обращает на нее внимание.       — Ты же знаешь, что браконьеры не нападают на людей?       Сынгван поджимает губы. На людей — да.       — Если ты не забыл, у нас еще восемь друзей-оборотней, — технически Сынгван волнуется и за них тоже, так что этот ответ даже не считается ложью.       Мингю тепло улыбается ему, обхватывая своей ладонью чужую.       — Кван-и, тебе не нужно так беспокоиться об этом. Никто из наших друзей не является исчезающим видом, и даже Вону, будучи черным леопардом, привлекает не так много внимания в среде браконьерства, как Тэхен. Парню просто не повезло родиться с мишенью во лбу, понимаешь? — успокаивает он Сынгвана, не замечая, как все бледнее тот становится с каждым его словом. — Это частный случай, но даже так… столь дерзкие нападения это редкость в любом случае. Да и, знаешь, есть ведь столько разных организаций, которые помог…       Сынгван вскакивает, прерывая его и привлекая внимание всех их друзей, отсутствующая часть которых уже успела подойти.       — Я… тошнит, — задушенно выдавливает он из себя первое пришедшее на ум оправдание, перед тем как стремительно двинуться к выходу из столовой.       Он не оборачивается на взволнованные оклики Мингю и напрочь игнорирует вопросы в спину от растерянных друзей, желая как можно быстрее добраться до дверей. Оказавшись в коридоре, Сынгван срывается на бег, забыв о не съеденной и наполовину еде и лежащей на стуле сумке со всеми своими вещами. Ему нужно спрятаться. Срочно, пока этот чертов приступ паники опять не загнал его в темный угол собственного сознания. Сынгван чувствует, что может обратиться буквально в любую минуту посреди заполненного людьми коридора.       Он просто надеется, что целой толпе его друзей будет труднее обходить всех этих студентов. Сам Сынгван весьма удачно лавирует между ними, пока не добирается до главного выхода, где… сталкивается с кем-то так сильно, что едва не падает, спасенный чужими руками.       Он бесконечно извиняется, пытаясь освободиться от спасительной хватки на плечах и обойти человека, когда в ответ раздается удивленное: «Сынгван? Что-то случилось?..»       Сынгван замирает, узнав чужой голос, и наконец поднимает нервный взгляд на человека перед собой. Ким-чертов-Тэхен, собственной персоной. Сынгван замечает белую повязку на чужой шее и не может думать ни о чем, кроме ловчей петли, которой пытались обездвижить, придушив, редкого зверя.       Вот же блядство.       Сынгван чувствует, как на этот раз реальная тошнота подступает к его горлу.       — Прости, мне нужно… — едва слышно бормочет он, наконец сбрасывая чужие руки и проскальзывая за дверь, на улицу.       До общежития людей бежать пять минут — спасибо привычке Сынгвана забывать конспекты перед важными лекциями — в этот раз он справляется за три. Только у двери в свою комнату Сынгван вспоминает об оставленной сумке и ключах в ней, но та оказывается открыта — видимо, уходящий Сокмин на эмоциях мог думать лишь о предстоящем свидании.       Сынгван забегает внутрь и запирает за собой дверь, обессиленно скатываясь по ней на пол. Ему кажется, что от переизбытка всего он сейчас там же и откинется. Мышцы ног гудят, пульс зашкаливает, легкие в огне.       «Парню просто не повезло родиться с мишенью во лбу, понимаешь?»       Неосознанно Мингю ударил его в самое больное — в чувство обреченности, преследующее Сынгвана с первого и, к счастью, единственного подзатыльника от испуганной матери после того, как он увлекся игрой с другими детьми и почти обратился вслед за ними посреди парка.       Словно нет никакой надежды на обычную жизнь, как у всех. Со свободой на несдерживаемые эмоции, искренние желания и неограниченные обращения. Словно этой надежды и не может быть у него вовсе.       Стоило родиться кем-то другим.       У Сынгвана хорошая жизнь. Куда лучше, чем у его предков, не знающих переживут ли они следующий день, не став чьей-то шапкой.       Он спокойно ест и спит, он свободно ходит по улицам, он учится в академии своей мечты в самом людном городе их страны и дружит с дюжиной просто потрясающих людей и оборотней. Сынгван живет лучшую жизнь, которая только может у него быть.       Он должен быть благодарен.       Сынгван чувствует горький ком в горле. Он благодарен, честно. Но он так устал бояться.       Сынгван подтягивает к себе колени и, обхватив руками, прячет в них лицо. Он так давно не плакал из-за этого. Он был уверен, что смирился. Но горькая несправедливость колет душу. Сколько еще ему жить, словно сидя на пороховой бочке?       В коридоре раздаются быстрые шаги, но Сынгван не слышит их, увлеченный сдерживанием своих громких всхлипов. Он вздрагивает, когда дергается дверная ручка, и лишь сжимается сильнее, мечтая стать маленьким и незаметным. Может быть, исчезнуть.       — Сынгван? — звучит из-за двери крайне взволнованный голос Мингю.       — Я написал Джуну, он сейчас принесет его сумку. Там должны быть ключи, — тяжело дыша, отчитывается Сунен, и ему тихо отвечает кто-то еще.       — Кван-и, детка, ты там? — Любимый голос дрожит, словно Мингю тоже едва сдерживает слезы. — Пожалуйста, если ты там, открой дверь, — умоляет он. — Все хорошо, я же говорил тебе, что мы со всем справимся, помнишь? Пожалуйста…       Сынгван не сдерживается, всхлипывая особенно громко, и в отчаянии откидывается головой назад, ударяясь о дверь.       В коридоре сразу становится более шумно.       — Сынгван? Ты слышишь нас? — раздается на этот раз серьезный голос Вону. — Ты можешь открыть дверь?       Сынгван не может. Он так не хочет разбираться со всем этим сейчас — ему становится хуже от одной только мысли о бесконечных вопросах от всех беспокоящихся друзей. Вопросах, на которые у него нет доступных ответов.       — Бу, пожалуйста, ответь! — едва ли не кричит Хоши. — Боже, а что, если у него опять паническая атака? Дино сказал, что он задыхался в прошлый раз!       — Я могу выбить дверь, — нервно предлагает Мингю, и судя по звукам суматохи, его активно сдерживают от реализации задуманного.       — Он где-то рядом, ты можешь ему навредить, — пытается вразумить его не менее взволнованный Вону.       — Блять! — сквозь стиснутые от эмоций зубы рычит тот.       — Черт, где Джун?! Они не должны были уйти далеко, когда мы разделились! Он же волк, он может бежать быстр… — Хоши вдруг запинается, а после несдержанно выпаливает: — О господи! Я же могу пролезть!       Сынгван, потонувший в своем душевном разладе, не понимает о чем тот ровно до тех пор, пока его свисающей до пола руки не касается что-то пушистое. Он опускает вниз свой замыленный слезами взгляд и видит маленького хомяка, видимо, протиснувшегося в крошечном пространстве под дверью. Ему вдруг становится так смешно, что Сунен не сразу вспомнил о своей животной сущности, что он обессиленно трясется в беззвучном смехе и не прекращающихся слезах. Сынгван бережно берет зверька в руки и подносит к груди, осторожно прижимая к себе в крошечном объятии.       — Сунен, что там? Открой дверь! — Мингю не выдерживает молчания, вновь дергая за ручку.       Хомяк, словно опомнившись, выбирается из чужих ладоней на пол и обращается обратно в человека, замирая на пару мгновений. Растерянный Хоши впервые видит своего друга настолько разбитым. Он приходит в себя лишь от очередного выкрика за дверью.       — Хей, Кван-а… — максимально мягко шепчет он, опускаясь перед Сынгваном на колени.       Сунен осторожно, словно успокаивая дикого зверька, берет друга за руки, ласково поглаживая.       — Иди ко мне? — И тянет слегка на себя, давая возможность отказаться.       Но Сынгван не отказывается, устало падая в объятия парня.       — Хоши! — не успокаивается паникующий Мингю.       — Мне открыть дверь? — тихо спрашивает Сунен у друга в своих руках.       Тот отрицательно машет головой ему в ключицу.       — Я действительно не думаю, что правила общежития остановят Мингю от того, чтобы он вломился в соседнюю комнату и проделал дыру в смежной стене, — шутит Хоши, гладя Сынгвана по спине. — Просто эта идея еще не пришла ему в голову. Так что нам лучше впустить его прежде, чем это произойдет.       — Чуть позже, пожалуйста, — едва слышно выдавливает из себя Сынгван.       — Конечно, милый, никаких проблем.       — Блять, Сунен!       Хоши вздыхает.       — И как ты только его терпишь? — тихо ворчит он, вызывая слабый смешок у успокаивающегося друга, и уже громче выдает: — Дождись Джуна, большой грубый парень! Зайдешь, когда он притащит ключи!       — Что? — ожидаемо возмущается тот. — Это еще почему? Эй!       — Мингю, ты слышал его, — вмешивается Вону. — Подождем Джуна, он будет тут с минуты на минуту.       — Но!..       Сунен фыркает.       — Ты плохо дрессируешь его, Кван-а… Кажется, твой большой пес не знает команды «ждать».       Он смотрит вниз, когда не получает никакой реакции, и грустно улыбается, нежно вытирая чужую щеку от слез. Кажется, их общий ребенок — даже Дино согласен с этим — совсем вымотался и отключился.       — Хоши, он в порядке? — тихо спрашивает Мингю, по звукам слегка шкрябая от нетерпения пальцами по двери.       — Я… не уверен, — честно отвечает тот.       Когда спустя пару минут в коридоре слышатся новые голоса и происходит движение, а взволнованный Мингю наконец попадает в комнату с кучей обеспокоенных глаз — животных и человеческих — за спиной, его встречает лишь жестом просящий быть тише Сунен с неспокойно спящим Сынгваном у него на груди.       Проходит несколько часов, прежде чем тот наконец просыпается.       Сынгван открывает глаза и, дезориентированный первые мгновения, с удивлением обнаруживает себя лежащим на собственной кровати. Он бросает взгляд на настенные часы и резко садится от осознания, что уже вечер и он, похоже, пропустил одно свое дневное занятие.       От движения чужая рука соскальзывает по его плечу вниз, но быстро возвращается обратно, обвивая его талию. Сынгван оборачивается и видит спящего Мингю, который хмурится сквозь сон, видимо, недовольный тем, что лишился тепла рядом с собой. Не успевает Сынгван и подумать о происходящем, как оказывается притянут обратно в теплые объятия.       — Не волнуйся, мы предупредили твоего преподавателя, — подает голос незамеченный им ранее Уджи с кровати Сокмина. — Сказали, что тебе стало плохо.       Парень отрывается от своей книги и многозначительно смотрит на Сынгвана.       — Технически, не соврали, — уверенно продолжает он.       Сынгван знает, что Джихун говорит не о слезах за закрытой дверью. Если кто и мог раскусить его, так это Уджи. Черный кот, который мало говорит, но много слушает, наблюдая. Он точно не знает всей проблемы, но наверняка подобрался к ней достаточно близко, чтобы уже делать какие-то выводы. Что ж, это его полное право. Сынгван не собирается ему в этом помогать.       — У тебя нет сегодня занятий во второй половине дня, хен? — буднично уточняет у старшего он хриплым ото сна голосом, стараясь не думать о горячем дыхании Мингю у себя на загривке.       — Нет, все в этой комнате свободны. — Джихун отрицательно машет головой, и только сейчас Сынгван замечает на полу у его кровати свернувшихся в спящий клубок лису и белого волка. — Всех остальных мы прогнали на занятия. С Эскупсом было особенно сложно, конечно, попробуй заставь его уйти, не убедившись в целости и сохранности его ребенка, но Джонхан, ты знаешь, умеет убеждать. Сокмину, чтобы он не сорвался к тебе со своего свидания, плача о том, какой он ужасный сосед и друг, пришлось угрожать его детскими фотками, которые мы можем показать его подружке.       Сынгван вздыхает.       — И этот свободен? — с сомнением уточняет он, показывая за спину.       Сынгван не помнит расписание Мингю полностью, но как-будто бы что-то там должно было быть у него после обеда.       Уджи хмыкает.       — Едва ли не на коленях клялся, что у него все отменили. Даже показал сообщение в чате их группы, которое, конечно же, прислали туда не по его просьбе. Мы решили сжалиться над ним за старания и сделать вид, что никто из нас не общается ни с кем из его одногруппников.       Мингю, словно чувствуя во сне недовольство Сынгвана, притягивает того еще ближе к себе, прижимаясь щекой к его плечу сзади и сладко причмокивая губами.       — Ты хочешь поговорить? — словно невзначай интересуется Джихун, возвращая свой взгляд в книгу.       — Нет, не очень, — честно отвечает Сынгван, слегка нервно переплетая пальцы с пальцами Мингю. — Прости, хен.       Тот лишь кивает.       — Тогда можешь поспать еще немного. Я разбужу вас, когда все соберутся, и вместе пойдем ужинать.       Сынгван улыбается, закрывая глаза. Они давно не ходили куда-то все вместе — это должно помочь ему восстановить свое душевное равновесие.       И это действительно так и происходит.       Они собираются все вместе спустя где-то час, все тринадцать человек, и решают пойти в караоке. К счастью, после того, как Сынгван говорит им, что не хочет обсуждать произошедшее, никто не задает лишних вопросов, вот только обняться, попутно выслушав, как они все его любят, приходится с каждым, а с кем-то даже по несколько раз — Хоши и Докем подошли раз пять. Сынчоль не отпускает Сынгвана до тех пор, пока тот вслух не обещает помнить, что он может подойти к любому из них за помощью или просто поговорить.       Про Мингю и говорить нечего — тот не отходит от него даже на метр весь вечер. Сынгван, на самом деле привыкший к подобному его поведению, лишь пару раз ворчит ради приличия и очень осуждающе смотрит, когда тот порывается пойти с ним даже в туалет.       Вечер проходит потрясающе — все смеются, поют, подкалывают друг друга. Пьяный Хоши лезет целоваться к Сокмину; Чан устраивает танцевальный батл с Минхао и Джошуа, втягивая в это Сынгвана с по умолчанию идущим в комплекте с ним Мингю; Уджи пытается спасти Сокмина; Вернон умирает со смеху от этой картины; Эскупс, счастливый от того, что все они собрались сегодня, переживает — не без участия алкоголя — эмоциональный момент на плече вздыхающего Джонхана; Вону шуточно борется с Джуном за право выбора следующей песни.       Сынгван действительно успокаивается. Он хорошо скрывает животную часть себя, с ним практически всегда рядом кто-то из двенадцати самых лучших друзей на свете, а если вдруг он каким-то образом все же раскроет себя — при поступлении Сынгван не стал указывать какие-либо данные своей семьи, поставив прочерк во всех графах про родственников, поэтому у них будет время на спасительный переезд после сигнала «я обречен, а вы спасайтесь» от него, прежде чем ищейки браконьеров добудут адрес и другую информацию на него. Конечно, Сынгван не мог полностью скрыть факт наличия у него семьи — в подобном черном бизнесе такое перепроверяется несколько раз, даже если во всех документах ты числишься сиротой, но, по крайней мере, ему было легче от мысли, что родные успеют воспользоваться заранее отложенными на что-то подобное деньгами и исчезнут из Кореи, не пострадав из-за его ошибки.       День, начавшийся паническим страхом, заканчивается привычным спокойным смирением, к которому Сынгван приходит каждый раз после обострения горького чувства обреченности. Ему не к чему больше приходить. Кто-то сказал бы «Борись!», но он и так борется каждый день со своей природной скрытностью и взращенной в нем тревожностью по отношению ко всему, чтобы просто выйти из комнаты в чертовски людном Сеуле и прожить обычную жизнь, которая есть у большинства (с парочкой исключений). Поэтому Сынгван искренне благодарен, что его мозг дарит ему хотя бы такое успокоение — да, не столь эффектно, как могло бы быть у главного героя аниме, уничтожающего своих врагов одного за другим и успевающего при этом каждый раз спасать своих близких, но это не аниме, а Сынгван никогда и не метил в главные роли.       Кто знает, может быть, только поэтому ему удается избежать какого-нибудь клишированного признания по пьяни, ведь сам Сынгван даже после большого количества выпитого алкоголя продолжает держать язык за зубами, — пришлось научиться — а Мингю в этот раз практически не пил, решив, видимо, быть начеку на случай, если чужие эмоциональные срывы на сегодня не закончились. И Сынгван рад за обе стороны вопроса. Он, честно, не знает, что делал бы с признанием Мингю. Он не был бы удивлен, конечно. Да никто не был бы на самом деле — их друзья уже точно поспорили на то, кто же из них признается первым. Но Сынгван не мог по понятным причинам, а Мингю… видимо, чувствовал существование какой-то проблемы и хотел сначала решить ее.       К сожалению, у Сынгвана для него были плохие новости по этому поводу… Решения у этой проблемы не предвиделось.       Поэтому, когда все наконец расходятся по своим общежитиям — кто-то с чужой помощью — и Сынгван остается с Мингю наедине — ну, почти, но клюющий носом Сокмин на заднем фоне не то чтобы прям присутствует, так что — они лишь обнимаются на прощание. Да, Мингю мимолетно целует его в макушку и держит в объятиях немного дольше обычного, словно никак не может заставить себя разжать руки, а еще смотрит взглядом грустного пса, которого на ночь выгнали из дома спать на улице, но все это на самом деле такое привычное, что и не отличишь от их обычного прощания в любой из прошлых дней.       Словно этот день ничем от них и не отличается. Сынгвану нравится думать так. Сегодня произошло много всего, но уже завтра все это останется в прошлом. Нужно просто лечь спать и проснуться в новом дне.       И, что же, Сынгван так и делает.

~*~

      Целая неделя спокойствия заставляет Сынгвана поверить, что паническая атака и все из неё вытекающее были разовой акцией. Он даже говорит с Тэхеном — когда следы на его шее становятся едва заметными и Сынгван перестаёт его избегать — неловко убеждая того, что с ним все хорошо и «никакая помощь не нужна, нет, спасибо, сонбэ, правда никаких проблем, да, спасибо за беспокойство, но я действительно в порядке».       Сынгван не обсуждает с Тэхеном нападение, помня о собственных возможных триггерах, но на первое время и так сойдёт. Уже молодец, что просто не спрятался, как обычно, за широкой спиной Мингю, едва завидев старшего на горизонте, и даже остался на месте, когда тот двинулся в их сторону.       Если подытожить, от наступившего дня Сынгван тоже не ждёт ничего необычного. Он спокойно просыпается, спокойно завтракает и спокойно собирается на своё утреннее занятие по физкультуре — искусство искусством, а «в здоровом теле — здоровый дух» никто не отменял. У разных курсов разные часы на посещение, но никто из преподавателей не запрещал приходить не в свои, поэтому часто они собирались небольшими группками из тех, кто был свободен, и ходили вместе. Вот и в этот раз к Сынгвану и Вернону присоединяются Мингю, Сынчоль, Вону и Джонхан.       На улице все ещё достаточно тепло, поэтому занятие проходит на открытом стадионе академии. Уже пробежавшие разогревающий кросс парни продолжают разминку в центре поля, пока отставшие Сынгван и Мингю добегают свои пятьсот метров — последний всегда искренне ненавидел бег, предпочитая ему лишнее время в тренажерном зале, поэтому Сынгван каждый раз снижал свой темп, дабы не бросать бедолагу одного.       Они пробегают мимо входа на стадион, когда краем глаза Сынгван замечает появление нескольких людей. Он успевает пожалеть опоздавших, которых наверняка заставят бегать лишних пару кругов, когда понимает, что один из них и есть сам преподаватель — а это уже любопытно. Сынгван слегка оборачивается, чтобы не споткнуться на бегу, и буквально перестает дышать. Это явно не опоздавшие и далеко не студенты. Он знает этих людей. Не их самих конкретно, конечно, но с организацией знаком. Слишком хорошо. И Сынгван честно старается не паниковать раньше времени, мало ли что могло понадобиться в их академии сотрудникам Красной Книги Оборотней, но потом преподаватель показывает в их сторону, и Сынгван чувствует, как останавливается его сердце.       Само время словно замирает, но спустя мгновение он уже летит на землю, все-таки не удержавшись на ногах, одну из которых Сынгван крайне неудачно подворачивает в самый неподходящий момент. Потому что все внутри него словно включается по новой, вот только в режиме перегрузки. Знакомо учащается дыхание, привычно ускоряется пульс. Сынгван закусывает губу до крови, чтобы не взвыть от жгучей боли в ноге, несколько несдержанных капель слез скатываются по вискам. Рядом паникует Мингю, но Сынгван совершенно не слышит его, словно погрузившись в вакуум из собственной паники. Он приподнимается на руках, через боль садясь на землю — лежа он слишком уязвим — и отчаянно оглядывается, ища пути отступления — буквально все его нутро требует бежать и прятаться. Вот только Сынгван не может, ему так больно даже просто шевелить стопой, что он уверен — встанет на нее и тут же потеряет сознание от болевого шока.       — …гван! — наконец доносятся какие-то звуки до паникующего парня. — Сынгван!       Он чувствует, как чужие руки обхватывают его плечи и с трудом фокусирует внимание на человеке перед собой. Мингю, его обычно смуглый Мингю, сейчас белее своей белой спортивной кофты.       — Сынгван-а, тише! Не шевели ногой, я тебя умоляю! — отчаянно просит тот. — Все хорошо, дыши, ничего страшного, мы…       Сынгван судорожно машет головой в отрицании, все пытаясь заглянуть за Мингю, который закрыл собой обзор на пришедших людей. Все чертовски не хорошо. Он не контролирует ситуацию, не видит действий своего врага и даже не может убежать.       — Хей-хей, ну же, Кван-и, успокойся… — все пытается привести его в чувства Мингю, не понимая, почему Сынгван так сильно напуган и не реагирует на его слова, и беспомощно бросает взгляд в сторону, на их взволнованных друзей.       Что удивительно, они не бросились к ним, как обычно, — вероятно, Сынчоль порывался, но Джонхан буквально схватил его за шкирку и заставил остановиться — а замерли в середине поля, смотря куда-то за спину Мингю. Парень пересекается взглядом с напряженным Джонханом, и тот кивает ему головой, мол, обернись. Мингю оглядывается назад и мгновенно все понимает.       — Кван-и, милый, посмотри на меня, — очень мягко, но настойчиво просит он, обхватив лицо Сынгвана руками. — Дыши, пожалуйста, слышишь? Они не за тобой. Тут где-то был Тэхен, наверняка им нужно уточнить что-то по нападению. Тебе нужно успокоиться, детка, давай подышим вместе, а потом я отнесу тебя в медпункт, как тебе идея? Тебе нельзя сейчас волноваться, не в таком состоянии, поэтому…       Громкий стук собственного сердца в ушах Сынгвана мешает понять даже половину чужих слов, но кое-что все же цепляет его внимание.       — Не за мной? — растерянно переспрашивает он.       А спустя мгновение до него доходит.       Мингю знает. Возможно, все его друзья знают. Может быть, каждый гребанный человек вокруг него знает.       Сынгван вдыхает так резко, что давится воздухом и закашливается, отрывая чужие руки от своего лица.       — Мы поговорим об этом позже, если хочешь, но, пожалуйста, Сынгван-а, давай мы… — Мингю тянет руки обратно, пытаясь обхватить чужие плечи, но Сынгван отшатывается от него. — Нет, Кван-и, пожалуйста, я только хочу помочь, я…       Однако Сынгван уже не слышит его. Он едва не скулит от ужаса, безуспешно пытаясь отодвинуться и лишь тревожа травмированную конечность, что вызывает все больше слез, скатывающихся по его щекам. Кажется, самый большой его кошмар становится реальным. Сынгван чувствует, что может умереть прямо здесь и сейчас. Он не был бы против этого, если честно.       Мингю видит, как стремительно ухудшается чужое состояние, и отчаянно смотрит на друзей, попутно расстегивая замок на своей кофте. Джонхан кивает, понимая его без слов, и уже спустя мгновение Мингю видит обратившегося Вону, который большим черным леопардом громко рычит на замешкавшегося Эскупса, с отрезвляющего толчка Джонхана обращающегося парой секунд позже. Лев рычит еще громче, настолько, что буквально все оборачиваются, а уж после крика Хансоля о том, что они сейчас тут поубивают друг друга, про подвернувшего ногу студента забывают напрочь. И очень вовремя.       Мингю едва успевает снять кофту, как Сынгван обращается. Он сразу накидывает одежду на небольшого рыжего зверька, бережно подхватывая того на руки и стремительно покидая стадион в поиске ближайшего пустого помещения. Мингю забегает в первую же раздевалку, одним громким «Прочь!» выгоняя оттуда двух растерянных студентов и сразу же запирая за ними дверь. Аккуратно опускает закутанное в кофту животное на пол и сам опускается на колени перед ним. Сынгван, сопротивляющийся всю дорогу, выскакивает, издавая испуганный звук, похожий на птичье чириканье, и Мингю видит крайне напуганную красную панду, которая, будучи загнанной в угол без возможности бегства, инстинктивно поднимается на задние лапы, вытягиваясь во весь рост и поднимая вверх передние, чтобы казаться больше и отпугнуть тем самым предполагаемого врага. Ну или пытаясь подняться, потому что травмированную конечность никто не отменял и зверек все продолжает терять равновесие, дрожа от боли и страха, но на чистом адреналине от паники не сдаваясь и не прекращая собственную пытку ради надуманного спасения.       Эта картина буквально разбивает Мингю сердце. Он не сдерживает слез, яростно смахивая их рукой — хоть душа и болит, пострадавший тут вовсе не он.       — Кван-и, малыш… — шепчет Мингю дрожащим голосом. — Все хорошо. Я тебе клянусь, все действительно хорошо, тебе ничего не угрожает. Тебя никто не видел на стадионе. Те люди пришли просто поговорить с Тэхеном, дверь заперта, и никто сюда не зайдет. Здесь только я. Я умоляю, опустись, пощади свою лапку. Ты в безопасности, я тебе обещаю. Я не позволю кому-либо навредить тебе, слышишь? Я здесь, я рядом и я так чертовски сильно люблю тебя, поэтому, пожалуйста, просто позволь мне позаботиться о тебе.       Мингю опускается вниз, упираясь лбом в пол в отчаянной мольбе. Проходит несколько напряженных мгновений, прежде чем его щеки касается что-то холодное. Мингю приподнимает голову и сам едва не утыкается лицом в рыжий мех ткнувшегося ему в щеку черным носиком зверька. Сынгван устало ложится на пол рядом с ним, едва слышно «чирикая». Мингю откидывается на ближайший шкафчик для одежды и бережно перемещает панду себе на колени — та благодарно лижет ему руку и парень едва сдерживает новую порцию слез. Он наклоняется и целует пушистую макушку, ласково гладя животное по спине.       — Ты можешь обратиться? — решает уточнить Мингю, не зная, как давно Сынгван делал это в последний раз, и получает в ответ лишь жалобный свист. — Ничего страшного, не волнуйся. Мы отнесем тебя в твою комнату и просто подождем, хорошо? Ровно столько, сколько потребуется, никто не будет тебя торопить.       Панда слабо машет своим длинным полосатым хвостом, смирившаяся с любым положением дел.       Мингю созванивается с впервые почти паникующим Джонханом, успокоив того парой слов о состоянии Сынгвана, и, объяснив, где они, просит принести спортивную сумку — прятать животное в кофте все же рискованно.       Уже спустя пятнадцать минут в дверь негромко стучат, словно не желая привлекать внимания, и Мингю, успокаивающе гладя тревожно «чирикающего» зверька у себя на руках, идет открывать, предупрежденный сообщением, что там свои.       Внутрь проскальзывает Джун с собранными в хвост светлыми волосами, слегка взмокшими за время тренировки, с которой он и хвостиком следующий за ним нервный Хоши, видимо, сбежали. Дверь быстро запирается вновь, а сумка опускается на ближайшую скамейку — принесший ее Джунхуэй очарованно закрывает половину лица руками, словно не веря своим глазам.       — Боже мой, Сынгван-и, ты такой милый, — восторженно пищит он, абсолютно влюбленный — о слабости Джуна к небольшим рыжим зверькам знали все (оставшийся для виду на тренировке Минхао точно чихнул пару раз).       Панда недовольно фырчит у Мингю на руках, заставляя светловолосого парня умиляться еще больше.       Застывший рядом Сунен просто стоит с открытым ртом, и Мингю не сомневается в том, что если бы у красных панд была функция закатывания глаз, Сынгван точно воспользовался бы ею в данный момент.       Зверек что-то снисходительно — Мингю полностью уверен в выборе эмоции — «чирикает», и это словно включает Хоши. Тот возбужденно подскакивает ближе и наклоняется к мордочке Сынгвана.       — Можно я поеду с тобой в сумке, Бупанда?! — словно это самое сильное его желание за всю жизнь шепотом кричит Сунен.       Панда лапой с втянутыми когтями отталкивает чужое лицо подальше от себя, вызывая у Хоши восторженный смех. Тот в итоге все равно забирается к нему, обратившись, когда Сынгвана осторожно опускают на заботливо подложенное для удобства на дно сумки мягкое полотенце, и ненавязчиво играет с его усами всю дорогу, попутно резвясь в мягком рыжем мехе, пока сам Сынгван пытается случайно не раздавить маленького хомяка. Или неслучайно.       В комнате их встречает Докем, который, кажется, излишне драматизирует, буквально рыдая при виде своего соседа и благодаря вселенную за то, что она позволила ему жить с кем-то настолько очаровательным. Постепенно подтягиваются все остальные, и, думается Сынгвану, от всеобщих тисканий его спасает только больная лапа. Ну, и Мингю, ревностно следящий за тем, чтобы все они не были чересчур активными и не напугали его. Чан и Сунен грустно обнимаются, слезно жалуясь друг другу на то, что им не разрешают обнять старого человеческого, но нового животного друга, пока Диэйт, мало того, что все-таки сбежавший с тренировки вслед за своими танцевальными «коллегами», так еще и стащивший оттуда заморозку для оборотней, временно обезболивает конечность Сынгвана. Джихун устраивается рядом с пандой, которую заботливо уложили на большую подушку, черным котом приваливаясь к ней сбоку и громко мурча. Обратившийся Джун сидит на полу, положив морду на край кровати рядом с Сынгваном, и тихо скулит, не прекращая вилять своим белым хвостом, не отрывая от зверька восторженного взгляда. Закончивший с заморозкой Минхао устраивается рядом, мягко улыбаясь на чужое нетерпение, и гладит волка между ушей. Самый, видимо, хитрый Джошуа горностаем развалился на спине панды и периодически дразнит Джуна, показывая тому язык.       Последними приходят четверка актеров-спасателей, которым пришлось долго объяснять преподавателю, что на самом деле никто никого убивать не собирался — они просто по-дружески повздорили, понимаете, две большие кошки, вот, инстинкты взыграли, бывает, обычный вторник. Ко второму боку Сынгвана приваливается черный кот побольше, обвивая того — и Уджи заодно — своим длинным хвостом, а очарованный Сынчоль, чтобы быть на одном уровне с рыжим зверьком, в человеческом обличии устраивается на коленях рядом с волком, едва не виляя таким же воображаемым хвостом — возможно, он забыл, что является львом. Вернон, кажется, показывает больше эмоций, чем за всю свою жизнь, активно умоляя Джонхана приковать его к батарее теми самыми наручниками, иначе он за себя не ручается и затискает рыжее очарование до обморока. Возможно — своего. Может быть — всех других. Сам Джонхан лишь облегченно выдыхает, только сейчас, видимо, осознав, что опасность миновала и вся их небольшая семья в безопасности. Он улыбается на приветственное «чириканье» Сынгвана и сжимает рукой плечо Мингю, без слов благодаря того за удачное спасение их ребенка от самого себя. Мингю кивает, но взгляд у него грустный — все знают, что это спасение только началось. Но, конечно же, это не значит, что Мингю не доведет его до конца.       Вскоре, убаюканный тихим мурчанием Джихуна и теплом обернувшегося вокруг него Вону, Сынгван начинает сонно зевать. Это сразу замечают другие и решают устроить совместный обеденный сон, после которого кто-нибудь сходит добыть всем еды. Мингю бережно берет панду на руки, пока остальные стаскивают на пол матрасы с двух кроватей и устраивается там с другими людьми, между и вокруг которых сворачиваются в пушистые клубки оборотни. Мингю обнимает Сынгвана, развалившегося у него на груди вместе с хомяком и выдрой — дорвались-таки — Джонхан с черным котом засыпает на боку льва, рядом с ним сопит Хансоль со свернувшейся около его головы лисой, мех которой изредка заставляет его хмуриться во сне из-за щекотки, и волком в ногах, пока тихо похрапывающий Докем не испытывает, похоже, никакого дискомфорта от обернувшегося вокруг его шеи горностая и тяжелой лапы пантеры на животе.       Просыпается Сынгван уже человеком, обнаруживая себя в объятиях бодрствующего Мингю, приятно перебирающего пальцами его светлые волосы. Рядом все еще спит Вернон с клубком из семейства псовых. Джонхан, откинувшись на дремлющего льва, читает книгу, а Сунен, Дино и Уджи устроились вместе на одной из кроватей и увлеченно смотрят какое-то видео на телефоне. Сокмина, Джису и Вону нигде нет, и Сынгван догадывается, что те ушли за едой. Внезапно он напрягается, понимая, что с возвращением в человеческое обличие к нему вернулась и необходимость очень многое обсудить. Мингю чувствует, как каменеет ранее расслабленное тело, и успокаивающе целует Сынгвана в лоб.       — Как ты себя чувствуешь? — тихо спрашивает он, не прекращая расслабляющих махинаций с чужими волосами.       — Я… — хрипло начинает Сынгван, испытывая чувство дежавю, и неловко прокашливается, — думаю, лучше.       — Как нога?       Сынгван и забыл про свою травму, но после вопроса слегка шевелит конечностью и морщится от боли.       — Болит, — впервые честно признается он.       — Я попросил Вону купить по пути эластичный бинт, мы зафиксируем тебе голеностоп, перекусим и поедем в больницу, хорошо? В теории, не должно быть ничего серьезного. Минхао сказал, что похоже на растяжение, которое было у него в прошлом году, но лучше перепроверить.       Сынгван неуверенно кивает, не находя в себе сил и желания спорить.       Следующее за этим молчание, словно им всем тут не о чем поговорить, заставляет Сынгвана нервничать еще больше, поэтому он, чувствуя себе смелее в чужих объятиях, решается сделать первый шаг.       — Как давно… — напряженно сглатывает, — вы знаете?       — Джонхан и Уджи догадались еще неделю назад, — неспешно объясняет Мингю. — Вону, уверен, тоже, но он, думаю, как обычно решил сначала обдумать полученную информацию. Эти двое сказали остальным, когда Эскупс всерьез забеспокоился о твоем состоянии и решил обсудить это со всеми. Мы не знали, какое конкретно ты животное, но сделали вывод по твоей панической атаке из-за произошедшего с Тэхеном, что это, видимо, какой-то исчезающий вид. Сунен вспомнил про твои отросшие рыжие корни, и мы прошерстили Красную Книгу, отобрав несколько вариантов. Но, если честно, я почему-то так и думал, что ты окажешься очаровательной красной пандой. Совпадение с человеческим обликом абсолютное.       Сынгван прячет горящее лицо в чужой шее, беспощадно атакуя плечо парня едва ощутимыми ударами. Мингю смеется, притягивая его еще ближе к себе.       — Просыпайся, Сынчоль, наши дети наконец-то снова милуются, — раздается рядом, и Сынгван раздраженно стонет, заставляя смеяться уже всех в комнате.       Лев сонно приоткрывает глаза и шевелится, вынуждая ухмыляющегося Джонхана подняться, а после заглядывает через Мингю и радостно лижет щеку Сынгвана, громкое возмущённое несогласие с этим которого будит всех остальных. Как раз в этот момент заходит троица с едой и вся комната приходит в движение. Все вновь устраиваются на полу, раздвинув матрасы, пока опытный Минхао заматывает эластичным бинтом ногу травмированному другу, и после они присоединяются к уже накрытому столу. Каждый, без исключений, считает себя обязанным поделиться своей едой с Сынгваном — половину из этого съедает Мингю, которому он незаметно для других откладывает чрезмерное для него количество угощений, и в целом трапеза проходит молча. Лишь в конце Сынчоль поднимает на Сынгвана серьезный взгляд.       — Я хотел бы, чтобы ты знал, Сынгван-а, что для нас ничего не изменилось. Ты по-прежнему наш близкий друг, которого мы очень любим и решения которого уважаем, даже если не совсем с ними согласны. Мы понимаем, почему ты скрывал себя, но нам очень грустно, что делал ты это зачастую во вред себе. Мое сердце болит каждый раз от одной лишь мысли о том, как сильно ты боялся все это время в одиночку. Ты не один, Кван-и. Ты можешь рассказать любому из нас все что угодно, и мы изо всех сил постараемся тебе помочь.       Сынгван чувствует, как на глаза наворачиваются горькие слезы.       — Но вы не можете помочь мне в этом, хен. Я не перестану быть исчезающим видом, а браконьеры не перестанут охотиться на таких как я. Моя семья не перестанет быть под угрозой.       Сынчоль грустно смотрит в ответ, а потом вдруг кивает остальным в сторону выхода.       — Мы пойдем переодеться, чтобы поехать с тобой в больницу. — Он тепло улыбается, и только сейчас Сынгван обращает внимание, что часть из них все еще в спортивной форме.       Вот только комнату покидают и те, кто на физкультуру не ходил, оставляя Сынгвана наедине с Мингю. Тот берет его руки в свои.       — Решение есть, — аккуратно говорит Мингю, зная, что с ним не согласятся сразу. — Ты же знаешь, что есть специальные организации по защите исчезающих видов оборотней?       — И все равно эти оборотни продолжают умирать от рук охотников каждый год, — ожидаемо скептически отвечает Сынгван.       — Тэхен является участником программы защиты всю свою жизнь. Как и его семья.       — У Тэхена и его семьи есть большие когти и клыки. Они определенно берут часть защиты на себя.       — Мы можем узнать о более беззащитных видах, ты посмотришь на их жизнь. Без полного сокрытия своей животной сущности. Я не говорю тебе соглашаться прямо сейчас, Кван-и, я понимаю — это долгий и сложный процесс, но не лишай себя любого шанса на жизнь не в страхе.       Сынгван колеблется, чувствуя горький комок в горле.       — Разве ты не устал бояться, малыш? — мягко спрашивает Мингю, поглаживая большими пальцами ладони Сынгвана, и это становится последней каплей для плотины чужих слез.       — Устал, — соглашается Сынгван, опустив голову словно в попытке спрятать свое заплаканное лицо.       Мингю обхватывает рукой его затылок и притягивает к себе, вынуждая уткнуться в свое плечо, а сам прижимается щекой к чужой светлой макушке.       — Мы вместе справимся со всем, хорошо?       — Мои родители… — всхлипывает Сынгван, — жили вместе с этим страхом всю жизнь. Как и их родители прежде. Как каждое поколение нашей семьи до этого. Сестры, возможно, примут это легче, но им… им будет слишком трудно открыться, а я… я не смогу их бросить.       — Тебе и не нужно, Кван-и, — успокаивающе шепчет Мингю. — Все вы будете в безопасности. Мы поговорим с ними и будем говорить столько, сколько потребуется. Однажды они все поймут и согласятся.       — Они разочаруются во мне, когда узнают, что я не сохранил наш секрет? Они посчитают меня предателем?       — Нет, милый. Они любят тебя и желают тебе всего самого лучшего.       — Откуда ты знаешь?       Мингю фыркает.       — Я переписываюсь с твоей мамой уже несколько месяцев.       — Что? — Отстраняется, переставая даже плакать, Сынгван.       — Ну… однажды мне просто написали с незнакомого номера, попросив присматривать за тобой.       — Я дал ей твой номер на крайний случай, если со мной срочно нужно связаться, но я сам не отвечаю, — возмущенно выдыхает Сынгван. — Чтобы ты, знаешь, мог предупредить их, если со мной случилось что-то такое, из-за чего я не смог отправить им сигнал бедствия сам. Не для обсуждения меня у меня же за спиной!       — Она сказала не слушать тебя и не позволять тебе справляться со всем самому, — улыбается Мингю.       — О нет… — раздосадовано стонет Сынгван. — Эта женщина!..       — С тех пор периодически я рассказываю ей, как у тебя дела, и получаю взамен информацию, которая точно поможет мне покорить твое неприступное сердечко. Поделишься, почему она считает, что отвезти тебя однажды в Диснейленд это беспроигрышный вариант?       Сынгван вырывает ладони из рук самодовольного Мингю и закрывает ими свое лицо.       — Ни под какими пытками.       Тот смеется и обнимает смущенного парня.       — Все будет хорошо, веришь мне? — Мингю дожидается кивка. — Никто из нас не разбирается в этом вопросе достаточно, но мы научимся, да? — Еще кивок. — Как бы трудно не было, мы все преодолеем, верно? — Сынгван кивает в третий раз и раздраженно стонет.       — Не устраивай мне тренинг личностного роста.       Мингю смеется вновь.       — Я просто хочу, чтобы ты тоже в это верил.       Сынгван отстраняется и серьезно смотрит на него.       — Я верю тебе. Этого достаточно для меня.       — Никогда не говори этого Эскупсу, если не хочешь столкнуться с настоящим тренингом личностного роста. Принудительно-добровольно и без единого шанса на спасение.       Теперь смеется уже Сынгван.       — Что, по личному опыту знаешь? — шутит он, но Мингю смущенно отводит взгляд. — Боже, серьезно?       — Ты не хочешь этого знать.       — Я хочу этого больше всего на свете в данный момент. Быстро рассказывай!       Мингю неловко чешет шею, и Сынгван берет его за руки, по привычке переплетая пальцы в молчаливой поддержке.       — Ну… это было давно, когда я… скажем так, не был до конца уверен в себе, — признается Мингю. — Ты понравился мне так сильно сразу же, как Докем привел тебя к нам, и… Боже, это реально смущает… — хнычет он, пряча лицо в руках Сынгвана. — В общем, ты был весь такой потрясающий, но такой неприступный — сейчас-то я понимаю, что ты просто боялся открыться нам полностью — что я невольно принял это на свой счет. Решил, что просто недостаточно хорош для тебя, — уже более уверенно рассказывает он, убрав руки с лица и с теплой улыбкой смотря на парня перед собой. — Да, я хорошо выгляжу, но я не такой умный как ты, не такой веселый, не такой храбрый — нет, не спорь сейчас со мной, я не представляю, сколько вообще храбрости нужно, чтобы вопреки всему решиться исполнить свою мечту, уехав учиться так далеко от дома — и этот список можно продолжать вечно. Я боялся, что даже при всем желании не смогу позаботиться о тебе. Но потом Эскупс показал мне, как сильно ты устаешь из-за учебы и постоянного напряжения из-за своего секрета, как я знаю теперь, как засыпаешь иногда в библиотеке, как пропускаешь приемы пищи, как помогаешь всем, но не просишь о помощи сам и… тогда я отринул все свои страхи, подумав: «Кто, если не я?». Со временем это, правда, преобразовалось в «никто другой, только я», но я честно старался сдерживать подобные эгоистичные порывы. Возможно, пару раз мне не удалось и в перспективе ты лишился нескольких будущих друзей, желание подружиться которых было слишком уж навязчивым, но их поведение с тобой уже на начальных стадиях общения действительно мне не нравилось, и дело не в ревности — хотя, конечно, ревновал я тоже — просто у меня уже был пример отличных друзей, и эти персонажи не были похожи на…       Сынгван прерывает нервную исповедь, затыкая Мингю поцелуем. Это невинный чмок в губы, но даже так, когда он остраняется, у парня напротив самый ошарашенный вид за всю жизнь. Вероятно, он удивился куда меньше, когда узнал, что на самом деле Сынгван оборотень.       — Меня раздражает то, насколько ты милый, хен, — ухмыляется Сынгван, но смотрит на застывшего Мингю так нежно, что тому хочется просто разрыдаться на месте. — Я тоже люблю тебя, так сильно, что не представляю и не хочу представлять кого-то другого на твоем месте. Я обожаю всех наших друзей, но именно ты подарил мне столько сил продолжать быть здесь, с вами. Я не думаю, что справился бы без тебя. А теперь, пожалуйста, поцелуй уже меня.       Мингю не двигается, словно не может поверить в услышанное, и Сынгван вздыхает, улыбаясь, и мимолетно закатывает глаза.       — Можно, Мингю.       И Мингю срывается, как по команде (хотя почему «как»?), но Сынгван не хочет думать о шутках Хоши про дрессировку большого пса во время поцелуя со своим парнем. Старший бережно обхватывает его лицо, притягивая к себе, и целует так, что у Сынгвана мурашки пробегают по всему телу. На мгновение он боится обратиться от переизбытка ощущений, но потом Сынгван думает об этой мысли и понимает, что, нет, больше не боится.       Когда воздух в легких кончается, они отстраняются, тяжело дыша. Сынгван мимолетно облизывается, и Мингю, не удержавшись, еще раз целует его в уголок губ.       — Теперь мы встречаемся? — весело уточняет Сынгван.       — Черт возьми, да! — счастливо отвечает Мингю.       — А ты знаешь, что твое «давно, когда ты был не до конца уверен в себе» было всего год назад? — не удержавшись, подкалывает его Сынгван.       — Нет, не говори со мной об этом! — натурально скулит Мингю, пряча свое лицо в шее Сынгвана, заставляя того смеяться. — Эскупс заставлял меня каждый день вслух повторять себе, что я достоин Бу Сынгвана. Он проверял.       — Это он придумал название вашего секретного чата? Чтобы прибавить тебе уверенности?       Мингю отстраняется — на его лице первобытный ужас.       — Откуда ты знаешь?!       — Ну, не знаю, король, может быть, твоим рыцарям стоит лучше следить за своими телефонами?       — Боже, я хочу умереть, пожалуйста, прямо сейчас, — обреченно стонет он, закрывая лицо руками.       Сынгван смеется и притягивает голову парня к своей груди, обнимая. Вскоре Мингю убирает руки с лица и обвивает ими чужую талию.       Он поднимает голову, практически касаясь кончика носа Сынгвана своим, и с довольной улыбкой спрашивает:       — А теперь ты будешь моим соседом по комнате?       Сынгван закатывает глаза и шутливо отталкивает лицо Мингю от себя.       — Нет, — наигранно-равнодушно отвечает он, рассматривая собственные ногти на руках. — Ты же мне житья совсем не дашь, будешь постоянно обнимать, целовать и не давать мне спать одному в своей кровати.       — Не буду! — испуганно выпаливает Мингю, жалобно хныча.       — Не будешь?! — возмущенно вскидывается Сынгван и, оскорбленный до глубины души, начинает выбираться из чужих объятий.       — Буду, буду! — быстро исправляется тот, не выпуская Сынгвана и, напротив, лишь ближе притягивая к себе. — Не издевайся надо мной, Кван-и-и… — плаксиво тянет он.       Сынгван наконец не выдерживает и смеется, целуя Мингю в нахмуренный лоб.       — Но Сокмин расстроится, — замечает он.       — Ничего, он быстро смирится, когда познает прелесть Вернона, молча выслушивающего все подробности его очередного свидания.       — Бедный Вернон… — содрогается в притворном ужасе Сынгван, и они вместе смеются.       — Ну, он всегда может сбежать к живущему в одиночку Джонхану, так что… это не наши проблемы, верно? — выдает довольный Мингю и приближается к чужому лицу.       Сынгван согласно мычит в поцелуй, притянутый рукой дорвавшегося до сладкого Мингю.       — А ты помнишь… — с трудом отстранившись, выдыхает он в губы напротив, — что если я откроюсь всем, то мне придется переехать в общежитие для оборотней?       Мингю хмурится, словно несогласный уже с одной мыслью об этом.       — Во-первых, не «если», а «когда», — уверенно отвечает он. — Во-вторых… — и тут вся уверенность сменяется упрямством ребенка, не согласного отпускать своего родителя на работу ни при каких компромиссах, — это будет не завтра, так что у меня есть время что-нибудь придумать.       Сынгван весело хмыкает, играясь с мочкой чужого уха. Это будет не завтра, но если Мингю сказал «когда», значит, когда-нибудь точно будет.       В дверь удивительно тактично стучат, и заходит Джонхан с воротником кофты растерянного Сунена в руке — кажется, тот хотел по привычке влететь в комнату без промедлений. Сынгван улыбается.       Да, все его проблемы не исчезли волшебным образом по щелчку пальцев и им предстоит действительно много работы, но…       Вчера, сейчас — пока не терпящий возражений Мингю под смех их друзей на заднем фоне поднимает его на руки, чтобы отнести к машине — и завтра Сынгван верил, верит и будет верить Мингю.       И ему этого достаточно.