Станет тебе крокодил вариться!

Шею невыносимо саднило, лёгкие горели, перед глазами крутились цветные круги. Джилл не поручилась бы, что и тогда, в машине, не отключалась. В своей же собственной машине, которую по глупейшему недосмотру забыла закрыть. А теперь все кончилось. Даже до больницы не дошло. Может, зря. Потому что первая ночь одной дома оказалась кошмаром. Джилл всё время, снова и снова, оказывалась там, пристёгнутая к сиденью, и раз за разом там задыхалась. Вот вскинулась после очередного приступа – и по глазам ударил свет. И вокруг оказались незнакомые люди в старомодной одежде. И один, жутко похожий на известного актёра, заорал ей чуть ли не в лицо: – Чего разоспалась на столе, работать надо! – Поучи меня ещё, – ответила Джилл на автомате. – Расскажи, кого ловим! На тот момент было недосуг чтобы разбираться, где она, куда попала и как надолго. За окнами был все тот же родной Манчестер. Только такой, как в её детстве – но это стало ясно видно позже. Людей в этом городе убивали точно так же. И точно так же кто-то должен был за это ответить. – Не ори, – бесцеремонно заметила Джилл своему, видимо, начальнику. – Лучше смотри внимательнее. Его она более внимательно рассмотрела потом. Пока что не до того было, а хотелось только хвататься за голову – ну кто так работает?! Бегают по месту преступления в чем есть, топчут все, как слоны, волосьями трясут… Джилл сама не заметила, как привычно начала командовать, сама без отрыва от дела. И её слушались. К некоторой чести Джина Ханта (сама даже вспомнила, как его зовут), разнос он ей устроил позже, уже в участке. Орал, правда, громко: – Не бывает двух львов в логове! Тем более при подчинённых! – А я сюда не просилась! И не дождутся, чтобы я умерла! Так что всё это временно, но дело делать надо! – Сколько тут ещё будет сумасшедших на мою голову?! И ведь не помрёшь, пока всю мразь не пересажаешь! Джилл закатила глаза. Не озвучишь же ему, что умер он ещё в двадцать. Сам должен узнать, когда придёт время. – Ничего, меня тебе терпеть недолго. А мне-то доводилось работать и с бывшим мужем, так что подумаешь! – Брр, никогда бы не женился на легавой! И он, видимо, победил – выжил тебя на мою голову сюда! – Ничего, научу работать как там!

* * *

Джилл всегда знала, когда о ней шептались. Хотя специально никогда не подслушивала и провокаций подчинённым не подкидывала. Но всё же… Ребята, с которыми тут приходилось работать, не хотели её слушаться, но не могли не побаиваться. И чуть ли не больше, чем Ханта. Он-то был свой, привычный, даже с варварскими методами и ужасными шуточками, он мог походя унизить или даже стукнуть – и всё равно они его боготворили в каком-то смысле. Пошли бы за ним в огонь и в воду. Да и шли, когда приходилось. Она же, чужая здесь Джилл Мюррей, тоже старалась показать пример. Но подчинённых разносила по-другому. Стараясь, чтобы поняли, где они неправы. Но судя по тем словам, что до Джилл долетали, тут это воспринималось как «она заставляет нас чистить ботинки и мыть уши каждый день». Когда она отсюда исчезнет – они тут все выдохнут. Это, наверно, будет скоро – она же не мертва? И, видимо, тут всем запомнится, что, мол, перевели куда-то мегеру – и слава Богу! А ещё Джилл лишний раз убедилась, что сплетничают в любых коллективах, а не только в чисто женских. Конечно же, не обошлось без «да, может, если Джин её того, так она и не будет такой вредной». Всё как всегда, поинтереснее ничего не могли придумать. Тут только отмахнуться да забыть… Но порой думалось ночами: а если это насовсем и она там, у себя, мертва? А если это сейчас у них не слишком холодная война и «да будь ты даже последним человеком на земле!» – а через год-два…

* * *

К счастью, и ночей-то тех минула всего пара. И Джилл очнулась в своей постели. И ещё затуманенным сознанием воспринимала слова своих подчинённых, своих подруг. Таких разных и таких родных – Рэйчел и Джанет. Правда, ворчала Джилл на них вполне привычно: – Ну и что вы обе забыли в пабе посреди бела дня? Вам тут что, «Жизнь на Марсе»? И девчонки, наверное, подумали: ну, раз Годзилла цитирует культовый сериал – значит, оклемалась. Но, похоже, мыслями она была ещё там. И это только добавляло ей тревожности. Может, потому она и решила в конце концов уйти в отставку. Чтобы вряд ли уже умереть «не так» и не угодить снова туда. В город своего детства. К людям, какие уже повывелись. К работе… которой хватит. Потому что на ней нельзя допускать оплошностей. И… И станет вам крокодил вариться, а Годзилла прогибаться хотя бы и под Манчестерского Льва!