Ананасовый сок

Чанбин перенял привычку у Чана хлебать литрами ананасовый сок. Причину ты понимала кристально ясно, и каждый раз при мысли об этом становилось жарко. Хоть вы и были в отношениях, эта часть интимной жизни, для которой обычно и налегают на подобные продукты, была для вас не изучена. И тебя это бесило. Чанбин – этот наглый самовлюбленный лев, флиртующий 24/7 – сливался каждый раз, когда дело шло прямиком к минету. Уворачивался, перенимал инициативу, переводил все в обыкновенный секс – не то, чтобы тебе не нравилось, конечно. Но отсосать ему хотелось безумно. До такой степени, что, оставаясь наедине с собой, ты тянула в рот пальцы и, совершенно забываясь, стонала вокруг них, представляя себя сидящей на коленях перед Чанбином. Было в этом какое-то извращенное удовольствие, сводящее мышцы не хуже стимулирования своих чувствительных зон – ты мокла и пульсировала уже от того, что представляла, как насаживаешься горлом на его член и давишься размером, и вплетала свои же пальцы в волосы, оттягивая, имитируя толчки. Желание после этого ненадолго утихало – ровно до того момента, как вы встретитесь снова, а после – все по новой. Откуда в этом льве такой дурацкий комплекс, ты узнала много позже начала ваших отношений: в один из очередных разговоров об этом он обронил скупое: «прошлому партнеру не нравилось это делать» – и закрыл тему. Одно тебя радовало – это значит, что он сам не против минета. И сейчас, наблюдая, как Чанбин глушит уже второй стакан сока, ты с нескрываемым волнительным ожиданием осознавала: он готовится. Как-то внезапно начал бросаться в глаза этот лихорадочный блеск во взгляде последние несколько дней, развязные улыбки и всё более откровенные прикосновения к твоему затылку: так, будто он примерялся, обдумывал позы. Ты поддавалась навстречу руке, прикрывала глаза, облизывала губы, а он впитывал каждый твой ответный на его действия жест. Когда Чанбин потянулся к полупустой пачке, чтобы налить себе третий стакан, ты не выдержала: перехватила руку и под его удивленным взглядом повалила его на диван спиной, нависая сверху. Приблизилась к лицу, выдохнула ему на губы – совсем-совсем немного касаясь – и, когда он приоткрыл и облизнул свои, спустилась ниже. Медленно провела губами по шее, дальше – по груди, сквозь тонкую футболку; к животу. Задёрнула край футболки и кончиком языка коснулась напряженных нижних кубиков пресса, пальцами подцепила резинку домашних штанов. «Какого черта…» – донеслось сверху, и ты улыбнулась довольно: похоже, Чанбин даже не осознавал своих недвусмысленных действий, и от этого просто мурашки по коже. Ты особенно любила, когда он, вечно собранный и следящий за каждым своим движением, начинал пропадать в своих грешных мыслях и делать что-то неосознанно. – Не могу больше сдерживаться, – прошептала и коротко лизнула показавшуюся из-под стягиваемых тобой штанов тазовую косточку. Чанбин уже дышал тяжело, грузно, предвкушающе. Возбужденная плоть ударилась о живот, рука Чанбина рядом с твоей макушкой сжалась в кулак, напряженная. Ты расправила ладонь, укладывая её себе на затылок. – Побудь хорошим мальчиком. Язык широким мазком прошёлся по всей длине, остановился на головке. Чанбин застонал от неожиданности, ударился затылком о мягкую обивку дивана, сжимал-разжимал пальцы в твоих волосах – не решался. Ты усмехнулась: так уж и быть, позволишь ему пока что попривыкать к этому. Сомкнула губы на чувствительной головке, поцеловала влажно, ещё раз, ещё; защекотала языком уздечку. Стон из Чанбина вышел дрожащий, грудь пошла ходуном, кажется, ещё чуть-чуть – и взорвётся от такого частого дыхания. Ты подняла на него взгляд: он на тебя не смотрел, голову запрокинул, потерявшись в своих ощущениях. Приоткрытый рот хватал воздух, губы дрожали, постоянно пересыхающие; язык проходился по ним каждые десять секунд. Ты вобрала в рот целиком головку – он сжал веки, прикусил до боли нижнюю губу, свободной рукой схватился за обивку, почти до треска. Опустилась на член ниже – согнул ногу в колене, отвёл в сторону, раскрылся перед тобой. Зажмурилась и одобрительно простонала, поглаживая его бедра – он весь вскинулся, напрягся; хватка в твоих волосах – наконец-то – окрепла. Повёл на пробу тазом; член пощекотал твоё нёбо, проникая глубже. Сглотнула, чтобы расслабить горло, поймала ещё один звонкий, совсем не характерный для его хрипотцы стон. Чанбин, наконец, открыл глаза, опустил взгляд на тебя, промычал неразборчиво что-то. Толкнулся тебе в рот, смелее, ещё смелее: доверился твоим рукам на своих бедрах. Ты держала крепко, контролируя, хотя хотелось, чтобы он отпустил себя и трахнул в рот; но было ясно, что он не готов. Хватка в твоих волосах окрепла; толчки ускорились, стали хаотичными. Чанбин простонал надломлено, дёрнул тебя наверх – уже на пределе. Ты перехватила его руку, опустилась ниже; он почти заскулил, бедра задрожали мелко. Прижалась языком сильнее, царапая бедро. – Я се..., – сорвался на первом же слоге, застонал непозволительно громко, высоко. Бедра дёрнулись навстречу рту – такой сладкий, дрожащий, разбитый. Упал обратно на диван, расслабив тело. Ты сжала его ладонь в своей, вытянула из своих волос, погладила тыльную сторону большим пальцем. Глотнула несколько раз – вкусный – и, наконец, выпустила из своего рта, поднимая взгляд. Чанбин на тебя не смотрел; восстанавливал дыхание. Заметила блестящие дорожки на висках; ухмыльнулась – понравилось. Подтянулась выше, коротко чмокнула в губы, прошептав: – Вкусно было, – лизнула языком нижнюю искусанную губу и поднялась, потягиваясь. – Повторим как-нибудь. Чанбин неверяще засмеялся, открывая глаза.