Hate

      Брюнет раздражённо сжимает в губах сигарету, а руки, нервно подрагивая, что-то быстро строчат на клочке бумаги. Из его уст сыплются ругательства, когда старая потрёпанная зажигалка падает на пол после нескольких попыток выудить её из кармана. А затем – когда та поначалу отказывается выполнять свою работу, но по итогу подвергает написанное уничтожению. И почему только Скарамучча до сих пор верит этим глупым рекомендациям, как можно избавиться от мучающих эмоций и мыслей? Ах да, точно. Он ведь уже в отчаянии. —Чертова бумага. Чёртовы советы. Чертов Каэдэхара. —цедит сквозь зубы, после чего дует на пламя и тушит его, остатки сжимая в кулаке и небрежно бросая в пепельницу. —Ненавижу. Ненавижу.       Казалось бы, он готов повторять это бесконечно. До тех пор, пока не услышит тихий скрип половицы. —Даже не думай опять меня напугать. —Скар не оборачивается. Он просто знает, что позади не может стоять никто иной, как его миловидный белобрысый сосед. Кадзуха на несколько секунд останавливается. Пару раз моргает, до жути невинным взором алых очей глядя в спину брюнета, что стоял на холодном балконе в одной майке, да шортах, пока за окном вовсю валил снег. А потом он жалуется на то, как ужасно болеть. Ну, хоть тапки надел, и то радует. Юноша незамедлительно хватает с кровати плед и переступает порог, подходя ближе. Кладет одеяло на чужие тонкие и изящные плечи, позволяя себе задержать руки там, раз ему не возражают. —Плохой день? —Кадзу склонил голову на бок, внимательно глядя на соседа. И Скар от этого взгляда опять начинает медленно закипать.       «Ненавижу. Ненавижу.» —Отвратительный.       Чужие руки плавно и невероятно аккуратно скользят вниз. Кадзуха тонкими пальцами цепляет края пледа и заводит их вперёд, обхватывает талию Скарамуччи, чтобы укутать его, однако руки даже после этого осмеливается не убирать. Он лёгко обнимает, и так осторожно кладет голову на его плечо, что у брюнета по спине мурашки бегут и руки чешутся схватить его шелковистые, потрясающе пахнущие и такие привлекательные волосы и потянуть их на себя со всей силы.       «Ненавижу.» —Ты опустошил весь бэнто, который я тебе собрал. Понравилось? Или просто был голодный? —Второе. Могло быть и лучше. —Скарамучче никогда не хватит сил сказать, как сильно ему нравится стряпня Каэдэхары – гордость не позволяет, заставляя сурово и безосновательно критиковать вместо должной похвалы, а затем бесконечно винить себя за это. Ведь Кадзуха совсем не обязан, а всё равно делает.       «Ненавижу. Ненавижу.» —Рад, что тебе понравилось. —И снова эта милейшая, расслабленная и искренняя улыбка. Куникидзуши каждый раз пробирает, когда его ложь так легко распознают. Он хочет что-то раздражённо рявкнуть, как вдруг Кадзу тихо вздыхает и прикрывает глаза, потирается щекой о его плечо, прижимаясь поближе. И Скара от этого почти роняет сигарету, ведь руки начинают дрожать сильнее, когда тело от такого движения словно пробивает электрическим разрядом и щеки предательски краснеют. И как же хорошо, ведь он даже не представляет, что младший прекрасно знает о том, что подобные действия всегда способны заставить его раздражённого соседа растаять и потерять любую возможность начать злиться вновь.       Наступает пара секунд молчания, будто Кадзуха даёт ему фору и позволяет предпринять попытку совладать с собой, а затем снова тихо спрашивает. —Какая по счету? —он со всей серьезностью и скрытым пренебрежением глядит на сигарету, что брюнет не успел выкурить и на половину. —Тебе какое дело? —раздраженно повышает голос, зыркнув на парня и подносит к губам сигарету, хочет затянуться, как вдруг поверх рта оказывается чужая чуть шершавая рука. —Скар. —голос звучит строго и серьезно. Так, что даже брюнета слегка пугает, ведь Кадзуха очень редко когда выражал такую настойчивость и неприязнь к чему либо, и это означало, что прямо сейчас он правда недоволен. Но только потому, что по какой-то причине заботится о своем никудышном соседе.       «Ненавижу. Ненавижу.» —Тц. Ладно. —силясь не откусить белобрысому пальцы, ещё пару секунд сомневается, а затем тушит сигарету в пепельнице. —Спасибо. —прежде чем рука возвращается на талию, пара пальцев осторожно и невесомо проходится по скуле, вновь вызывая надоедливый румянец и пугающее тепло, из сердца опустившееся и связавшееся клубком внизу живота.       «Ненавижу.»       И опять воцаряется тишина. Куникидзуши потупил взгляд, вдруг задумавшись от осознания, что теперь не так уж и злится, а это едкое «Ненавижу» у него в голове звучит уже как-то неуверенно. Какого черта? Какого, мать его, черта этот Каэдэхара может так просто прийти, накинуть на него плед, обнять и тем самым успокоить, даже учитывая то, что он заставил его выкинуть сигарету? Почему он опять чувствует, как на лице проступает лёгкий и невесомый румянец, прямо как руки светловолосого, что обнимают его, вызывая такое странное, но до жути приятное тепло в груди? Почему опять не может посмотреть на своего соседа, пока он, даже не спросив разрешения, просто положил голову ему на плечо и смотрел на закат, прижимаясь, оставаясь рядом.. что с ним не так? Что это за чувство?       На самом деле, он уже давно знает, что это за чувство, вот только всё боится признать. —Хочешь посмотреть фильм? —Кадзуха переводит спокойный и расслабленный взгляд на брюнета, приподнимая голову. —Слышал, вышел новый боевик. Говорят хороший.       Нет, нет, так не пойдет. Он снова предлагает посмотреть Скарамучче то, что тот любит. Кадзу любит сраные мелодрамы, не боевики. Почему он хочет угодить? Почему даже не заикается о том, что они могли бы хоть раз посмотреть то, что нравится ему самому, а не его токсичному проблемному соседу? —Кадзуха, —голос у брюнета непонятный, однако в нем четко слышится опаска. Он легко снимает с себя чужие руки, оборачивается и глядит прямо в рубиновые глаза напротив. Как же бесит этот его добрый и теплый взгляд, эта милая улыбка и.. боже, у него распущены волосы. В мыслях эти слова звучат с пугающим удовлетворением, и Скара хмурится. —Почему ты это делаешь? —Что делаю? —склоняет голову набок и смотрит с непониманием, будто щенок. Брюнета выводит из себя эта глупая, но, чёрт, такая милая мордашка. Он разрывается между тем, чтобы по ней хорошенько вмазать, и тем, чтобы схватить за щеки и осыпать бесконечными поцелуями. По итогу ни одного варианта не выбирает, жмурится и потирает переносицу указательным и большим пальцами, тихо и вымученно мычит. Кадзуха отчего-то менее терпелив в этот раз, будто уже знает, что ответить и очень хочет это сделать. —Так что? —Блять, —срывается с уст невольно, но как будто бы даже не особо раздражённо, скорее устало. Не может он сказать. Ну вот просто язык не поворачивается, так все слова в горле и застревают, пока сломанный фильтр по привычке пропускает исключительно бранную речь. —похер.       Скарамучча переступает порог балкона, и сосед его уже, кажется, начинает думать о том, где облажался, как вдруг его резко хватают за запястье и тянут за собой. Каэдэхара и звука издать не успевает: непонятливо моргает, но идёт следом. Только хочет спросить, как его на первом же слоге перебивают: «заткнись. Просто молчи».       Ну, он и молчит. Причем больше не потому, что покорно хочет выполнить эту просьбу, а просто потому, что интересно, что дальше будет. Если его ведут на кухню, то тут уже понятно – к ножам, убивать, но останавливается Куникидзуши ещё в гостиной, разворачивается и опять глядит на него. А взгляд, хоть и нахмуренный, но всё же несколько непонятный. Ни злобы, ни раздражения в них беловолосый никак прочитать не мог. Напряжение – да, но не раздражение. —Садись. —командует, без грубости толкая в плечо, чтобы посадить на диван. —А ты? —садится, смотрит снизу вверх любопытным щенячьим взором, от которого Скарамуччу опять на части рвет и заставляет теряться.       Он так и не ответил, к слову, постоял несколько секунд, в открытую палясь, а затем просто отмахнулся, поспешно уходя на кухню.       Какое-то время Кадзуха сидит на диване и со всей внимательностью наблюдает за тем, как брюнет копошится на кухне, очевидно, заваривая чай. Сказать, что он был в абсолютном недоумении – ничего не сказать, потому что обычно в такие вечера именно беловолосый готовил им чай, доставал любимые сладости Скара и сажал его на диван, укрывая пледом и включая фильм, понятное дело, любимого жанра соседа.       Сам Кадзу, как было упомянуто выше, особо боевики не любил. Да, интересно, и всё же ему больше нравилось что-то более эмоциональное и поэтичное – «сопливое и бредовое», как сказала бы эта грозовая туча, что металась теперь из стороны в сторону, пытаясь найти баланс между собственными мыслями и движениями. Больше светловолосый любил во время этих самых боевиков наблюдать за Скарамуччей. За тем, как поначалу недовольно он держит в руках кружку с чаем, грея ладони, и тем, как начинает каждый раз тянуться к сладостям, причем так старательно незаметно, ведь до этого говорил, что вовсе их не любит, и вообще к черту ему не сдалась эта забота. За тем, как медленно и постепенно он расслабляется, становится более мягким и покладистым. И тем, как с увлечением безотрывно смотрит фильм, частенько комментируя, отпуская шутки, над которыми Кадзуха всегда смеётся – даже если по факту они несмешные, его всё равно забавляли. Ровно столько же, сколько этот великолепный еле заметный румянец на чужой фарфоровой коже: так и тянет к ней прикоснуться, провести пальцами невесомо по щеке, убрать выпавшую прядь волос за ухо, чтобы лучше было видно лицо, но Каэдэхара держится, терпит, не позволяя себе лишних прикосновений и своеволия.       Он со своими чувствами смирился уже давно. Когда Скар только заехал к нему в комнату общежития, уже тогда светловолосый отметил и признал тот факт, что новый сосед его чертовски красив. Какое-то время приходилось свыкаться с осознанием, что за смазливым кукольным личиком сокрыт максимально паршивый характер, а потом как-то так получилось, что вся эта сконцентрированная в одном небольшом тельце ненависть ко всему, что движется, и жуткая токсичность отошла на второй план. Нашел он и в его характере что-то, что зацепило до невозможности крепко и на самое дно потащило, однако чем глубже погружался, тем меньше хотелось сопротивляться. Кадзуха будто в бурлящую кислоту руки по локоть засунул, но достал-таки оттуда маленький золотой самородок, и рад этому, будто в лотерее несколько миллионов выиграл. Хранит его, любуется, восхищается, ну совсем не замечая того, как жжется на руках кислота. Хотя, на самом деле, больше не жжется. Так, немного колется иногда, и всё.       В общем, влюбился, но так свои чувства и не озвучил. Просто стал понемногу приближаться, вот знаете, как птичка: подступил на шаг к собрату, глянул в глаза миленько и с любопытством, и тут же отступил. Потом опять – сделал шажок ближе, но теперь ненадолго остался, и так сидел рядом всё дольше, пока за наглеж не клюнут в бок и не прогонят.       А вот Скарамучча всё никак понять не может: это его сосед где-то головой ударился и никак от сотрясения не отойдет, или это он уже с ума сходит, раз почему-то всё чаще начал позволять оставаться рядом и даже касаться. Хотелось спихнуть это на излишнюю усталость и стресс – учеба, конфликты, проблемы, ну всё из себя выводит, и под конец сил не остаётся даже на пару язвительных слов, чтобы эту назойливую мамочку от себя отогнать. Да только вот давно в голове уже крепко засело убеждение, что ничего он не устал, и отогнал бы Кадзуху в любой момент, если бы захотел. А он не хочет. Слишком приятно, когда о тебе заботятся, спрашивают как дела и всячески помогают, стараясь поддержать.       Единственная проблема – угрызения совести и абсолютная потерянность, потому что ответить тем же никак не удается, и даже поблагодарить не находится сил – гордость не позволяет. А ещё банальное нежелание однажды вновь остаться в одиночестве не позволяет принять простейшую правду, только вот агрессия и холод именно на одного светловолосого почему-то не действуют должным образом. Нет, ну точно головой ударился. —Эй, —перед носом Кадзу пару раз щёлкают пальцами. —Земля вызывает Кадзуху. Уснул что ли? На, —и протягивает кружку с горячим напитком, терпеливо дожидаясь, когда её заберут.       Каэдэхара кружку забирает, но смотрит то на неё, то на соседа с опаской. Может, отравить решил? Так хоть грязи не оставит, в отличие от варианта с ножом. Скарамучча садится рядом и поворачивает голову смотрит на того с ожиданием, но затем фыркает и произносит: —Не собираюсь я тебя травить, успокойся. —как мысли читает. Однако надолго свой взгляд на нем не задерживает и вскоре переводит его на телевизор. Только тогда Кадзуха замечает, что тот уже включен, а в руках брюнета лежит пульт, которым он включает какой-то фильм и откладывает предмет в сторону.       Из чистого любопытства, что же он такого включил, беловолосый поднял взгляд на экран, где очень вовремя загорелось название, и он в ту же секунду опять замер, хмурясь и ничего не понимая. Название знакомое – не раз его уже смотрел, но.. что происходит? Вновь с немым вопросом смотрит на брюнета, пока тот в свою очередь наблюдает за ним, и ждёт ответов, одновременно в голове начиная перечислять варианты, что такого могло случиться, и сколько ещё ему осталось жить. Скар закатывает глаза: —Что? Твой любимый ведь, нет? —Кадзуха впадает в ещё большее недоумение. —Да, но как ты.. —Неважно, —отрезает, очевидно, не желая сознаваться, что когда тайком читал его записную книжку, то видел там несколько цитат из этого самого фильма. И ведь не поленился поискать в интернете. —Просто перестань задавать вопросы и смотри.       Но вопросы всё равно остаются. Их теперь слишком много, чтобы Каэдэхара сумел так просто расслабиться, не ища во всём этом подвоха, а Скар и так нервничает, оттого долго этого взгляда выдержать не может. —Послушай, в этом правда нет никакой подлянки или о чем ты там ещё думаешь. —он повернул к соседу голову, глядя всё более непонятным беловолосому взглядом. —Просто.. Ты слишком много для меня делаешь, так нельзя. Я же знаю, что ты устаешь гораздо больше, а всё равно со мной носишься, будто нянька какая-то. Хоть раз проведи свободное время в своё удовольствие.       Кадзу ну очень хочется ответить чем-то в духе: «я и так получаю удовольствие просто потому что ты рядом», но стоически держится и просто улыбается, так мягко и красиво, что у брюнета в голове ни единой мысли, не связанной с этой улыбкой и красотой соседа в целом. Однако на краткое «спасибо» он только фыркает и отворачивает голову. Наружу просится желание сказать в ответ то, что Кадзуха – идиот, и благодарить здесь должен вовсе не он, однако и эти слова глотает, не позволяя себе язвить и заводить тему, которую не был готов продолжать обсуждать.       Каэдэхара наконец расслабляется, откидываясь на спинку дивана, но скоро Скар совершает какое-то странное механическое движение: протягивает руку и кладет её ему на плечо, слегка тянет назад, прислоняет спиной к себе и жутко неуверенно, но всё же приобнимает. В этот момент светловолосый окончательно выпадает из реальности. Хочется задать ещё больше вопросов и очень много что сказать, но в последний момент это желание отпадает. «Даже если я завтра уже не проснусь,» —думает Кадзуха. —«То хоть сейчас, что бы то ни было, немного порадуюсь.»       И прикрывает глаза, немного сползая и откидывая голову на плечо соседа, ёрзая, чтобы усесться поудобнее. Скар не умеет выражать чувства словами, и вряд ли когда-то научится. Но то, что что-то в нем сегодня пошатнулось, заставляя отклониться от привычного курса, определено давало Каэдэхаре надежду. На что? Да кто его знает. Главное, что сейчас Скарамучча наконец осмелился коснуться его волос, начиная перебирать их осторожно и трепетно, и теперь по нему вовсе не скажешь, что он Кадзуху всей душой ненавидит.