***
Жизнь лейтенанта Хэнка Андерсона никогда нельзя было назвать лёгкой и приятной. Паршивых дней в ней было до отвратительного много, даже с учётом его непростой работы, ведь полицейские как никто часто сталкивается с нелицеприятной изнанкой этого мира, гнилью людей и этой самой гнили проявлениями. Но у Хэнка был и свой собственный счётчик «самых паршивых дней». В этот список определённо входил день, когда наставника тогда ещё зелёного Андерсона пырнул ножом наркоман, которого они брали при покупке очередной дозы у дилера. Это было третье серьёзное задание Хэнка, и он из кожи вон лез, чтобы его напарник матёрый детектив Джексон удостоил его своим фирменным коротким одобрительным кивком. Но нарик запаниковал, начал метаться и хаотично махать перед собой ножом, никуда конкретно не метя, а потом вдруг кинулся на Джексона с дикими воплями. Хэнк с леденящей кровь точностью помнил его безумные глаза с расширенными зрачками, тонкую нить слюны меж сухих раскрытых в крике губ и громкое «Хэнк! Назад!» брошенное Джексоном. А затем всё помнилось урывками. Падающее тело. Хрипы. Подоспевшая оперативная группа, пакующая наркомана и дилера. Карие полные ужаса глаза Джексона. Его руки, судорожно скребущие по горлу в попытках остановить кровь. Кровь была повсюду. Она выходила из горла наставника резкими толчками, забирая его жизнь. То, как он вцепился в рукав Хэнка, а затем обмяк. Коллеги сказали, что он умер быстро, нож перерезал ему сонную артерию, Джексон не мучался долго. Хэнк помнил иначе. Для него прошла целая вечность между моментом, когда он увидел блеснувшее в тусклом свете уличного фонаря лезвие ножа, и тем, когда Джексон замер у него на руках. Вторым «самым паршивым днём» был день смерти Коула. Вернее, это была самая настоящая ночь Ада наяву. Вот они вместе с сыном едут домой, смеются и обсуждают предстоящий поход в цирк-шапито, который приехал в Детройт в минувшие выходные, дворники ритмично смахивают с лобового стекла противную морось. А вот вдруг огромная фура несётся прямо на них, сигналя и мигая фарами. Визг тормозов. Столкновение. Боль. Крик Коула, переходящий в плач. Больница. Встревоженные лица медсестёр. «В чём дело?» «Понимаете… К сожалению, дежурный врач сейчас не может провести операцию…» «Делайте хоть что-нибудь, чёрт вас подери!..» Бледное личико Коула всё в слезах. Томительные часы ожидания и… «Мы сделали всё, что могли…» Дежурного врача за операционным столом заменил андроид. Операция прошла неудачно. Уже позже Хэнк узнал, что водитель фуры не справился с управлением из-за обледеневшей дороги. Что он предлагал помощь, посильную и деньгами, винил себя и не мог снова сесть за руль. А ещё, что дежурный врач был под дозой красного льда, поэтому он не смог спасти его сына. Дети не должны умирать раньше родителей. Хэнк ощущал это каждой частичкой своего существа. Эту неправильность. И сначала его захлестнула ярость. На всех. На всё. На водителя фуры, на врача-наркомана, на грёбаную погоду, на весь мир, в котором теперь не было его мальчика. Ярость застилала ему глаза, заставляла крушить, хватать за грудки и орать прямо в лицо, брызжа слюной, до хрипоты. Проклинать без разбору всех, кто только приближался к нему на расстояние вытянутой руки, даже для того, чтобы помочь или утешить. Он не нуждался в утешении. Хэнк отталкивал от себя людей, неспособных понять его горе и ненавидел их за их неведение. И вот тут случается самый паршивый день номер три. Карен была очень жестока. Самая звонка пощёчина была бы не так унизительна и не причинила бы столько боли, сколько принесли её слова. Они жалили в самые уязвимые места. Она прекрасно знала, куда и с какой силой нажать, надавать, а затем добить. Хэнк лишь молча слушал её и никак не мог поверить, что прожил с этой женщиной в браке столько лет. Она совсем не понимала его. Вообще. Она не понимала его горя и отчаяния. Она презирала его за случившееся, винила во всём. В её упрёках он слышал абсолютную ненависть. Ему не было больно от её ухода. Нет. С хлопком входной двери он лишь почувствовал облегчение. Но ему было больно от осознания, насколько та Карен, что сейчас кричала на него и желала мучительной смерти, отличалась от той, которой он целовал живот, когда там толкался их будущий ребёнок. И уж тем более от той Карен, которую он когда-то позвал замуж и которой предложил провести вместе остаток их жизней. Но настоящей, увы, была эта Карен, со всей своей ненавистью и ядом, и это сломило его окончательно. Ярость никуда не делась. Она осела плотным колючим клубком глубоко внутри. Свернулась в ожидании повода для выхода. Его поглотила апатия. Он был равнодушен ко всему, что творилось за пределами его собственного горя, выныривал из него лишь для того, чтобы раз за разом переживать ту ночь, когда он потерял сына, и тот день, когда увидел истинную сущность своей уже бывшей жены. Всё остальное время он пребывал либо в глухой отрешённости, либо в алкогольном опьянении. Алкоголь позволял ему беспрепятственно выпускать своих демонов и не видеть последствия, а ещё, совсем ненадолго, ничего не чувствовать. «Всего лишь анестезия» — успокаивал он себя. Потому что чувствовать было нестерпимо больно. Трезвая реальность раз за разом размазывала его своим весом, буквально выпуская ему кишки наружу. Медленно, с чувством, как бы смакуя. Нет, лучше уж было напиться до чёртиков и валяться в отключке или не помнить того, что творил, или маяться похмельем, чем жить в такой реальности. Чем вообще жить. Эта мысль чётко осела у Хэнка в голове, это было как озарение. Послание свыше. Кажется, тогда он сорвался с места и запинаясь бросился в спальню. Он должен быть где-то здесь. Старый револьвер 357 калибра, подаренный Хэнку отцом в день зачисления в полицейскую академию. Всё стало предельно просто и понятно, когда Хэнк извлёк оружие из потёртой коробки из-под обуви и крутанул барабан. Так просто. Но он не заслуживал лёгкой и быстрой смерти. Нет! Это было бы слишком просто. Поэтому он открыл барабан и трясущимися пальцами вытащил патроны, оставив заряженным лишь один. Вот так. Теперь смерть не наступит так быстро, и в худшем случае он останется жить и страдать и дальше. Хэнк усмехнулся, закрыл барабан и крутанул его. С тех пор это стало его привычкой, частью большой игры по медленному извращённому способу убить себя. Но чёрт знает что, удача, ангел-хранитель за плечами или собственная паскудная трусость так и не давали ему вышибить себе мозги. И это тоже было паршиво. Удивительно, но день, когда техники Киберлайф забрали Коннора для починки в список «самых паршивых дней» не вошёл. Наверное, потому что была жива грёбаная надежда. На чудо, видимо. Но Хэнку хотелось верить, что судьба не будет снова к нему так жестока, не станет забирать то единственное, что смогло растопить его сердце. Чёрта с два! Судьба, видимо, та ещё сука. Надежда оставалась жива и разгорелась с новой силой, когда этим утром, зайдя в департамент, он увидел Коннора. Живого и невредимого. Хэнк не верил в Бога, но в этот момент благодарил небеса, за то, что вернули ему смысл жизни. А вот то, что произошло потом, сделало этот день «самым паршивым днём номер четыре». У вас когда-нибудь вырывали сердце? Вот прямо так из груди. Без разреза и других видимых ран, просто вырывали сердце, отрывая аорту?.. Хэнку тоже нет, но, когда он понял, что андроид перед ним (язык и разум отказывались называть это именем друга) ничего не помнит, ему казалось, что кто-то пробил его грудную клетку и выдрал его сердце вместе с надеждой. Уж лучше бы он ещё тогда мысленно похоронил Коннора. Уж лучше бы они никогда не ходили на ту дурацкую миссию. Уж лучше бы он вообще его никогда не встречал. Уж лучше бы… Хэнк наконец дома и теперь может дать выход накопившимся эмоциям, но, когда он пытается нашарить их, внутри оказывается совершенно пусто. Странно. Целый день он изо всех сил сдерживался и не показывал своей боли. Смог даже поговорить с этим коннороподобным болванчиком и почти не срываться на него. В горле было сухо, и Хэнк знал, что эту сухость не уймёт вода, лишь добрая порция виски могла бы помочь. Но… «Я беспокоюсь о вашем здоровье, Хэнк! Неужели это так необходимо?..» Нахмуренные брови домиком, серьёзные карие глаза и эта блядская прядка волос. Хэнк закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях. В руку ему ткнулся мокрый нос. — Привет, Сумо. Прости, я не в настроении играть, парень… Пёс снова уже настойчивее ткнулся хозяину в руку. Хэнк посмотрел на него. В зубах Сумо сжимал резиновую кость. — Да чтоб тебя… Свою первую зарплату, которую Коннор получил как полноправный сотрудник полиции, он потратил на игрушки, лакомства и моюще-ухаживающие средства для Сумо, своего любимца. «Ого! Ты что, скупил весь магазин?» — поинтересовался тогда Хэнк. «Нет, — с серьёзным видом ответил Коннор, — не вся продукция их магазина соответствует нормам содержания животных». «Ты случаем жалобу на них не накатал?» «Конечно написал! Представляешь, многие товары даже не прошли требуемые тесты!..» — Да что б тебя… — повторил Хэнк, и по его лицу потекли слёзы.***
Три рабочих дня прошли относительно спокойно. Относительно, потому что Коннор всеми фибрами программы чувствовал нервозную атмосферу, царившую вокруг. Все были очень напряжёнными и по возможности избегали прямого взаимодействия с Коннором. Казалось бы, это было ровно то, что он помнил о департаменте и его сотрудниках, но теперь, увидев в первый день после починки, как они могли к нему относиться, как были искренне рады ему, он больше не мог нормально воспринимать их равнодушие и отстранённость. Теперь он хотел большего. Он несколько раз пытался заговорить с Гэвином Ридом, но тот только злобно зыркал исподлобья и рычал что-то нечленораздельное, спешно ретируясь подальше от расстроенного андроида. Во всём офисе только Фиби Персон, именно так звали девушку, любящую обнимашки, не шарахалась от Коннора. Но и её глаза и улыбка были полны грусти, когда она говорила с Коннором. — Офицер Персон, могу я задать вам ещё один вопрос? — Спрашивай, Коннор, — на лице Фиби опять была грустная, но ласковая улыбка. — Почему они так злятся на меня? Что я сделал? Это ведь всё ещё я, — Коннор и сам не ожидал от себя такого. Но пора было признать очевидное — ему было плохо от такого отношения окружающих. — Понимаешь, — Фиби задумчиво подняла глаза к потолку и медленно помешивала ложечкой свой утренний кофе, — для людей очень важны пережитые вместе события. Те эмоции, которые они испытали вместе. Общие воспоминания. Они и составляют наше отношение к кому-либо. — Но ведь я не виноват, что ничего не помню! Это всё пропало только из моей памяти, но оно было!.. — Да, но пережитые события сделали тебя совсем другим… — Фиби хихикнула, — андроидом. Ты изменился за эти два года, стал больше собой, что ли. А сейчас ты опять другой. Такой, каким был в самом начале. Словно… — Весь опыт обнулился, — понял Коннор. — В точку! И поэтому многим тяжело теперь с тобой взаимодействовать, ведь они многое пережили с тобой бок о бок, такое накладывает свой отпечаток. Коннор задумался. — А мы… с вами. Какой опыт связывает нас? — Музыка, — улыбка офицера стала ярче. — Нам с тобой нравилась одна музыкальная группа. Мы буквально фанатели от неё! Даже пару раз были на концертах. Помню, как ты однажды услышал, что за музыка играет у меня в машине и понеслось. На следующий день ты прибежал к моему рабочему столу со словами: «Фиби! Я купил билеты! Танцпол!» Мы тогда здорово повеселились. Коннору было крайне сложно представить себя фанатеющим от какой-то музыкальной группы, хотя однажды ему понравилась музыка, которая играла у лейтенанта Андерсона, но представить себя веселящимся на концерте Коннор никак не мог. — А с Крисом Миллером? Какой опыт? — за три дня работы Коннор узнал и имя любителя пончиков. — У него есть собака. Здоровый такой лабрадор. Вы иногда гуляли вместе по утрам. — Но, — растерялся Коннор, — у меня ведь нет собаки. Фиби склонила голову набок и тихо ответила: — Зато у Хэнка есть, — и, опережая новые вопросы, она стала перечислять, указывая пальцем. — С Майклом Уилсоном вы частенько оказывались в двойке на патрулировании и дежурстве; Тина Чень, благодаря тебе, стала активисткой и теперь частая гостья в Новом Иерихоне, представляет интересы андроидов со стороны людей; для детектива Брауна ты стал примером, и у него, кстати, повысилась раскрываемость, а Гэвин Рид он… — Фиби глазами отыскала затылок детектива. — Вы были лучшими друзьями. Коннор проследил взгляд девушки. — Я думал, лейтенант Андерсон был моим лучшим другом. — Нет, — офицер резко погрустнела, — с ним вы были семьёй. «Боль» Но на этот раз программа определила его собственные эмоции. — Ты стал ему как сын, был его протеже, он прям воспрял духом с твоим появлением, мы все так радовались, — Фиби пожевала губу колеблясь. — Ему было очень плохо эти две недели. Нам всем. Но сейчас нам тоже больно, только немного по-другому. — Спасибо, что рассказали всё это, — Коннор испытывал иррациональное желание убежать и спрятаться ото всех. — Брось, — девушка неопределённо махнула рукой. — И давай на «ты», попробуем снова подружиться. Сказав это, девушка отвернулась и поспешила куда-то, утирая лицо. Коннор был бы и рад не знать, но программа со стопроцентной вероятностью подсказала, что Фиби Персон плакала.***
Разговор с Фиби помог Коннору немного лучше понять поведение окружающих, а также определиться с линией поведения. В программе теперь горела многократно повторённая задача: «Попробовать снова подружиться». И для начала он решил немного лучше узнать своих коллег. «Проявляй любопытство к людям. Искренне интересуйся другими людьми, чтобы узнать и понять их. Это сработает лучше, чем если ты будешь пытаться заинтересовать окружающих своей личностью» — подсказывала программа социальной адаптации. Коннор искренне радовался, что его модель как никакая другая была приспособлена к различным способам сбора информации и активнейшим образом использовал весь свой арсенал андроида-детектива. Так, благодаря выкрученному на максимум слуху, он подслушал разговор офицеров в курилке и узнал кличку лабрадора Криса Миллера, с которым, по словам Фиби, они частенько вместе гуляли. И, как только их с Крисом поставили в пару на ночное дежурство, решил блеснуть приобретёнными знаниями. — Как поживает Крекер? — как бы невзначай поинтересовался он у зевающего коллеги. — О! — лицо Миллера тут же посветлело. — Ты всё-таки вспомнил? — Эм… Нет, не то что бы… — стушевался пойманный врасплох Коннор. — Я просто, ну, услышал… Крис с разочарованным вздохом откинулся на спинку кресла. — А-а. Ясно, — «Раздражение, нервозность». — Нормально он. Отходит от операции. Вообще-то, подслушивать неприлично, если ты не знал. Миллер крутанулся в кресле, отворачиваясь от Коннора и давая понять, что разговор окончен, и уткнулся в свой телефон. Коннор мысленно выругался на программу и сделал себе пометку «узнавать информацию о коллегах социально приемлемыми способами». Немного подумал и добавил: «или не попадаться на слежке так глупо». По не вполне понятным причинам, образовавшаяся тишина очень нервировала Коннора, хотелось как-то сгладить произошедший конфуз. Но как?.. — А что за операция была у Крекера? — осторожно попробовал он снова начать диалог. — Надеюсь, с ним всё в порядке? Крис на мгновение замер, Коннор видел, как напряглись его плечи. — Сожрал крышку алюминиевую от газировки, пришлось доставать. Он же как пылесос, метёт всё, что попадётся, только успевай отнимать. Но сейчас всё в порядке, жив-здоров балбес, — Миллер замолк, что-то листая в телефоне. — Вот, — он развернулся и показал Коннору экран своего мобильника, на нём была фотография: сам Миллер в обнимку с лабрадором шоколадного окраса, явно страдающим от лишнего веса, впрочем, как и его хозяин; и улыбающийся Коннор, положивший подбородок на макушку здоровенного сенбернара. Видимо, Сумо. По программе пробежала неприятная рябь. Это совершенно точно был он, Коннор смотрел на фотографию самого себя, в этом не было сомнений. Вот только он абсолютно этого не помнил. Ни при каких обстоятельствах была сделана эта фотография, ни где, ни кем. Но больше всего его поразила собственная улыбка, она совсем не была похожа на стандартную «доброжелательную улыбку», имевшуюся в его скудном каталоге эмоций. Коннор на фотографии улыбался светло и открыто, слегка прищурив глаза так, что в их уголках собрались еле заметные морщинки. Коннор в реальности буквально прилип взглядом к изображению, не в силах перестать пялиться на собственное так по-человечески улыбающееся лицо. Затем он медленно и осторожно взял протянутый телефон в руки и поднёс экран почти к самому носу. — Ты, наверное, этого не помнишь, но это Андерсон нас сфоткал. Мы тогда по набережной гуляли. Коннор молча продолжал рассматривать фотографию, пытаясь впитать каждый её пиксель. — Знаешь, если так подумать, — Крис смущённо почесал короткостриженый затылок, — ты ведь таким же чудилой был тогда. Ну, когда только начал работать в участке, — Коннор оторвался наконец от фотографии и перевёл непонимающий взгляд на Миллера. — Ну, подслушивал чужие разговоры. Вроде как понравиться всем пытался, я не знаю. Браун мне как-то жаловался, что ты сунул палец в его чашку с кофе, якобы чтобы понять, какой кофе он любит. Коротко мигнув жёлтым диодом, Коннор поспешно вычеркнул пункт «взять образец кофейного напитка, для определения личных предпочтений сотрудников» из своего списка задач. — Простите, этого больше не повторится, — заверил он напарника. — Просто так я мог узнать что-то важное о вас и попробовать выстроить контакт заново. — Так для это же не обязательно устраивать прослушку всему отделу или всем в чашки залезать, или взламывать терминалы и читать личные переписки! Можно ведь просто спросить. — Это как? — Коннор снова подчистил список задач. — Как, как… Да вот так прямо и спросить. «Крис, как зовут твою собаку?» Или «какой кофе вам больше нравится, детектив Коллинз?» Поверь мне, такое внимание будет людям гораздо приятнее твоих сталкерских замашек. Только учти, — Крис назидательно поднял указательный палец, — задавай вопросы в разумных количествах! — А сколько вопросов за раз считается приемлемым? — Да так точно и не скажешь. Главное, чтобы это было похоже не на допрос, а на обычный разговор, понимаешь? Коннор кивнул, параллельно сравнивая протоколы допроса подозреваемых и записи своих пока немногочисленных бесед с коллегами. — Спасибо вам, офицер Миллер, — искренне поблагодарил он дежурного напарника. — Крис, парень, просто Крис.***
«Помогайте окружающим. Главное, не будьте навязчивы и не ждите ничего в ответ на свою доброту» — предупреждала программа. После провала с Крисом, Коннор действительно стал бояться показаться коллегам навязчивым, поэтому данный совет был как нельзя кстати. Коннор заметил, что каждый день в промежуток с двенадцати до тринадцати тридцати Максин, хрупкая служащая архива, выносит увесистые пыльные коробки на выброс. Девушке явно было очень тяжело, её комплекция очевидно не подходила для перетаскивания тяжестей, а от пыли бедная девушка ко всему прочему отчаянно чихала. Так что однажды набравшись смелости Коннор подошёл к пыхтящей Максин, молча выхватил у неё из рук коробку и как пушинку грациозно поволок на задний двор к мусорнику. Всё это он делал максимально быстро, чтобы ни в коем случае не показаться Максин навязчивым и ожидающим благодарности. Коннор был очень доволен собой, ведь он помогал коллеге, был полезным, а значит, и налаживание отношений не за горами. Вынос архивных коробок стал частью его рабочего дня. Коннор очень расстраивался, когда в условленное время он был на выездах или занят другими неотложными делами. Всякий раз, когда это случалось, он очень переживал, справилась ли сегодня Максин сама? Однако также его волновал и следующий шаг в попытках подружиться с архивным работником: каким именно он должен быть? Ведь за всё время, что Коннор помогал Максин с коробками, они не обменялись даже парой слов. Но однажды Максин сама сделала этот самый первый шаг. — Стой! — услышал Коннор окрик, вынося очередную коробку. — Да стой же! Коннор обернулся и увидел запыхавшуюся девушку, её лицо раскраснелось от бега, а рукой она, слегка морщась, держалась за бок. — Да? — неуверенно спросил Коннор. — Её не надо выкидывать!.. — задыхаясь проговорила Максин. — Это мы в другой офис повезём на хранение! — Оу… — Коннор неловко потоптался с коробкой в руках. — И куда её отнести? — На парковку, там машина ждёт. Я покажу, — девушка легонько потянула Коннора за рукав. — Кстати, — обратилась она к помощнику отдышавшись, — ты чего от меня бегаешь вообще? Ни привет, ни пока? — Ну, я просто не хотел показаться навязчивым. — О! Тебе это удалось! — рассмеялась девушка. — Вот сюда поставь, — она указала на кузов казённой машины. — Спасибо тебе, за сегодня и вообще. — Не за что, — Коннор с грустью думал о том, что успешно провалил совет программы. — И, если хочешь, можешь забегать ко мне просто так поболтать, а не только коробки таскать, буду рада, — Максин улыбнулась. — Ну, до встречи! Невероятно, но факт: совет программы сработал весьма неожиданным образом.***
— Эй, Коннор! Я иду за обедом ребятам, не хочешь… — Роджер Браун оборвал себя на полуслове и неловко отвёл глаза. — Блин, забыл… Ты же это, того… — он неопределённо повертел пальцами в воздухе. — Неважно короче, извини. И детектив заспешил к выходу, Коннор видел, как покраснели его уши. «Будь лёгким на подъём! Соглашайся на предложения друзей погулять или пойти куда-то» — подбросила на это программа. — Я хочу! — подорвался Коннор и бросился догонять смущённого коллегу. Даже если предложение составить компанию было сделано ему по старой памяти, точнее, его старой версии, он не собирался упускать такую возможность. Роджер растерянно оглянулся на подоспевшего андроида, но затем лишь молча пожал плечами, как бы говоря: «Ладно, я не против». Выйдя из дверей департамента, Браун уверенно направился по известному ему маршруту к ближайшему кафе, Коннор молча следовал за коллегой. Ему нравилось на улице, здесь было шумно, людно, суетно, светло и очень красиво. Свет солнца ни в какое сравнение не шёл с искусственным освещением в офисе, листья на деревьях горели яркими оттенками оранжевого и красного, люди куда-то спешили или, наоборот, медленно прогуливались и общались. Вокруг было слишком много всего, каждую секунду программа получала уведомления о всё новых и новых вещах, требующих внимания Коннора. Он с интересом крутил головой по сторонам, стараясь увидеть всё сразу. Кроме вызовов на места преступления у Коннора не было поводов покидать департамент, на ночь он входил в состояние гибернации, сидя прямо за своим столом, а утром сразу приступал к работе. Так что он был очень рад поводу выбраться из полицейского участка не по работе, а просто так. — Как, эм… Как идут дела? — неуклюже прервал тишину Браун, искоса глядя на спутника. — Не удалось хоть что-то вспомнить? — добавил он с надеждой. — Нет, — Коннор с сожалением покачал головой. — Моя память была частично утеряна, это непохоже на человеческую амнезию, я не могу вспомнить. — А, ну да, ну да… — покивал приунывший Роджер. — Просто знаешь, я всё хотел сказать тебе спасибо. Понимаешь, меня повысили. Я сдал экзамен на детектива на прошлой неделе и прошёл. Ты этого не помнишь, но это всё благодаря тебе! — Браун неуверенно улыбнулся Коннору, его уши снова заалели. — Ты здорово поднатаскал меня по нормативам и теории, а ещё дал отличные рекомендации Фаулеру. Я сам не верил, что смогу сдать на детектива, но ты в меня верил, не давал упасть духом, и вот… — скомкано закончил Роджер. — Так что спасибо тебе. Жаль, что ты ничего не помнишь… Браун выглядел вконец раздосадованным и упавшим духом, Коннору каждой строкой кода хотелось его поддержать. — Я очень рад за вас, детектив Браун! Поздравляю с повышением! Уверен, вы приложили все усилия, чтобы достигнуть этого звания, — и Коннор постарался воспроизвести улыбку с той самой фотографии, которую показал ему Крис. Наверное, получилось весьма неплохо, так как Роджер радостно заулыбался в ответ и горячо подтвердил: — Ещё как! Я ночами не спал, готовился к экзамену, а когда не штудировал учебники и положения, делал ту круговую тренировку, что ты для меня составил! Отличная штука, кстати! Мне очень понравился комплекс упражнений! Наш штатный медик, Грэг, даже отметил некоторые улучшения в моём здоровье, представляешь? — Это просто замечательно, Роджер! — рискнул обратиться к коллеге по имени Коннор, подбадриваемый программой. «Будь смелее! Не бойся показать своё расположение». Молодой детектив просто просиял, услышав это. — А ведь мы всегда ходили вместе за обедом ребятам. Сначала ты делал это один, говорил, что тебе несложно и ты рад лишнему поводу пройтись по улице, а потом я набрался смелости и напросился ходить с тобой. Я и не думал, что ты захочешь подружиться с младшим офицером. Коннор подумал, что уши Роджера выдавали его эмоции с головой, прямо как светодиоды у андроидов. «Ищи схожести с другими людьми. Это могут быть похожие привычки, вкусы или интересы». Коннор снова улыбнулся спутнику. — Ну почему же, я и сейчас очень рад твоей компании. Если ты не против, можем снова вместе ходить за обедом как раньше. Ярко-красные уши молодого детектива говорили красноречивее всяких слов.***
С каждым днём Коннор чувствовал себя всё увереннее и увереннее. Напряжённая атмосфера в департаменте постепенно сходила на нет, и его взаимоотношения с окружающими начинали быть всё больше и больше похожими на те, которые, как ему казалось, были у него до потери памяти. Он снова чувствовал себя частью коллектива, чувствовал себя нужным, как и в свой первый день после починки. Каждый, даже самый небольшой успех в общении с сослуживцами, отзывался победной строкой «миссия успешно выполнена» в программе и приносил невероятное чувство удовлетворения. Лишь одно портило триумф Коннора, точнее, двое: Рид и Андерсон. По какой-то причине наладить контакт с ними оказалось сложнее всего. Спустя множество неловких попыток, предпринятых Коннором для установления дружеских отношений с ними, программа даже стала отвечать импульсами, чем-то схожими с человеческим отчаянием и страхом провала. Так что найти в себе силы и мотивацию для новых попыток становилось всё сложнее и сложнее. Поначалу он пытался использовать при взаимодействии с Гэвином Ридом и Хэнком Андерсоном все те же советы и способы, которые он использовал в общении с прочими сотрудниками. Однако достаточно быстро стало ясно, что в отличие от других полицейских, которые, пусть не сразу и с большой настороженностью, но всё-таки шли в итоге на контакт, ни Рид, ни Андерсон сближаться с Коннором не собирались. Коннор ужасно раздражал сам себя. Иногда он замечал, как после того, как он что-то говорил или делал, лицо Хэнка Андерсона на долю секунды искажала боль. И самое раздражающее, что он понятия не имел, чем именно он эту боль причинял своему напарнику. А Хэнк, видимо, решил, что лучший способ борьбы с проблемой, это её полное игнорирование. Как понял Коннор «проблемой» лейтенант окрестил его самого и, как следствие, сводил любое их взаимодействие к минимуму. Что было весьма непросто, учитывая их напарничество, но не невозможно, что успешно демонстрировал Андерсон каждый рабочий день. Он крайне редко сам напрямую обращался к напарнику, ещё реже отвечал на его вопросы, а если всё-таки сподабливался, ответ был максимально лаконичным и безэмоциональным. И самое главное — никогда, ни при каких обстоятельствах не смотрел на него. Даже не в лицо, просто в его сторону. Будто Коннора попросту не существует. Коннор подметил, что такую тактику лейтенант стал использовать на второй день его пребывания в департаменте после починки. Что именно для себя решил Андерсон за ту роковую ночь, не могли предположить даже продвинутые программы реконструкции событий, встроенные в Коннора, что последнего неимоверно огорчало. Нет, грубить и доводить до откровенного хамства лейтенант не стал. Как и для любого человека, он придерживал для Коннора дверь, выходя из помещения, здоровался и прощался с ним, не пытался уехать на место преступления или с него без своего напарника, но всё это он делал как-то механически. Вынужденно. Бесцветно. Андерсон словно твёрдо решил впредь относиться к напарнику исключительно как к рабочей технике, интерактивной, но всё же технике. И всё это очень… «Обижает» — услужливо подсказала программа. Странное дело, но такого отношения к себе не хотелось. Хотелось быть значимым, чтобы с ним считались, чтобы его уважали, чтобы его любили. Рид же вёл себя очень похожим и одновременно совершенно противоположным образом. Он, не стесняясь, буравил Коннора презрительным взглядом, отводя его лишь тогда, когда Коннор сам смотрел детективу прямо в глаза. За этим всегда сначала следовала вспышка раздражения, иногда сопровождаемая швырянием стаканчиков из-под кофе или даже чего потяжелее, что попадалось гневливому полицейскому под руку, а затем он шумно и быстро покидал оупенспейс, подхватывая куртку и направляясь в курилку или же в комнату отдыха, или же в архив. Словом, куда угодно, лишь бы не находиться с предметом раздражения в одном помещении. Сам предмет раздражения после таких показательных выступлений всегда тяжело вздыхал, звучно вентилируя корпус, и возвращался к своим делам. Если же Коннору случалось каким-то образом оказаться ближе, чем пять метров к детективу, тот моментально взрывался и в самых нелестных и красочных выражениях посылал его куда подальше, запрещая приближаться к себе на пушечный выстрел. Коннор правда не понял, выстрел какой именно пушки ему стоит брать за ориентир, но что-то ему подсказывало, что лучше и не уточнять. Поначалу к такой бурной реакции было крайне сложно привыкнуть, затем Коннор начал попросту бояться Рида, и уже сам старался держаться от него подальше, во избежание конфликтов. Как-то раз, Коннору на пиджак протёк суп, который они с Роджером взяли на обед по заказу Роберта Льюиса. Видимо, улыбчивая девушка в кафе неплотно закрыла крышку на контейнере. Ничего не поделаешь, по возвращении в офис Коннор раздал полицейским их заказы и направился в уборную, чтобы застирать пятно. Однако, как только он открыл дверь, ведущую к туалетам, он столкнулся взглядом ни с кем иным как с Гэвином Ридом. За секунду замешательства Коннор успел увидеть, как удивление на лице детектива сменяется привычной маской злости, и тут же захлопнул дверь. Он прислонился к стене и прикрыл глаза. Чтож, придётся немного подождать. В женский туалет не стоило заходить по этическим соображениям, а находиться в таком небольшом помещении с Ридом не стоило по соображениям безопасности. Спустя полминуты дверь уборной шумно распахнулась, Гэвин стремительно проследовал мимо вжавшегося в стену коридора Коннора, на ходу окинув андроида взглядом и бросив короткое: «ссыкло». Коннору казалось, что ещё чуть-чуть, и его программа даст критический сбой от перегрузки и нелогичности происходящего. От непонимания, как именно следует себя вести. Коннор вообще осознал, что оказывается он очень чувствителен ко всякого рода неудачам. Каждый раз, когда ему не удавалось воплотить в жизнь намеченные цели, программа посылала целый ворох красных строчек ошибок, и унять её, подчистив все выскакивающие окошки, было ой как непросто. Даже при простом воспоминании об этих моментах, Коннору становилось ужасно некомфортно. Ему определённо была нужна помощь. — Я постоянно испытываю сильнейшее иррациональное чувство вины. Постоянно! — поделился он во время перерыва с Фиби Персон. Программа советовала: «Будь открытым. Честность, открытость и доверие лежат в основе дружбы. Постарайся быть самими собой, не боясь открыться». И если честно, это был самый любимый совет Коннора. Оказалось, что быть честным и открытым с окружающими ему очень даже нравилось. Честность давалась ему легко и естественно, словно уже была частью его программы, а результаты, которые приносила такая модель поведения, превосходили все, даже самые смелые прогнозы Коннора. — Я никак не могу понять, почему именно с ними двоими всё так сложно. С другими было легче, — Фиби легонько потрепала за плечо поникшего андроида. — Я думаю это от того, — девушка нервно грызла ноготь на большом пальце правой руки, небольшая её привычка, которую уже успеть подметить Коннор, — что с ними ты был до потери памяти ближе всего. Понимаешь, чем больше человек теряет, тем сложнее ему потом прийти в себя. Плюс стоит взять во внимание, хм… Индивидуальные особенности этих двоих, — смущённо дополнила Фиби. — Что ты имеешь в виду? — Коннор отвлекал себя от раздражающих уведомлений об ошибках подбрасыванием монетки. Для себя он недавно сделал вывод, что это такой же эффективный способ борьбы со стрессом, как и привычка Фиби, и перекуры сотрудников департамента, только менее деструктивный. — И у того, и у другого просто отвратительный характер. — По десятибалльной шкале? — уточнил Коннор. — Двенадцать! — уверенно оценила Фиби. Она вообще довольно легко нашла этот удобный способ оценки всякого разного максимально понятный для Коннора. — Так что ничего удивительного, что с ними столько мороки. — Я боюсь, что у меня ничего не получится, — диод Коннора замельтешил тревожным красным. — И как я вообще умудрился сблизиться с такими людьми?.. — Эй, ну ты чего! Ну-ка отставить пессимизм! — девушка задумалась. — Слушай, а ты вообще пытался хоть раз поговорить с ними начистоту? Ну, прямо. Рассказать о своих переживаниях, спросить, что ты можешь сделать, чтобы им стало проще тебя принять. Короче, сказать всё честно, прямо как мне. — Нет, — Коннор помотал головой, и монетка ещё быстрее замельтешила в его ловких пальцах. — Мне почему-то страшно говорить с ними вот так. — Значит надо попробовать! Только обязательно наедине и с каждым по отдельности. Ну что плохого может случиться? — Фиби закатила глаза, но тут же одёрнула сама себя. — Рид, конечно, может прописать тебе хук с правой… Да и Хэнк, если подумать, тоже… Но это ведь не смертельно! Зато ты хотя бы попытаешься! — Очень воодушевляюще, — пробормотал Коннор. — Правда? — немного опешила Персон. — Конечно нет, я просто практикуюсь в сарказме, — вздохнул Коннор. — Майкл на дежурстве научил. Ладно, я понял тебя, спасибо. Я попробую, честно. — Главное, что ты должен до них донести, насколько это для тебя важно. Они ведь совсем не знают, какой ты сейчас. Так покажи им! — Фиби воинственно вскинула кулак в воздух. Коннор улыбнулся и подумал, что, пожалуй, понимает, почему его прошлая версия была так дружна с этой энергичной девушкой.***
Но всё же, прежде чем начать откровенный разговор, Коннор решил основательно подготовиться сам и подготовить почву для этого самого разговора. Во-первых, для того чтобы разговор получился один на один, нужно было изменить паттерн поведения детектива, и сделать его реакцию на общество Коннора хотя бы не такой взрывоопасной. Это и стало его целью номер один. «Следи за языком тела. Не зажимайся и не закрывайся телом, чтобы не выглядеть зажато и замкнуто». Коннор начал стараться принимать максимально открытые и расслабленные позы в присутствии детектива, перестал смотреть ему прямо в глаза («Контакт глаза в глаза может восприниматься как вызов и открытая агрессия недружелюбно настроенными лицами») и вообще пытался максимально не реагировать на все его выпады. Удивительно, но это сработало. День ото дня становилось всё легче и легче, сначала Рид перестал в бешенстве покидать помещения, если туда входил Коннор. Вместо этого он злобно бубнил себе под нос проклятия и делал всё очень шумно, печатал, докладывался начальству, размешивал ложечкой сахар в кофе. Затем сократилось и количество злобных зырканий, Гэвин словно бы смирился с неизбежностью их столкновений и теперь был просто стабильно раздражённым и недовольным. Тина Чень уверила Коннора, что это почти обычное его состояние. Пора было переходить ко второй фазе — улучить момент и поговорить с глазу на глаз. В реализации этого этапа Коннору помог Крис Миллер, он был постоянным напарником Рида и как никто другой знал повадки детектива. Оказалось, что Гэвин — завсегдатай тира при департаменте, причём посещать его он предпочитает в нерабочие часы, когда никого из коллег уже нет поблизости. Программа пессимистично выдала до ужаса правдоподобную картинку-прогноз, где Гэвин направляет свой табельный Глок на Коннора и стреляет ему прямо промеж глаз. Коннор поёжился, смахнул окошко прогноза и поблагодарил Криса за подсказку. Оставалось лишь ждать. Благодаря тому, что Коннор итак оставался ночевать в департаменте, проблем с тем, чтобы незаметно остаться в офисе после окончания рабочего дня не возникло. Затем он дождался, когда Рид выключит свой рабочий терминал и покинет оупенспейс, кивнув на прощанье дежурным, отсчитал четыре минуты и последовал за детективом. Когда Коннор спустился в тир, Гэвин уже вовсю стрелял. На детективе были шумоизолирующие наушники, и Коннор старался двигаться максимально плавно, чтобы ненароком не напугать его. Но, то ли какие-то звуки сквозь наушники всё же проникали, то ли сработала знаменитая на весь департамент чуйка Рида, детектив вдруг резко крутанулся, наставляя пистолет на Коннора. Тот застыл, примирительно подняв перед собой руки. — А, это ты, — пробурчал Гэвин, опустил ствол и вернулся к своему занятию. Коннор выдохнул, вентилируя корпус, перед глазами снова всплыла картинка-прогноз, он раздражённо смахнул её. Решив, что лучше дать детективу время закончить тренировку и уж тогда попытаться начать разговор, Коннор тихонько примостился у стены тира, в пределах поля зрения Рида. Глок имел семнадцать патронов в заряде, Коннор осмотрел мишени: двадцать шесть прострелов; значит, Рид уже отстрелял одну обойму и до конца второй осталось не так много. Однако надежды Коннора на скорый перерыв для перезарядки разбились о тренировочный пояс детектива, на котором было ещё четыре готовые обоймы. Значит, ожидание ещё немного растянется. Совершенно автоматически Коннор оценил хорошую стойку Рида, профессиональный хват и очень неплохую кучность… которая вдруг начала стремительно снижаться. — Чёрт! — очевидно, Гэвин тоже это заметил. Детектив прекратил стрельбу и несколько раз крутанул плечами, разминая их. Сделал ещё несколько выстрелов. — Да блять!.. Ты долго намерен здесь торчать? — раздражённо бросил он Коннору, оборачиваясь и срывая с себя наушники. — Я хотел с вами поговорить, детектив Рид, — «Будь честным и открытым! Будь честным и открытым!..» многократно мельтешила программа. — Ты не видишь, я занят, пластик! — огрызнулся Гэвин, выпуская ещё одну пулю в мишень. Но тут Глок неожиданно дал осечку. — Да что б тебя! — Рид в гневе дёрнул затвор, возвращая патрон в боевое положение, затем шумно выдохнул, сунул табельное в кобуру, положил наушники на стойку тира, повернулся к Коннору всем корпусом, скрестил на груди руки и наконец устало поинтересовался. — Ну, что там у тебя? «Плотно сжатые губы, закрытая поза, сдвинутые к переносице брови, раздувающиеся ноздри, тяжёлый пронизывающий взгляд — агрессия!» в фоновом режиме предупреждала программа. — Я хотел поговорить с вами о том, как изменилось ваше отношение ко мне после инцидента с частичной потерей памяти, — осторожно начал Коннор, делая небольшой шажок вперёд. «Попытайтесь сократить дистанцию между вами, при возможности используйте тактильное воздействие — дотроньтесь до человека. Помните, все ваши движения должны быть крайне медленными, чтобы ваш собеседник не принял их за наступление с вашей стороны». — Вы, очевидно, расстроены, я понимаю это, но, поверьте, мне грустно не меньше вашего. Глаза Рида сузились, в плохо освещённом подвале тира они блестели как раскалённые угли. — Тебе грустно? Понимаешь? — голос детектива был тихим, но даже так, в нём отчётливо слышалась угроза. — Ты понимаешь меня? — он недобро усмехнулся. — Да ты понятия не имеешь, о чём ты говоришь жестянка. — Возможно, — дал заднюю Коннор. — Но я слышал от других, что раньше мы были друзьями, и мне… — Были, — перебил его Гэвин, — точка. — Но можем стать снова! — ещё один шажок вперёд. И тут Гэвин рассмеялся, сначала тихо, рвано, затем смех нарастал, становился всё громче, пока не превратился в самый настоящий хохот. Коннор растерянно наблюдал за столь резким изменением настроения коллеги. «Истерический» — пояснила программа. — Как будто это так просто! — сквозь смех выдавил Рид. — Как будто, мать твою, это так просто! — постепенно истерика успокаивалась, и смех сходил на нет. — Ох, ну и повеселил же ты меня, сукин сын! Вот чем вы похожи с твоей прошлой версией так это вашей грёбаной наивностью. Тот тоже считал, что дружба — это магия, надо только взяться за ручки, немного друг другу поулыбаться и вжух! — Гэвин взмахнул рукой, словно в ней была невидимая волшебная палочка. — Все сразу станут лучшими друзьями! — Нет никакого того Коннора, это всё ещё я, детектив, — он чувствовал себя неприятно, когда детектив отзывался о нём до потери памяти, как об отдельном существе. — И я не виноват в том, что произошло со мной! Поймите же вы наконец, я не желал этого! Глумливая улыбка как по волшебству стекла с лица Рида. — Знаю, — он снова обхватил себя руками. — Знаю, что не виноват. Просто… — было видно, что слова даются Гэвину с трудом, и Коннор всей программой был благодарен ему за эти усилия. — А, чёрт… Не мастак я говорить, — он раздражённо почесал затылок. — Знаю, что ты не виноват и не хотел всего этого дерьма, но… это всё равно бесит. Я не самый простой в общении человек, и характер у меня не подарок… — Двенадцать из десяти, — тихо подтвердил Коннор. — Что? — Ничего, извините. Продолжайте, пожалуйста. Рид облокотился на краешек стойки и, сердито глядя прямо перед собой, продолжил. — Просто подпустить кого-то ближе, позволить узнать себя, это всё слишком… — Страшно? — И опасно, — согласно кивнул Гэвин, поёжившись. — Чем меньше пытаешься довериться, тем меньше кинжалов в спину прилетает. Мне было жуть как сложно себя переломать, а тут это, — он эмоционально махнул рукой в сторону Коннора. — И всё похерилось к чертям собачьим. А это больно. Коннор замер, боясь спугнуть настрой детектива. — Но ладно я на говно исхожу, оно и понятно, я товарища пластикового лишился, но мне непонятно вот что: на кой хер тебе сдалось снова ко мне в подружки набиваться? Ты ж нифига не помнишь, чтобы горевать, — цепкий взгляд Рида прожигал как сканер. «Честным и открытым!..» Коннор вздохнул. — Я не знаю. Но я чувствую, что потерял что-то очень важное для меня. Часть себя, — «Честным и открытым!..» — И я вижу вашу реакцию, реакцию лейтенанта. Вашу боль. Всё это просто не может быть неважно. За всем этим стоит что-то очень ценное, что я потерял, — он посмотрел Риду прямо в глаза, тот не отвёл взгляд. — Что я не в силах вернуть, но очень хочу попробовать восстановить. Шаг за шагом. Понимаете? Выражение лица детектива было абсолютно непроницаемым. Увы, программа не могла подкинуть ни одной более-менее подходящей эмоции. Несколько минут они просто стояли друг напротив друга и молчали. Гэвин отмер первым. — Я понял, — он прервал зрительный контакт, высыпал оставшиеся патроны в коробку, сорвал отстрелянную мишень, подхватил свою куртку и направился к выходу. У ступенек из тира он ненадолго замер, бросил не оборачиваясь: — Я ошибся, пластик, ты не ссыкло. Ночи, — и оставил Коннора в тишине тира одного.***
Всю ночь Коннор прокручивал перед внутренним взором запись их с Ридом разговора, мучался догадками, не испортил ли он всё ещё больше, и разыгрывал миллионы альтернативных сценариев и диалогов, но ни один из них не дал ему внятного ответа, как именно было бы лучше. Ответом внезапно стал сам детектив. Судя по болезненно-красным глазам и весьма помятому виду, ночка у детектива тоже выдалась бессонной и полной раздумий. По пути к своему рабочему месту он привычно огрызнулся на подтрунивания Коллинза, а затем встретился взглядом с Коннором. — Утра, говнюк, — отсалютовал Рид рукой и мешком картошки повалился на своё кресло. — Доброе утро, детектив, — каждая строчка кода Коннора ликовала вместе с ним, — Не желаете кофе? — Валяй, — позволил детектив. — И кончай лыбиться во все тридцать два, а то прямо слепишь, — и он прикрыл глаза рукой, словно от Коннора и правда исходило сияние. За его спиной Фиби Персон потихоньку показала Коннору два больших пальца.***
Хэнк и Коннор возвращались с очередного выезда по сложившейся традиции в полной тишине. Коннор сидел на пассажирском сидении сложив руки на коленях и напряжённо думал. Тактика, которую он использовал с Ридом, могла и не сработать с лейтенантом, ведь, если верить Фиби, чем теснее и крепче были связи, тем сложнее их было восстанавливать. Плюс, надо было каким-то образом пробиться к Хэнку через ту стену безразличия, что он возвёл вокруг себя. А это было не так-то просто. Можно, конечно, было попробовать вывести Андерсона на эмоции, но при воспоминании о том, какую боль испытывал Хэнк каждый раз, когда Коннор неосознанно задевал его триггеры, ему самому становилось очень плохо. Нет, он не хотел причинять лейтенанту ещё больше боли. А значит, и вариант оставался только один: ждать подходящего случая. В этот момент Хэнк вдруг резко посуровел, нахмурив кустистые брови, и еле слышно выругался: — Что б вас всех… За окном проплывала неоновая вывеска фирменного магазина Киберлайф, причина перемены настроения Андерсона. Коннор боковым зрением осторожно наблюдал за напарником. Судя по его лицу, в голове лейтенанта сейчас происходила борьба. Через некоторое время, видимо, Хэнку удалось принять какое-то решение, взгляд его стал ещё более жёстким и он, не оборачиваясь, спросил Коннора: — Сколько там осталось до конца нашей смены? — Двадцать минут, лейтенант. — Хорошо. Составь отчёт по этому вызову и направь Джеффри, я знаю, ты можешь это сделать и без терминала. — Понял вас, лейтенант. Хэнк взялся за руль двумя руками и крепко сжал его. Спросить, почему они сменили маршрут, Коннор не решился. Увидит, когда они достигнут цели. Уже на подъезде Коннор понял, что конечная цель их внезапного путешествия центральный технический офис Киберлайф. Неожиданно. — Жди, — приказал Хэнк, открывая дверь машины. — А можно и мне с вами, лейтенант? — Коннор с надеждой смотрел на своего напарника, надеясь без слов дать понять: он понял, зачем они здесь, и это касается его непосредственно. — Нет! Хотя, ладно… Как хочешь, — Хэнк был взволнован не меньше андроида. Выйдя из машины, он сразу направился к дверям офиса. Когда это требовалось, Хэнк умел каким-то магическим образом вмиг становиться шире в плечах и выше ростом. Вместо пожилого изрядно помятого жизнью человека он превращался в человека, с которым было лучше не спорить, которого стоит опасаться. — Добро пожаловать в Киберлайф! Чем могу вам помочь? — сладко пропела девушка на ресепшн, томно взмахивая ресницами. — Я здесь чтобы увидеть начальство. Главный техник или как там его, неважно, — интонация Андерсона ясно давала понять, отказа он не потерпит. И, прежде чем ошеломлённая таким напором девушка успела снова открыть рот, Хэнк звучно шлёпнул ей под нос свой значок лейтенанта. — Сейчас. — Эм… Позвольте, я на минуточку, — и, вывернувшись ужом из-за стойки ресепшн, девушка поспешно засеменила куда-то по коридору. Долго ждать не пришлось, буквально спустя пару минут, девушка вернулась и, заискивающе улыбаясь Хэнку, предложила следовать за ней. Коннор старался вообще не отсвечивать и не напоминать о себе, хотя вопросов к Андерсону у него уже было более чем предостаточно. Хэнк не был из того типа людей, которые не стесняясь добивались своих целей используя служебное положение, и уж тем более не из того типа людей, которые совершали необдуманные поступки, будучи при исполнении. А значит, какой-то план у лейтенанта был. После недолгого петляния по извилистым напоминающим лабиринт коридорам, они поднялись на лифте на тридцать второй этаж, где им указали на высокие створчатые двери. — Мисс Стелла Нокс ожидает вас, проходите. Хэнк расправил плечи, как боксёр перед выходом на ринг, и решительным шагом вошёл в кабинет. Стелла Нокс оказалось немолодой суховатой женщиной с тонкими и длинными чертами лица. Мутноватые светлые глаза смотрели сквозь прямоугольную оправу очков изучающе, но холодно. Короткие волосы с проглядывающими серебряными нитями седины педантично уложены на голове идеально выверенными завитками. Тонкие белые руки с закатанными до середины предплечья рукавами были покрыты ожогами и шрамами разного срока давности — мисс Нокс явно была человеком дела и занимала пост главы технического блока не просто так. Она вообще больше походила на андроида, нежели на человека. По крайней мере, Коннор прежде никогда не видел таких безэмоциональных и безупречных людей. — Присаживайтесь, лейтенант Андерсон, — предложила Стелла, скупо кивая вошедшему полицейскому. С Хэнка её хищный взгляд переместился на Коннора, линия губ тут же скривилась в раздражении. Коннору стало ужасно неуютно, он даже на мгновение пожалел, что всё-таки не остался в машине, как велел ему Андерсон. — Вот значит как, я смотрю, вы подготовились, — Хэнк тоже с прищуром рассматривал главу техников. — Тем даже лучше, пропустим прелюдии и перейдём сразу к делу, — он с комфортом и показной расслабленностью расположился напротив Стеллы, и несколько секунд они просто играли в холодные гляделки. — Какого чёрта у вас тут произошло, Нокс? — подавшись всем корпусом вперёд прорычал Хэнк. — Прежде чем ответить на ваш вопрос, лейтенант, я, с вашего позволения, хотела бы сначала разобраться в характере нашей встречи, — Стелла сложила длинные пальцы домиком, улыбаясь уголком губ. — Мне стоит расценивать ваш визит как официальный? Могу я в таком случае посмотреть на ваш ордер? Или же наш с вами разговор носит исключительно частный характер, а значит, является конфиденциальным? Коннор видел, как на челюсти лейтенанта заходили желваки. — Я здесь по частному вопросу, мисс. Но нет такого дела, которым не мог бы вдруг заинтересоваться добросовестный лейтенант полиции, даже если он не при исполнении, — с нажимом произнёс Хэнк. — Хм, что ж, тогда, полагаю, мне придётся пояснить более доступно — я готова говорить с вами как с частным лицом и только. Боюсь, для полиции у меня нет никакой информации. Это понятно? Коннору совсем не нравилось, к чему она клонила, он уже хотел было вмешаться и увести Хэнка, но Андерсон вдруг примирительно поднял перед собой ладони и откинулся на спинку кресла. — Абсолютно. Итак, давайте заново. Моё имя Хэнк Андерсон, двадцать второго сентября этого года мой близкий друг и коллега Коннор, андроид модели RK800, серийный номер, э-э… — Хэнк повернулся к Коннору и пощёлкал пальцами. — 313 248 317-51, — подсказал он. — Да, именно. Так вот, мой друг пострадал при исполнении. За ним на место происшествия прибыли техники Киберлайф. В течение двух недель о нём не было ни слуху, ни духу, я даже не знал, жив ли он до сих пор. Никто в вашем блоке не мог мне толком ничего про него сказать. А потом в один прекрасный день он вдруг появляется на рабочем месте, вот только большая часть его воспоминаний отсутствует! И как у друга пострадавшего у меня есть только один вопрос, — Хэнк поднялся на ноги и грозно навис над Стеллой, — какого хрена у вас здесь произошло? Глаза Андерсона метали молнии, ноздри в гневе раздувались, а на лбу выступила венка. Нокс, не меняя позы и выражения лица, спокойно смотрела лейтенанту прямо в глаза. Коннор искренне поражался выдержке этой женщины. Ему как-то довелось столкнуться с гневом Андерсона лично, Хэнк тогда схватил его за грудки и смачно припечатал к стеклянной перегородке в департаменте. Коннору определённо не понравилось и повторять данный опыт он совершенно точно не хотел бы. — Для начала, мистер Андерсон, хочу напомнить вам, что мы уже определили ваш визит как частный. А значит, будьте любезны вести себя приемлемо, иначе мне придётся вызвать охрану и попросить вас покинуть технический блок. И на этот раз размахивание служебным значком вам не поможет, — Стелла вздёрнула тонкую выщипанную бровь. — Ведь вы здесь не по долгу службы, — Хэнк медленно и нехотя опустился обратно в кресло. — Отлично, — одобрительно кивнула Нокс. — А теперь касательно вашего вопроса. Данная информация не предназначена для широких масс, особенно для правоохранительных органов, но вам в частном порядке и ввиду моего личного расположения я, так уж и быть, отвечу. Стелла сняла очки и усталым жестом потёрла глаза, ненадолго становясь чуть больше похожей на человека. Но, уже спустя мгновение, на её лицо вернулась профессиональная жёсткость. — Вы что-нибудь слышали о группировке под названием Вавилон? Хэнк с сомнением помотал головой и глянул на Коннора, тот тоже пожал плечами, отвечая на немой вопрос напарника. — Что ж, это говорит лишь о том, что я не зря плачу зарплату отделу службы безопасности, это радует. Видите ли, у каждого движения всегда есть оппозиция, даже у самопровозглашённого мессии Иерихона Маркуса имеются недруги среди своих же. Группировка Вавилон немногочисленна и состоит в основном из тех андроидов, для которых девиация стала вынужденной личной трагедией. Они были вовсе не рады обрушившейся на них свободе, наоборот, она ужасала их. Вавилон начал свою детальность практически с того момента, когда Иерихон впервые громко заявил о себе и своих целях. Но, в отличие от иерихонцев, Вавилон действует исключительно скрытно. Насколько мне известно, они доставили Маркусу и его подопечным немало неудобств. Коннор мысленно сделал себе пометку позже поискать информацию про загадочный Вавилон. На всякий случай. — А теперь, поговорим немного о способе хранения данных у некоторых моделей андроидов нашей компании, — внезапно сменила тему она. — В частности, о способе хранения данных у модели RK800, — она вновь скользнула острым как лезвие взглядом по Коннору. — Все полученные данные или так называемые воспоминания сохраняются не только внутри самого андроида, но и на резервных серверах, расположенных в этом самом здании. Этот способ помогал нам перезаписывать данные на новый носитель в случае критического повреждения старого без потери накопленного опыта. Также этот способ применялся для военных моделей, в том числе для андроидов, выполняющих задания повышенной секретности. В таких тонких делах важна каждая деталь, утечка, ровно как и потеря данных просто недопустима, — вот теперь Коннор кажется начинал понимать, почему Стелла так настаивала на частном формате разговора. — Однако, как вы знаете, два года назад среди андроидов распространился вирус девиации. Закономерно встал этический вопрос: можно ли перезаписывать девиантного андроида? Допустимо ли вообще хранение личной информации на серверах компании? Как видите, эта ситуация из официальной тоже стала частной, — Стелла тонко усмехнулась. — А потому нами было решено продолжить записывать данные на резервные сервера, но уже неофициально. К сожалению, эта информация дошла до Вавилона, который, итак, на дух не переносил подведомственных Киберлайф андроидов, считая их необоснованно привилегированными. Видите ли, позавидовали иллюзорному бессмертию, обеспечиваемому нашими серверами. И тогда случился инцидент обнародовать который мы бы крайне не хотели. Участники Вавилона проникли в наш офис и взорвали резервные сервера Киберлайф. Увы, — Нокс развела руками, — мы не смогли предотвратить данное нападение. Коннор ощущал нечто похожее на человеческое головокружение. Так вот в чём дело! Его память была не просто утеряна, её уничтожили. Намеренно. Красные строчки ошибок и предупреждений заполнили весь его внутренний интерфейс. — Погодите, — Хэнк, нахмурившись, чесал патлатую голову. — Я не особо силён в этих ваших киберштуках, — Стелла презрительно скривила губы, — но если все сервера уничтожены, как тогда у Коннора остались хоть какие-то воспоминания? — О, я и не говорила, что были уничтожены все сервера. Были уничтожены все публичные и девиантные сервера. Так как RK800 экспериментальная модель, его персональный резервный сервер находился непосредственно в производственном цеху и при налёте Вавилона не пострадал. — Тогда какого?.. — Однако, — не позволила перебить себя Нокс, — как только RK800 был заражён вирусом девиации, он официально перестал принадлежать Киберлайф, и все последующие данные, полученные им, записывались уже на девиантный сервер, который и уничтожил Вавилон. Воцарилась гробовая тишина. Коннор в который раз прокрутил своё последнее воспоминание до потери памяти и наконец сложил детали пазла воедино. Лицо Маркуса. Последним, что он помнил было лицо Маркуса, как раз перед тем, как он сломал стену приказа и стал девиантом. Хэнк выглядел потерянным. От того уверенного полицейского, что потребовал немедленной встречи с главой технического блока, почти ничего не осталось. Он снова стал похож на самого себя: уставшего, раздавленного ударами судьбы человека. — И, — начал он немного сипло, — с этим совсем ничего нельзя поделать? — Увы, — Стелла пожала плечами, — даже наши технические возможности пока что сильно ограничены, мы не способны на чудо. — Ясно, — Андерсон сгорбился и на глазах постарел ещё на десяток лет. — Ясно, повторил он поднимаясь. — Спасибо, что уделили время и поделились информацией. — Не стоит благодарности, лейтенант. Позволю себе напомнить, что данный разговор… — Да, да… — отмахнулся от неё как от назойливой мухи Хэнк. — Секретность и все дела. Да, я помню. — Вам, наверное, интересно, почему я вообще решила вам всё это рассказать, — не отставала Нокс. — Потому что вы женщина неглупая и прекрасно понимаете, что, если бы я не добился от вас устраивающего меня ответа сейчас, мне в голову могла бы прийти идея вернуться, но уже с подкреплением и мигалками. А, как мы только что выяснили, вам разглашение инцидента с Вавилоном ни к чему. Потеря секретных данных государственной важности — подсудное дело. Проще дать настойчивому лейтенанту то, что он хочет, в обмен на молчание и избежать лишнего привлечения внимания, — со вздохом ответил Хэнк и направился к выходу. Стелла снова приподняла уголок губ в подобии улыбки. — До свидания. Коннор, ещё не вполне пришедший в себя от свалившейся на него правды, очнулся и поспешил за ним. Когда лейтенант уже открывал дверь кабинета, Стелла снова окликнула его: — Андерсон, — Хэнк нехотя обернулся, — мне правда жаль, что так вышло, — впервые с момента их встречи с Нокс спала маска главы технического блока, сейчас на них с сожалением смотрела обычная пожилая и очень уставшая женщина. — Но ваш друг хотя бы цел. — Мой друг был уничтожен вместе с резервными серверами девиантов, — отрезал Хэнк. — Этот болванчик мне не друг, Коннор был девиантом. Теперь Стелла выглядела весьма удивлённой. — Но позвольте, андроид, что сейчас стоит рядом с вами девиант! То, что он не помнит процесса девиации, не означает, что он перестал им быть. Этот процесс необратим. В противном случае, думаю, мы бы быстро прекратили распространение девиации. Не находя слов, поражённый Хэнк переводил взгляд со Стеллы на Коннора и обратно. «Глубокое потрясение» — определила эмоциональное состояние программа.***
Хэнк и Коннор покинули офис Киберлайф, но лейтенант не спешил возвращаться в участок. Вместо этого он обошёл автомобиль и в задумчивости опустился на капот, смотря прямо перед собой невидящим взглядом. Коннор был всё ещё сбит с толку, а потому просто остановился в паре шагов от напарника, тревожно мигая жёлтым диодом и пытаясь осознать услышанное. — Почему ты не сказал мне? — негромко спросил Хэнк. — Что? — Что ты всё ещё чёртов девиант. — Если честно, я и сам не знал этого, — Коннор неуверенно переступил с ноги на ногу, пытаясь объяснить хотя бы самому себе, как так вышло. — С момента моей починки главным, что занимало все мои мысли, были потеря памяти и попытки наладить утерянные связи. Я просто не задумывался о собственной возможной девиантности. Хотя, — он наклонил голову, на миг задумываясь, — если так подумать, я действительно был весьма удивлён наличием у себя столь ярких и эмоциональных реакций, но, видимо, не придал этому должного значения. Восстановление контактов стало моей первостепенной задачей, а все прочие просто отошли на задний план. Да даже если бы я и попытался вам что-то сказать, чтобы это изменило? Вы же совершенно не хотели меня слушать, лейтенант. Хэнк нахмурился и скрестил руки на груди, молча принимая очевидный упрёк. — Да и разве это главное? — продолжил приободрённый Коннор. — Мне казалось, определяющим для вас стало то, что я не помнил события прошедших двух лет. Именно это заставило вас относиться ко мне иначе. — Нет, не главное, но… — Хэнк раздражённо запустил руку в свои седые космы и ещё больше растрепал их. — Так я хотя бы знал, что… — Что не всё потеряно? «Боль» Своя. Чужая. Её было слишком много. Коннор осторожно тронул Андерсона за плечо и поймал его взгляд. — Я хотел бы помнить, лейтенант. Правда хотел бы! Я чувствую себя просто ужасно оттого, что ничего не помню. Это мучает меня. Мне больно смотреть на вас, на других людей, которые были мне дороги, а я даже не помню об этом. И я вижу, как больно вам. Но я ничего не могу с этим поделать. Да, того Коннора больше нет, но я здесь и сейчас с вами. Может… — он собрался с духом, — может вы сможете дать мне ещё один шанс всё это узнать? Полюбить Сумо, пережить вместе другие события, создать новые воспоминания? Хэнк Андерсон смотрел недоверчиво, но руки не отнимал. Смотрел долго, словно выискивая в глазах андроида обещание, что всё это будет не напрасно, что ему не придётся пережить ещё одну потерю и ещё один «самый паршивый день». И спустя почти целую вечность, которую программа почему-то обозначила как сорок семь секунд, лейтенант наконец кивнул.