Decolonization

Июль 1956 года Из свинцовых туч на вечерний Лондон накрапывал мерзкий моросящий дождик. Англия безразличным взглядом смотрел в окно и разглядывал мокрую улицу. Он по-своему любил эту погоду или, по крайней мере, считал её приятнее экстремально жарких или холодных температур — но вот его друзья и союзники наотрез отказывались гулять в такую погоду. По этой и не только причине он сейчас сидел в месте, в котором нередко совершались ошибки под воздействием дающих в голову жидкостей — а именно в одном из своих любимых пабов. — Мне ещё один стакан эля, пожалуйста, — сидящий за барной стойкой Англия обратился к бармену. — А мне, пожалуйста, повторите вино. Да, снова французское. Надеюсь, ещё осталось? Отлично! — следом свои пожелания по напиткам озвучил и его собеседник. Вообще-то, в настоящих английских пабах обычно не подавали вино, но Англия специально заранее позвонил им и попросил заказать на сегодня несколько бутылок хорошего французского вина — ему было хорошо известно, что Франсиск другого пить не будет. А ему позарез было нужно, чтобы тот был в максимально хорошем расположении духа — чтобы предложить ему то, что он намеревался сегодня предложить. — Как ты только можешь пить эту бурду! — Бонфуа указал пальцем на пивной стакан. — Ты разве не помнишь, что нам говорил о пиве Древний Рим, когда мы с тобой были маленькими? Пиво — это пойло варваров и бедняков, в отличие от вина — нектара, достойного королей! — Мнение дохлой империи о том, что мне следует пить, меня интересует в последнюю очередь! — воскликнул Артур с ненавистью в голосе и вздрогнул, вспомнив свой последний диалог с ним на спиритическом сеансе. — Angleterre, я бы не бросался такими выражениями. В конце концов, мы и сами сейчас без пяти минут... — Франсиск тревожно сглотнул. — Ты тоже это чувствовал? Усталость, слабость в теле, головокружение, обмороки? Рим мне говорил, что это признаки того, что ты умираешь как страна, — обеспокоенно вспомнил Англия. — Конечно, я чувствую! Как я могу этого не чувствовать? За мной на одном континенте Вьетнам с ружьями гоняется и требует независимости, а на другом Алжир занимается тем же самым. И между прочим, в отличие от тебя, кто просто льёт слезы по ушедшим колониям, я ещё и порядочно от них получаю, — Франция закатал рукав и показал Англии синяки на руке. — Я не лью по ним слëзы. Я сам счёл целесообразным отпустить некоторые из них, дабы не тратить на них и попытку удержать их в моей власти лишние ресурсы, которых у меня сейчас нет, — спокойно сказал Англия. — Не делай вид, будто это твоё решение. Мы оба знаем, кто на самом деле счёл целесообразным, чтобы ты начал мирно отпускать колонии в свободное плавание. И кому на самом деле это выгодно, — Франсиск ехидно усмехнулся. — Но мне и правда стало немного легче после того, как я их отпустил! Я имею в виду эти симптомы... они стали менее интенсивными. И я рад, что мне не приходится ощущать гражданскую войну Бирмы и конфликт Индии и Пакистана как множество локальных гражданских войн внутри самого себя. И что я больше не обязан ломать себе голову, как уладить это безобразие — по крайней мере, не больше, чем любая другая страна ООН. Знаешь, это... расслабляет! Выкинуть из своей головы действительно лишние проблемы. — О, Angleterre! Я прекрасно знаю, что или, точнее, кто тебя расслабляет и как. И ослабляет тоже. Он тебя унизил, забрав у тебя атомную бомбу, которую вы разработали вместе. Он морочит тебе голову, заставляя отпускать свои колонии на все четыре стороны! Он впутывает тебя — а заодно и всех остальных союзников — в войны по всему миру, лишь бы доказать, что он номер один! А ты — ты за десятилетие умудрился проебать несколько колоний вместе со статусом великой державы и чуть ли не наслаждаешься тем, как послушно заглядываешь ему в рот. Я не понимаю тебя, Англия. Столько столетий подряд ты был таким непоколебимым, стремящимся к лидерству, решительным, эгоистичным — я порой всерьёз ненавидел тебя за твои действия в мой адрес, но не мог втайне не восхищаться! А сейчас... ты и близко не такой, как был раньше, — с грустью в голосе сказал Франция. — Не неси чепухи. Я ни разу за время своего союза с Альфредом не делал ничего себе во вред. В последнее десятилетие у меня и правда прибавилось проблем, но в этом виновата Вторая Мировая, а не действия Америки. — Лучше скажи, зачем ты меня сегодня пригласил. Не просто же так, верно? Или может быть тебе надоели грубые примитивные ласки этого неопытного юнца и ты решил обратиться ко мне за практическими занятиями в области настоящей любви и страсти? — Боже, Франция, прекрати сейчас же! Почему ты так зациклен на таких вещах? Нет, у меня к тебе есть одно дело. Но только скажи, пожалуйста, мне для начала, как ты относишься к Египту? — осадил его Англия — Ах вот ты о чём. Ты не думай, что его вчерашняя выходка¹ насолила только тебе. Не забывай, что Суэцкий канал принадлежал нам обоим! Своими наглыми действиями Египет наносит мне гигантский ущерб и я страшно зол, — поделился Франция. — Так вот и я о чëм. Хотел тебе предложить расчехлить оружие и проучить его вместе! Как ты на это смотришь? — предложил Артур. — Что же ты к своему Альфреду не побежал? — Видишь ли... он принципиально не участвует в колониальных войнах на стороне империй. — Вот как? А твой дорогой деколонизатор не наругает тебя, если узнает, что ты снова делаешь плохие имперские дела в старой доброй компании европейцев-империалистов? Не отшлепает? — Ты достал меня уже! Я самостоятельно принимаю решения о войнах и перемириях. Но если тебе интересно, то Альфред не против. Он возит нефть по этому каналу и его напрягает дружба Египта с Россией. Он не будет сам вмешиваться в войну, но не осудит, если в данном конкретном случае мы с тобой заберём себе обратно то, что нам принадлежит². — А ну то есть он тебе разрешил... Как это мило! — Франция снова ехидничал. Англия подавил очередной приступ ярости. — Так ты будешь участвовать? — Куда уж денусь — буду, конечно. Как я уже сказал, я и сам без этого канала, как без рук. ***** Тем же вечером Артур ворочался в своей постели и пытался уснуть. Его беспокоило слишком много проблем, свалившихся за последнее время: проблемы в экономике, набирающее по всему миру обороты антиколониальное движение и протесты его собственных колоний, конфликты холодной войны, а теперь ещё эта выходка Египта... Голова шла кругом. А ещё, по правде говоря, он не был на сто процентов уверен, что Америка не будет мешать его действиям дома у Египта. Это беспокоило его больше всего — как по причине острого нежелания портить близкие и тёплые отношения с Альфредом, так и по причине огромной силы, которой тот обладал. Периодически ему безумно хотелось, чтобы Америка всегда был на его стороне. Если бы тот не был так заморочен на теме деколонизации, он бы мог помочь Артуру подавить протесты в колониях и сохранить империю в порядке после войны и они бы вдвоём были бы самыми могущественными странами мира и... Англия вздохнул. Нет, так не могло бы быть. Во-первых, Альфред чувствовал слишком сильную солидарность с колониями. Во-вторых, будь они двумя странами, делящими между собой мир, их отношения напоминали бы холодную войну, а не любовь. Артур всё это отлично понимал, но ему всё равно было обидно в глубине души. Он-то со времён начала Холодной войны участвовал во всех войнах, которые были нужны Америке! Почему партнер не мог хотя бы раз ради него... Ещё безумно раздражало то, что в такие моменты тревоги, отчаяния и слабости очень хотелось кому-нибудь выговориться и поделиться всем, что терзает душу, получить поддержки и понимания. Но ведь нельзя же было жаловаться Альфреду на Альфреда! На Альфреда можно было жаловаться за стаканом хорошего бухла заклятому другу Франции... но обычно не хотелось. Тот постоянно лез с пошлыми шутками и чрезмерно критиковал их отношения, а это было не совсем то, что ему нужно. А Альфред не наругает тебя, если узнает, что ты снова делаешь плохие имперские дела в старой доброй компании европейцев-колонизаторов? Не отшлепает? Брр... Определённо не следовало даже пытаться обсуждать это с Францией. Англия постарался выбросить это из головы и обнял подушку, стремясь уснуть и пытаясь представить, что обнимает Америку. И представить, что это не тот Альфред, который на самом деле завтра будет знатно материться в Вашингтоне, узнав об их тайных военных планах с Францией, а какой-то немного другой Альфред из его лучших фантазий. Который в его поддержку готов даже сам съездить кулаком по роже Египта, который не пытается ничего навязывать, который не предпринимает попыток воспитывать его, страну куда более старшую и опытную. С мыслями об этом Англии наконец-то удалось погрузиться в сон. Шлепок. Ещё один. И ещё один. Это было довольно больно и дезориентирующе, с учётом того что Артур абсолютно не понимал, где он вообще находится. По ощущениям, он лежал на чьих-то коленях лицом вниз. Он изогнулся, чтобы посмотреть в лицо тому, кто осмелился... — Америка! Сейчас же отпусти! Ты не смеешь так унижать меня! Мне больно, черт возьми! — Англия, твоим колониям тоже больно. И Египту больно, когда ты его бомбишь. Ты вёл себя очень плохо, Англия. Я поклялся защищать мир от зарвавшихся империй, подобных тебе! — в глазах Альфреда сверкнул безумный блеск. — Надеюсь, ты вынесешь урок из этого! Сказав это, Америка нанёс по его заднице ещё несколько сильных ударов. На глазах выступали слезы обиды и унижения. Англия попытался вырваться, но у него не получилось. — Я сильнее тебя, Англия. Гораздо сильнее, чем ты думаешь. И я буду наказывать тебя каждый раз, когда ты будешь обижать более слабые страны. В следующий раз я тебя свяжу, позову твои бывшие колонии и предложу им тебя отшлепать самостоятельно. И они это будут делать так долго, сколько им потребуется, чтобы выместить на тебе всю злобу и обиду за твой колониализм! Надеюсь, благодаря этому ты наконец запомнишь, как поступать не следует! Англия проснулся в холодном поту и задыхался, как от панической атаки. Ну уж нет! Черт бы побрал Франсиска с его шуточками! Черт бы побрал Альфреда с его треклятой деколонизацией! Артур быстро отошёл от странноватого сна и задумался, что наверное таким образом подсознание ему сигналит о том, что он боится реакции Америки на военную операцию в Египте. И почему вообще это было завернуто в ТАКИЕ фантазии? Наяву он совершенно точно не хотел, чтобы Альфред... Черт! Нужно было звонить в Вашингтон и рассказывать о планах. Ещё одну такую тревожную ночь в сомнениях и извращённых снах он точно не вынесет. ***** Сентябрь 1956 года Франсиск Бонфуа стоял на пороге английского дома с букетом алых лилий с не менее алым лицом и нажимал на кнопку звонка. Спустя некоторое время двери отворились и из дома вышел заспанный и заметно уставший Артур в пижаме. — Привет! Что тебе нужно? Сразу тебе скажу, что я не в настроении, поэтому советую тебе изложить твои мысли достаточно ясно и быстро, — пробубнил Англия. — Тебе нездоровится? Чертов Суэцкий кризис, будь он неладен... — в голосе Франции звучали подозрительно заботливые нотки. Англия постарался их проигнорировать. — Именно так. — Я смотрю, Альфред всё-таки тебя не поддержал², — констатировал Франция. — Мягко сказано. Мы очень сильно поссорились тогда. Он никогда в жизни на меня так не кричал! Он сказал мне, что я снова веду себя как колонизатор! Что я не умею искать мирные решения проблем и своими действиями могу втянуть нас в ядерную войну с Брагинским! Как будто он сам не делает подобных вещей! — Англию прорвало на эмоции. — Он сказал мне, что меня осудит весь мир! Он сказал мне, что лично наложит на меня санкции! — Ну-ну, успокойся! Я же говорил тебе, что Америка всегда думает только о себе! Ты никогда меня не слушаешь... А я ведь пришел к тебе поговорить именно об этом! — последнюю фразу Франция произнес каким-то особо опасным вкрадчивым голосом. — А? — Англия был озадачен. — Тебе нужен кто-то, кто будет больше думать о твоих желаниях! Кто будет более опытным в любви и зрелым в действиях, — Франция произносил это, все больше понижая и смягчая свой голос, а также приближаясь к Англии всё ближе. — Я бы мог заменить этого выскочку, не думаешь? В конце концов, мы с тобой неплохо ладили в последний век! Ну вот и ты сам подумай, вот что звучит более эстетично: «сердечное согласие» или какие-то там «особые отношения»? Первое название так и пылает любовью, в то время как второе чуть ли не синоним выражения «всё сложно»! Задумайся об этом, Артур... — Франция, а ты можешь хотя бы для разнообразия однажды заключить военный союз и в течении полугода не попытаться затащить союзника в койку? — Когда-то ты был не против. — Времена меняются, Франсиск. И да, «особые отношения» звучат гораздо лучше «сердечного согласия»³. Как минимум, потому что первое выражение не на французском. И потому что его придумал я. И потому что... про Альфреда, — последнюю фразу Англия сказал достаточно тихо и вообще пожалел, что открыл это уязвимое место перед Францией. Снова. Вместо ответа Франсиск протянул Англии лилии, которые держал всё это время в руках. — Как часто Альфред был столь внимателен к тебе? — Франция проигнорировал слова Англии про Америку и продолжал свои наглые ухаживания. — Ну предположим, он дарил мне и более оригинальные подарки. И он хотя бы знает, какие цветы я люблю, а не самовлюбленно дарит мне свой собственный национальный символ. Но как будто вообще дело в этом! Как самопровозглашенная страна любви, ты должен знать, что такие чувства не берутся из воздуха и не выключаются по желанию. Да, у нас с Альфредом сейчас конфликт из-за этого дурацкого Суэцкого кризиса, но это не значит, что я внезапно разлюбил его за время двухмесячной ссоры. Это было бы глупо. И я не умею вот так, как ты — в том смысле, что любить сразу несколько разных стран и ко всем так беззастенчиво подкатывать! Я не осуждаю... может быть, если бы я так умел, мне бы не пришлось тогда страдать двести лет. И тем не менее, к счастью или сожалению, я так не умею. — Ты хочешь и сейчас снова страдать двести лет? Или будешь бесконечно под него прогибаться? Послушай, я правда стану тебе гораздо лучшим партнером, чем этот американский выскочка! У нас, как у двух империй, стремительно теряющих свое влияние, гораздо больше общего, чем у тебя с источником наших общих проблем! И да, если уж зашла речь о том, почему я здесь. Мой босс предложил мне пожениться⁴ с тобой. Я думаю, это это вполне здравая мысль. С учетом того, что мы сейчас вдвоем против всего мира в этом египетском аду? Не находишь это даже в некоторой степени романтичным? — ээ... Франция? Ты трезв? К чему такие безумные идеи? — Не менее безумные, чем моя любовь к тебе, Angleterre! — Да хватит заливать-то. Мы оба знаем, что ты меня не любишь. По крайней мере, не серьёзно: легкая симпатия и сексуальное влечение — да, но это набор, который у тебя по дефолту прилагается к каждой второй стране, с которой ты общаешься. А после слов про босса и вовсе выходит, что сейчас ты пришел ко мне исключительно по расчету. Потому что кризис в Египте хоть и создал проблемы нам обоим — гораздо больше неприятностей принес именно тебе и именно ты сейчас на грани разрушения и смерти! И назови мне хотя бы одну причину, по которой я должен впутываться в это сомнительное мероприятие по спасению твоей задницы, — Англия отошел от шока и начинал злиться. — Ну. На данный момент я чуть ли не единственный твой союзник. — Как и я твой. Так что если не хочешь, чтобы наш военный альянс и дружба окончательно пострадали — давай сделаем вид, что я ничего сегодня от тебя не слышал. А ты ничего мне такого не говорил. Внезапно Франсиск рухнул на колени перед Артуром. — Ну пожалуйста! Не хочешь брак, тогда позволь мне стать твоим доминионом! Хочешь, я вступлю в Содружество! Хочешь, королеву твою признаю? Пожалуйста, не бросай меня одного в таком бедственном положении! Мой босс оторвет мне голову, когда узнает, что я упустил и этот шанс! — Ты хочешь стать моей колонией? — Англия издал сдавленный смешок. — Кто бы мог подумать, что ты до такого докатишься! — Ну нет, не прям чтобы колонией. Просто вступить в Содружество, чтобы скрепить наш с тобой альянс! — смутился Франсиск. — Боюсь вынужден отказать, — на лице Артура появилась саркастичная ухмылка, — меня мой дорогой деколонизатор наругает, если я поступлю так с тобой. — Ты серьезно отказываешь мне из-за того, что я шутил тогда про вас с Альфредом? — Нет, я отказываю, потому что вижу в твоем предложении уйму головной боли и крайне мало выгоды. Так что давай навсегда закроем этот вопрос, пожалуйста. И да — если хочешь, можешь зайти сейчас ко мне на чашку чая и мы обсудим наши последующие действия в военной коммуникации с Египтом. — Чай свой пей сам. Я взял себе достаточно хорошего вина, а обстановка и настроение категорически не велят мне сегодня оставаться трезвым. Исторические справки и прочие замечания: 1. Под выходкой Египта имеется в виду национализация Суэцкого канала, который имел важное значение для Великобритании и Франции в области торговли и связи с колониями. На следующий день после национализации правительства Англии и Франции приняли решение о военной операции против Египта 2. на самом деле, это был сильный просчет британских политиков. Они полагали, что США не будут вмешиваться в конфликт или даже поддержат Великобританию. На самом деле дела обстояли немного иначе (далее выдержки из английской Википедии): «Британцы и французы неохотно согласились пойти по дипломатическому пути, но рассматривали это просто как попытку выиграть время, в течение которого они продолжали свои военные приготовления. Ближайший союзник Вашингтона (Британия) проигнорировал резкое предупреждение Эйзенхауэра (президент США) о том, что американский народ не примет военного решения. 25 сентября 1956 года канцлер казначейства Гарольд Макмиллан неофициально встретился с Эйзенхауэром в Белом доме. Макмиллан неверно истолковал решимость Эйзенхауэра избежать войны и сказал премьеру Идену, что американцы никоим образом не будут противодействовать попытке свергнуть главу Египта. Хотя Иден знал Эйзенхауэра в течение многих лет и имел много прямых контактов с ним во время кризиса, он также неверно истолковал ситуацию. Американцы отказывались поддерживать любые действия, которые можно было бы рассматривать как империализм или колониализм , видя в США поборника деколонизации. Эйзенхауэр считал, что с кризисом нужно справиться мирным путем; он сказал Идену, что американское общественное мнение не поддержит военное решение. Иден и другие ведущие британские официальные лица ошибочно полагали, что поддержка Насером палестинских федаинов против Израиля, а также его попытки дестабилизировать прозападные режимы в Ираке и других арабских государствах удержат США от вмешательства в операцию. Эйзенхауэр специально предупредил, что американцы и весь мир «будут возмущены», если все мирные пути не будут исчерпаны, и даже в этом случае «конечная цена может стать слишком высокой». Лондон надеялся, что взаимодействие Насера (глава Египта) ​​с коммунистическими государствами убедит американцев согласиться с действиями Великобритании и Франции, если они будут представлены как свершившийся факт . Это оказалось критическим просчетом». 3. Entente cordiale (с французского «сердечное соглашение») — Англо-Французский союз, заключенный в 1904 году. Предшественник Антанты. 4. Да, речь идет о том самом моменте из аниме, где Франция предложил Англии брак и слияние двух держав. Этот момент был в истории в разгар Суэцкого кризиса. Премьер-министр Франции Ги Молле предложил союз между Соединенным Королевством и Французским союзом с Елизаветой II в качестве главы государства и общее гражданство. В качестве альтернативы Молле предложил Франции присоединиться к Содружеству. Премьер-министр Великобритании Энтони Иден отклонил оба предложения.