История Т или ха-ха-ха ну охуеть смешная шутка поменяй ты его блядь

*** — Пфлять, бфоже, Дхжиндфер, — говорит Тим, неловко ворочая непослушным языком во рту, восторженно возя этим самым ртом по подушке и поднимая незнакомую ему руку вверх, чтобы засунуть ее в него, пока нежная конечность Джинджера помешивает ему внутренности. — Ебфаный пхиздец, кхальмарф. Другая нежная конечность Джинджера, будучи не столь занята, приземляется ему на бедра, и плазма опаляет его кожу, а теплая радиоактивная пена окутывает его едва ли присутствующее тело, и Тим впивается зубами в собственную плоть — и собственную же плоть он приводит в движение, так яростно лупя по ней, что она начинает весело подпрыгивать между его бедер, он сам трясется с высокой амплитудой, а потом сжимается на трудолюбивом кулаке Джинджера, превращаясь в протертую сквозь ситечко херню и падая на кровать, когда его кишечник освобождают от присутствовавшего в нем щупальца, падая в лужу собственной спермы и издавая глухой стон. — Выеби меня, — говорит он, переворачиваясь, когда рука Джинджера прощается с перчаткой, он широко раскидывает ноги и крепко обхватывает ими тело Джинджера, это дрожащее одеяло из желе, притягивает его ближе, плескаясь в их общем поту, и кишечник ему снова набивают, сначала охуенным членом Джинджера, а затем — и его довольно-таки прикольной спермой, и сам Тим ничего особенно не делает, чтобы помочь Джинджер осуществлять эту ласковую пенетрацию, он шевелиться-то не очень может, лишь прижимается к нему и чувствует, как Джинджер цепляется за него в ответ, он покачивается на волнах океана, проводя ладонью по позвоночнику Джинджера, когда одеяло из желе полностью его накрывает, сваливаясь на него под силой гравитации, и слушает его заботливые вопросы и его преданные ему признания, он перебивает их своими. — Разумеется, все со мной нормально, — отвечает Тим, еще не пытаясь поменять положения в пространстве, но уже ощущая, как жажда всасывать дым в легкие одолевает его. — Со мной все распиздато. Хотя я, сука, и тупой. Джинджер заинтересованно мычит, так что Тим поясняет сделанное утверждение. — Да мне давно надо было дать тебе второй шанс, — говорит он, все-таки принимаясь ерзать, так как нужду калечить нежные внутренние ткани организма он ощущает все острее и острее. — Я же, блядь, язычник, а не монотеист какой. Давно должен был сообразить. Джон — не единственный бог фистинга. Ты тоже бог. И тоже фистинга. Джинджер выдыхает несколько мягких смешков, неохотно скатываясь с него и принимая в рот сигарету, которую Тим по-дружески заталкивает туда, провернув сначала эту процедуру на себе. — Просто вы боги разного фистинга, — продолжает Тим, затягиваясь и переворачиваясь на бок, и Джинджер в точности повторяет его движения, словно зеркало. — Он — бог гневной долбежки жопы молотком. А ты — милостивый бог анальной благосклонности. Джинджер снова смеется, и Тим убирает волосы с его лица. — Так тебе лучше? — спрашивает Джинджер, вжимаясь щекой в его ладонь. — Да невъебено лучше, — говорит Тим, криво дергая плечами. — Нам надо это решение запатентовать. Типа, каждый раз, как мне опять придется навещать этого моего хрипящего бывшего супруга, ты будешь встречать меня на пороге своим кулаком. А я в дом согнувшись и задом наперед зайду, чтобы пиздил ты именно самое нуждающееся в пиздюлях место. Он слушает, как Джинджер производит смех в ответ, наполняя легкие дымом, и губы его складываются в довольную ухмылку. — Кстати, — заговаривает Тим некоторое время спустя, поднимаясь, чтобы оттащить свое регенерировавшее тело в душ. — Не хочешь мне отверстие предоставить, чтобы я свои залежалые навыки кулачного боя тоже попрактиковал? Джон до сих пор, сука, упирается. Нет и все тут, хоть умри. Вредный, блядь, придурок. — Ты… Ты со мной хочешь попробовать? Фистинг? — переспрашивает Джинджер, тоже вставая, чтобы присоединиться к Тиму. — Ага, — пожимает плечами Тим. — Ради торжества товарищеского духа и так далее. Джинджер облизывает губы и немного хмурится. — Я… — начинает он. — А ты… — А я неплохо умею это делать, — говорит Тим и хватает его под локоть, тянет его в ванную. — Ну, по крайней мере, раньше никто на мой кулак не жаловался. Не волнуйся, я твою перепуганную дырку рвать не буду. Это строгими законами запрещено. Я какую-нибудь другую перепуганную часть твоего тела переломаю. Он заталкивает Джинджера в душ, когда они добираются до пункта назначения, открывая кран и промокая вместе с ним. — Или, если хочешь, я вообще тебя бить не буду, — продолжает он, хватая с полки мыло. — В этот раз. Можем этот фистинг сделать милым и пушистым. Всегда тебя лупить вообще не обязательно. Ты в любом случае под себя кончаешь. — Отвали, — говорит Джинджер с улыбкой в голосе. — Ладно. Хорошо. Если ты хочешь. — Клево, — говорит Тим, и в его голосе звучит огромная ухмылка. — Приятно знать, что хотя бы один из моих приспешников понимает, как важна кооперация. [St. Pauli], [Simon-von-Utrecht] Несколько дней спустя они принимаются за водные процедуры несколько другого сорта, и Тим убеждает Джинджера позволить ему их провести, протянуть ему свою щедрую руку помощи, Тим расписывает прелести их предыдущих посещений ванной комнаты, приводя их в качестве причины накачать Джинджеру полную задницу воды совместно — и таким образом повысить сексуальность выложенного плиткой помещения еще значительней. Однако сначала они развращают свою и без того бывшую свидетелем порока спальню: Тим насвистывает, распаковывая веселенькую синюю спринцовку, наполняя ее жидкостью скромной температуры и поливая смазкой соответствующую ее часть, пока Джинджер лежит на кровати в позе эмбриона и настороженно следит за каждым движением Тима, как будто тот собирает угрожающее оружие массового уничтожения, а не подготавливает клизму, и, по правде говоря, Тим делает обе этих вещи. Затем он накачивает Джинджеру полную задницу воды, а Джинджер обливается потом и лихорадочно дрожит, комкая простыни рукой, стараясь не сойти с ума и удержать воду за барьером дамбы, Тим же сидит на корточках перед ним, поглаживая его потное лихорадочное лицо твердой рукой, без всякой на то нужды растягивая процесс, и плутоний мерцает в его груди, расщепляясь. Тим продолжает проявлять чрезмерное внимание к чертам Джинджер и тогда, когда они добираются до ванной, касаясь каждого сантиметра красного, словно свекла, лица Джинджера своими въедливыми пальцами, пока перепуганные пальцы Джинджера дрожат, сжимаясь вокруг его руки, пока сам Джинджер опорожняет кишечник, пытаясь как-то приглушить производимые им звуки и с треском проваливаясь, он издает несчастное пыхтение и жалкие всхлипы, и они вполне присутствуют в длинном списке постыдных штук, за которыми столь пристально наблюдает Тим, и вскоре жопа Джинджера становится чистой, как стеклышко, и готовой к набиванию в нее начинки, сам же Джинджер взбудоражен, заведен процессом, который Тим с таким усердием растягивал. Они проводят какое-то время, просто лежа в кровати и куря, и Тим умудряется избавиться от преждевременного возбуждения, которое принес ему подготовительный этап, и передать его Джинджеру, он забавляется с его членом, так что Джинджер начинает тревожиться еще сильнее, а член у него встает совсем уж крепко, а потом наступает пора натягивать перчатки. Так что Тим натягивает перчатки и заливает Джинджера смазкой с ног до головы, Джинджер же расставляет ноги и подхватывает их под коленями, стоически раскрываясь, ворочая головой по подушке и выгибая шею, шумно дыша и отвлекая Тима своими ебучими реакциями, поэтому Тим практикует не только навыки кулачного боя, но и устную арифметику, ругательства на двух языках и буддистскую медитацию, проявляя невероятное терпение, производя разнообразные физиологические жидкости и скрежеща зубами, пока его временно решивший быть вежливым кулак не пробирается в трусливые внутренности Джинджера. Когда это событие случается, они выступают со своим самым новым шоу, и Тим отвечает за биты, Джинджер же работает над мелодией, повторяя имя Тима на разные лады и тоже демонстрируя свое владение матерными выражениями, пусть и владеет он ими только на английском, его воодушевление возрастает по экспоненте, и все его тело тает так же, как заброшенный член Тима, член же Джинджера тоже забывают, пренебрегают им, несмотря на то, что Джинджер обращается к Тиму с прямой мольбой как раз на эту тему, после того, как часами жует губы и отводит взгляд, отворачивается четырнадцать миллиардов раз подряд, он все же собирает всю свою волю говорить, дополняя сказанное обходительными выражениями, и уведомляет Тима, что хочет, если можно, кончить, Тим же отвечает грубостью, обзывая его развратным говнюком и вопрошая вслух, не хватает ли его распутной, грязной жопе целого, блядь, кулака, чтобы хорошенько посжиматься, Тим заявляет, что дрочить ему нельзя, и предлагает обратиться за помощью к силе воображения или к ротовой полости, если беспутных мыслей будет недостаточно, он занимает свою пасть гнусным оскалом, а затем — пальцами на ногах Джинджера, продолжая обслуживать его мануально и прикладывая к тому все свои таланты, а вместе с тем предоставляя ему толчок, необходимый для падения в бездну, подгоняя оргазмические волны, чуть ли не накрывая его ими при помощи своих движений, и Джинджер тоже от него не отстает, он запрыгивает в воды блаженства, принимая предложение Тима, сначала исторгая внушительные объемы бранных слов изо рта, а потом широко распахивая его с жалким стоном, заливаясь краской и уставившись на Тима, пока тот сосет его нелепые пальцы на ногах, уставившись на него и по всей видимости воображая, как он сам сосет кое-что, принадлежащее Тиму, он весь бледнеет, идет пятнами, боится самого себя, кончает с ошарашенным выражением лица, пока разряды сотрясают его взмокшее тело, чувствительную часть которого Тим долбит, не переставая, трахая Джинджера кулаком, пока тот извивается в конвульсиях, елозя языком по его поджимающимся пальцам и дрожащим ступням. [8760], [525600], [31,536,000] [(+40)] Когда перчатки становятся более не нужны, Джинджер облизывает свои искусанные губы, вдохновляя Тима на беспутные мысли этим крайне притягательным поступком, а затем подтверждая, что да, он готов проглотить растопленный член Тима, который был у него на уме несколько минут назад. Так что Тим наливает ему этого напитка прямо в сговорчивое горло, а Джинджер неуклюже притягивает его к себе вибрирующими щупальцами, но Тим направляется к несу и сам, ведомый своим внутренним двигателем, так как щупальца Джинджера не очень-то справляются со сложной навигацией, Тим превращает стакан компота, растекающийся у него по ногам, в кровавый коктейль, мануально обслуживая самого себя и яростно лупя по члену, чтобы сладкая агония плескалась в оргазмических волнах, накрывающих его, он заливает этот коктейль в мягкий, теплый рот Джинджера, не тратя время зря, и Джинджер вылизывает ему головку, предоставляя сахарную эйфорию, елозя языком по члену Тима, рвано дыша и постанывая с ебучей нежностью, ебучей привязанностью к нему, с лаской, без которой не обходится ни одно их уравнение, и Тим кончает через несколько коротких, но восхитительных секунд, спуская в радушно принимающую его глотку Джинджера, мурлыкая ядерной бомбой у себя в груди и сваливаясь на своего приспешника, разбрызгивая лужу студня его тела, растеряв всю энергию. Пантеон богов фистинга пополняется несколько минут спустя, когда Джинджер делится с ним своими робкими впечатлениями, Тим возлагает титул демиурга термоядерных толчков на самого себя и помещает сигареты и себе, и Джинджеру в рот, объявляя, что теперь он всем своим жутким сердцем ощущает глубокую нужду вбить хоть немного толка и в Джона тоже, глубокую нужду удвоить количество отверстий, пригодных для увлекательной тренировки навыков фистинга, необходимой, чтобы он их сохранил в целости и сохранности, и Джинджер смеется, а затем предлагает выдать ему свое услужливое тело, принести его в жертву еще раз — и два, и даже три, если это сможет спасти их упрямое, задрачивающее гитару дарование, и Тим благодарно принимает это подношение, отмечая, что распорядится им с умом и употребит его для чего-нибудь другого, так как он уверен, что хотя бы одна дырка в их триаде обязана остаться тесной, как ни привлекательно бы звучала идея ее основательно расширить для его ненасытных ушей. — Нет уж, лупцевать твою трусливую жопу мы будем только по особым случаям — и очень, очень редко, — поясняет он, качая головой. — Знаешь, типа как только в високосный год. Мы же не хотим ее испортить. Нет, она останется свежей и безгрешной. — Иди ты, — отвечает Джинджер, подползая к нему поближе и укладываясь ему на плечо головой. — А что до избалованной щелки Джона… — задумчиво продолжает Тим и вздыхает. — Ну, наверное, мне просто придется подавать ему хороший пример и дальше, и надеяться на то, что мое безумие и страсть к его божественному кулаку вдохновят в нем анальную решимость. Как говорится, те, кто сами не умеют, учат других. А те, кто не подчиняются приказам, поддаются искушению, думает он про себя, протягивая Джинджеру бычок, и Джинджер выкидывает и его, и свой в пепельницу, натягивая на них обоих одеяла. [пачка конкильоне] [два шарика моцареллы] [двести грамм маскарпоне[ [базилик] [чеснок] [пармезан] [а для болоньезе] [я, блядь, и так знаю, как готовить болоньезе] — Вообще говоря, что насчет того, чтобы вы оба меня хорошенько начинили? — предлагает Тим, ощущая, как теплое молоко растекается по коже, ощущая жар, исходящий от Джинджера. — Ты… — несмело начинает Джинджер. — Тим, ты… Так нельзя. — Слушай, да я же не говорю, что обеими руками в задницу, — усмехается Тим. — То есть, я бы хотел и этот подвиг совершить, но, кажется, это слишком дерзновенно даже для меня. Я про то, чтобы Джон запихал мне кулак в жопу, а ты — в рот. — О. — Ага, — кивает Тим. — Это точно усилит мои впечатления. Это меня до самых основ потрясет. Я как ненормальный обкончаюсь. Кто знает, может, я даже перестану на минутку жрать хотеть. Джинджер мягко смеется. — Ладно, — говорит он, распуская ростки плазмы на согретой молоком коже Тима. — Я согласен. Я тебя люблю. — Охуенно, — говорит Тим. — Теперь мне только остается подкупить третьего участника. Тим подкупает третьего участника, используя и материальные объекты, и невещественную лесть, пока Земля совершает несколько оборотов вокруг своей оси, а Джинджер просто стоит рядом с ним, подписавшись на все и никакой компенсации не попросив, Тим ведет себя изобретательно, Джинджер — самоотверженно, Джон же вставляет им палки в колеса, а Земля остается равнодушным астрономическим объектом, который лишь держит их на своей поверхности. [Glockengießerwall 5], [до шести] [(но картина там хуевая висит, в ебучей Кристиании зато самое то)] Когда договор лежит подписанным, Земля остается апатичной. Тим же, с другой стороны, раскидывается на кровати между угождающих ему придурков, потрясенный до основ и начиненный кулаками, и Джон снова сдает экзамены на отлично с жирным плюсом, заталкивая в только того и ждущие внутренности Тима свой кулак, а Джинджер повторяет его жестокие анальные удары, немного изменяя их, занимая рот Тима своими неподвижными, осторожными костяшками, Тим же весь дрожит и матерится, тает, выгибаясь, и ощущает себя скважиной, протянувшейся на двенадцать тысяч километров и насквозь пронзившей астрономический объект, который они называют домом, он и сам проткнут прямо в грудь, прямо в расщепляющееся, перегретое ядро, и губы его болезненно растягиваются вокруг кулака Джинджера, язык льнет к его коже, а взгляд то и дело обращается к его отзывчивым чертам, задерживаясь на мягких губах и приподнятых бровях, пока совсем не устает, пока Тим не теряет зрение и слух, не теряет все свое безобразное тело, опустошенный и полный до краев в одно и то же время, грубый и учтивый по отношению к собственному члену, Тим лупит этот чрезмерно воодушевленный выступ со всей дури и кончает с фейерверком взрыва, как он и предсказал, пользуясь своими навыками создания будущего, которые он практикует чаще, чем залежавшиеся умения бить жопы кулаком. Ленивая планетка не присоединяется к нему и тогда, когда он принимается подслушивать сироп, который обсасывающие друг другу хуи придурки производят во внушительных объемах, после того, как он кончает, словно ненормальный, ленивую планетку заботят только ее гравитационные взаимодействия, а языческе боги фистинга громко стонут и целуются, и лижут, и сосут, дрожат — и заливают друг другу спермой рты, а уши — признаниями в любви, проглотив то, что получили, и освободив речевые аппараты от хуев, и в оке разума Тима, который временно парит где-то в экзосфере, появляются гениальные идеи для дальнейших сексуальных эскапад, пока текучее, временно обратившееся в желе, протертое сквозь ситечко, несуществующее тело Тима растекается блаженной лужей по кровати, пока сам Тим курит, наслаждаясь приватным выступлением стонущих, целующихся, лижущих, обсасывающих, кончающих придурков, наслаждаясь им, возможно, даже больше их самих всеми своими выбитыми из него, но теперь вернувшимися органами чувств. Тим в этом деле мастер. А ебучая Земля — просто тупой булыжник, болтающийся в космосе. ---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------