Алекс Волков

      Погода только начала портиться, но осень уже привнесла в жизни студентов привычную ежегодную хандру. Эта тоска сжирала изнутри на животном подсознательном уровне, а добивало картину ещё одно неприятное обязательство — присутствие на парах в университете. «Хотя бы первую неделю походить, а дальше, как пойдёт, » — вынужденная мера, чтобы обеспечить себе минимальный шанс закрыть сессию. Для Алексея всё это — одна сплошная пытка, длящаяся четвёртый год. Не его выбор, не его профессия, не его жизнь.       Нет, будущее следователя по особо тяжким делам его прельщало. Будучи сыном майора полиции, он с детства взял для себя единственно верную модель поведения: защищать слабых, вершить правосудие. И зубрить уголовно-правовой кодекс, чтобы сдать его на отлично. Росший на сериалах про бравых полицейских на НТВ, Волков представлял себе работу немного иначе. К сожалению, жизнь на остросюжетный детектив мало походила, зарастала серостью и однообразием.       Глупее было только то, что Алекс, как он сам предпочитал себя называть, потерял всякий интерес к делам мирским и обычным. Молот ведьм, лежащий на столе и спешно спрятанный под тетрадь от колкого взгляда преподавателя, ярое тому подтверждение. Ещё недавно оккультные практики казались лишь бредом, увлёкшим неокрепший подростковый ум, но уже несколько лет позади, а книжные полки полнятся справочниками по рунам, историческими книгами, дневниками «очевидцев» мистических событий и всякой фэнтезийной лабудой. Отличить художественную выдумку от того, что могло бы быть в реальности, попросту невозможно. Хотелось бы верить, как говорится…       — С трудом верится, — Илья, сидящий по соседству, вытягивает книгу, скучающе стучит по страницам и пытается вчитаться в трактат о ведьмовских казнях. — Они правда их на кострах сжигали?       — Не только. Разные методы были, — Алекс закрывает книгу, незаметно скидывая её в портфель. — Массовая ведьмовская истерия по всей Америке.       — А оказалась выдумками вышестоящих для извлечения выгоды. Да-да, я в курсе. И ни одного подтверждения того, что ведьмы существовали на самом деле. Хотя, ну вот правда, даже если бы колдуньи и существовали, разве они попадались бы так просто в лапы совершенно необразованных тупней? Надо быть сумасшедшей, чтобы жить в городе и настолько очевидно привлекать к себе внимание зевак.       — Забудь, мы и тут ничего не найдём, — Волков поправляет распущенные волосы, спадающие на глаза.       — Ни малейшего намёка на сверхъестественные силы?       — Да, очередная книга, лишь подтверждающая их отсутствие.       И всё же, это было куда интереснее заполнения документации и прочей бюрократической лабуды, которой их обучали в институте. Всё это могло бы продолжаться бесконечно.       В кармане завибрировал телефон. На всех общих беседах звук был отключен, чтобы они не досаждали. Однако важность полученного сообщения всё равно была быстро поставлена под сомнение.       — Год только начался, а они уже, — хмыкает Илья, заглядывая в чужой телефон.       — Ты бесишься, что тебя не зовут.       Это было правдой лишь наполовину. Орлова звали. Причём в разы чаще, чем кого бы то ни было, просто писали ему лично, а не в общую беседу так называемых «активистов». Он оставался в стороне от всех организационных вопросов, но при этом умудрялся находиться везде и всюду. Ещё и с отцовской «Волгой», чтобы довезти кого-нибудь или помочь забрать материалы для декораций из магазина. Незаменим во всех смыслах.       — Да-да, увидимся уже на набережной.       Ходить куда-либо компанией было обычным делом. Чаще всего — берег Волги, пока ещё тепло и проливные дожди не мешают наслаждаться последними солнечными лучами. Позже в кафешках неподалёку от университета, а после вся жизнь активистов перетекает в актовый зал и прилегающие к нему кабинеты, оборудованные под подготовку. Ночёвки на креслах, энергетики вместо еды, ох уж эта романтика студенческой жизни. Если бы она действительно таковой являлась.       — Предлагаю уйти прямо сейчас, — довольно хмыкает Орлов и поднимает руку. — Извините, пожалуйста, — универсальное обращение вместо «я не помню вашего имени», — Нас срочно на собрание вызывают. По поводу подготовки к студенческому дебюту.       Алекс едва успевает закинуть все лежащие на парте вещи в портфель, чтобы выскочить из аудитории следом за другом, который даже не дождался ответа от преподавателя. В любом случае, сейчас они ушли по «уважительной» причине.       — А когда в следующий раз действительно будет собрание?       — Не душни, собраний много не бывает, — Илья пожимает плечами, закидывая косу на плечо и поправляя воротник утеплённой клетчатой рубашки. — Сейчас на остановку, и никто нашего отсутствия даже не заметит.       Полчаса в душном, набитом людьми автобусе, а затем ещё полчаса пешком до места предстоящей гулянки. Пока кто-нибудь не предложит сместиться в бар, чтобы продолжить вечер, как подобает. Часиков в шесть вечера, а может и в восемь. Но до этого времени, они мирно посидят на берегу реки, перебирая все общие воспоминания, связавшие их за долгие три учебных года. Правда и до этого ещё нужно дойти. Волков замедляет шаг, любуясь причудливостью улиц старого города. Здесь рядом стоят и совсем уже ветхие полуразвалившиеся дома, и памятники архитектуры, которые удостоились реставрации, чуть дальше частные сектора, полнящиеся домиками на манер дачных, а завернуть за угол — бетонная стена, исписанная граффити самого разного качества. От кривых надписей до настоящих произведений искусства, готовых посоревноваться с заказными муралами.       Задумываясь, Алекс тянется рукой к расписанной стене. На пальцах остаётся городская пыль, оседавшая на камне с прошлого дождя. Кажется, что так же просто может сойти и краска, осыпаться, как мимолётное…       Из мыслей парня вырывает неприятный холод, пробежавший до самого плеча, заставляющий вздрогнуть.       — Ты чего?       — Показалось, что… — Волков доходит до угла здания, заглядывает за него. — Дрожью пробило. Это что за здание?       — Муниципальное, наверное. Выглядит, как театр, — Илья спешит с ним поравняться и окидывает взглядом ветхий фасад здания. Краска на нём местами облупилась от вечной влажности, как будто место было давно заброшенным.       Обычно собственность города просто так бесхозно не стоит.       — Я думал такие под музеи отдают или вроде того.       И пока в душе зреет иррациональное волнение, взгляд приковывают пыльные стёкла и небольшие инсталляции за ними, словно с любовью выстроенные когда-то работавшими здесь людьми: причудливые маленькие механизмы, декоративные предметы интерьера, пластинки и сложенные из бумаги фигурки. Всё это в общей приглушённой гамме, напоминающей цвет запылённой крафтовой бумаги. Но ни вывесок, ни указаний, только старенькая табличка с номером дома. Ни на что не надеясь, Волков дёргает ручку двери. Закрыто. Хотя замок настолько хлипкий, что при желании его можно было бы запросто вырвать.       — Мало ли заброшек, — Орлов проходит немного в сторону. — Но раз тебя на древности потянуло, можем обойти. Вдруг окно где выбито.       — Хочешь вломиться в жильё местных бомжей? — в голосе лишь на мгновение промелькивает сарказм. Скептицизм борется с нездоровым интересом и второй быстро одерживает верх.       Они обходят здание, только окна все, на удивление, целые. Поражает, как это место не стало прибежищем ни бездомных людей, ни бродячих котов, ни молодёжи, ищущей место для спиритических сеансов или тёмных ритуалов по вызову демонов. План обрушивается, не будучи исполненным даже на половину. Существует непреодолимое препятствие — забор.       — Что ж, мы попытались, — Орлов постукивает по одному из двухметровых железных прутьев. — При всём желании туда не перелезть.       Но неудовлетворённое желание узнать, что же там внутри, отступать не хотело, наоборот, лишь сильнее подталкивало придумать хоть что-то. И решение, возможно и не самое умное, приходит моментально. Алекс боком подходит к забору и протискивается между прутьев одним плечом. Благо, телосложение позволяет не застрять к чертям собачьим.       — Кхм, это из разряда: раз пролезла голова, то и всё остальное тоже пройдёт? — хмыкает Илья, наблюдая за другом. — Если ты думаешь, что я полезу за тобой, то ты глубоко ошибаешься.       — Как хочешь, — Волков цепляется ногой за забор, едва не падая, но успевая удержаться в последний момент, хватаясь за стену. Исходящий от неё холод не идёт ни в какое сравнение с остывшим камнем. Он больше похож на что-то веящее изнутри.       — Мы даже не знаем, сможем ли попасть внутрь, — но Лёша уже скрылся за углом здания. Он всегда руководствовался простейшим законом: «захочет — сам придёт, не захочет — нечего за собой тащить». — Эй, погоди, я иду!       Задние окна, выходящие на дворы, тоже были целыми, только уже завешанными какими-то чёрными тряпками.       — Задняя дверь?       Волков пожимает плечами на вопрос друга.       — Она, наверное, тоже закрыта, — он дёргает за ручку, и та не поддаётся, вернее сказать, вообще не сдвигается с места, как будто механизм внутри заржавел настолько, что не способен сдвинуться. Алекс прикладывает чуть больше усилия, и та резко уходит вниз, а дверь, на которую парень опёрся всем весом, распахивается, лишая единственной опоры. За спиной раздаётся дружеский смех.       — Волки на четыре лапы не приземляются? — Илья тянет ему руку помощи, поднимая с пола, покрытого толстым слоем пыли. В помещении стоит кромешная темнота, через которую можно разглядеть разве что край сцены. — Это и правда театр.       — Старый заброшенный театр, — подытоживает Алекс, отряхивая штаны и ища в многочисленных карманах телефон.       — Прям как в «Призраках».       — Которых ты мне не вернул, — не упускает возможности напомнить о книге Волков. Один из его любимых романов был наглым образом присвоен, а каждый раз вспоминался фразой «ну я его ещё не дочитал». — И раз так, то в подвале мы найдём клуб писателей, которых держат в плену.       — Не закрыв заднюю дверь.       Волков лишь усмехается, светя телефонным фонариком на всё, что попадается на глаза. Высоченные потолки, пустой зрительный зал, уставленный рядом кресел, кулисы, склад различных декораций за ними.       — Как наш актовый, только поменьше, — подмечает Орлов, залезая на край сцены и проходясь по нему. — Никогда не слышал об этом месте.       — Как много заброшенных театров ты в принципе знаешь?       — У нас? Ни одного. Потому что их сразу передают новым владельцам.       — У-у-у, а отсюда животные даже бегут и могильным холодом веет?       Алекс, конечно, издевается, но по поводу последнего не то чтобы сильно преувеличивает. Мороз по коже пробегает от этого места, и не из-за страха темноты. Им Волков никогда не страдал. Было больше похоже на то, что температура в здании ниже, чем на улице. Может, потому что солнце внутрь не попадает? А само здание огромное, прогреваться не успевает. Наверняка ещё и сквозняк гуляет, залетая сквозь щели в оконных рамах.       — А в подвале наверняка горы трупов.       Улыбки быстро сползают с лиц, когда в коридоре раздаётся грохот. Парни переглядываются и осторожно выходят из театрального зала, осматриваясь, но ничего примечательного там нет.       — Может… Вешалка упала? Ну типа… В гардеробе?       — Ага, сразу со стеной, — Волков проводит рукой по стене с обваливающейся штукатуркой. — Оно словно вот-вот рассыпется.       — Так ему сколько лет? Пятьдесят? Сто?       Как будто Алекс разбирается в архитектуре. Самое максимальное, что он может предположить, что это здание ещё дореволюционное.       Тихий треск, а за ним шорох штукатурки, осыпающейся прямо под ноги.       — Естественный ход времени. Может тут и не работает никто, потому что стены обваливаются?       Предположение разбивается о грохот. Тяжёлая бархатная штора, закрывающая одно из окон, всей своей тяжестью летит на пол, поднимая клубы пыли и оставляя в воздухе гнетущую тишину.       — Крючки слабые, — спокойно отвечает Волков на немой вопрос, подходя к шторе. Тем более что неподалёку валяется ещё одна, а соседняя едва-едва держится. Лёгкий порыв ветра, спасибо за открытую заднюю дверь, и повалится, как и предыдущие. Весят огромные куски ткани порядочно, но рассмотреть, на чём именно висят, не представляется возможным. Слишком высоко.       — Что ж, когда на нас рухнет крыша, ты скажешь, что несущие балки слишком старые?       — И это будет чистой правдой.       Здание само по себе внушало страх. А байки о том, что во всяком заброшенном доме, а уж тем более театре, живут души умерших, только укрепляли его. Где ещё ютиться умершим творческим натурам, если не под сводами театра? Шорохи, раздающиеся то тут, то там, угнетают.       — Там ещё подвал, — Алекс подходит к мрачной лестнице, ведущей вниз. На полу скопился тонкий слой воды, а стены потрескались. Пахнет сыростью и, кажется, зайди чуть дальше, точно увидишь плесень на стенах, если не грибные наросты. И всё же невозможно придумать что-то более интересное, чем поход в подвал заброшенного театра. Вот уж действительно самое настоящее приключение, которое закончится довольно банальным: «Ну, вау, это подвал.» И ничего больше. Зато будет что рассказать при встрече друзьям из актива. Там ещё и придумают, как превратить заурядную историю в байку для первокурсников. А кто-нибудь особо замотивированный напишет страшилку про страшный дом на углу Ленинградской улицы.       — В чёрном-чёрном театре, в чёрном-чёрном подвале, под чёрной-чёрной лестницей… — шутливо начинает Илья, но получает лёгкий удар по плечу. — Да ладно тебе. Ну призраки и призраки. Сам говорил, что никаких подтверждений сверхъестественного не существует.       Хорошо хоть лестница каменная, а то от скрипа старых прогнивших деревянных ступеней действительно можно было бы от страха помереть. Или упасть с них и сломать себе шею. Вот уж тогда точно станешь городской легендой и номинантом на премию Дарвина в придачу.       У самого входа в подвал висит электрический щиток. Не дожидаясь очередной колкости от друга, Алекс открывает его, прощёлкивая все рычажки в нём.       — Думаешь работает?       Алекс пожимает плечами. У них есть только один способ проверить. Он тянется к выключателю. Щёлк. Лампочка лопается с омерзительным треском.       — Хороший электрик — живой электрик?       — До первого удара током, ага.       Каждый шаг отдаётся эхом в тишине подвального помещения, а извилистые коридоры можно сравнить разве что с подземельями. Стеллажи у стен и ящики — немые напоминания о том, что когда-то здесь лежал реквизит и костюмы. Сейчас же всё это было сплошь укрыто пылью. Опустевшее и покинутое. Удивительно, откуда только взялись тогда те причудливые композиции на окнах? Неужели те актёры, что так заботливо расставляли вещички на подоконниках, просто побросали всё это и даже не удосужились забрать? Наверху же около сцены тоже полно причудливого реквизита, а здесь — пустота и мрак. «Может быть убрали от сырости?» — проносится в голове единственная разумная мысль, но с другой стороны, если театр заброшен, то какой толк оставлять вещи, пусть и наверху?       — Волк, глянь, — Орлов тянет его за руку сквозь узкий дверной проём. Отсыревшие куски фанеры и балки, сваленные в углу, а по другую сторону стеллажи с инструментами и целый верстак.       — Это… Мастерская? — Алекс заглядывает на полку, в одном из ящиков свалены уже давно проржавевшие болты и железные уголки.       — Похоже на то, — после спокойно фразы раздаётся характерно недовольное «Да блять». Орлов стряхивает со своих плеч белую пыль. — А я говорил. Говорил, что на нас потолок свалится.       — Да. Это несущие балки, — самодовольно улыбается Волков, оголяя выпирающие клыки. Милая отличительная черта, всегда привлекающая к парню внимание, в полумраке заброшенного подвала нагоняет той ещё жути.       И всё бы ничего, но следующим упавшим предметом стала не какая-то обыденная штукатурка. Ящик, в который только что заглядывал Волков, словно сам по себе сползает со своей полки и обваливается на пол, рассыпая мелкие жестянки по холодному бетону. Парни молча переглядываются, пока сердце Алекса бешено колотится. Упади эта штука минутой раньше, и весь этот хлам рухнул бы ему на ногу.       — Это ведь… Ты его задел, да?       — Нет, — Алекс нагнулся, поднимая тяжеленный ящик. — Может полы кривые. Вот и полки под углом стоят?       — И падают именно в нашем присутствии?       — Ну ты ешь больше, чтобы под твоим весом полы сильнее прогибались, — недовольно шикает Алекс.       Да, да, очень мило. Волков берёт телефон с фонариком и подходит к выключателю. Щёлк. Тут, на удивление, ни одной взорвавшейся лампочки.       Странностей за последние полчаса было предостаточно: от веющего от стен могильного холода, до хаотично падающих предметов. И всё это можно объяснить ветхостью здания. Единственное, что никак не вписывалось в это объяснение — мужик, сидящий на железном скате, закутанный в несколько курток и подсасывающий сигарету.       — Вы чего тут шум поднимаете?       — Блять! — Орлов отскакивает назад, прячась за Алексом и вцепляясь в его руку мёртвой хваткой. У Волкова же рефлексы срабатывают безотказно, он хватается за первую попавшуюся железку — старые проржавевшие плоскогубцы — и швыряет её в незваного гостя, с запозданием понимая, что самые настоящие неприглашённые — они. А этот мужик, возможно, нашёл свой приют в старой заброшке.       Звук бьющегося о бетон железа заставляет задуматься над законами физики. Верить собственным глазам и принимать факт, что инструмент только что пролетел сквозь человека, не хотелось.       — Вы охренели? — он вскакивает, кидая сигарету в сторону, а та словно растворяется в воздухе, выпрямляется, и становится понятно, что это никакой не мужик, а вполне себе молодой парень. Повалившиеся на пол тряпки, никакие не куртки бездомного, а театральные костюмы, старые, поношенные, но на некоторых даже можно разглядеть узоры.       Время словно замирает, пока Алекс машинально тянется рукой к верстаку, стараясь нащупать очередное средство обороны.       — Я тут сижу, о бренности бытия размышляю, — Алексу кажется или в его голосе звучит какая-то мрачная ирония? — а вы спускаетесь в мой подвал, ещё и кусачками кидаетесь!       — Плоскогубцами, — выдаёт Волков первое, что приходит ему на ум. Илья всё ещё цепляется за его руку.       — Да… Мне всегда говорили, что я их путаю.       В комнате повисает странное неловкое молчание, как будто кто-то неудачно пошутил и смеха в компании не последовало. И в этой тишине Алекс слышит своё бешено колотящееся сердце. Ноги немеют и словно прирастают к полу, не давая сдвинуться с места. Никакие советы по борьбе с паникой не помогают, когда напротив тебя стоит полупрозрачный парень и отрешенно смотрит на верстак, а потом переводит такой же незаинтересованный взгляд на тебя, глядит насквозь, будто ты тут бестелесный, а не он.       Орлов оседает на пол, не разжимая пальцев, он словно ищет в Алексе опору, и, чёрт возьми, если бы он сейчас не ощущал свои конечности, как негнущуюся гипсовую статую, он бы и сам свалился прямо на холодный бетон. Пальцы сжимаются на чём-то железном и длинном, ощущающимся достаточно увесистым, чтобы отбиться. Только как отбиваться от бестелесного создания? Алекс выставляет вперёд руку с гаечным ключом.       — Кто ты? — в голове всплывают все возможные варианты развития событий, построенные на фильмах и книгах о сверхъестественном. От утаскивания в ад, до обращения неизвестного в огромное чудище. Кажется, так обычно происходит в завязке со всякими эпизодическими персонажами, но сейчас Алекс совсем не чувствовал себя главным героем.       — Вы можете звать меня Майкл, — картинно произносит полупрозрачный парень, но видя недопонимание в глазах добавляет, — Ну, Михаил. Миша.       — Да я не об этом!       — А о чём? Все нормальные люди представляются, когда их спрашивают.       — Нет. Чёрт возьми, нет. Это больше про: «Кто ты и что делаешь в странном заброшенном театре?» И почему ты… — Алекс переводит взгляд на почти растворяющиеся в пространстве ноги существа.       — А… Прозрачный. Ну что вы, как будто привидение увидели, — он усмехается. — Мечтал это сказать с тех пор, как умер. Жаль в гости никто не наведывался. Ну, из незнакомцев, по крайней мере.