последний мятеж

Лиза устало откидывается на спинку пошарпанного стула, слегка пошатываясь на нём, и оглядывает потолок, слабо освещаемый настольной лампой. Пыль пробирается в нос, щекоча, заставляя чихнуть в который раз за вечер. Её руки, сухие, потресканные от вечного перебирания бумаг, которые остро впиваются в кончики пальцев, словно иглы, подрагивают. Цепляют маркер со стола и она встаёт, подходя к доске. — Мы должны добиться смещения Антипова, — обводит красным фамилию, криво написанную, и переводит взгляд на остальных, — Уберём его, остальные законопроект не поддержат. — С чего ты взяла? — Рома хмурит брови, непонимающе вычитывая что-то на бумаге. Его лидерская надменность выдаёт с потрохами — устал. Банально не вникает, думать не хочется и складывать два плюс два становится сложнее с каждым днём. — Его свита поддержит закон только в том случае, если он будет при власти. А потеряй он своё место, то и дивиденды от контрактов пропадут. Мы можем этим воспользоваться: подкупить Ефремова, Росберга и остальных. Они, в любом случае, выберут деньги. — её глаза горят. Она с упоением продолжает, выискивая поддерживающие взгляды среди остальных. — Потратить бюджет на план, который может не сработать? Лиза, не смеши, у Антипова, как будто, нет других рычагов давления. — он хмыкает, насмехаясь. С каждым днём вера исчезает. За спиной у него шушукаются — сдаёт позиции. А негласным лидером вполне можно признать Лизу: она бойко осаждает каждого, кто хочет уйти. Не давит, но всегда напоминает, ради чего они здесь. И Рома, вполне знающий обо всех слухах, что проносятся в пределах гаража, должен признать — якорь для остальных здесь не он. Его глаза больше не горят, а ноги не бегут к телевизору, прислушиваясь к последним новостям, как раньше. — Что предлагаешь ты? — Лиза раздражается. В её глазах виднеется желание отругать. — Нам нужно больше людей, — он говорит это с опаской. Остальные лишь смотрят, переглядываясь. Катя, которая только сейчас подняла уставшие глаза, издает лишь тихое «Что?». Они сидят за излюбленным круглым столом каждый вечер, отлив потрёпанного от жизни дуба, исцарапанного, повидавшее многое на своем жизненном пути, темнит и без того поникшую атмосферу. — Будь кто-то, кто разделяет наши идеи, то я только за. Но ты и сам знаешь, что таких нет, — голос подаёт Арсен. Он грубоват на вид, с проколотыми ушами, татуировками по всему лицу и оскалом, — Ты раздобыл всех. Сам же говорил. Остальные бодро кивают. Их разделяет стол — в ином случае уже сцепились бы. Рома давно перестал контролировать свою агрессию, а подначивания со стороны остальной группы делали его до невозможности раздражительным. Он старается успокоиться. Говорить тише, сцепив зубы, чтобы не выдать эмоций — они ни к чему. Если группа узнает, в каких терзаниях их лидер находится на самом деле, каждую ночь ворочаясь в неспособности уснуть, то попросту утратит последние силы. — Есть люди, готовые нам помочь. Они проявили интерес к нашей огранизации, им нужна коалиция, — он спокоен, но это так показательно, что Лиза хочет наброситься прямо сейчас, — Ребята, мы не справляемся. Они скоро задавят нас, нужно больше ресурсов. Лиза вздыхает — она согласна. Садится обратно за стол, складывая руки в замок. Когда они начинали, было всё намного проще. Их было больше — кучка подростков, готовая бороться со злыми дядями, которые решили поиграть в диктатуру. Власть, решившая, что левых не будет. Что нельзя выражать себя, нельзя говорить против. Нельзя свободно любить, выражать своё мнение и бороться. А сейчас оставшаяся половина, что рьяно верила в их силы, теряла надежду. С ними приключилось многое за последний год — страх вошёл в привычку. Самые лакомые кусочки в глазах правительства. Кого-то схватили, выставляя на всеобщее обозрение под насмешливые взгляды на показательных судах, на кого-то надавили, не дав вдохнуть глоток воздуха их семьям, а кого-то попросту убили, оставляя валяться на холодной земле. И те идеи, которые жили с ними с самого начала, начали испаряться — их затуманивала ненависть. Они пообещали себе однажды, что насилие порождает насилие. Что жестокости и так в мире достаточно, что ненависть человека разрушает. Пообещали, что вместе будут бороться за себя до конца, минуя все преграды, добьются того, что им нужно. Но с каждым днем становилось сложнее. По началу, на пике эйфории и общей подорванности, они крушили здания министерств, делали громкие заявления, обезличивая себя, пряча лица под чёрными масками. И за ними шли люди. Восхищались, тыча пальцем в телевизор, и желали вступить в ряды «Сплетения». После на них стали охотиться. Имён не знали — скрываться умели хорошо. Пытались выловить на очередных стычках и митингах, пока те разбирали брусчатку. И спастись от рук полиции выходило не всем. Как бы их не пытали, не морили голодом и не били — не сдавались, упорно крича, что лучше умрут, чем скажут информацию. И это было их жизнью — страшной, тёмной и перенасыщенной бегами да погромами, но свет, который они видели впереди, всегда держал на плаву. — Кто они? — кто-то подал голос. Виктория, их несомненная ищейка, сама быстрая и всегда подставляющая плечо в очередной погоне. Она лежала поодаль от стола, на матрасе, который величало называла кроватью, вся избитая, отходящая от последней стычки — вчера она обрисовывала двери Министерства Внутренних Дел, расписывая баллончиком краткое «Свободу либералам», пририсовывая внизу их несомненную эмблему — крест, состоящий из двух знаков бесконечности, перпендикулярно расположенных друг на друге. — Организация левых радикалов, — Лиза повела бровью, приоткрывая рот. — Ты в своём уме? Они точно не наши. — голос подрагивал изрядно. Хотелось есть — хоть чего-нибудь уцепить, забывшись сном. Лиза не спала вторые сутки — упорно шарила информацию по всем возможным каналам, сидя за стареньким компьютером. Обыскала все статьи про Антипова, его свиту и деятельность. Он был одним из председателей комитета по делам пропаганды — именно оттуда начинались истоки, запретившие ЛГБТ-фильмы и книги, а после и посты в интернете. — Я общался с их главным, не знаю кто это, но из разговора понял, что поддерживаем мы одни и те же идеи. Они борятся за правду, левые взгляды и выступают против пропаганды. — Да только вот способы у нас разные, — Лиза оглядывает его — он даже не выражает эмоций, — Мы всегда были против насилия. — Лиза, у нас есть другой выбор? Наши методы не работают! — Рома берётся за голову, проводя по коротким волосам рукой, и устало мычит. — И ты хочешь изменить нашим принципам? Мы будем убивать, чёрт возьми, людей? — Напомните, мне, ребята, наш главный девиз, — он поворачивается всем телом на остальных, что тихо наблюдают за стычкой. — Победа любой ценой, — в голос произносят все и из толпы можно чётко выделить голос Лизы. — Но не ценой крови. — она не сдаётся. Успокаивается, но голос продолжает предательски дрожать. — Если мы объединимся в коалицию, — Арсен рассуждает, жестикулируя руками, — то будем пересматривать взгляды. Добьёмся консенсуса, выделим приоритеты. Может быть, это разумно, если они, конечно, будут согласны на наши условия. Арсен смотрит на Лизу, поднимая брови — хочет показать, что не всё потеряно. Что, быть может, из этого может выйти хорошая идея. — Я так понимаю, выбора у нас не осталось, — Виктория поднимается, едва перебирая ногами и кряхтя от боли, подходит к столу, усаживаясь рядом с Арсеном, — Если мы голосуем, тогда я за. — Я тоже, — слышится слабый голос Ани. И все поднимают руки. Лиза морщится, но против большинства идти не может. Поэтому, под пристальный взгляд Ромы, тянет запястье вверх, опуская голову. — Я свяжусь с ними, — он выдает это, выходя из комнаты, — они готовы присоединиться в любой момент. Разбредаясь по импровизированным кроватям, группа переглядывается и обсуждает всё случившееся. Только Дима не знал ничего — он устало лежал под грушей, на своём матрасе, пытаясь уснуть. Ранение в ноге заживало болезненно медленно и он громко дышал, пытаясь закрыть глаза. Лиза лишь обвела взглядом их гараж, поднимаясь на второй этаж — там ночевали только они с Ромой. Потому что примкнувши к составу «Сплетения» одной из первых и доказывая раз за разом свою преданность, она стала серым кардиналом их группы, позволяя себе принимать часть решений и давать указания в дни, когда их главный отсутствовал. А потому и обладала особым местом — наверху, где есть кровать и пыли меньше летает. Поднимаясь устало по лестнице, она видит Арсена, который подзывает к себе. — Да? — он только отводит её за лестницу, где их точно никто не услышит, подгребая за локоть. — Ты сегодня вскипела, — он спокоен, и, как никогда, пожалуй, расслаблен. Произносит это без единой доли злости, лишь остерегая, — Это плохо сказывается на остальных. Они тебя считают главной и нельзя подрывать их уверенность. — Лидер — Рома, и это неоспоримый факт, — Лиза поднимает глаза на Арсена — он ухмыляется. — Да брось, — отводит голову в сторону, улыбаясь, — Ты же понимаешь, что авторитета больше у тебя. Просто хотел напомнить, что тёмные времена пройдут. И спасибо за преданность идее, — кидает напоследок, — мы все ценим это. А Лиза лишь кивает. И к ней подбирается неразбериха, смешанная с смирением. И лёгкая улыбка озаряет лицо.