последний мятеж

Кристина, видя, что все укладываются спать, топает покурить к Виктории, которая вышла на улицу — под куст жасмина, чтобы расслабиться и отвлечься от затхлого запаха гаража. Выходя, девушка видит Вику, сидящую на бордюре, которая злостно сжимает скулы, смотря, как Аня садится в машину к своему кавалеру. Подсаживаясь, Кристина хмыкает, оглядывая девушку. — Ревнуешь? — Захарова улыбается, когда Виктория быстро поворачивает голову и смотрит на неё с непонимаем. — Ревность — это когда в детдоме воспитатель не тебя на руки берёт, а я ей по приходу ебало в мясо раскрошу, — хмыкает брюнетка, затягиваясь сигаретой, — Смотри на машину. Кристина вглядывается сквозь темноту вечера и свет одного фонаря, хмурит брови, ничего не понимая, наблюдает, кидая взгляд то на номера, то на колеса, но всё равно поворачивает голову, желая объяснений Виктории. — Георгиевская лента, видишь? — Ебать, — тянет Кристина, подкуривая и выдыхая дым, — это с ним у неё свидание? — Ну, точно не такси, — как-то разочарованно отвечает та, расплываясь в грустной улыбке, — Наша Анечка то ли тупая, то ли беспринципная до пизды, в которую её трахают. — Какая ты грубая, — только и удивляется Захарова, брюнетке улыбаясь, — Думаешь, она забила хуй на все свои левые взгляды? — Какие левые взгляды, Кристин, — Виктория вновь ухмыляется, выдыхая дым вверх, — эта шавка никогда своего мнения не имела, попала сюда, потому что ей похуй, как думать и что считать правдой, — Кристина удивляется, брови вскидывая, но в молчании своем велит Виктории продолжать, — Она реально мягкая, как пластилин, ей нравится плакатики рисовать и бегать за Ромой, — смеётся брюнетка как-то слишком ехидно, — он её нашел на митинге против министра образования, только вот мы из одного универа, я прекрасно знаю, что это не её идея была, ясно? Никаких там взглядов нет, она даже толком за идеологии не знает, просто таскается с нами, потому что влюбилась в Гаджиева. — Мне казалось, она трахается с Димой, — как-то задумчиво тянет Кристина, не веря ситуации, — У них явно были мутки же. — Трахается с Димой, сохнет по кому-то другому, я почти уверена, что это именно Рома, но он такой бесхребетной в жизни не даст, — Виктория вновь затягивается, молчит пару секунд, наблюдая, как Кристина кивает, — Я не знаю, почему она здесь, посмотри на эту дрянь. — Мне кажется, она не нарочно, — пытаясь оправдать девушку, говорит Кристина, — В конце концов, не всё ведь так печально с георгиевской лентой, может, с девятого мая осталась? Это же не свастика, ей богу. Ты же знаешь, я в этом не особо разбираюсь. Виктория хмыкает, издаёт смешок, поворачиваясь к собеседнице. — Если она осталась с девятого мая — ещё хуже. Ты не разбираешься, так я тебе поясню, я, конечно, не Лиза, но нахваталась от неё всякого, — она переводит взгляд на машину, что отъезжает, громко набирая скорость, вздыхает, грустнея, — Культ войны — одна из тех штук, с которыми мы боремся, потому что демократия в стране, где боготворят военного лидера – невозможна. Это у индиго позиция, в которой любое насилие — зло, я же, например, половину населения бы поубивала, — Кристина согласно кивает, улыбаясь, — но даже мне логично и понятно, что все вооружённые конфликты, которые мы начали за последние двадцать лет — это плохо. Георгиевская лента давно не про победу, понимаешь? Теперь это символ «Великой Державы», — она кавычки в воздухе показывает, усмехаясь, — и напоминание о том, что надо убивать, нападая на другие страны. — Блять, война — это, в целом, хуёво, думаешь, её ухажер правый? — намекая на Аню, спрашивает Кристина, с силой вздыхая. — Может, и не правый, но такой же безвольный и недалекий, как и наша Анечка, — Виктория сигарету недокуренную на асфальт роняет, отряхивая руки, — Откуда ты вообще взялась, Кристина? — она по-доброму смотрит на девушку, улыбаясь, — Из какого движения? — Всё началось со скинов, — тянет загадочно Захарова, ностальгируя, и мечтательно смотрит в небо. — Ты была скин-хедом? — смеётся Вика, громко охая. — Нет, но мой брат был, — Кристина улыбается исподлобья, — Всё началось с простых стычек с правыми, потом были крупные охоты на фашистов, — её голос становится тише, а сама она морщится от воспоминаний, — а потом, когда пошли первые масштабные забастовки, его посадили за экстремизм. Ну, а я была в этой тусовке, приняла власть по наследству, так сказать. — Он до сих пор сидит? — Он умер через тринадцать месяцев, оставалось пять до выхода, — Кристина тяжело выдыхает дым, хмуря брови, — заболел. — Месть — крутая мотивация, — грустно говорит Виктория, оглядывая девушку, у которой глаза наполняются злостью. — Я давно отомстила, когда умыла кровью тех праваков, которые натравили на него ментов, это другое, — она вновь затягивается, смотря в небо, усмехается, издавая смешок, — Он боролся с шовинистами, расистами, да и в целом, со всеми уродами, каких только поискать. Их тогда уйма развелось, если помнишь, — Виктория кивает, смотря на неё с уважением, — Он хотел их искоренить. Это, конечно, невозможно, но у меня под боком куча людей, которые знают меня, как его сестру, и в память о нём готовы глотки рвать. А я готова пытаться продолжить его дело. — Я тебя зауважала, — Виктория улыбается, хлопая её по плечу, и Кристина улыбается в ответ, поднимаясь с бордюра, — Знаешь, ты хоть и не похожа на нас, но всё равно крутая. *** Поздний вечер: все спят, тихо посапывая на первом этаже, Рома смотрит что-то на минимальной громкости, хмуря брови, Мишель лежит рядом, умиротворенная и, кажется, мирно спящая. Лиза тем временем, чувствуя ноющую боль в ноге, закусывает губу, жмурясь: она врёт уже несколько дней, говоря, что не болит. Иногда боли доходят до такой степени, что ей хочется вывернуться наизнанку, лишь бы не чувствовать. Она слышит слабые и абсолютно непонятные ей звуки, слабо поворачивая голову в сторону Кристины: та смотрит какое-то видео на телефоне, внимательно изучая происходящее. Лиза приподнимается, наблюдая за девушкой, улыбается, включая ночник у кровати, от чего Кристина пугается, поднимая голову. — Прости, мои наушники разрядились, я думала, ты спишь, — как-то слишком быстро лепечет девушка, пугаясь. — Ты смотришь порно? — Лиза тянет ехидную и одновременно с тем удивленную улыбку, округляя глаза. — Нет! — Кристина возмущается, вскидывая руки, и смеётся, — Это расслабляющие видео, АСМР называется. — Это звучит, как порно. — Ты очень извращённая просто, — Захарова усмехается, поднимаясь с места, — Почему не спишь? — Болит, — та голову склоняет, будто ей стыдно, губы поджимает, — Только Диме не говори. — Сильно? — Кристина на её матрас садится, оглядывая, а когда видит на чужих глазах слёзы, и вовсе вздыхает, — Давай, ещё уколю? — Он не помогает, — индиго шепчет вкрадчиво, почти впадая в истерику, а Кристина её приобнимает, позволяя уткнуться в свое плечо и гладит по спине, — У меня слишком убитый организм для кейвера, кажется, только героин, блять, поможет, понимаешь? — Тише, тише, — Захарова, кажется, всю любовь свою в эти слова вкладывает, крепче к себе прижимает, — Понимаю, осталось немного потерпеть, нога пройдет. Та уже хнычет изрядно, слёзы мажут по чужой футболке, а от боли рука непроизвольно сжимается на плече Кристины. Захарова ей в глаза смотрит, отодвигая немного от себя, брови домиком сами по себе складываются, жалость показывая. Она, недолго думая, усаживаясь поудобнее, на ногу Лизину смотрит, обдумывает ситуацию, кидает взгляд на руку, которая всё ещё сжимает её плечо. — Ты сейчас можешь сжать так же сильно, как и болит, — шепчет, смотря прямо в глаза. — Это не поможет, — та головой вертит, будто не веря, глаза бегают по чужому лицу, изучая. — Поможет, — Кристина усмехается, — нам всегда помогает выместить свою боль на ком-то другом, — она прикасается к ноге, совсем аккуратно, поглаживая подальше от раны, а Лиза шипит, сжимая чужое плечо с остервенением и впиваясь ногтями в кожу, — а когда нам нарочно делают больно, то тем более, — и девушка прикасается к ране, слегка надавливая и сразу же отпуская, слышит слабый визг и чувствует дикую боль в плече. — Сука, — Лиза уже красная вся от напряжения, ногу рефлекторно подальше убирает, Кристину бьёт по руке, часто дыша, — я могла бы тебя ударить, идиотка. — На здоровье, не боюсь боли, — хмыкает Кристина, оглядывая чужое лицо, — ты терпишь столько дней и по тебе даже не заметно, — девушка смотрит с каким-то восхищением, хмуря брови, — Как? — Если скажу, Дима может подмешать в ампулу что-то посильнее. — Ты настолько не доверяешь людям? — Лиза кивает, самой от себя девушке тошно становится и она опускает голову вновь, закусывая губу, — Судя по тому, как они с тобой обращаются, вряд ли от Димы можно ожидать подвоха, они тебя любят. — Любовь — это слишком громко, я таких слов даже не использую. Я Диму знаю, он может думать, что это во благо, — Лиза вдыхает шумно, поднимая глаза на Захарову, — но сделает хуже. — И ты готова терпеть боль? — Я готова терпеть боль, лишь бы не скатиться в яму зависимости, да, — она кивает, становясь серьёзнее, — Ты же готова была закодироваться, чтобы жить нормальную жизнь. — Я не такая, как ты, — Кристина её по лицу гладит, улыбаясь мягко и будто поддерживающе, — Я слабее. Меня останавливает только ебаная капсула в спине, из-за которой я могу умереть, без неё я никто, понимаешь? Иногда настолько хуёво, что хочется её вырезать, лишь бы набухаться. — И тогда ты вымещаешь свою боль на других, — как-то загадочно тянет индиго, грустно усмехаясь. — Да, обвини меня в этом снова, — Захарова толком даже не злится, всё ещё сохраняя улыбку, — но я нашла себя. Я вымещаю свою боль на других, и при этом позволяю другим это делать, и делаю это за всех, кто тоже хотел бы. Может, меня это и не оправдывает, но, я уверена, найдутся люди, которые сидят на диване и радуются, что такая, как я, снова отпиздила стаю шакалов. Лиза издаёт смешок, умиляясь, когда Кристина поджимает губы, смотря, словно желает искупиться. — Violentiam parit violentiam, — говорит Лиза, смотря на свою ногу и что-то вспоминая. — От Ромы нахваталась? — От Димы. Кристина отодвигает её от себя, укладывая на постель, заботливо накрывает пледом и ложится рядом, смотря с нескрываемым восхищением и заботой. — Попробуй поспать, пока я буду бубнеть тебе о чём-то, — и задумываясь, Захарова отговаривает себя, но, всё же, задаёт вопрос, — Почему ты разрешаешь мне лежать на твоей кровати? — Потому что ты сразу показала, насколько не святая, и мне не приходится ожидать от тебя подвоха, я знаю, на что ты способна, — отвечает Лиза, смотря на неё с интересом, пока Кристина удивляется, поднимая брови, и даже тихо посмеивается от такого заявления. — И на что я способна? — Можешь сагрессировать, — начинает индиго, загибая палец, — можешь ударить, но я сильнее, — как-то обыденно говорит, ведь в голове тысячу раз прокручивала подобное, — обмануть, если на кону выигрыш, — Лиза усмехается, а Кристина хмурит брови, даже немного обижаясь, но про себя признает, что это правда, — но ты честная и врать, похоже, не умеешь. — Прям как ты не умеешь читать между строк, да? Или как умеешь притворяться, что ничего не понимаешь, — Кристина криво улыбается, следя за чужим лицом, на котором абсолютное безразличие. — О чём ты говоришь? — она хмурит брови, пытаясь предугадать реакцию по эмоциям, но не выходит. — Брось, индиго, ты журналист, у тебя в крови видеть людей насквозь, — Кристина подбирает слова, сердце нещадно колотится, и она от волнения закусывает щёку с обратной стороны, — Я не умею выражать чувства нормально и делаю это только с сексуальным подтекстом, потому что пока у всех была первая любовь, у меня были митинги и драки стенка на стенку. Я в каком-то смысле тоже камень, но до тебя уж мне не дотянуться. — Я, может, не камень, как это описываю, — протестует та, становясь на пол тона тише, — я вижу, что ты хочешь меня трахнуть и без спора. Меня много кто хочет трахнуть, это не новость, но мы ведь не всегда получаем то, чего хотим? — Господи, — Захарова уже изрядно злится, потешаясь умозаключениям, — Как бы тебе это преподнести, — она затихает, решаясь, но Лиза, полная непонимания и лёгкой наивности, заставляет сказать то, что так долго сидит внутри, — я готова отказаться от секса, если ты меня поцелуешь без дурацкой игры. У Лизы мягкое медленное осознание в виде округляющихся глаз и приоткрытого рта, у Кристины выжидающий мандраж и дикое смущение, красные щёки и опущенный взгляд. — Потому что я отказалась от алкоголя, наркотиков, гонок и азартных игр, — шепчет Кристина, пододвигаясь ближе, почти лбами с ней соприкасаясь и смотря в глаза, — и мне нужно хоть что-то чувствовать, и не ври, что тебе это не надо, у тебя сейчас зрачки расширены. — Если я тебя сейчас поцелую, то нарушу правило жизни, о котором не сказала, — шепчет в ответ Лиза, поглаживая мягко чужую руку, еле касаясь, на самом деле, и вызывая мурашки, — не доверять никому. — Я в твоей постели. Кристина больше ничего не говорит: её губы накрывают губы Лизы, она притягивает девушку руками ближе к себе, обхватывая ладонями лицо, часто дышит, наваливаясь всем телом и наслаждается моментом.