последний мятеж

Вся команда пребывает в шоке, рассматривая, как машина Арсена уезжает. Кристина, что оставила ребят в такой волнующий момент, оборачивается, рассматривая из окна гараж. И поджимает губы. Лиза, ошарашенно смотрящая, усаживается за своё рабочее место, потому что ноги подкашиваются. — Где? — лишь выдаёт Арсен, вынося ноутбук из каморки. — Оля позвонила сегодня ночью, — на глазах у журналистки слёзы застывшие, она переводит дух, собираясь с силами, — и там не только жёны. — Подробнее. — Сева, — только и усмехается Штрэфонд, кидая папку с делом на стол Лизе, — сутенёр, владелец двух ресторанов «для своих». В кругах мест не столь отдалённых известен своим эксклюзивом, — она кавычки в воздухе для чего-то показывает, — там всё, что есть. Эта тварь ещё с девяностых держит бордели для политиков, при смене властей несколько раз накрывали, но потом он подстраивался под новых. — Это обычный бордель? — рассматривая папку с делом, спрашивает Лиза. — Не обычный. В обычном таких услуг не встретишь, — надменно и с ненавистью произносит Крис, пока Виктория вручает ей воду, — Сева мужик серьёзный. И работает тоже на серьёзных. Его девочки отличаются от обычных проституток, — она горько усмехается, — потому что с ними можно делать, что захочешь. — Похищенные? — лишь спрашивает Арсен, знатно притихая. — Без паспортов, почти без еды, да. И там же жёны. — Как это вышло? Как там оказались жёны? — с придыханием и отвращением говорит Лиза. — Думаю, он предоставляет услуги Антипову и его свите. Оля сказала, что они в одном доме живут. Надо вытаскивать. — Это шанс. Жёны могуть дать показания, — остервенело кричит Лиза, а Дима мигом подходит ближе. — Как Оля поняла, что это он? — удивлённо спрашивает Арсен. — Это я поняла. Она сказала, что дом на шестьдесятом километре трассы, недалеко от кемпертсва, я просто искала ту местность. У Севы там задекларирован участок, вот и всё. — Что-то кроме имени знаешь? — И оно ненастоящее. Это кличка. Ничего не знаю, знаю только, что надо их спасать. Забор под колючей проволокой и охрана. — И как туда пробраться? — злостно выпаливает Виктория, — Мы похожи на чиновников? Или, может, мы невидимые, и охрана не заметит? — Успокойся, королева, я знаю, что мы будем делать, — вдумчиво произносит Арсен, после чего уходит в каморку, не желая объясняться. А все вокруг лишь кивают, потому что парню верят. Дима тихонько крадётся к Вике, укладывая руки на плечи. И выдаёт: — Знаешь, тебе стоит успокоиться. Заведи собаку, — совсем тихо произносит парень, — Сиба-Ину, например. И получает локтём в живот, от чего Виктория усмехается, а он воет от боли. — Я шутку не договорил, — на последнем издыхании сообщает Дима, а Виктория разворачивается, складывая руки на груди. — Ну? — Потом можешь её съесть. И хохочет, пока девушка разводит руками, ища хоть каплю негодования от окружающих, пока парень смеётся, всё ещё держась за живот. — Дима, это уже слишком, — хмурится Лера, делая серьёзный вид, — у Виктории же нет палочек, чтобы съесть. И она кидает злобный взгляд на обоих, пока те дают друг другу пять. Дима подсаживается к Штрэфонд, пока та задумчиво курит, и выдаёт: — Не верю, что ты плачешь из-за проституток. — Оля звонила в слезах. Ночью. Из места, где нет телефона. Сложи два плюс два, — она затягивается, поворачивая голову и рассматривая его лицо, — Это был номер какого-то мужика, мерзкого и жирного. — Оля спасает детей. — Когда уже Оля себя спасёт? И в ту же секунду выходит Арсен, оглядывая пыльный солнечный гараж. Он неуверенно начинает, пока все на него смотрят: — Бордель только для приближённых к властям. — Блять. Деньги ничего не решат? — выдыхает устало Лиза, потирая лоб. — Нет, — он грустно опускает голову, — точнее, конечно, это не бесплатно. — И что делать? — Ехать туда. Потому что на сегодняшний вечер я сын одного из Министерства Пропаганды, — и они мигом поднимают на него, удивлённо и облегчённо вздыхая. — Сразу сказать нельзя? — шипит Вика, кидаясь чем-то со стола себе под ноги. Несчастный канцелярский органайзер с треском разлетается по полу, а Виктория идёт прочь, сворачивая в темный коридор. И Виолетта поспевает, дребезжа цепью. Виктория заходит в ванную. Вдыхает-выдыхает, опираясь руками на раковину и смотрит в зеркало. Вилка, аккуратно входящая, со скрипом прикрывает дверь. И сверлит своими зеленоватыми глазами чёрную макушку. — Что с тобой? — она осторожничает, боясь говорить слишком громко или с не той интонацией. — Всё нормально, — Вика опускает голову, обдумывая что-то, а после разворачивается, шепча, — Иди сюда. Вилка подходит. Пялится, даже не пытаясь оторвать глаза, стоит, выжидая хоть чего-то. И Виктория вынимает из кармана ключ, а после берёт чужое запястье, расстёгивая. — Ты свободна. — Это то, о чем я думаю? — Виолетта грустно усмехается. — Да, — кивок и поджатые губы, — впереди много работы. И я не могу позволить себе отвлекаться. — Ты не потому это делаешь, — Вика издаёт смешок. Кивает грустно, смотря прямо в глаза. — Не решай за меня. Я тебе ничего не обещала. — Я знаю, — Вилка кивает, мягко улыбаясь, — я же психолог, забыла? Она подходит ближе, оставаясь в нескольких милиметрах. Смотрит в глаза, касаясь чужой щеки, будто что-то выискивает. И улыбается, обворожительно и красиво. У Виктории подгибаются колени, но она держится: стоит, накрывая своей ладонью чужую. — Это было весело, — заключает Виолетта. — Да. Всему приходит конец, — Вика ластится щекой к чужой руке и прикрывает глаза. А Виолетта с усмешкой выдаёт: — Я же говорила, что ты в меня влюбишься. — Это самое жуткое чувство на планете. — Согласна. Постараюсь не попадаться тебе на глаза, — она посмеивается, опуская голову, — ты тоже постарайся. — Договорились, — и Виктория приближается к её лицу, нежно касаясь губ своими. Прикрывает глаза, обхватывая чужое лицо руками, пытаясь запомнить момент. А Виолетта выгибается, прижимаясь всем телом, и приоткрывает рот, выдыхая в чужие губы: — Тот человек, но не то время. Она уходит спустя пять секунд, абсолютно свободная. И слёзы непроизвольно катятся по лицу. *** — Я переживаю. — Так перестань, — выпаливает парень, усерднее хватаясь за руль. — Очень помогло, — Кристина саркастично произносит, закатывая глаза, — я всё равно переживаю. Я выучила эти чёртовы листки с информацией. Меня должны взять. — Тебя и так возьмут. Просто посвети лицом и улыбнись, — он кидает взгляд в её сторону, улыбаясь. — Рома, я много чего умею, но светить лицом — точно нет. Не моё. У Кристины потеют ладошки, от чего она вдрагивает раз за разом, будто от холода. И пялится на дорогу, не зная, чем себя занять. — Почему ты такая странная? — только и выдаёт возмущённо парень. — Я странная? Потому что не умею, блять, врать? Ты серьёзно? — Нужно просто сделать работу, от этого многое зависит. Ты слишком эмоциональная, — Рома всё так же ровно произносит слова, даже не обращая должного внимания. — Лучше так, чем быть такой жестокой и кровожадной, как ты, — хмыкает Захарова, довольно улыбаясь. — Кровожадной — это скорее про тебя. Я и мухи не обидел. И Кристина вскипает. Потому что Рома такого в её сторону говорить не имеет права, потому что он слишком надменный и злой. Она выпячивает глаза, злостно выпаливая: — И сестру, которую оставил на дагестанцев? — Заткнись, — шикает тот, крепче сжимая руль. — Нет, не заткнусь. Ты строишь из себя хорошенького, а на деле ничем не лучше меня. Я избила человека лишь один раз, а ты оставил её там мучиться годами, — она ехидно улыбается, сводя брови от досады. А Рома поджимает губы вновь, резко останавливаясь у обочины с громким звуком. И поворачивая голову, говорит: — Я оставил Мишель дома, потому что ей нельзя было подвергаться опасности. — И теперь она делает это ежедневно. — С тех пор, как ты пришла в наш гараж, всё пошло по пизде, Кристина, — он кричит, раздражаясь ещё больше. — Это почему вдруг? — Потому что мы все начали что-то чувствовать! А это, блять, опасно, ясно? — Это не опасно, а нормально, — она, вся красная от перенапряжения, успокаивается, стараясь говорить тише, — можешь трахаться с Лизой, теперь уже без разницы. И не обвиняй меня в том, в чем я не виновата. — Лиза здесь не при чём. И я не обвиняю. Мы команда, мы работаем вместе, и должны соблюдать субординацию. А потом появляешься ты, и Лиза превращается в плачущую тряпку! — орёт парень, ударяя руками руль. — Она плакала? — Кристина удивлённо выдыхает, наклоняясь от шока ближе, и обеспокоенно-выжидающе смотрит на Рому. — Она, блять, каждый день плачет. Зачем ты только это начала, а? — Рома устало выискивает эмоции на её лице, с сожалением глядя. — Я впервые поверила, что меня могут полюбить без условий, — на выдохе и почти шёпотом. — Ты разрушила её мир. Потому что теперь она не верит вообще никому, — Рома откидывается в кресле, тяжело вздыхая, а Кристина требует объяснений взглядом, — раньше всё делилось на чёрное и белое. И она знала, кто плохой. А теперь есть ты, которая казалась хорошей, но Лиза ошиблась. И теперь даже в хороших она будет искать подвох. — Никто из вас не может поверить, что у меня была ёбанная причина! — констатирует девушка, почти воя от злости. — Я лично верю. Как и остальные. А вот она — нет. И он заводит машину вновь, выезжая на дорогу. Кристина долго пялится в окно, ничего не говоря, а Рома лишь хмыкает время от времени, что-то обдумывая. И когда они подъезжают, он лишь говорит: — Будь паинькой. — Не называй меня так, — Кристина открывает дверь машины, поправляя пиджак, — связано с плохими воспоминаниями. — Я знаю. Вывожу тебя из зоны комфорта, — кивает парень, грустно усмехаясь. — Знаешь? — Попросил Арсена достать протокол, — он поджимает губы, пытаясь увертеться от голубых глаз, которые пылают огнём, — поэтому, я тебе верю. — В протоколе этого не было. — Всегда есть тот, в котором правда. Их заносят в базу, но не помечают под делами. На случай, если ошибутся, — Кристина тяжко вздыхает. — Лиза? — Не знает. Арсен тоже. Только я. — Ты урод, ты знал? — Да. По-другому никак. Кристина со всей силы захлопывает дверь машины. А Рома пялится на неё ещё долго, пока та топает в стены министерства.