Жизнь, которая идёт своим чередом

Самоубийство — страшный грех. В голове проносились строчки из Библии. Вбитые подобно гвоздям, уже слившиеся с поверхностью, став неделимым целым. Его пытались так воспитывать. Но на деле — сломать, подавить, подчинить. «Нет, СССР. Ты не сделаешь этого. Ты же умеешь мыслить? Может, поведаешь, как расшифровывается твое имя? Нет? — плечи опустились в слабом отчаянии, — Малыш, твое имя даст нам возможность узнать будущее. Ты понимаешь, какое это ценное знание?» СССР кивал, смущённо и осторожно. Отец всегда поражал его своей кротостью. Спокойно он преподносил истины, которые, услышав из уст других людей, слуг или учителей, СССР бы не воспринял. Только Российская империя имел над ним странную власть. СССР не понимал отца. Не мог предвидеть его реакций. Казалось, они противоречили сами себе. Как и сын с отцом... Были не похожи друг на друга. Возвышенный и одновременно простой. Недостижимо величественный, но добровольно преклоняющийся пред иконами. Российская империя мог говорить долго, витиевато, но со своим сыном он старался изъясняться как можно проще. Нити противоречий окружали СССР с самого детства. Одни сковывали, заставляя следовать правилам, касание других не чувствовалось, что провоцировало думать, думать в другом ключе и мечтать. Знание значения своего имени закладывалось в воплощениях как генетическая память. Российская империя это понимал, изредка делая попытки узнать главную тайну своего сына. Изредка, потому что больше времени он уделял политике и иконам. Нелюбовь к священным писаниям у СССР появилась отсюда. Один раз они вместе с отцом отправились на какое-то важное совещание по поводу территориального вопроса. СССР обрёл нового друга, а также прекрасно провел время с отцом. Впервые возникло осознание того, насколько приятно проводить время с Российской империей в неформальной обстановке. СССР воспринимали всерьез, хотя он был ещё подростком. Беседа не касалась серьезных тем. Они говорили о... Погоде? Солнце? Начале золотой осени? Воспоминания перемешались от ярких эмоций. СССР говорил на одном дыхании, не задумываясь, порой полные глупости, но Российская империя совершенно не указывал ему на это. Только коротко улыбался, спокойным голосом поправляя: подсказывая, но не заставляя принимать свою точку зрения. Однако этого было мало. Собрание закончилось и все вернулось на круги своя. СССР допускал странную, неподкрепленную ничем мысль. Если б его учил отец, он может даже и смирился бы с монархией, с ее устаревшими взглядами, с огромной ролью религии и с катастрофическим неравенством людей... Стать монархом? В голове не вырисовывался такой исход. Что-то отчаянно противилось этой мысли, возможно само имя. Ведь оно точно не подразумевало наличие империи. Однако СССР думал, что смог бы переломить себя во имя отца. Кажется, судьбе этого было не нужно. Из имения стали пропадать иконы. Массово и часто. Одни находили проданными за копейки. Другие — выкинутыми, спрятанными, сломанными. Прислуга была в ужасе. Виновника ужасающих злодеяний нашли быстро. Слуга, которому неплохо заплатили, через несколько минут под угрозой страшнейшего наказания от императора указал на его сына. СССР признался почти сразу. Его поведение было вызывающим, он совершенно не стыдился содеянного. С тщательно скрываемым удовлетворением он следил, как слуги в панике пытались ему донести надоевшие истины, ссылаясь на кару господа и гнев отца. Последнее СССР ждал больше всего. Ведь тогда Российской империи придется встретиться с сыном лицом к лицу. Но все пошло не по плану. Российская империя выбрал путь полного абстрагирования. Если раньше иногда они виделись на приемах пищи, то сейчас СССР ел отдельно. Сильно наказывать его не стали. Слуги избегали его, перешептываясь о своем по углам. Вокруг СССР как будто образовался вакуум. Одиночество давило не так сильно, как невозможность видеть отца. Странное неправильное чувство ядом разносившееся в крови по организму. Как последствие — боль. Внешнее давление переросло во внутреннее. Он стал зависим от этого яда. Чувство, подобное ломке, медленно угнетало его. Внутри все несколько раз разбилось на мелкие кусочки и криво склеилось, как работа неаккуратного мастера. Так проходили стадии принятия собственной ненужности. Повышенная агрессия и сменяющее ее полное равнодушие. Снова нахлынувшие чувства и снова больное желание видеть его. СССР мало спал, плохо учился, почти не ел. Неудивительно, но совсем скоро ему пришлось слечь в постель с лихорадкой. Ослабленный организм легко подцепил инфекцию. Очень сильную инфекцию. СССР плохо помнил этот период жизни. В бреду он нередко видел отца — жестокое порождение фантазии. Врачи сменялись один за другим. Пока не появился странный целитель — его образ совершенно стёрся из воспоминаний. По словам слуг ему хватило лишь трёх визитов, чтобы СССР пошел на поправку. И если прошлые врачи не помогли, так как не умели работать с воплощениями — то этот человек действовал по-другому. Уж точно не лекарствами. Позже СССР нередко будет задаваться вопросом, если целитель возвал к помощи бога и бог откликнулся — то зачем? Зачем богу спасать существо, которое в будущем вычеркнет религию? Поставит под вопрос само существование всевышнего? Это нелогично. Совершенно точно ясно, помогло что-то другое, воля СССР к жизни, сильный организм, судьба в конце концов. А бога не существует. К этой мысли пришел СССР, когда поправился окончательно. Слабость ещё долго преследовала его, поэтому за дни существования в одиночестве он перечитал множество книг, наткнувшись на крайне занятные сочинения одного автора. Идея поражала своей новизной и... Логичностью? СССР чувствовал странную близость этим взглядам. Будто его натолкнули на мысль, которая давно вертелась на периферии и никак не могла дать себя рассмотреть. Если бы не болезненная влюбленность, вряд-ли он когда-нибудь залез так далеко в библиотеку, вряд-ли нашел бы чудом переведенный и уцелевший экземпляр. И это сработало. Желая полностью потерять себя в книгах, СССР нашел новый смысл. Теперь, зная направление, дело оставалось лишь за практикой.

***

Сгустились тучи с началом войны. СССР уже был вполне осознанным юношей. Пережившее эмоциональное потрясение будто истощило его. Поэтому СССР, хоть и невольно, но сторонился острых и ярких эмоций. Отец иногда пытался узнать причину (его любимая привычка замечать мелочи порой сильно раздражала), но, натыкаясь на сухой взгляд, пронизанный нитями раздражения, сам заканчивал разговор. И если даже он заметил, что сын уже подчинён какой-то идее, то не подал виду. Вид смертельной усталости совершенно не шел Российской империи. Кажется, молиться он стал меньше. Совершенно не выходил из кабинета, пытаясь решить накопившиеся проблемы на фронте и внутри страны. И СССР принял решение ударить в спину. Предательство? Нет. Только причинно-следственная связь. Восстание шло кроваво и тяжело. Народ принял иную позицию во многом из-за войны, а именно из-за разрухи и бедности, которую она несла. СССР покинул имение, объединившись со своими людьми, начал продумывать следующие шаги. Пока судьба вновь не привела его в родительский дом. Успехи по завоеванию власти должны быть обозначены грандиозным финалом. Подведенная черта, обозначающая конец смутного времени. Российскую империю было необходимо лишить жизни. Это право без возможности отказа предоставили СССР. Здание обступили со всех сторон, разведка передавала, что воплощение у себя в кабинете и не принимает шагов к сопротивлению. СССР зашёл с черного входа, где обычно блуждала лишь прислуга. Тишина, пустые коридоры, удивляющие своей нетронутой чистотой. Из-за углов изредка показывались его люди, обходя здание в целях безопасности. Заветная дверь и все та же тишина. Жестом СССР указал шедшей за ним охране оставаться на месте. Абсолютно один вошёл он медленно. Дверь закрылась с громким стуком. Пистолет выпал из ослабших пальцев. Сердце оглушительно колотилось, зрачки резкими линиями блуждали по комнате. Тяжело сглотнув, он подавил рвотный позыв, концентрируясь на дыхании. Сморгнув нежелательные слезы, сжал кулаки. Неприятное ощущение мокроты глаз после привычной сухости. Тело отца неподвижно висело, удерживаемое лишь натянувшейся веревкой. Она впилась в кожу шеи, вросла, казавшись при этом отвратительно неестественной. Воплощение, свято верящее в бога, выбрало смерть через повешение, вовремя покончив с собой. Самоубийство ведь грех. Страшнейший грех. Почему он выбрал смерть от своей руки? СССР, стараясь не смотреть на тело, подошел к столу. Абсолютно чистому столу с одним лишь исписанным листом бумаги. Стараясь выровнять дыхание, СССР дрожащей рукой взял записку. Отец писал мелко и много. Немного воспоминаний о детстве СССР, немного — о том, как всё было тогда по-другому. Немного о причинах смерти (Российская империя просто не сможет жить в бездушном мире, который добровольно отказывется от бога). А ещё о том, что он устал. Слишком устал чтобы кого-то ждать. Было расписано, как слуги один за другим покидали имение, а его верные соратники скрывали во взглядах приближающуюся безвыходность. Пара предложений в конце была залита чернилами. Случайно или нет — уже никак не узнать. Последняя фраза вынудила СССР с яростью скомкать в кулаке письмо. «Ты сам взвалил на себя огромную ношу ответственности. Не жди помощи — тебя никто не поймет. Что о твоих грехах... Да простит тебя бог. Ведь я простил» Краем глаза он будто заметил движение позади. Резко обернувшись, СССР только окинул взглядом тело, висящее слишком близко. Мороз пополз по коже. Казалось — выдохнешь — и пар будет белым, как в холодную зиму. Напряжение витало в воздухе. Показалось, что пальцы на белой руке отца шевельнулись. Нет. Показалось. Тело замерло навсегда. СССР дернулся к выходу, спеша поскорей покинуть кабинет.

***

Значение последних слов Российской империи СССР осознал быстро. Мир в прямом смысле возненавидел новую страну. Особенно то, что воплощение покончило с собой, а не было убито, серьезно подливало масло в огонь. Сын рушил мир, построенный отцом. На обломках стараясь воссоздать свое идеальное видение новой действительности. Главная проблема заключалась в том, что подобной картины мира никто ещё не видел, поэтому новая идея, которая вкрай отличалась от принципов других стран, воспринялась враждебно. Поэтому капитализм стал так преподноситься как враг. Однако в один момент состояния СССР сильно ухудшилось. Его преследовали навязчивые воспоминания и ненужные мысли. Отец был главным действующим лицом этих кошмаров. СССР ещё больше закрывался в себе, отдаляясь от самых близких людей, с которыми плечом к плечу он поднимал восстание за восстанием, а потом без устали трудился над планами по восстановлению страны. Новая экономическая политика заменяла военный коммунизм и отдаленно напоминала ненавистный капитализм. Однажды все дошло до того, что СССР настоял запретить самоубийства — это каралось административной ответственностью для близких человека, который выбрал добровольный уход из жизни. Тогда люди стали пропадать без вести. Психология как наука не развивалась и была под запретом. Люди — единое целое и должны трудиться на благо общества. Совершенно бессмысленно погружаться в изучение психики человека. Поэтому логичнее было запретить, чем разобраться в причинах. В года смуты и перемен, попыток и ошибок, СССР совершенно не обращал внимание на творящееся внутри него безумие. В свое время бушующее неистовство было заморожено, что помогло пережить переломные моменты и сохранить здравый рассудок во всеобщей ненависти. С каждым годом лёд нарастал новым слоем, все тщательнее скрывая кладбище осколков чувств, мыслей, воспоминаний, которые давно стали чем-то ненужным, забытым и добровольно отданным бездушному льду. Но в какой-то момент сквозь нестабильную рутину прорвалось предложение о переговорах. Сын одного из воплощений искал с СССР встречи. Рейх явился подробно солнцу на восходе, пробуждая толику незнакомого интереса. СССР почти сразу узнал в нем того мальчика, с которым они часто общались в детстве, когда Российская империя брал его на собрания. Ненависть других стран не отражалась на Рейхе, он совершенно спокойно заявил, что его не интересуют внутренние дела чужой страны, а Российскую империю он почти не помнит. «Ты же понимаешь, что ненавидеть тебя сейчас — весьма удобно?» Более того, Рейх просил помощи — власть Веймарской республики его угнетала. Озвучив свои планы на развитие страны, Рейх с лёгким волнением ждал финальный вердикт. Хоть они когда-то были друзьями и сейчас происходила схожая ситуация — сын хотел отнять власть у отца — как кость в горле вставало нежелание Третьего рейха перенять идеологию социализма. Но СССР все равно согласился помочь. С тех пор их скрепили узы союзничества. Обмен ресурсами, постоянные встречи, совместная разработка плана по началу войны — разграничение сфер интересов в Европе. И когда СССР с ужасом заметил глубокие трещины во многолетнем льду, было уже поздно. Сомнения, страх, привязанность и много мыслей. Они просачивались наружу, растворяясь, вновь возникая в другом воплощении. Будто почувствовав слабость, Рейх принял решение ударить в спину. На протяжении всего союзничества ощущение неполноценности давило на Рейха удавкой. Не было возможности полноценно вздохнуть, хотя проносились мысли, что он сам перекрывает себе воздух. Помощь СССР оборачивалась против него. Восстановленная военная мощь Германии тяжёлым ударом обрушилась на Европу, а потом и на Советский союз. Годы войны смешались в сплошное месиво. СССР чудилась темная кровь перед глазами, когда его, раненого и с трудом держащегося на ногах от усталости оттаскивали в безопасную зону. Грандиозные успехи немецкой армии сменились грандиозными поражениями. Оправившись от ранения, СССР вместе с главнокомандующими и армией пересекли границу. Лёд тронулся, окончательно распадаясь на мелкие обломки. Мутная талая вода была окрашена в красный. Огромные объемы воды пугали своей недостижимой глубиной. Война обнажила чувства — в том числе и яростное желание сражаться. Он понял как и за что. Смысл яркой звездой осветил душу, придав уверенности. Замерший лёд был тяжёлым и неживым. Оттаявший океан воды играл красками, внушая надежду.

***

Сжавшаяся фигура сидела прямо на полу, привалившись к стене. Форма уже не облегала исхудавшее тело, собираясь складками. СССР забрел сюда совершенно случайно, ища его труп. Отсюда даже не были слышны голоса солдат, которые сейчас осматривали здание. Рейх что-то сжимал в дрожащей руке. От полуразрушенных стен веяло могильным холодом. СССР осторожно шагает вперёд. Предательский шум от каменной крошки вынуждает Рейха вздрогнуть. Не глядя на фигуру, стоящую в проходе, он подносит оружие к виску. Решительно нажимает на курок. Оглушительный щелчок. Осечка. СССР подлетает к Рейху с нарастающей неконтролируемой паникой. Картины прошлого вновь оживают перед глазами, перехватывая дыхание. СССР сжимает чужое тело в отчаянных объятиях, утыкаясь в отросшие до плеч волосы. Не осознавая того, слегка покачивается, будто баюкая неразумное дитя. Успокаивающие слова слетали с губ, замирая в воздухе. В него вцепились в ответ. СССР качал на руках нацистскую тварь, для которой наилучшим исходом была лишь смерть. Но ненависти не было. Она застыла, замерла, была заморожена. Когда СССР вновь увидел попытку самоубийства близкого человека, контроль был потерян. Голова чуть поднимается и чужие губы слабо шепчут на ухо: — Мне жаль, но не в этой жизни. Оглушительный выстрел. СССР отдергивается, выпуская тело из рук. Нещадно болит голова, наверное от звона в ушах. Он хватается за голову, крутит ею, пытаясь вернуть слух. С ужасом замечает, что руки по локоть в крови. Пред глазами встаёт безжизненное лицо отца. Душу разрывает на мелкие кусочки, боль сковывает движения, вынуждая выдавливать слезы. СССР кричит, но оглушительная тишина настигает его, молча обозначая ответ. Крика своего он не слышит. Горло саднит, щиплет, жжет. Внутри расползается гнетущая пустота. Он медленно погружается в нее, задыхаясь, не делая попыток вырваться. Затонуть в своих же эмоциях? Безумие. Комнату наполняют люди — живые или мертвые — он уже не понимает. Его настойчиво толкают к выходу, безмолвно шевеля губами. СССР в последний раз цепляется взглядом за откинувшего голову Рейха, и самостоятельно покидает комнату.