то, что обезоруживает самурая

бешеный бег. даже у довольно спортивно сложенного чанбина начинает заканчиваться воздух в лёгких, а этому наглому парню хоть бы хны! таких бесстыдников ещё поискать — ограбил какого-то господина, а сейчас бежит напропалую, иногда оглядывается и удивительно по-лисьи улыбается, смотря на чанбина. но почему-то улыбка у парня до ужаса теплая и привлекательная, такая, что чанбину начинает казаться, что здесь происходит вовсе не операция по ловле преступника, а детская игра. но вот — момент истины: они добегают до какого-то безлюдного места, и парень оказывается загнанным в угол. позади и сбоку каменная стена, а впереди разъярённый чанбин, так что бежать уже точно некуда. парень вздыхает, но не слышится в этом вздохе ни доли стыда, ни страха. чанбин пытается отдышаться, грудину так и распирают глубокие вздохи; он смотрит отчаянно, и в следующий момент тянется к поясу и рывком вытаскивает из ножн катану. та изящно переливается в лунном свете, вершительница судеб выглядит очень красиво в руках самурая. взгляд у того всё такой же суровый, очень контрастирует с довольным прищуром лисьих глаз напротив. — самурай, значит? — низким переливом раздаётся из уст парня напротив. хоть и выглядит он очень молодо, голос кажется зрелым и умелым. сам он руку прикладывает заинтересованно к лицу, ничуть катаны напротив не страшась, будто не верит, что её против него использовать могут, и даже в его повадках сквозит удивительная изящность. — зачем ты ограбил молодого господина? — твёрдо, словно сталь, спрашивает чанбин. в его глазах всё та же сосредоточенность, но в сердце происходит что-то странное. в грудине теплеет, и теперь уже точно не от бега. парень напротив раскатисто и громко смеётся, а после вытирает пальчиком выступавшие слезинки. — вот как он сказал тебе? — слышится даже не как вопрос, а как констатация факта. лисья улыбка не покидает лицо, — ты правда думаешь, что мне нужны деньги этого придурка? — я не верю тебе, — всё так же чётко произносит чанбин, следя за каждым шорохом и движением. — с какой стати молодому господину врать? почему ты зовёшь его придурком? — этот придурок, — парень снова смеётся, но уже в кулак приглушённо, — решил так отомстить мне за то, что я не отдался ему. чанбин раскрывает глаза шире, пребывая в шоке от услышанного. даже крепкая хватка на катане немного ослабевает, впервые за всё время. картина в его голове начинает складываться, но от долга ему никуда не убежать, ему нужно защитить честь господина, поэтому он снова стискивает в руках рукоять катаны и рывком приближает её к грудине парня, так, что близость меча и тела становится опасной. — я не верю тебе, молодой господин никогда... — чанбин не успевает договорить, как из его рук выбивают катану ударом большой силы, такой, что меч отлетает метра на два. но самое главное — обезоруживают его не чем-то там, а хвостом. большим, длинным и шикарным светлым хвостом. хоть уже и без катаны в руках, чанбин всё ещё находится в боевой стойке. точнее, пытается её сохранять, от шока почти не дыша. в глазах парня перед ним теперь уже видна тревога. он смотрит с опаской, поводя лисьими шерстяными ушками, хвостом себя прикрывает, невербально показывая, что тоже напуган, так же, как и сам чанбин. чанбин смотрит. добрых сорок секунд просто разглядывает полулисье обличие, смотрит, как слегка подрагивают ушки, как лоснится шерсть и переливается в лунном свете, а глазки парня будто становятся ярче. сейчас чанбин должен быть предельно осторожен и сосредоточен, но он очарован его красотой. его милым личиком с еле заметными веснушками, чудесными светлыми волосами, элегантными руками и ушками, шикарным хвостом. — что... вернее, откуда у тебя... ам, хвост и уши как у лисицы? — чанбин честно пытается говорить членораздельно, но шок не даёт ему этого сделать. он смотрит на напуганного парня (или, может быть, лисëнка?) и чувствует себя виноватым за то, что напугал его. — тебе зачем знать? — парень поводит носом и отводит взгляд. — п-просто я... думал, что всё это легенды. хëн говорил мне что-то про кис... кит... — кицунэ, — отрезает парень полувраждебным тоном. но он соврет, если скажет, что не рад интересу к своей персоне со стороны самурая. — у тебя такой сильный хвост, — подмечает чанбин, переводя на него взгляд. — да, я знаю. но то, что я могу постоять за себя, не значит, что на меня нужно набрасываться с мечом, — фыркает, смотрит на чанбина оторопевшего. подмечает, что без злобного взгляда он выглядит куда дружелюбнее и приятнее, — чего же вам всем от меня надо... — кицунэ? неудивительно, ты такой красивый, знаешь, — чанбин хлопает глазами и рассматривает парня бесстыдно, говоря то, что на ум приходит, отчего тот смущенно поводит ушами. он наслышан о самурайской грубости к таким, как он, поэтому комплименты для него, как дождь среди знойного дня. — тебе не страшно? не противно? — спрашивает парень, не понимая, что сейчас испытывает. — для самурая неведом страх, — отвечает чанбин, обмозговывая всё, что сейчас происходит, — так ты... правда ничего не крал у него? — спрашивает он, сглатывая, и не понимает, как поступать. парень напротив кажется ему таким нежным и солнечным. он тяжело вздыхает и хватается за голову, а после выдаёт, не дожидаясь ответа. — мудак... — шепчет лишь одними губами, не понимая, говорит это себе или тому господину, — не важно, человек ты или нет, мой долг, как самурая, вызвать его на сражение. он оскорбил твою честь! дважды! чанбин сглатывает горький ком вины за себя и свою горячность, за то, что собирался сделать с тем, кто по сути сам жертва! он поправляет свою одежду и направляется в сторону отлетевшей катаны, шепча короткое «прости». он поднимает меч с мокрой травы и вытирает его куском тряпки, сразу же убирая в ножны. из головы не выходит образ парня: его светлые волосы, веснушки, раскатистый смех, светлые волосы, грёбаные лисьи уши и хвост. уши, хвост! он даже не человек! хоть и чанбин старался игнорировать этот факт, концентрируясь на ближайшей цели, но сердце всё равно заинтересованно делает кульбит, когда его плеча дотрагивается миниатюрная рука. слишком миниатюрная для обладателя такого голоса. — слушай, пожалуйста, — начинает лепетать парень, когда чанбин оборачивается на него, — не надо, пожалуйста. давай просто забудем об этом? этот... мудак всё равно ничего мне сделал. хëн запретил мне появляться в городе, мне точно нельзя светиться здесь! — его голос встревоженный, а он сам сжимает плечо чанбина в руке, — новость о том, что самурай вызвал господина на сражение из-за какого-то странного парня мигом разлетится! пожалуйста? чанбин смотрит на заметно переживающего парня, тот выглядит сейчас, как маленький котёнок. видимо, не только люди больше всего в жизни боятся своих хëнов. — хорошо, — соглашается чанбин, разворачиваясь лицом к парню. его руку со своего плеча снимает и берёт обе в свои, смотрит в глаза напротив и виновато закусывает губу, видя, как парень нервно хвостиком дергает. здесь же, наверное, так же, как с кошками? — ещё раз прости меня. как я могу искупить свою вину? у парня ушки загораются, как только самурай его руки берёт в свои. куча времени почти затворнической жизни без общения с кем-то, кроме семьи, сделали парня охочим до людских праздников, разговоров и прикосновений. именно поэтому его все так тянет в город, даже под запретом хёна. именно поэтому он так остро реагирует на то, что красивый, хорошо сложенный самурай извиняется перед ним, держа его руки в своих. и этому самураю даже не хочется навредить, с ним, почему-то, не хочется играть и «питаться» им желания тоже нет. — всë в порядке, — парень смущённо отводит взгляд, подушечками пальцев чувствуя грубую кожу на чужих ладонях. самурай позволяет себе погладить нежные, не изуродованные работой ладони парня, отчего тот начинает радостно вилять хвостом, явно не специально. он смущённо оборачивается на непослушную часть тела и краснеет лицом сильнее. — ты рад? — спрашивает чанбин, взглядом показывая на хвост. — нет, оно само, такое впервые, и вообще я не могу контролировать это... — тараторит парень, склоняя голову. — я никогда не видел такого. можно потрогать твои уши? — аккуратно спрашивает чанбин, снова нервно прикусывая губу. все в парне кричит «нет!», все говорит о том, чтобы отказаться и убежать домой, в голове всплывают причитания хëна и наставления не иметь ничего общего с самураями, но. — да, — смущённо отвечает он и расплывается в улыбке, когда его волос и ушей касается чужая пятерня. ну почему это так приятно? хвост не унимается и продолжает вилять туда-сюда, пока... не касается светлым кончиком лица самурая. парень, чувствуя это, пугается и норовит податься назад, но, видя улыбку на лице самурая впервые за ночь, попытки пресекает. так они и гладятся пару минут. парень восполняет свои тактильные нужды, а самурай исследует новое, ранее неизведанное. чанбин гладит его по волосам, чешет за ушком, словно кошку, потом гладит щеки, не завидя протеста в ответ, а по его линии челюсти проводят хвостом, щекочут шею, плечо и руку. вокруг витает атмосфера спокойствия, странная для того, что только что здесь произошло. — я могу узнать, как тебя зовут? — первым из транса выходит чанбин, его шок отступил, осталась только заинтересованность и щемящая нежность. — феликс, — отвечает парень, прокашливаясь. его руки немного подрагивают, ему отчего-то слишком хорошо. и смертельно мало прикосновений лишь к ушам и голове. черт его знает, какие чары применил самурай, но к нему всё сильнее хочется прижаться ближе. — очень красиво, — произносит чанбин, — ты и сам очень красивый, — повторяется, — у тебя очень красивые ушки. все кицунэ такие прекрасные, или только тебе посчастливилось? — хах, ну, считай как хочешь, — усмехается феликс. комплименты, совсем не похожие на сальные замечания придурка-господина, греют душу. — как зовут тебя? — со чанбин, — представляется самурай, и кланяется, складывая руки, только понимая, что он так и не поздоровался нормально. — я хочу ещё один раз извиниться за себя, феликс. иногда я не могу контролировать гнев, делаю поспешные выводы и веду себя резко. я тебя напугал и пойму, если ты предпочтёшь меня больше никогда не видеть. вместо ответа феликс прижимается к телу самурая, обвивая его спину руками и хвостом. тот опешивает, но быстро обвивает тело феликса в ответ. потому что не хочет снова его пугать, не хочет снова отталкивать, да и чего греха таить, мысль об объятиях промелькнула и в его голове. они стоят так ещё какое-то время. феликс, положив голову на плечо самураю, думает, что если бы такую картину увидел хëн, сейчас точно бы рвал и метал. но его нет, поэтому феликс позволяет себе поддаваться чувствам, и обнимать почти незнакомого, но такого приятного самурая. — феликс, — тихо шепчет чанбин, пока тот заинтересованно ведёт ушами, — я не убью того господина, — выдыхает он с явной неприязнью в голосе, — но мы можем отомстить этому придурку вместе. хочешь? глаза феликса хитро загораются, и он улыбается ярче, облизывая губы языком от предвкушения чего-то интересного. он немного отстраняется и в глазах чанбина видит упорство, интерес и готовность пойти на что-то опасное вместе с ним. и феликс понимает — утопает в них, утопает в нём, утопает в его запахе и чудесной ауре. он коротко, по-детски невинно, чмокает чанбина в щеку, сильнее пунцовеет щеками и отстраняется из объятий. — до свидания, чанбин. мне нужно бежать, хëн точно меня убьëт, — хихикает он, — завтра на этом же месте. с тебя варианты мести, только такие, которые смогут меня заинтересовать! феликс бежит в сторону леса и где-то в кустах оборачивается в лисицу целиком, надеясь хоть так немного проветриться от человеческого запаха. чанбин стоит в ступоре на том же месте. щека, в которую его чмокнули, кажется, горит, напоминая о прошедших событиях. чанбин ясно понимает — вляпался по уши.

***

— как ты мог? принёс к нам в дом запах какого-то... — лицо минхо искажается в брезгливости, — мужика. прости господи! я тебе говорил не водиться с этими, — вздыхает, намыливая феликсу голову, — самураями. как ты мог? как же трудно с этими подростками. — ах, хëн! ты не понимаешь... — влюблëнно вздыхает феликс, опираясь на край купальной бочки и мечтательно подпирая щёку рукой.