Коичи не удивился, получив однажды утром звонок от очень известного мангаки. Наверно, кто-либо другой и удивился бы, но он довольно хорошо знал упомянутого человека и фактически был одним из немногих людей, которые считались его друзьями. Мангака, о котором идет речь, — Рохан Кишибе — звонил на этот раз не за вдохновением, а чтобы попросить помощи в уборке его кабинета. Все, что уловил Коичи из этого разговора — голос собеседника по ту сторону был приглушенным, и он, вероятно, кинул телефон куда-то после звонка, — до Рохана дошло, что в кабинете царил ужасный бардак, совсем не настраивающий на рисование и творчество, и этому беспределу срочно нужна была генеральная уборка, но сам Кишибе этого сделать не может. Он не знал, с чего и как начать, несмотря на то, что остальная часть его дома всегда оставалась неприкосновенно чистой. Неважно, сколько раз Джоске натаптывал в коридоре грязные следы, на следующий визит Коичи видел, что деревянный пол выглядит, как новенький — и иногда задавался вопросом, не серьезно ли он каждый раз меняет покрытие.
Когда школьник пришел, мужчины, как и повелось, нигде не было видно, но дверь была открыта, поэтому Коичи дважды постучал, прежде чем зайти и самому закрыть дверь — даже после стольких лет он остался параноиком, хотя Киры уже давно здесь не было, и он не собирался оставлять дверь своего друга… нет, дверь своего лучшего друга открытой. Рохан заслуживал этого статуса после всего, через что они прошли. Коичи вздохнул и, ставя обувь в сторону, поднялся наверх, повернул ручку кабинета мангаки и тихо угукнул, оценивая фронт работы. Стало намного хуже с его последнего прихода, и в голове возник вопрос — неужели это действительно все Рохан устроил, и не из-за Коичи ли вообще решил прибраться в кабинете? Но он не стал спрашивать, а просто терпеливо стоял и ждал, пока мангака покажет, с чего стоит начать. Допытываться было бесполезным занятием, он был невероятно своенравным в таких делах, так что Коичи мог только ждать.
На этот раз Рохану потребовалось три минуты, чтобы его заметить, и это было внушительным успехом по сравнению с обычными десятью.
— Я пытался прибраться. Но, кажется, я только…агрх, — поморщился Кишибе. — Сделал еще хуже. Я привык, что в кабинете бардак, но я хотя бы всегда знал, где что лежит. Это был чистый беспорядок, Коичи, чистый беспорядок… — пробормотал мужчина, хватая вещи и запихивая их на любые свободные места на полках, которые еще остались.
Коичи издал тихий вздох, подходя к непонятной кучке, смутно напоминающей старые холсты — вероятно, незаконченные картины. Школьнику не нравилось лезть в чужие дела, особенно если это касалось Рохана, но в этот раз не смог удержаться и подобрал один лист, просто чтоб взглянуть на творения, которые даже Рохан не смог завершить. Первое, что бросилось в глаза, это просто всплеск красок, растекшихся по холсту, красных, оранжевых и желтых — почти что взрыв. Оставалось надеяться, что это о чем-то другом. Все рисунки отправились в большую пустую коробку, когда Коичи заметил еще одну рядом — что ж, эта будет для пустых листов. Хиросе улыбнулся и продолжил медленно перебирать…
И только на полпути осознал, что ни на одной из картин нет рук. Ни на одной из них.
Это показалось немного странным — но, впрочем, Рохан всегда был своеобразной личностью, поэтому Коичи никогда над этим не заморачивался, до того времени, как тот не познакомился с Рейми. Сначала картины были похожи на другие незаконченные портреты, где самой заметной деталью было отсутствие рук, но затем творчество переросло во что-то более мрачное: дом, вид из окна, брызги крови на стекле, рана на спине Рейми — розовые, мерцающие глаза, занимающие каждое пустое место, — и до жути знакомое лицо, в котором слишком хорошо узнавался Кира.
Только ему он нарисовал руки, но они больше напоминали чудовищные когти.
— Рохан. Что все это такое? — тихо задался вопросом Коичи, будучи уверенным, что сейчас получит нагоняй от мангаки за подглядывание, за то, что не предупредил, но наткнулся только на молчание и мертвый взгляд. Они застыли так еще на три минуты, чтобы потом Рохан подорвался и выхватил картины из рук светловолосого; его собственные дрожали, когда взгляд скользил по рисункам.
— Не помню, чтоб рисовал это, — прошептал Рохан. — Я думал, что перестал рисовать во сне.
Мангака потряс головой, по-видимому, чтобы прояснить мысли, но это не стерло туман в его глазах, когда он дрожащими пальцами убрал рисунки в сторону. Он не стал больше говорить на эту тему, как того ждал Коичи, а просто вернулся к перебиранию кистей и ручек в другом конце комнаты, оставив школьника разбирать оставшиеся холсты, — и все же, Хиросе не смог продолжать дальше, обнаружив последнее, что ожидал здесь увидеть.
— Эм-м, Рохан… Когда Рейми рассказывала эту историю, она никогда не говорила, что шел дождь… или что-то про окно. Но это здесь…везде. Я вижу, как ее убивают, через это окно, которые ты здесь нарисовал, и… — Коичи запнулся и опустил взгляд. — Почему здесь так много деталей… Я… Так много деталей, о которых Рейми не упоминала…
Хиросе не мог перестать запинаться, — если бы он задел Рохана за живое, неизвестно, что тот бы вытворил, — но мангака выглядел лишь встревоженным и подавленным. Вновь воцарилось долгое гробовое молчание, после которого он прерывисто вздохнул, широко раскрыв глаза… Что-то, похожее на страх. У Коичи сердце сжалось от такого, но он промолчал, ведь знал, как Рохан ненавидит жалость и что-либо близкое к ней.
— Я хочу кое-что рассказать тебе, но ты не должен больше никому об этом говорить. Не можешь.
Коичи моргнул, а потом скромно пробормотал:
— Ты все равно можешь свои стандом написать во мне, что я никому не скажу, просто чтоб не волноваться…
— Нет, — оборвал его зеленоглазый, его язык остер, но взгляд — нет. — Я хочу доверять тебе, Коичи. Мы друзья.
Эти слова были так несвойственны Рохану, что Коичи представить не мог, какой силы вина задушит его, если он случайно выболтает секрет, который сейчас собираются ему поведать. Мальчик прижал ладонь к груди и улыбнулся.
— Тогда я никому не расскажу, обещаю.
Атмосфера вокруг художника будто бы разрядилась, и это навело на мысль, будто Рохан боялся этого гораздо больше, чем показывал, но Коичи решил не высказывать свои мысли. Последовала долгая пауза, прежде чем Кишибе снова заговорил, и даже после этого понадобилось откинуться на спинку стула и глубоко вдохнуть с тревогой в изумрудных глазах.
— Тебе станет легче, если я не буду на тебя смотреть? — шепотом помог Коичи, и по выражению лица собеседника он понял, что это «да». Он отвел взгляд от Рохана и вместо этого уставился в стену. — Говори, когда будешь готов!
Пять минут потребовалось мужчине, чтобы взять себя в руки, и все-таки, когда начался обещанный рассказ, его голос дрожал, а руки тряслись:
— Я… я был там в тот день, когда Рейми убили.
Глаза Коичи шокировано расширились, но он не подал виду.
— Я использовал Врата Рая. Чтобы заново пережить этот случай после победы над Кирой.
Коичи мучительно захотелось узнать почему, но он прикусил губу и подавил болезненный выкрик. Рохан не мог использовать свой станд на себе,
он сказал ему об этом, сказал, что не может, даже если заставит себя. Но если он принудил стандом вытянуть из себя воспоминания, насколько же это было болезненно? Коичи не хотел думать об этом, он сжал губы в тонкую линию и заставил смотреть себя в стену напротив, пока друг продолжал.
— В ту ночь шел ужасный дождь.
***
— Рейми, — тихо звал маленький зеленоволосый мальчик, садясь на кровать со своего угла комнаты. Рейми, его няня и соседка, подняла голову с подушки с мягкой улыбкой. Независимо от того, как часто мальчик думал, что разозлит ее спросонья, она всегда встречала его с улыбкой и мгновенно избавляла от забот. Она была ему самой близкой семьей, настоящей семьей, не ровня его родителям, которых никогда нет дома.
— Да, Рохан-тян? — поинтересовалась Рейми, слегка тряхнув волосами, когда встала и направилась к нему. — Тебя пугают эти звуки?
Рохан медленно кивнул.
— Я все еще слышу, как что-то капает.
— Ох, не волнуйся, Рохан-тян! Это просто раковина протекает, всего лишь-то. Арнольд лизнул мне руку, так что все хорошо. Хочешь сегодня поспать со мной?
Рохан видел, что она боялась, видел, что она только делала храброе лицо, но это единственное, что могло его утешить, так что он молча кивнул и последовал за ней на ее половину комнаты, молча свернувшись калачиком на краешке кровати — не желая вторгаться в ее личное пространство. Родители в любом случае учили, что это дурной тон. Но затем, по-детски надув губы, он проницательно добавил:
— У Рейми не протекает раковина.
— Я знаю. Но даю слово, все будет замечательно. Я схожу проверю, а ты оставайся в моей постели, пока я не приду, ладно?
Сил у Рохана оставалось только на легкий кивок, и он свернулся на кровати с тихим зевком, пока спустя мгновение не услышал, как пронзительно кричит Рейми и что-то шаркает под кроватью. Он не реагировал, не мог реагировать, это же был всего лишь Арнольд, это только он, только он, это должен быть Арнольд…
Когда Рейми вбежала обратно в комнату, со слезами на глазах и прикрыв рот рукой, до ушей донеслось леденящее душу бормотание под кроватью, оно словно принадлежало чему-то нечеловеческому, чему-то, рожденному только убивать; кровать заходила ходуном, когда из-под нее что-то начало выбираться в комнату — его голос был хриплым, сладким, как мед, но все равно внушал такой животных ужас, что Рохан окаменел и не мог пошевелиться.
— Твоя рука такая нежная и милая, юная леди, хе-хе-хе.
Существо затявкало, как мелкая собачонка, и Рохан в ужасе отпрянул к окну, чувствуя, что сердце сейчас пробьет грудную клетку. Дрожь пронзила все тело, когда из-под кровати вылез этот монстр, мужчина — что-то блестело в его кармане, и маленькому Рохану это не понравилось; мальчик панически сглотнул, когда незнакомец заговорил вновь.
— Я уже убил твоих родителей, — мужчина медленно выдохнул, цокнув при этом языком.
Рейми проявила неожиданную прыткость, когда вдруг резко изменила траекторию движения и рванула к Рохану, хватая его на руки и с силой распахивая окно, — падение оттуда было немного высоким, но явно не смертельным — поэтому она поставила малыша на край подоконника, несмотря на его пинки и приглушенные вскрики.
— Что происходит?! Я не понимаю!
— Все хорошо, Рохан-тян. Отпусти мою руку, ладно? Я буду рядом с тобой, но когда ты будешь там, внизу, надо будет бежать со всех ног, хорошо?
Вдруг плечи девушки дрогнули, и взгляд ребенка упал на то, как окрасились кровью бока ее рубашки; внезапно она стала выглядеть такой бледной, такой изнеможденной, и Рохан уверен, что никогда не сможет забыть этот взгляд — полный ярчайшего страха, смешанного с сожалением, — и тогда Сугимото произнесла:
— Р-Рохан-тян, пожалуйста…
Голос девушки был таким тихим.
— Ты думала, что сможешь сбежать через окно? Какая глупость, — существо позади что-то говорило, но Рейми его не слушала.
Рохан едва мог разглядеть блеск чудовищных глаз и что-то острое, вонзившееся в спину Рейми. Содрогаясь всем телом, он проигнорировал слезы, застелившие взор, и просто хотел попросить объяснений, — хоть малость, хоть что-нибудь, чтобы понять, — но в следующую секунду Рейми отпустила его так стремительно, захлопнув окно как можно быстрее, и он падал, падал, глядя наверх, на окно, из которого его выбросили, и…
Темно-бордовые брызги на стекле впечатались в мозг, как трафарет, и за ними последовал самый душераздирающий крик, который он никогда больше не хотел бы слышать:
— БЕГИ! — он слышал, как Рейми поперхнулась, будто ей с силой сдавили горло. — БЕГИ, УМОЛЯЮ!
Он никогда не забудет бульканье и визг, которые последовали после этих слов, или как он вновь посмотрел на окно и заметил, что пусть Рейми еще и боролась, там, где должны были находиться ее руки, была только кровь.
Он продолжал бежать, пока у него не онемели ноги.
Когда полиция отыскала его, он мог повторять лишь одно, трясясь всем существом:
— Рейми выкинула меня из окна… Рейми выкинула меня из окна!..
***
— Рохан!
Кишибе пришел в себя только после того, как увидел, что Коичи крепко схватил его за плечи, крича не пойми что, и смысл дошел до него только спустя пять минут.
— Рохан, хватит! Хватит!
Что-то теплое и влажное стекало по щекам, но он предпочел не обращать на это внимание при виде переполошенного лица собеседника.
Не слишком ли далеко он зашел? Не сказал ли слишком много?
Он не мог вспомнить, что только что говорил. Он помнил только дождь, и эти глаза, и все, что он только что снова пережил…
— Рохан!
Слава богу, рядом был Коичи. На грудь мангаки легонько надавили, он сосредоточился на этом и только сейчас понял, в какой панике находился мгновение назад. Почему? Почему? Это случилось так давно, так почему это все еще настолько его мучает? Почему обычный разговор пробудил столь яркие воспоминания? Он остервенело вытер слезы с лица, чувствуя себя нелепо от осознания, что плакал в присутствии другого человека — но Хиросе был терпелив, невероятно терпелив. Плечи художника тряслись крупной дрожью, хоть он не издавал никаких звуков, пока плакал, а мешки под глазами темнели так отчетливо, словно под ярким солнечным светом, — оставалось только радоваться, что в комнате достаточно сумрака.
— Прости, что напомнил об этом, — помрачнел Коичи. — Я разберу остальные рисунки, не надо больше смотреть.
И как бы не хотелось Рохану возразить, слова застряли в горле прежде, чем он успел открыть рот, поэтому оставалось только сосредоточенно кивнуть и сидеть, обхватив себя руками, и сконцентрироваться на одном — успокоить свое дыхание. Киры больше нет, здесь есть только Коичи. С Рейми ничего не случалось, с ней все было хорошо. Нужно думать только об этом, и станет легче, так ведь? Этот способ всегда работал. Но именно сейчас дал сбой. Другого решения не было, и он знал, что у Коичи тоже его нет. Кишибе Рохану никогда в жизни не приходилось иметь дело ни с собственными эмоциями, ни с последствиями, которые неизбежно наступали, когда он пытался скрыть от самого себя травмирующие воспоминания. Он не знал, как с этим справиться.
— Все в порядке, — будто прочитав его мысли, успокоил Хиросе. — Даже Джоске все еще часто снятся кошмары. И у Окуясу время от времени еще кружится голова. Я тоже не могу подойти к той улице с ателье. Так что, пожалуйста, не отчаивайся, Рохан.
— Ладно, — слабо шепнул в ответ Кишибе, но его голос прозвучал так неуверенно, что только со второй попытки это хоть немного напомнило обычного Кишибе Рохана: — Хорошо. Не буду.
Коичи задавался вопросом, не напускное ли все это спокойствие, но никогда не спрашивал вслух.
Через некоторое время он просто это знал.
