Поехали домой

Олег на всех интервью говорит одно и то же. Любви нет, это все выдумка человека, чтобы оправдать свои дерьмовые поступки. Оправдать, почему ты издеваешься над человеком, почему не разрешаешь ему чего-то, почему находишься рядом. Даже если ты бьёшь человека, то значит любишь. Олегу уже много лет и в этот бред он не верит. Верит в ложь, секс и пороки. Закон трех букв. л с п. Ещё он верит в тупость людей. В тупость собственных фанатов, не заметивших такого пиздеца в его жизни. Свободолюбивый, даже в какой-то степени полигамный, Савченко вдруг создаёт семью, в которой через полгода появляется дочь. Это все просто совпадение, говорят люди. Это все ебланство, говорит Олег. Писать очередную песню про пиздострадания тяжело, но слушатели не переваривают другого. Он часто пытается в новый стиль. Придумывает новые звучания, новые рифмы, новые истории, но получает только отсутствие трека в строчках топов и «хорошая работа, олег» среди двадцати негативных комментариев. Это поэта заводит. Жажда трахнуть музыку велика, но наличие «семьи» его как-то сдерживает. Что скажут люди, если он будет петь про шлюх, пока сам спит с Владой в разных квартирах и видится с Аришей раз в пару месяцев? Скажут, что это лирический герой и сгладят углы. А что скажет он? Что Олег опять в пизде и его надо вытаскивать? Этого Савченко боится больше, чем неконструктивной критики какого-нибудь мирона неяновича под очередным постом с новым треком. Пальцы поэта никогда не отдыхают. Он делает по-разному. Но возвращается обратно, на много лет назад, когда номера ещё были разрешены, а трэджик сити был только у него на флэшке. Золотое время. Лучшее время в его жизни. Ни обязательств, ни жены, ни детей, ни забот. Тогда у него были только деньги, шлюхи, тачки и выученный номер ещё непопулярного парня. Таким тот парень и остался в его памяти навсегда. Светлым, чистым, с синими глазами и белыми волосами. Именно таким. Другим он его не воспринимает, как не старается. Наверно потому, что когда Олег хотел веселья, он хотел семьи, а сейчас… ничего не изменилось. Он до сих пор хочет веселья, а грязный заяц все той же семьи. Но выходит как-то наоборот… каждый имеет то, чего желает другой. Стоит бы это объединить, но они оба избегают встречи друг с другому. Только иногда их треки пересекаются в топе вк, ведь в последнее время делают хуйню. Это из-за отсутствия друг друга рядом? Фанаты могут долго говорить, что музыка лсп была хороша при Роме, но только сам Олег знает, что Рома не влиял на треки. На них влиял только один парень, который сейчас уже становился мужчиной с педиковатой манерой общения. За это Олег его и замечал среди других. Он натуральный гей. Таких в России крайне мало, ему приходится скрываться. Но многочисленные романы никогда не скроют чужой жажды касаний с парнями, чужой похоти и шуток. Олег даже не гадает, а бьёт прямо в цель, в чужое сердце, кидая его на скоровороду с кишками. Его любимое блюдо. Савченко идёт по улице. На глазах чёрные очки, волосы в пучке, а в руках сигарета. Он устаёт. Он перестаёт взаимодействовать с людьми и флиртовать с дамами. Сдаёт позиции, ведь Влада его заебала. Её резкое желание петь его выводит из колеи. Она желает добить нелюбимого мужа, выбить из него все соки, желая чужой гибели. У неё почти выходит, но Олег держится только благодаря тому, что даже его фанбаза не хочет слушать чужой скрип в микрофон. Она поёт отвратительно, но ему приходится подпевать ей бэк вокалом и сниматься в клипе. Он же примерный муж и отец. — Заебала! — Савченко кричит на всю улицу. Это не для него, и он не знает как объяснить это Владе. Как сказать ей, что семья с ней не для него? Что его дочь это просто ребёнок? Что жена это просто девушка? Что Олег это просто самый активный сперматозоид его отца? Какая нахуй ответственность! Бутылки с его рук летят на асфальт: кто-то обязательно продырявит новые колеса. Он топчет стекло новым кроссовками и садится на корточки. Для лингвиста, прочитавшего уйму книг по психологии, он слишком слаб. Слаб для ухода, но силен для стандарта. Ему тошно самому от себя. Он не такой. Парень дрожащими руками достаёт телефон. Его пальцы по памяти набирают старый номер, который не меняется уже десять лет, и ждут. Он должен взять трубку. — Егорка, привет, забери меня, я соскучился. Булаткина ждать не приходится. Он приезжает через пятнадцать минут, с шумом останавливая свою новую ламбу возле разбитого тела у обочины. Олег выглядит отвратительно, из-за чего сперва Егор даже не хочет выходить. Он попросту боится, что не справится с ним и сделает только хуже. Блондин выходит из машины, не закрывая двери и медленно подходит к Савченко, чей лоб упирается в колени. — Олеж? — аккуратно зовёт его, касаясь пальцами плеча. Олег голову поднимает не сразу, а когда поднимает, то слепнет от яркого света чужих фар. Он закрывает лицо ладонями и мычит что-то непонятное. — Бля, ты ахуел? — только это и разбирает Егор, когда берет его грубее за плечо и поднимает. — Нихуя, — у него вместо целесообразной речи один мат: ничего не поменялось. — Накачался что ли? Дай потрогаю, — он липнет к Криду, пытаясь нащупать пальцами чужих мышц. — Олежа, ну какого черта, — у него сдают нервы. Он кое-как запихивает это чудовище в машину, закрывая глаза на грязную обувь и мокрую одежду. Булаткин за руль садится молча, давит в пол и старается не смотреть на некогда товарища. Он только украдкой кидает на него взгляд, но сразу же переводит на дорогу, сжимая руль пальцами ещё сильнее. Он боится вот-вот его сломать пополам, но не может остановиться. Олега или руль? Его накрывает злость. Невероятная злость за это чудовище сбоку. — Что произошло? — выдавливает из себя хриплым голосом. — Соскучился. — Не пизди. Столько лет не скучал, а сейчас в дерьмо звонишь мне посреди ночи. Скай вернулся? Ты по нему соскучился может, а я просто как придаточное блять? Хоть раз бы с тобой с человеком пообщаться, а не с ебучим Скаем. Егор его ненавидит. Ненавидит его изменчивость. Он ненавидит Ская, но всей душой любит Савченко. Только Скай трахает его, как шлюху. Только Скай пытается подсадить на иглу. Только со Скаем весело. Савченко он даже не знает. Его он видит только на некоторых интервью, где он многократно называет его имя по делу и без. Для него Савченко — это лирический герой в их оде любви. Он как бы есть, но его никто и никогда не видит. Он как бы делает добро, но это добро остаётся только на словах где-то в воздухе. Это пиздец. — Егорка, — недовольно мычит Олег. Он ровно так же ненавидит его за эти разговоры. Он всячески отрицает существования Савченко Ская и пытается донести это до Егора. — Я правда соскучился. — Поэтому в дерьмо? — Ты какой-то пессимистичный. — Зато ты дохуя у нас оптимист! — кричит на всю машину блондин, ударяя рукой по рулю. Виснет тишина. Только по радио играет новый трек Олег с Моя Мишель, из-за которого у Егора уши трубочкой сворачиваются. У него есть курточка, про которую так весело поёт лсп в своей песне. — Куда мы едем? — спрашивает тихо Савченко, опуская чёрные очки на кончик носа. — Ко мне. — Даже не в ветклинику на усыпление? Чет сдаёшь позиции, Егорка, — смеётся парень, кивая. — Ты квартиру купил? — Хочешь поговорить о моей квартире? — Ну давай о машине поговорим. Я слышал ты какую-то хуйню про неё даже пел. Щас вспомню, подожди… теперь от всех проблем меня везёт ламбо? Ну хуйня же, Егорка, мне даже сердцеедка больше понравилась. — Я тебя сейчас высажу, пойдешь в Витебск пешком. — Время идёт, а ты критику так и не научился воспринимать. — Ты сам-то давно прекратил хуйню петь? Королева бара в рот тебя ебала? — Ого, — смеётся кучерявый с чужих каламбуров, невзначай кладя руку на чужую ногу. — Я покурю? — Руку убери, — тяжело и громок глотает Булаткин, кажется, переглатывая даже музыку в машине. — Оу кей. Тогда он достаёт мятую пачку сигарет, вытаскивая одну штуку. Ответа на свой вопрос он не получает, поэтому решает выводить на слова. Открывает окно и упирается на его остаток своей головой. Сигарета воняет на всю машину отвратительно. Егор терпеть не может курящих людей. За собой никогда не замечает, но только потому что сам балуется сладким дымом, а не дедовским табаком, из-за которого блевать тянет. Нормальные сигареты так не воняют. Олег на дне. Он курит молча, стряхивает пепел на дорогой коврик. Он ведёт себя как свинья нарочно. Литл стьюпид пиг. — Егорка, не молчи. Ты же знаешь, я не люблю твоё молчание, — Олег затягивается и выдыхает специально чуть ли не в чужое лицо. — Я тоже много чего не люблю. — Но меня-то ты любишь. До сих пор, — у Савченко всегда были тузы в рукавах. Егор проглатывает вновь и не отвлекается. У него, кажется, что-то трещит там внутри. — Молчишь. Я прав, — он довольно хмыкает и выбрасывает недокуренную сигарету в окно. Олегу льстит. От этого у него страшно начинает стучать сердце. Осознание того, что давний любовник до сих пор его любит не может не тешить пьяный рассудок. Его руки слишком легко вновь оказываются на чужих ногах. Они касаются резинки спортивных штанов и стягивают. Савченко сейчас ничего не стесняется, он просто действует так, как должен. Других способов извинений он не знает. — Олег, блять, не надо, — Егор руля не отпускает, но ведёт бёдрами в сторону. — Прекрати! У тебя Влада, у меня тоже кто-то. — Мне похуй? — риторический вопрос срывается с чужих хитрых уст. Вслед за спортивками он стягивает и трусы, оголяя как обычно гладковыбритый лобок. Егор все время готов блять. Олега это бесит. Для кого он всегда готовится? — Я когда-нибудь увижу здесь хотя бы один волос? Ты не заебался трахаться? — Заебал пиздеть, — одной рукой он хватает Савченко за любимый кудри и опускает его голову вниз. — Давай уже. — Значит как поговорить со мной, так пошёл нахуй, а как сосать, то добро пожаловать? Лицемерный ты конечно пиздец. Олег поговорить любит. Ещё больше он любит выводить людей, что делает на протяжение часа с Егором. Он любит на чужих щеках румянец злости. Любит на руках среди татуировок пульсирующие вены. Любит напряжённые губы ниткой. Любит. Парень проводит ладонью по члену и понимает, как давно делал это в последний раз. В году восемнадцатом или в девятнадцатом, когда они были на Урганте и он пошутил, что ему сейчас отсосали. Он ведь и впрямь пошутил, ведь сосал тогда он парню, который выглядел как он в своих мечтах. Ему нужно провести по члену ладонью пару раз, чтобы почувствовать чужую отдачу. Орган наливается кровью постепенно, и, если бы в машине было светло, Савченко бы увидел красивый розовый цвет головки. — Подержи, — он снимает свои очки, отдавая их Егору, и легко собирает свои волосы в нелепый хвостик резинкой дочери. Губы касаются члена сперва несмело. У Олега в голове тысяча одно воспоминаний того, как это делать. Перерыв затягивается на слишком долго, приходится думать. Приходится вспоминать, что Егор не любит нежностей, хоть и выглядит как плюшевый зайчик, которого можно только целовать и обнимать. Он обводит языком контур головки, освобожденной от крайней плоти, и вбирает член постепенно. Он не спешит, привыкает к тому, что ртом можно не только пиздеть и петь, но и приносить какую-никакую пользу. От чужих касаний у Егора горят уши. Он весь напрягается, точно натянутая струна. Он весь кипит и ничего не может сделать. Он хочет остановить дурака, хочет сказать, что это все неправильно и им не нужно нарушать того, что выстраивается уже долгие годы. Смотреть, но не трогать. Слышать, но не вспоминать. И ещё сотню «не». Они повернутые на муках и знают об этом. Когда Олег заглатывает полностью, Егор давит на педаль в пол. Он не боится скорости, он боится, что лсп остановится. Несмотря на время, Савченко таланта не теряет. Это как сесть на велосипед: можно не кататься годами, но ноги все равно помнят как крутить педаль. Так и тут. У него давно не было практики, но от этого чувств только больше. — Если ты продолжишь молчать, я остановлюсь, — лсп вновь заглатывает, нарочно проводя по нежной коже зубам. — Блядь, — шипит Егор, откидывая голову назад. На спидометре стрелка касается 180км/ч, а на госуслуги приходят всевозможные штрафы. Они нарушают абсолютно все правила своей любовью. В машине жарко. У Булаткина по лбу течёт пот, а у Савченко по подбородку слюни. Он не жалеет своей глотки, берет по самые яйца, ведь заслуживает этого. Заслуживает того, что Егор пускает руку в чужие волосы и задаёт нужный темп. Резкий и глубокий. Такой же, с каким Савченко ебет его на старой квартире за мкадом. В их отношениях все честно: Олег сосёт, а Егора трахают. Булаткин после чужих угроз перестаёт сдерживаться. Он стонет настолько музыкально, что если они запишут это и зальют в Яндекс.музыку, то никто и не заметит разницы между его лирикой и этим. Везде воет как сука. Савченко даже не успевает сделать фаталити и взять в рот чужие яйца, как Егор кончает. Изливается на чужие губы и пачкает свои штаны. Он закатывает глаза и забывает про то, что находится за рулём. Олег успевает среагировать и схватиться за руль раньше, чем они улетают с трассы в кювет. — Дурень блять. За дорогой смотри, — говорит он язвительно, откидываясь на спинку своего сиденья. Он довольно проводит пальцами по губам, собирая горькую сперму и вытирает её о чужие штаны. Он же не дурак глотать. — Я тебя, — Егор задыхается. Он понимает, что чужой минет не самый лучший, у него бывает и лучше, но то, в каких условиях он сделан, то, кем он сделан, перечеркивает старания всех эскортниц, с которыми ему доводится тусить. — И я. Поехали домой уже. Я устал.