***
В парке в самом деле бушуют красные клены. Марика въезжает на коляске в вихрь поднятых ветром листьев и лихо крутится вместе с ними. Неодобрительный взгляд матери заставляет ее остановиться, но едва та уходит за кофе, Марика снова дергает джойстик. — Покатай меня! Рядом возникает девчушка лет трех в милейшей шапке с заячьими ушами и явно требует покрутить ее тоже. Ни одного взрослого, который сопровождал бы это решительное создание, рядом нет. — Залезай, — Марика протягивает руки и усаживает девочку на колени. — Готова? Держись! Она поворачивает джойстик, а сама внимательно смотрит по сторонам. Родителей пассажира нужно все же найти, но на дорожке рядом никого нет. Только в ветвях заметно движение. Сойка. Марика прикрывает глаза. Птица срывается с ветки, удерживая в клюве только что сорванный желудь. Коляска делает еще один оборот. Птица поднимается над деревьями. На параллельной дорожке стоит, растерянно озираясь, мужчина в джинсовой куртке. Девочка на коленях радостно визжит. Сойка бросает желудь и попадает мужчине прямо в затылок. — Лира! Господи, просите, пожалуйста, — мужчина бежит по газону наискосок, запыхавшись. — Лира, ну как так можно? — Я каталась, пап! — Все в порядке, — Марика окончательно останавливается. — Не сердитесь на нее. Я тоже постоянно убегала, когда была маленькая. Она не без сожаления спускает девочку с коленей. Без тяжеленького теплого пассажира становится одиноко и пусто. Отец подхватывает Лиру на руки, а сам скользит взглядом серых как грозовые тучи глаз по лицу Марики. Она беззастенчиво рассматривает его в ответ. Отцу Лиры около тридцати, у него длинные русые волосы, собранные в хвост, и едва заметный шрам чуть выше правой брови. — Вам очень идут рисунки, — его голос, не прерываемый тяжелым дыханием, становится бархатным, — вы с ними как солнце. Спасибо, что присмотрели за Лирой. Мы недавно переехали, я Ричард Фейгман. — Не за что, — она пожимает протянутую руку. — Марика. Приятно познакомиться. — Хотите мороженого или, — Ричард отпускает дочь с рук, — кофе? Чего-нибудь? — Спасибо, не буду вас задерживать. Пойду поищу, куда пропала моя мама. Марика машет рукой Лире и двигается в сторону кофейного киоска, в трех шагах от которого стоит ее мать. В одной руке у нее стаканы, в другой — электронная сигарета на длинном, под старину, мундштуке. В ее собеседнице Марика не без раздражения узнает матушку своего бывшего.***
С Дином она рассталась два года назад, через три месяца после травмы. Вовсе не потому, что он оказался подлецом и бросил покалеченную подругу, напротив, Дин показал себя верным и заботливым. Просто оказалось, что вся их общность была построена на велосипедах, велопоходах и клубной тусовке. Марика некоторое время пыталась поддерживать привычные разговоры, но в итоге, в один невыносимо скучный вечер, предложила расстаться друзьями. Пострадав для приличия пару недель по окрестным барам, Дин сошелся с девушкой из того же велоклуба и очень скоро сделал ей предложение. Мать тогда недоумевала, как Марика узнает такие новости первой, но все вопросы оставались без ответа. Марика лишь отшучивалась. Еще в больнице она решила, что матери ни к чему знать ее тайну. Только один раз чуть было не проболталась. «Я была птицей», — сказала она, едва очнувшись, и это было не о видениях под препаратами. У нее была лишь пара секунд, когда восходящий поток подхватил дельтаплан отца и понес его прямо на скалы. Марика попыталась уйти ниже, но воздушные вихри зацепили и ее. Она видела, как отец впереди ушел в штопор. Начала гасить скорость. Слишком быстро. Дельтаплан завалился набок. Марика поняла, что тоже теряет управление, и в этот момент краем глаза заметила птицу, кружащую над склонами в поисках добычи. У птицы было то, чего ей так недоставало. Власть над небом. В последней попытке приземлиться она выбросила парашютик страховки. Тщетно. Вихрь подхватил ее и швырнул об дерево. Внезапно падение остановилось. Марика теперь со стороны видела, как складывается алый дельтаплан, и ее безвольное тело отлетает от соснового ствола, придавленное сверху поломанными трубами каркаса. Стало очень больно, но боль, пусть и туманила рассудок, не мешала лететь. В ту минуту Марика была птицей. Или птица была Марикой. Она прилетела к себе настоящей, лежащей на земле как переломанная кукла. Заставила загнутый соколиный клюв клюнуть тревожную кнопку в обломках дельтаплана, а затем — отпустила птицу и отключилась. Через два дня ее разбудили в госпитале. Перелом позвоночника в районе крестца, частичный разрыв спинного мозга, внутренние травмы. Почти полная неподвижность ниже пояса. Смутные перспективы на восстановление, которые она сразу отвергла как тщетные надежды, и за которые уцепилась мать. Ее можно было понять. Нужно за что-то держаться, чтобы пережить тяжелую травму дочери и потерю мужа. Отец ударился головой о каменистый склон. Шлем не смог погасить удар. Он умер на месте.***
На время переустройства дома для человека на коляске, они с матерью и сестрой переехали в крошечный, на две спальни, коттедж в лесу. Тогда Маккензи еще не вышла замуж, они жили в одной комнате, как будто вернулись в детство. Примерно в то же время, сразу после расставания с Дином, Марика впервые решилась снова стать птицей. Той осенью тоже стояла хорошая погода. Коляска была уже освоена, так что Марика могла выходить из дома во двор, под упирающиеся ветвями в небо дубы. В ветвях пониже прыгали сойки. Отрывали гладкие круглые желуди себе на зимние запасы, а то и откровенно кидались ими. Марика присмотрела себе одну. Прикрыла глаза, и… посмотрела на собственную фигуру в коляске далеко внизу. Ее накрыло ощущение чистого восторга. Невиданной ранее свободы. Марика поднялась над деревьями. Весь городок был отсюда как на ладони. Налетел порыв ветра, но и с ним она могла легко справиться, гораздо проще, чем с дельтапланом. Идея полететь к дому Дина пришла в голову сама собой. Она не собиралась подсматривать за бывшим и его новой пассией, просто так вышло. Сойка спланировала на куст боярышника перед окном. Наклонила голову набок, присматриваясь. В глубине комнаты на кровати сидели парень и девушка. Марика узнала Синтию из велоклуба, блондинку с вечно удивленными голубыми глазами и идеальным прессом. Ну и четырьмя действующими конечностями из четырех, которым она оплела Дина в явной попытке вакуумировать его миндалины. Если бы птицы могли наморщить нос, то сойка бы это сделала. Марина поняла, что не испытывает ревности. Дин был хорошим парнем, но даже готовить с ним барбекю было интересней, чем заниматься сексом. Очевидно, Синтия думала иначе. Двое на кровати были уже наполовину раздеты. Чья-то футболка полетела в сторону окна. Сойка инстинктивно отпрянула, но тут же вернулась назад. Пальцы Дина рисовали круги по груди Синтии, которая выгибалась как чертова порнозвезда, а затем вывернулась и начала решительно стаскивать с него джинсы. Через минуту на них двоих надет был только презерватив. Синтия потянула Дина за руки, увлекая обратно на кровать. Весь ее вид от закушенной губы до разведенных бедер так и кричал: «Возьми меня». Дин явно оттягивал удовольствие. Рука Синтии скользнула вниз и коснулась его яичек. Наблюдать телодвижения двух голых людей было почти смешно, но странно возбуждающе. Марика поняла, что чувствует тепло там, где после травмы не было никаких ощущений. Дин, наконец, сжалился над партнершей. Марика отпустила птицу и поспешно вернулась в комнату. Тело горело от возбуждения, но попытка как раньше довести все до конца пальцами не имела успеха. Нужно было что-то другое. — Ты пользуешься вуманайзером! — торжествующе заключила Маккензи вечером, кивая на стыдливо уходящий под подушку проводок зарядки. — А говорила, что не чувствуешь там ничего. — Да, — Марика покраснела. — Внезапно оказалось, что не катетеризацией единой… — Это же прекрасно. Твой док будет счастлив, если узнает. — Обойдется! И не вздумай маме рассказать! Маккензи хихикнула. Потом Марика даже пожалела, что не сказала доктору сразу, возможно, это избавило бы ее от парочки ненужных обследований. Она подсматривала за Дином и Синтией еще несколько раз, сгорая от стыда и удовольствия. Потом ей надоело, и не в последнюю очередь потому, что мать не уставала пересказывать новости из жизни бывшего.***
Марика подумала, что могла бы поймать крутившегося под ногами воробья и заставить его испражниться на кофейные стаканы, но вспомнила, что даже у нее было больше контроля над этой областью, чем у птиц. Она подъехала к матери. — Мам, я тебя потеряла. Добрый день, миссис Боунс! — Прости детка, — мать подала ей большой стакан, в котором оказался латте с ореховым сиропом. — Мы совсем заболтались! — Как ты? — сочувственно спросила Джина Боунс, приглаживая выбившиеся из-под заколки пряди у Марики на голове. — Как учеба? В этом году заканчиваешь? — Да, я же пропустила год, — Марика отчаянно старалась быть милой. — Все прекрасно! Культура арабского халифата — моя любовь. Ответом ей был тот же сочувственный взгляд. После травмы Марика сменила археологию на культурологию, и все окружающие считали своим долгом высказать сожаление. К счастью, в этот раз мать проявила невероятную силу эмпатии и спасла ее от продолжения беседы. Можно было просто наслаждаться прогулкой. — Маика! — раздался тоненький голосок. Странно было бы думать, что им удастся не пересечься еще тысячу раз в крошечном парке. Марика помахала рукой Ричарду и Лире. — Все-то ты успеваешь, — улыбнулась мать. — Это новый сосед Джины, они только на прошлой неделе въехали. Он тебе нравится? Приятный парень. — Мам, отстань, — отмахнулась Марика, но все же призналась себе, что да, нравится. — У него ребенок. Все хорошие парни уже женаты, да и мудаки подразобраны. — А вот и нет! — с явным торжеством сказала мать. — Он вдовец. Живет вдвоем с дочкой. Работает редактором удаленно. Присмотрись.***
В городке на три тысячи человек студент на дистанционном и редактор-на-удаленке обречены были встречаться примерно тысячу раз в день. За следующие три дня Марика встретила Ричарда в супермаркете, в библиотеке и в бассейне. Пока она барахталась на реабилитации, Ричард отмерял пятидесятиметровые дорожки идеальным кролем. Фигура у него была не как у пловцов, слишком сухое тело без раскаченных мышц, но скорость что надо. Марика скучала по нормальному плаванию не меньше, чем по велосипеду. Он как раз вылез из воды, когда ассистент помогала Марике перелезть по трапу в коляску. Она бесстыдно рассматривала его татуировки, сложные черные узоры, покрывающие грудь и спину. Поравнявшись с ней на бортике, Ричард поздоровался. Марика кивнула. На выходе он ждал ее с термосом в руках. — Могу предложить чашку чая? — Можешь, — осторожно ответила Марика. — Пойдем в кафетерий? — Конечно. Есть хочешь? Что тебе взять? Сидя за столиком в ожидании Ричарда и еды, Марика внутренне замерла. Ричард ей нравился. Оттого сложнее было поверить, что это может быть взаимно. Мысленно она уже поставила крест на отношениях с кем-то кроме вуманайзера. — Вот, держи, — Ричард поставил перед ней тарелку пасты и салат. — Классно ныряешь, я видел. — Спасибо, — пискнула Марика. Все слова вдруг пропали из головы. — Как тебе наш город? — Восторг. С ребенком тут очень удобно. Нашел Лире чудесный садик, а себе бар с мотоциклистами. — На пятой улице? Ни разу там не была. — Можем сходить как-нибудь. Хотя, ты вообще совершеннолетняя? — В декабре двадцать два, — отчеканила Марика. — Уже год как могу подвергаться этанольной интоксикации. Ричард рассмеялся. Он предложил подвезти до дома, но Марика была за рулем. Он только глаза вытаращил, когда увидел, как механическая рука грузит коляску на задний ряд. На прощание Ричард пожал Марике руку.***
— Привет, птичка! — Здорово, хорек. На пороге стоял Чэн Линь, учитель каллиграфии. Единственный человек, который знал о ее способностях. По крайней мере, единственный известный Марике. Из-за появления Линя в ее соцсетях, а затем и в реальной жизни сразу после травмы, она подозревала его в работе по меньшей мере на спецслужбы. На хорька Линь не обижался. Возможно, это прозвище даже льстило его китайской душе. — Как дела? Как успехи? Показывай, будем исправлять. — Было прекрасно, пока ты не пришел, — нахмурилась Марика. Перфекционизм Линя доводил ее до белого каления. — Не так все и плохо, — он взглянул на листки с написанной тушью арабской вязью. — Прогрессируешь. Смотри. Он включил планшет. Марина повернула экран к себе и увидела фотографию мужчины в джинсовой куртке. Один его глаз был закрыт повязкой, но черты лица показались смутно знакомыми. — Рик Колберт, по крайней мере я знал его под таким именем. Твой новый сосед. Надо присмотреть за ним. Что делает, с кем общается. Только осторожно, парень вообще не дурак. — Ричард? — ахнула Марика. — Он же редактор вроде. И у него маленькая дочь. Он не может быть… — Плохим? — Линь забрал планшет. — Ну, он не хочет быть плохим. Очень старается быть хорошим, только другие плохие парни так просто своих не отпускают. Ты в него влюбилась что ли? — Ревнуешь? — Вот еще. Поняла меня? Осторожно! Теперь давай разбирать твои каракули. Только когда он ушел, Марика поняла, что ее завербовали. До того два года подряд Линь приезжал раз в неделю, болтал с ней о жизни, учил красиво писать, и уезжал. Теперь он просил поработать на полицию, правительство, Марика даже толком не знала, на кого. В темное прошлое Ричарда она особо не поверила. Решила для себя, что вопрос политический, в конце-концов, он мог быть журналистом и не понравиться кому-то наверху.***
Следить за Ричардом особо и не пришлось. В городке все на виду. Утром он отвозил Лиру в садик, затем бегал, возвращался домой и не выходил до половины четвертого после полудня. Во вторник и четверг он ехал в бассейн, где проводил ровно сорок пять минут, а затем обедал с Марикой в кафетерии. В понедельник он ездил в библиотеку, в среду ходил с палками по лесу. В пятницу просто забирал Лиру раньше, и они ели пирожные в кафе в торговом центре. По субботам Марика встречала его в супермаркете, а каждый выходной — в парке. Пару раз они гуляли вместе, катали Лиру на качелях. Удивительно размеренная жизнь. Линь, однако, воодушевился. Попросил глянуть, чем объект занимается, когда смотреть на него в городе некому. Даже приехал вне графика и привез клетку с совой, за которой внезапно надо было присмотреть, пока у него дома ремонт. Вечером в среду сова вылетела из спальни Марики и, мягко взмахивая бархатными крыльями, полетела в сторону леса. На улицах в половину десятого было совершенно пусто. Тем громче казался шум двигателя одинокого автомобиля и ярче его фары. Автомобиль подъехал к дому Ричарда, из него вышла женщина. Издалека в темноте даже совиным зрением было не разглядеть лица, только походка намекала на возраст старше среднего. Сова села на ветку дуба и затаилась. Вскоре желтый свет озарил на минуту лужайку. Ричард открыл дверь, пустил женщину в дом, и тут же сам вышел. Сел в ее автомобиль и повернул ключ. На шоссе птице было бы не угнаться за машиной, но он лишь выехал из городка, как тут же свернул на лесную дорогу. В злачном местечке, о котором все были в курсе, но не признавались откуда, Марика была один раз. Ей было шестнадцать, Маккензи — восемнадцать. Отец внезапно решил показать им жизнь, выдал по пятьдесят баксов и разрешил проиграть. Они проиграли по двадцатке, рассудив, что остальным найдут лучшее применение. Марика тогда впервые попробовала текилу-санрайз. Ричард не стал входить в массивную железную дверь подпольного казино. Он остановил машину сразу за забором, под неярким фонарем. Вышел, сел на капот и стал ждать. Сова в кроне дерева чуть поодаль чистила перышки. Пока ничего не происходило, Марика думала. По всему выходило, что женщина была няней, которую Ричард нанял присмотреть за Лирой. Он мог найти няню в городке, но не захотел, да еще взял ее автомобиль. Явно для того, чтобы никто из жителей не заметил, как он уезжает ночью. Никто не заметил после того, как он каждый день, с завидным постоянством был на виду. Да еще и с ней, рыжей девушкой в коляске, это уж точно все заметят! Сова заклекотала от обиды. Из здания казино вышел человек. Марика увидела, как Ричард моментально закрылся — скрестил ноги, сложил руки на груди. — Я сказал нет, — услышала она его голос, шепот где-то на границе восприятия, — я больше не занимаюсь такими вещами! — Один раз, Рик, всего один раз, — собеседник Ричарда вроде бы просил, но его коренастая, широкая фигура нависала сверху так, что просьба становилась угрозой. — Триста тысяч, а? Даже триста пятьдесят. — Я не могу рисковать, у меня ребенок! Забудь про меня! — Ну чо ребенок? Как раз, расплатишься по долгам своей женушки, еще дочке на колледж останется. Соглашайся, Рик, давай! —Кто? — прошипел Ричард. Мужчина показал фото на телефоне. Ричард присвистнул. — Не жалко его ни капельки, да, Рик! Договорились? — Я еще не согласился! — Да брось! Давай тогда… что за чертова сова там? Марика оцепенела. Нужно было уводить птицу, но она продолжала цепляться за совиное сознание, покрутила туда-сюда головой и переступила на ветке. — Ты параноик, — усмехнулся Ричард. — Мало ли в лесу… — Проверь ее! Давай! Словно в замедленной съемке Марика увидела, как Ричард поворачивается, и его глаза загораются сапфирами. В следующий миг она сорвалась с ветки, позволяя птичьим инстинктам взять верх, скрылась за необлетевшими еще кустами лещины. Сова спланировала в сторону поля, и только тогда Марика наконец заставила ее вернуться домой. Прошедшие сорок минут казались вечностью. Сердце колотилось, руки устали так, будто она в самом деле летала. На глаза наворачивались слезы, а в сердце пробирался противный леденящий страх. Ричард не просто оказался плохим парнем с темным прошлым. Он был мерзким манипулятором, и она почти поверила! Она толкнула дверь в спальню матери. Тара сидела в кресле и читала, такая же безупречно элегантная как всегда в своем черном шелковом халате. — Мам! — Марика всхлипнула. — Мам? Сделаешь мне какао? — Детка, что случилось? — Тара отложила книгу. Марика лишь помотала головой, чтобы ее ни о чем не спрашивали. — Конечно. Сейчас принесу. Иди сюда. Марика забралась на ее постель. В тот день, сидя ночью в спальне с чашками какао в руках они впервые за последние два года были по-настоящему близки, как будто горе наконец уступило место чему-то новому.***
На следующий день, в четверг, Марика не обнаружила Ричарда в бассейне. Однако, на выходе он как обычно ждал ее с термосом в руках. Выражение лица у него было не из радостных. — Ты не плавал сегодня, — сказала она вместо приветствия. Ей хотелось то ли провалиться сквозь землю, то ли утешить его. Лучше всего — сбежать. — Не было настроения и, знаешь, работа, дедлайн, — Ричард протянул ей стаканчик с чаем. — Ты в порядке? — Да, в полном. Я поеду домой, сегодня сестра обещала приехать на обед, надо вернуться пораньше. Ричард посадил ее в машину, бережно, как хрупкую вазу. — До вторника? — он как будто не верил, что они снова смогут увидеться. — А как же суббота и супермаркет? — Точно. Забыл. Марика потянулась, чтобы похлопать его по плечу, но Ричард наклонился и поцеловал ее. Нежно, едва касаясь губами ее губ, но так, что внизу живота зашевелились проклятые бабочки. Ночные мысли тут же улетучились. Она ответила. И поняла, что теряет голову, просто не может остановиться. — Черт. Прости, я… — он выпрямился, закрывая лицо ладонью. — Я могу пригласить тебя на свидание? В пятницу вечером. Уже завтра то есть. Без Лиры. — Можешь, — пробормотала Марика. — Можно и с ней. Она закрыла дверь. Неловко махнула рукой через стекло, чувствуя как краска заливает лицо. Нажала на ручку газа. Вдохнула и выдохнула. Прекрасно. Она влюбилась в неведомо кого, и кем бы он ни был, целуется он как бог.***
Линь приехал к половине седьмого как всегда. Возмутившись для приличия, что Марика не перенесла встречу, принял приглашение на семейный обед. К счастью, он был тем самым приятелем, которого не стыдно показать семье, и ничего личного у них не было. После лазаньи, он встал из-за стола и сказал извиняющимся тоном: — Миссис Логан, если вы меня простите, мы с Марикой отлучились бы на полчаса проверить работы. — Конечно, — Тара расплылась в улыбке. — Только возвращайтесь на кофе. Марика вытаращила глаза. Мать флиртовала с ним! Сияла и улыбалась, и кокетливо поправляла волосы. — Ну что, птички, — Линь просунул палец между прутьями клетки и погладил довольную сову. — Как полетали? Рассказ о вчерашнем вечере вышел коротким, но пары минут хватило, чтобы ужас и холод заползли внутрь. Марика поежилась. Она снова наяву видела, как глаза Ричарда вспыхивают синим огнем. — Кто он? — нервно сглотнула она. — Я видела его глаза. — Черный шаман… — Шаман? — перебила Марика. — Ересь какая-то. Он что, танцует с бубном у костра? — Вот знаешь, на твоем месте я бы помолчал насчет бубна и ереси, — Линь поморщился. — Черный шаман — проводник в страну предков. Может поводить, а может и увести. — Срань господня! А я с ним на свидание собралась! — Ну, если тебя успокоит, то насколько мне известно, он никого не убивал, только припугнуть мог. Рик вообще не злодей. Скорее такой, вигилант. Проводил независимые расследования, взламывал хранилища данных, разрушал состояния и репутации всяких упырей, но не гнушался и черным пиаром по заказу не самых чистоплотных ребят. Ричард Колберт был потомком индейцев чикасо, очень дальним. Внешне только по скулам можно что-то заметить, зато в шаманских способностях кровь проявилась по полной. Как именно его открыл для себя криминальный мир, уже никто не расскажет. Скорее всего дело было в студенческих знакомствах, Рик учился на сетевого инженера. Лет шесть назад он, видимо, попытался разорвать старые связи: переехал через полстраны, сменил работу на научного редактора, женился и взял фамилию жены. Исчез за три с лишним года со всех радаров, но после смерти жены обнаружились долги и банки начали процессы против него. — Что с ней произошло? — замирая от страха спросила Марика. — Ничего криминального, не переживай. Короче, Рик продал дом, но все равно остался должен. На два с лишним года уехал с дочкой из страны. Потом его адвокаты добились реструктуризации долгов, и вот, он снова здесь. — Почему его просто не арестовали? Ведь есть статья за информационные преступления. — Да ты жестокая девушка! — Линь оторвался от листов с каллиграфией, на которых ставил пометки все это время. — Шучу. Срок давности вышел. Никому не интересно сажать твоего приятеля, хорошие парни от хорошего хакера тоже не отказались бы. Но дело сейчас не в том. Вроде как его ищут старые знакомые, вот на них надо выйти. Марика поморщилась. Перед ней вставала густая завеса темно-серой морали, и ей самой предстояло шагнуть в этот мерцающий туман. — Так. Я все проверил, потом посмотришь. Идем, я умираю как хочу кофе и болтать с твоей мамой! Без всякой попытки получить согласие Линь толкнул коляску в сторону двери. Марика мстительно крутанула колесо, чтобы наехать ему на ногу. Он лишь ухмыльнулся в ответ.***
В пятницу в половине девятого Ричард вошел в дом, впустив с собой вихрь холодного воздуха с улицы. Он на мгновение замер на пороге, осматриваясь, а затем нагнулся и поцеловал Марику в щеку. — Боги, какая ты красивая, — он легко коснулся ее волос. — С ума сойти. Марика скептически пожала плечами. Она просто влезла в легинсы и черное платье, чтобы не в джинсах. Зато Тара расцвела от комплимента дочери. — Я всегда говорю Марике, что она красавица. Рада наконец познакомиться, Джина все уши прожужжала новым соседом. Тара Логан. — Миссис Боунс очень добра. Ричард Фейгман. Приятно познакомиться. Мы пойдем, я обещаю вернуть принцессу до полуночи. — Потому что в полночь я превращусь в тыкву, — буркнула Марика. — Хотя, постойте…***
Бар на пятой улице с его черными стенами, мраморной стойкой и украшениями в стиле дня мертвых вызвал бурю восторга. Марика провела пятнадцать минут за выбором идеального пива и заказала циклопический, со слов бармена, бургер. Она хотела остаться у стойки, но сидеть на высоком стул оказалось слишком сложно. Они пересели на диванчик. — Ну, солнце, — Ричард стер слезы с ее щек, — не расстраивайся так. Подкачаешь еще спину, будет легче. — Я иногда думаю, что привыкла, — прошептала Марика, — что научилась так жить. И каждый раз случается какая-то мелочь и… я снова просто бесполезный кусок человека. Ричард вздохнул. Притянул ее к себе, коснулся губами переносицы. Взял за плечи, заставляя смотреть себе прямо в глаза. — Когда я увидел тебя в парке, то подумал, что не встречал еще женщину красивее. И с каждой встречей понимал, что красота — лишь малая часть тебя. Твоя суть не в легкой походке, даже не думай из-за коляски считать себя хуже! Веришь мне? — Спасибо… Она потянулась к его губам. Чертовы бабочки вылетели из живота и превратились в золотые перья, взлетающие над гладкой водой лесного озера. Марика готова была поклясться, что увидела нечто подобное. — Кхм, — бармен поставил дощечки с бургерами на стол, — вы бы поели сначала. На пустой желудок хрен не встанет, Рик. — Спасибо, Кевин, — Ричард выпрямился и пригладил обоими руками и без того надежно убранные в хвост волосы. — Вроде не жалуюсь. Марика захихикала. — Не смотри на меня так порочно, — Ричард впился зубами в бургер. — На первом свидании нельзя, не по правилам. — Это второе. Первое было вчера, после бассейна, я считаю. — На втором тоже нельзя. Черт. Мне тридцать лет, я живу в доме на отшибе с одной спальней, в гостиной сегодня няня спит. Стыд какой-то. — Как хочешь. У меня есть вуманайзер, а кто поможет тебе — не знаю. Марика сделала большой глоток пива. Она старалась, чтобы внутреннее негодование не очень отражалось на лице, но судя по смущенной улыбке Ричарда, не особо удавалось. Еще ни с кем она не готова была переспать на первом свидании, и никто еще так лихо не отказывал. Не считая этого досадного эпизода, вечер прошел куда лучше, чем она ожидала. Ричард не был тупым. Не рисовался и не тянул внимание на себя. В отличие от Дина с ним можно было поговорить на разные темы. Единственное, о чем он особо не рассказывал — о своей жизни между учебой и приездом в город. Когда они вышли из бара, пошел первый снег. Робкие снежинки застревали в кудряшках Марики, а Ричард уверял, что они плавятся от золота ее волос. Переливаясь в свете желтых фонарей, снег делал тихую пустую улицу волшебной. Немного сошедший с ума мир снова казался нормальным.***
Она не планировала подсматривать за Ричардом. Он сам нарвался, прислав сообщение с вопросом, как дела у вуманайзера. Этого она просто так спустить не могла. Марика открыла клетку и окно. Запахнула поплотнее шерстяной плед. Прикрыла глаза и взлетела. Найти комнату Ричарда было несложно, только в одном окне горел неяркий свет. Шторы оказались не до конца задвинуты. Сова села на ветку клена. Ричард ходил по комнате в одних боксерах. Сухой, без грамма лишнего жира, фигурой и плавностью движений он походил на гепарда, быстрого и опасного. С распущенными волосами его легко было принять за индейца, татуировки на спине и груди только дополняли образ. Он на минуту вышел. Вернулся со стаканом воды. Сел в кресло. По движениям рук, которые он то сцеплял, то потирал, то покусывал костяшки пальцев, видно было, что он думает о чем-то неоднозначном для себя и тревожном. Вдруг он замер. Закрыл глаза, закинул голову. Улыбнулся, плечи чуть дрогнули от смеха. Провел пальцами по губам. Рука скользнула вниз, под резинку боксеров. Марика смотрела как меняется его лицо, как сжимаются веки и закладывается глубокая морщина между бровями. Рука двигалась быстрее. Наконец, он рвано выдохнул несколько раз, откидываясь на спинку кресла. На губы вернулась та же улыбка, которую она видела в баре. Дрожа от желания, Марика вернула птицу домой. Дернула шпингалет окна. Пересела наконец из коляски на кровать. Пальцы нащупали теплый латекс в ящике тумбочки. Нанести согревающий лубрикант было ошибкой, но кто не ошибается. Она нажала на кнопку и толкнула игрушку глубже в себя. Мгновение тепла и… ей не понадобилось много времени. Прикусывая губы, чтобы не вскрикнуть, она вцепилась рукой в простынь, а через секунду короткая разрядка буквально встряхнула все тело. Она лежала на кровати, совершенно обессиленная, и знала точно, что ей нужно на следующем свидании.***
В этом году день рождения приходился на воскресенье. Марика лишь в пятницу вечером поняла, что не позвала Ричарда, только когда-то давно говорила ему, что ей двадцать два в декабре. Она позвонила по телефону. — Марика, солнце, если няня приедет… Давай я просто зайду в понедельник после работы? — Приходи с Лирой! Мы все хотим ее видеть! — она не была уверена насчет матери, но в конце концов это ее день рождения. — Ладно, детка, — на том конце что-то покатилось и зазвенело. — Как скажешь. В воскресенье с утра Марика на всякий случай зарулила на службу, хотя не была верующей, и зажгла свечу за то, чтобы ее Линь и Ричард не устроили битву медиумов прямо над тортом со свечами. Мать и Маккензи принадлежали к тем раздражающим женщинам, которым удавалось все доводить до совершенства. Еда, торт, гирлянда из флажков и сервировка стола были идеальны. Если верить матери, то Марика в синем платье, с уложенными волосами и золотой подводкой на глазах тоже была идеальна. Она ответила вздохом, полным сомнения. Первым приехал Линь. Вручил Марике книгу о китайской культуре, а матери — букет из гиацинтов. В ответ на вопросительный взгляд сестры Марика лишь сделала на секунду удивленное лицо. Она представляла, что Линь лишь немногим старше ее самой. Сложно определить возраст азиатов. Ричард привез большие молескины, дорогущие тетради, на которые Марика засматривалась, но жалела денег, и совершенно невероятные ветки с сиреневыми цветам. По искреннему интересу Линя было понятно — без шаманских способностей тут не обошлось. Опасения насчет битвы медиумов не оправдались. Ричард уместно шутил и рассказывал про работу редактором. К счастью Марики, ни мать, ни сестра не додумались вспоминать забавные истории из ее раннего детства, чем они грешили своего пятью годами ранее. Мать вообще была занята исключительно Линем, Маккензи — Лирой, которая вела себя как идеальный милейший ребенок. Все было прекрасно, пока Мак не вернулась с ней очередной раз из ванной и не спросила страшным голосом: — Откуда у тебя сова? — Это моя сова, — поспешил ответить Линь. — У меня дома ремонт, куча пыли. Марика согласилась ее взять. После Рождества, наверное, заберу. На лице Ричарда промелькнуло удивление, замешательство, даже испуг. Через секунду он уже взял себя в руки, но взгляд темно-серых глаз стал более внимательным, даже настороженным. В половину девятого Лира уже явно клевала носом, а расходиться пока никто не собирался. — Тара, где можно положить это создание поспать? — Ричард подхватил дочку на руки. — Давай ко мне, — ответила Марика. — Пойдем, покажу. Правда, там сова. Умытая и переодетая в пижамку Лира залезла на кровать как у себя дома. Свила гнездо из одеяла и потребовала сказку. Марика начала рассказывать про Белоснежку, но к моменту знакомства с гномами, девочка уже спала. — Ты была великолепна, — прошептал Ричард, вытягиваясь поперек кровати в ногах у Лиры. — Я бы остался тут, но надо вернуться к остальным, да? — Что случилось с ее мамой? — вопрос, что так долго занимал голову, родился на языке сам собой. — Не самая приятная тема в день рождения… Точно хочешь знать? Марика пересела поближе к нему. — Если можно… — Умерла в родах. Атоническое кровотечение. Все случилось за минуты, она даже не увидела Лиру. Ей было всего двадцать шесть, никто из нас, ее родных, не был готов к такому. — Ужасно! Скучаешь по ней? — Сейчас уже меньше. Три года прошло. Так странно. Это больше, чем мы были вместе. Если можно, расскажешь о себе? Раз уж мы начали о прошлом. — Два с половиной года назад. Мы в отцом летали на дельтапланах. Я была новичком, но он занимался этим всю жизнь. На разборе сказали, что мы попали в аномальные воздушные вихри, якобы, невозможно было предположить такие течения. Отец ударился о скалы и погиб, а я… всего лишь сломала позвоночник. — Боже мой. Мне очень жаль, — Ричард сел, чтобы обнять ее. — Жизнь — несправедливая сука. Он собирался поцеловать ее в лоб, но Марика подняла голову. Бабочки в животе превратились в золотые перья, взлетели в звездное небо и, медленно кружась, стали опускаться над черными верхушками деревьев. Язык Ричарда скользнул по нижней губе, дразня, вынуждая ловить его губы. — Остановись, — выдохнула она. — Тут ребенок спит. — Я с тобой с ума сойду… Подожди. Ты тоже видишь? Он взмахнула руками не в силах нормально описать, о чем спрашивал, но Марика все поняла. — Я думала, только я и вижу. Ты знаешь, что это? — Боги ветра могут сломать крылья, но могут и дать их. Что ты получила в тот день? Расскажешь? — Не сегодня, — Марика помотала головой. — Давай не сегодня. — Конечно. Вся жизнь впереди. В этот момент ей показалось, что Ричард не верит в собственные слова.***
Святой муж Маккензи, человек, который никогда не ходил на вечеринки, но никому не отказывал помощи, отвез Ричарда и Лиру домой. Линь остался в гостевой спальне. Марику терзало любопытство насчет его и матери, так что после полуночи, услышав звук шагов на кухне, она решительно направилась в гостиную. — Ты что не спишь? — прошипел Линь. Выглядел он как кот, только что вылизавший блюдце сливок. Или не блюдце и не сливок. — Садись. У меня три вопроса, — Марика решительно пересела на диван и хлопнула по нему рукой. — Я отсюда не сдвинусь, пока ты на них не ответишь. — Я могу применить физическую силу и просто унести тебя отсюда, — рассмеялся Линь. — Ладно, давай. Отвечу сразу, я не сплю с твоей маменькой, но да, хотел бы. — Тебе вообще сколько лет? — Тридцать пять. Молодо выгляжу? Или старо? Матери было сорок два, она вышла замуж и родила обоих дочерей сразу после школы. Седина, захватившая каштановые волосы после смерти мужа, делала ее немного старше на вид, но придавала особый шарм. Одетый сейчас в черную футболку и такие же боксеры Линь выглядел подростком, но по поводу разницы в возрасте теперь было не поязвить, и Марика прикусила язык. — Молодо, — буркнула она. — Проехали. Слушай. Я могу ему рассказать? — Понятия не имею, — пожал плечами Линь. — Я бы не стал, зачем? Я вот тебе про себя не рассказываю, а мы сколько уже знакомы? Только думаю, он уже понял все, может быть, сразу заметил что-то, кроме неземной красоты. — Я правда красивая? Даже теперь? — Да, детка, ты правда красивая. Не знаю, может до травмы была еще лучше, но сейчас, прямо сейчас, в пижаме и без макияжа ты очень хороша собой. В зеркало посмотри. Это все вопросы? Своди своих тараканов к психологу, я тебя умоляю. — Спасибо, — Марика расплылась в улыбке. — Спокойной ночи. — Обращайся. — Так. А что ты должен рассказать про себя? Линь закатил глаза — вопросы закончились — и показательно легко пересадил ее в коляску. В свете его отношений с матерью, Марика задалась вопросом, не может ли он переехать к ним жить, а также, можно ли оставить сову.***
Всю ночь и весь следующий день Марика провела в размышлениях, надо ли ответить на вопрос о полученных крыльях. Зачем Ричарду это знать, если о своих способностях он не торопился рассказывать. Никто бы не торопился. Во вторник утром она отправила сообщение. Всего четыре слова. Я могу быть птицей. Вечером Ричард написал, что Лира подхватила какой-то вирус, так что увидеться на этой неделе не получится. Она предлагала приехать, но он решительно отказался. Сказал, не хочет подвергать ее опасности, и как ни грустно, был прав — даже банальная простуда после травмы неприятно била по почкам. Когда в четверг после тренировки Марика не увидела Ричарда в холле бассейна, то сперва решила, что он просто поскорее вернулся домой к заболевшей дочери. Однако, его синий пикап стоял на месте. Марика решила подождать в машине, но тут пришло сообщение «У меня проблемы. Я люблю тебя». Сердце замерло. Похолодевшие руки сунули телефон в карман сумки. Она смотрела на полупустую парковку, не зная, что делать, и тогда заметила движение из-за угла бассейна. На парковку въехал черный форд. На его пассажирском сиденье сидел Ричард, бледный как смерть. «Его похитили, еду следом», — написала она Линю, и без малейших сомнений нажала на газ. В городе сновало достаточно автомобилей, и Марика не думала, что ее серенькую шеви кто-то заметит. Свернув же на шоссе она пыталась держаться подальше. Теперь она казалась сама себе более подозрительной, и все же не ужасно, но когда форд повернул на лесную дорогу после седьмой мили, поняла — дальше ехать нельзя. Она съехала в первый же подходящий проем между деревьями. Заглушила двигатель и открыла окно. Нажала тревожный вызов на телефоне, чтобы полиция приехала раньше, чем она замерзнет насмерть. Нужна была птица. Марика сосредоточилась. Сверху полетел расклеванный желудь. Марика высмотрела в голых ветвях серо-голубой силуэт и закрыла глаза. Сойка взлетела так высоко как могла, чтобы найти форд, неторопливо катящийся по узкой извилистой дороге. Вскоре автомобиль остановился. Из передних дверей вышли двое мужчин. Марика узнала коренастую фигуру Оуэнса. Они спорили. Даже кричали, причем, по-французски, и насколько она могла понять, Оуэнс требовал убить кого-то. Говорил, что это решит все их проблемы. На данный момент единственной проблемой она считала охотничий карабин у него в руках. От злости Марика хотела заставить сойку клюнуть Оуэнса в голову и даже спустилась на ветку пониже. Ричард заметил ее. Его глаза на секунду стали неестественно синими. Сойка слетела с ветки, сбрасывая снег и сухие листья на стоящих внизу мужчин. Отряхиваясь и проклиная все, Оуэнс наставил на Ричарда карабин и велел идти дальше, искать, как он выразился, место силы. Сойка полетела за ними, перепархивая с дерева на дерево. Присев на кусты калины, Марика разрешила птице склевать пару ягод. Нормальное птичье поведение, но именно оно и привлекло внимание. — Эта сойка следит за нами, Рик, — заорал Оуэнс, тыкая пальцем в сторону кустов. — Убей ее! — Ты больной, — тихо ответил Ричард. — Я не буду убивать птиц. Марика видела, что у него дрожат руки. Ричард все знал. Увидел шаманскими глазами, кто скрывается в теле птицы. Сойка прыгала по земле под толстой сосной, изображая поиск припрятанных на зиму желудей. В движении птице было теплее. Марика в машине уже чувствовала, как леденеют колени, а значит и все, что ниже. — Я сам убью! Прежде, чем она успела среагировать, Оуэнс выхватил карабин и прицелился. Раздался выстрел. Сойка взлетела. На коре дерева появилась отметина, пуля прошла в считанных дюймах. Ричард держал ствол рукой, отклоняя вниз. — Не смей, мать твою! — Ты с ними заодно, — заорал Оуэнс. — Продался федералам, чтобы сдать нас? Да?! Думаешь, я не отследил, что ты шашни крутишь с рыжей девчонкой, к которой захаживает китаец? Он точно из Бюро, у меня на таких нюх! — Ты параноик просто! Прекрати! — Что прекрати? — ствол карабина ткнулся Ричарду в грудь. — Знаешь, Рик, я передумал. Я сам справлюсь, вот только убью тебя, чтобы не разболтал! Руки поднял! Со своего дерева еле живая от страха Марика видела, как пальцы Ричарда сняли что-то с рукава Оуэнса. Волос. Тонкий черный волос. В следующую секунду из его рук, начала выливаться густая тьма. — Твою мать! Твою мать! — Оуэнс вопил от страха. — Что ты, что ты делаешь? Прекрати! Стоп! Марика целиком разделяла его эмоции. — Уже не могу, Джек. — Дерьмо! Дерьмо! Она не знала, на что рассчитывал Ричард. Может быть, на трусость противника, может быть — на удачу, но вот прогремел выстрел, и схватившись за живот, он повалился на землю. На джинсовой куртке расплывалось алое пятно. Оуэнс, озираясь, сделал шаг по тропинке… Сойка спикировала из ветвей синей молнией. Когти уцепились за черные волосы в панике убегающего мужчины, клюв отчаянно клевал лицо, метил в глаза, бил по ладоням. Оуэнс кружился на месте, затем попятился и, наткнувшись на выпирающий корень дерева, ударился о ствол. Марика попыталась отпустить птицу, но не сумела, потому что в тот же миг чернота поглотила и его, и Ричарда, и сойку.***
Золотые перья летели по ветру, вдоль синего поля, вдоль черного леса, в глубь его, к тихому озеру. На берегу стояла высокая стройная девушка. Ее косы спускались почти до земли, она была одета в платье из тонких шкур, украшенное бусами и бахромой. Марика знала, что это хранительница жизни. — Ты заблудилась, вольная птица? — спросила дева, протягивая руку. — Лети ко мне, я покажу дорогу назад. Марика опустилась к ней на плечо. Она не вполне понимала, попала ли в самом деле в мир ожившей мифологии или видит галлюцинации замерзающего мозга. Раненый в лесу Ричард — реальность, напомнила она себе. Тьма, которую он создал — реальность. Невозможность вернуться в человеческое тело — тоже реальность. Стоило попробовать выбраться отсюда. — Я ищу одного человека, — пискнула она. — Не одного ли из этих? — девушка указала туда, где прямо из вод озера поднималась в темное небо звездная дорога. — Если он сделает сейчас шаг, то никогда не вернется. В самом начале ее стояли двое мужчин. Из одежды на них были только повязки на бедрах. Марика узнала Ричарда по длинным волосам и черным татуировкам. Вторым был Оуэнс. — Да, — ответила она. — Мне нужен шаман. Пусть он уйдет со мной, пожалуйста! — Для шамана нет труда возвратиться самому, но его тело в мире людей уже умирает. Зачем он тебе, вольная птица? — Я люблю его! Осенние дни, пронизанные золотым солнцем, все темные ночи и вечера, каждую встречу и расставание она вложила в эти три слова. Она любила его. Не с первого взгляда, это точно, может быть с десятого, неважно. Сейчас она любила Ричарда, кем бы он ни был. — Что ты дашь мне взамен? — с любопытством спросила девушка. — Во что оценишь его жизнь? — Я отдам свои крылья, — Марика зажмурилась, — крылья, что дал мне Бог Ветра. Забирай их, только пусть он вернется! — Ты больше не будешь птицей, навсегда обернешься человеческой женщиной. Не взлетишь больше в облака, только станешь ступать по земле. Не слишком ли высока цена за какого-то мужчину? — В самый раз. Ей не нужны были крылья, зачем быть одинокой птицей? Если рядом не будет того, кого полюбила, разве сможет она подняться в небо? Девушка улыбнулась и взмахнула рукой. В то же мгновение Марика увидела, как вокруг нее взметнулись золотые перья. В последний раз. Она стояла на земле босыми ногами, на ней было лишь простое платье из невесомой выделанной кожи. — Ричард! — крикнула она и побежала к нему, чтобы остановить, удержать, не дать ступить на звездную дорогу. — Стой! Не ходи туда! — Марика? Он тряхнул головой, словно сбрасывая наваждение. Повернулся к Марике, но не мог сделать ни шага — Оуэнс поймал его за волосы, намотал их на кулак. По звездной дороге спускался огромный лохматый пес. Проводник на ту сторону. — Ты не уйдешь, шаман, — каркнул Оуэнс. — Мы вместе жили, вместе сдохли и вместе пойдем дальше. Обидно, да? — Обидно, — прохрипел Ричард. — Только не поэтому. Он взмахнул лишь рукой и отсек свои длинные волосы. Оуэнс потерял равновесие, его нога ступила на звездную дорогу. Пес громогласно лаял, приглашая следовать за ним. Может быть, Марика просто видела галлюцинации, но объятия Ричарда казались реальнее некуда. Она гладила его по спине, а он шептал, как любит ее. — Ты отдал свою силу, шаман, — сказала девушка. — Ты уже был мертв, но птица выкупила тебя. Не забывай об этом, пока будешь жить человеческую жизнь. Ступайте, а то останетесь здесь навсегда.***
Марика почувствовала невыносимое желание сделать вдох, как будто всплывала с глубины. Она услышала собственный стон и открыла глаза. Семейная палата госпиталя Святого Павла запомнилась ей слишком хорошо, так что один вопрос был снял. В носу что-то мешалось. Скосив глаза, она увидела канюлю, которая тянулась в сторону кислородного баллона. — Проснулась? — над ней навис бледный и какой-то помятый Линь. — Не делай так больше! — Что со мной было? — она села в кровати. — А мама где? Через легкую головную боль стали проступать контуры воспоминаний. Сойка, зимний лес. Выстрел. Ричард падает, хватаясь за окровавленный бок. Марике показалось, что и она падает, летит в пропасть. — Что с ним? Страшно было даже произносить имя. — Выжил. Два дня умирал, но выжил. А второй парень — нет. Два дня умирал? Теперь она смогла вспомнить озеро. Девушку с косами. Звездную дорогу. — Я обменяла свои крылья на его жизнь, — прошептала она. — Мы были там, откуда начинается песья дорога. Ты знаешь? — Знаю, птичка. Надеюсь, это был достойный обмен. Твоя мама скоро приедет, она написала. Линь показал сообщение на телефоне. Мать у него была записана как «Тара». Спасибо, что не «дорогая». — Что теперь будет? — спросила Марика. — Ричард теперь сможет жить спокойно? А Лира? Кто с ней был все время? — Не переживай, мы не бросили малявку одну, — махнул рукой Линь. — И за Рика не переживай. Джек Оуэнс оказался его дальней родней, и той еще вещью в себе, не засланцем мафии. Жаль, конечно, я надеялся на рыбу покрупнее. — Марика! Детка, — в палату вихрем ворвалась Тара, расцеловала щеки дочери и, не удержавшись, расплакалась, размазывая слезы по лицу, — я так люблю тебя! Я так напугалась! Впервые в жизни Марика видела ее без идеальной укладки. Даже кашемировое пальто казалось потерявшим безупречную форму. Ей стало неловко, и одновременно тепло от такого искреннего проявления любви, и немного радостно, что мать тоже бывает живым человеком.***
Солнечный луч, пробираясь через лабиринт тюли, освещает золотые узоры на щеках сидящей перед зеркалом девушки. Марика вздыхает и с надеждой смотрит на сестру, которая закрепляет облако гипсофилы в ее волосах. — Ну что ты переживаешь? — Маккензи бубнит из-за шпилек во рту. — Ты же знаешь, что он нормальный и что любит тебя. — Все равно волнуюсь, — пожимает плечами Марика. На ней белый корсет и юбка, сшитая словно из сотен маленьких пушистых облачков, из-под которой выглядывают острые носки золотистых туфелек. В своем внешнем виде Марика уверена как никогда, и все же нервно ломает пальцы. Нечасто случается выходить замуж. Не может она, как Маккензи, быть сияющей безупречной королевой в такой день. Ричард сделал предложение в новогоднюю ночь, когда его отпустили из больницы. Свадьбу назначили на апрель. Марика хотела церемонию весной, а Ричард — вернуть свою прежнюю фамилию. Тогда он еще не знал, что получит приглашение на проект в Испании, а Марика найдет себе программу в университете Малаги. Они ждали мая, чтобы переехать. Жизнь летела вперед, словно отдав свои крылья, они получили взамен только больше свободы. — Как дела? — в комнату вошел Линь в синем костюме, сидящем на нем как вторая кожа. — О да, вот зачем я тебя учил прекрасному! — А разве не за тем, чтобы перестать жить в съемной конуре в даунтауне? — спросила Маккензи. Она приколола веточку гипсофилы ему на карман пиджака. — Я-то думала, ты все просчитал. — Это ты мне польстила или наоборот? Марика? Готова, птичка? — Готова, — решительно выдохнула она и кивнула своему отражению в зеркале. — Полетели.