История одного Рождества

Боль Весь спектр ее эмоций сводился к этому чувству. Она могла смотреть часами на картину, разворачивавшуюся в окне дома напротив. Она ни на минуту не отвлекалась, продолжая смотреть и глотать горячие слёзы. Горячие. Забавно. Только они могли ее греть в эту зимнюю ночь. Совсем окоченевшие руки перестали трястись и сейчас были опущены, их вес тяготел, словно якорь в бездонном океане. Как же больно. Девушка шмыгнула носом и сглотнула ком в горле, перестав сдерживать рыдания. Ей хотелось вырвать свои кудрявые волосы, только чтобы унять это раздирающее душу чувство. Ревность. Предательство. Обида. Она ненавидела то, что сейчас происходило. Она ненавидела его. Она ненавидела себя. В первую очередь себя, конечно же. Кто мог ещё купиться на те сладкие речи, что лились из его уст. Только Гермиона Грейнджер. Только по уши влюблённая глупая Гермиона Грейнджер. Раздался звон колокольчиков в магазине, что примыкал к зданию, где находилась его квартира. Послышались неторопливые шаги. Человек остановился, явно не понимая происходящее. Подул ветер, обдав лицо своим ледяным «дыханием». Снег все также продолжал опадать на одежду прохожих, но она видела лишь ярко освещённое помещение за окном и свои ресницы, покрытые изморозью. Все-таки слёзы не горячие. Подумала она, мысленно усмехнувшись. — С вами все в порядке, мисс? — спросил хриплым голосом, очевидно, кто-то позади неё. У Гермионы даже не хватило сил кивнуть головой, она только прикрыла глаза и наклонила голову, как бы говоря: «у меня все нормально настолько, насколько это может быть в рождественскую ночь у разбитого сердца». Так нельзя. Возьми себя в руки. Успокойся. Почему-то после этой мантры, которую она не раз повторяла за этот вечер, девушка только сильнее зарыдала. Она спрятала своё то ли покрасневшее от стыда, то ли от холода лицо за воротник легкого пальто. Ты жалкая. Человек закопошился в пакетах и уже через мгновение она почувствовала, что ее легонько развернули и в раскрытую ладонь вложили что-то мягкое. Платок. — Не знаю, что могло произойти у такой милой девушки, как Вы, но я точно знаю, что ничто и никто не достоин Ваших слез, поверьте мне. Только оторвав взгляд от кусочка ткани в своей руке, Гермиона увидела перед собой молодого мужчину, явно старше ее самой, однако не слишком взрослого. Он был элегантно одет и гладко выбрит, а его русые кудрявые волосы были сплошь покрыты маленькими снежинками, которые осыпались при малейшем движении. —Спасибо, — прошептала она, не найдя другого ответа. И снова перевела взгляд на дом справа, в котором до сих пор виднелись два силуэта. Незнакомец проследил за ее взором и едва слышно вздохнул. Трудно не понять, что к чему, когда у тебя на глазах разворачивается целая «трагедия в трёх актах». — Не всегда то, чего хочется нам, является нашим истинным желанием. Иногда лучше сначала упасть в бездну, чтобы потом найти тот луч света, способный из неё вывести. В конце концов, падать больнее, нежели подниматься. — Вы правы, сегодня я буквально умерла и закопала себя под землю. Настолько невыносимо сейчас стоять здесь и устраивать сцену перед незнакомцем, которому, — Гермиона смахнула слёзы, — вероятно, есть куда спешить. Простите за то, что Вам пришлось все это, — она обвела глазами улицу и выдохнула, — видеть. — Вы ещё более очаровательны, когда пытаетесь извиняться за сущие пустяки — мужчина рассмеялся. — Меня зовут Уэстон дю Беле. И теперь, когда вы знаете мое имя, надеюсь, Вам будет комфортнее и спокойнее. Француз. С неподдельным интересом подумала она, в голове вертелись мысли, что он мог здесь делать в канун Рождества? — Гермиона Грейнджер, но, наверное, вы и так в курсе. Ей вспомнились все статьи и заголовки, виновницей которых она стала последние два года. Война. Драко. Министерство. И снова Драко. Ее снова пронзило острое чувство боли. Сердце будто распороли на сотни маленьких кусочков. — Что ж, мисс Грейнджер, примите ли Вы мое приглашение отпраздновать, если я могу так выразиться, это Рождество вместе со мной? — заявил Уэстон торжественным тоном, как будто они знакомы вечность и являются старыми друзьями. Она непонимающее уставилась на него. Глаза уже давно не искали образы двух людей, счастливо отмечающих праздник. Сейчас ее внимание привлекал лишь человек, с которым она познакомилась пару минут назад, но который упорно хотел сделать ее день чуть менее мрачным. — Я понимаю, что мы едва ли десять минут знакомы, но, — мужчина улыбнулся уголком рта. — в этот день никто не должен быть один. Возможно, что-то было в его протянутой руке и искоркам в глубоких глазах орехового цвета, что она проявила слабость и согласилась. Ещё пару мгновений назад Гермиона Грейнджер была разбита, но вот прямо сейчас она чувствует, что, возможно, она видит луч, способный вывести ее из бездны. Позже она будет вспоминать этот момент с улыбкой на лице. Когда она стояла перед подъездом дома Драко Малфоя, насквозь продрогшая от холода и метели, бушевавшей в магической части Лондона. Будет вспоминать, как градом лились слёзы горя и обиды, как рассыпалось сердце, превращая в пепел все чувства, как она падала, падала и не вставала, как ждала человека, который был ей дорог больше всех на свете и который уничтожил ее прямо в тот вечер. И, конечно, она будет вспоминать этот день как начало чего-то поистине прекрасного. Начало жизни без Драко Малфоя. Ей повезло встретить того, кто готов был пожертвовать ужином со своими друзьями, с которыми он не виделся год, в силу своего отъезда во Францию, и провести это Рождество с девушкой, по его словам, заслуживавшей все цвета и краски этого мира, но никак не слёзы предательства. В конце концов, падать действительно было очень больно. Но встать, подняться, несмотря на эту боль — вот настоящее блаженство. Спасибо.