You're hurt and I am to blame
Who's right or wrong
What does it matter now anyway?
Sorry I fucked up
Он реально очень устал. Редко находит себя утром в той же позе, что уснул накануне. Или слишком уютно было в этих объятиях, где он только что проснулся. Йоэль осторожно, чтобы не будить, выбирается из-под тёплой руки, ложится на живот, опираясь на локти, и смотрит в лицо спящего Антона. Тот хмурится во сне, уголки губ опущены, густые ресницы изредка подрагивают. Йоэль сползает с кровати, стараясь не потревожить его сон, подбирает с пола джинсы и влажную футболку, воняющую пивом. Прихватывает полупустую банку и выходит из спальни, прикрыв за собой дверь. Шмотки летят сразу в стиральную машину, банка в мусорку. Наверное, его очередь готовить завтрак. Но он ненавидит это делать, и он не звал Антона в гости. Йоэль варит кофе, приоткрывает окно и курит, выпуская дым на улицу. Голова гудит, во рту сухо и мерзко. Вспоминать вчерашний алкомарафон тошно. Зато остальное… Он слегка улыбается, перебирая картинки минувшего дня. И впивается зубами в щеку изнутри, дойдя мыслями до дома Нико. К черту, ладно? Он позже вернётся к этому. Начинать утро с кофе милосерднее, чем с боли. Йоэль пьёт его, невидяще глядя в одну точку. Бесшумно возвращается в комнату за телефоном. Алекси прислал сообщение, что добрался, и фото с Риллой. Йоэль с тоской вглядывается в его погасшие глаза. Что он с ними сделал?.. Что они оба делают? Он гладит пальцем фото, закрывает чат и напряжённо смотрит на уведомление от Нико. Йоэль прислушивается к себе: ему страшно. Он виноват — перед ними обоими. Перед Антоном вины он не чувствует. Тот стоит особняком, его самого хочется винить, и Йоэль отдаётся этому желанию на несколько минут, прежде чем напомнить себе, что он взрослый мужик, самостоятельно принимающий решения. Трахаться ли через несколько часов знакомства; приручать ли к себе; тащить ли в свою жизнь нового человека, рискуя разбить сердца тем, кого любит. Он отпивает кофе, глубоко вздыхает и открывает чат. Они полюбили присылать ему медиа вместо слов. Йоэль зажимает рот ладонью, пытаясь справиться с эмоциями. Судя по времени сообщения, ночью Нико не спал. Он написал ему стихи и положил на музыку: Йоэль смотрит на его руки, неуверенно касающиеся клавиш фортепиано; на сведённые брови; на шевелящиеся губы. Слушает его тихий, срывающийся голос. Он никогда не встретит никого, кто заменит ему Нико. Никогда, нигде, никак. Зачем они не дали ему умереть? Тогда и Антон в его жизни не случился бы. В их жизнях. Йоэль поднимает глаза и вздрагивает всем телом: на пороге кухни, прислонившись плечом к косяку, стоит полуголый Антон. Он натянул джинсы, но не счёл нужным их застёгивать, и Йоэль видит кусочек чёрного кружева. Нереально. Ему недавно попадалось это бельё в сети: коллекция Тома Форда. Но он не представлял, что кто-то реально купит такое и наденет. Вот он, перед ним — человек, способный на это. — Сука… — Антон отчаянно зевает, прикрыв рот ладонью. — Сутки бы проспал. — Устал? — спрашивает Йоэль. — Я следом за тобой вылетел, — поясняет тот, продолжая стоять в дверях. В этих своих обтягивающих расстёгнутых джинсах. — С самолёта в клуб. Попросил Тима закинуть мою сумку домой. — И слился бухнуть с нами. — Увидел тебя и не смог просто уйти, — Антон улыбается, и у Йоэля сосёт под ложечкой. — Кофе будешь? — Буду, — Антон, наконец, подходит к столу и садится. — Ты говорил, что в отношениях, — Йоэль наблюдает, как тот пьёт из кружки Алекси. Его бесит замечать такие штуки, но он сам ему налил. — Я вообще нихера о тебе не знаю. — У меня есть девушка, — невозмутимо кивает тот. — А… твоя параллельная личная жизнь её не задевает? — А жену Нико не задевают ваши отношения? — Антон смотрит на него поверх чашки из-под густых бровей, неожиданно остро и внимательно. Как хищная птица. Йоэль поёживается от неожиданного выпада. — С чего ты взял… — Ой, — Антон слегка морщится, — не надо. Пожалуйста. Ты не видишь вас со стороны. Йоэль едва не палится, подавляя порыв объясниться. Непонятно зачем. — Ты можешь думать всё, что хочешь. — And twelve points goes to-o-o you, — объявляет Антон. — За самый банальный слив. Твоё безусловное право. Йоэль молчит, не соображая, куда вывернуть этот разговор. — А можно я спрошу иначе? — Антон оставляет кружку и тянется к его пачке за сигаретой. — Тебя не задевает, что он женат? — Мы друзья, — выдавливает Йоэль. — И соратники. С какого хуя меня должно это задевать? — С такого, что вы искрите, — Антон откидывается на спинку стула, вертя в руках незажжённую сигарету. — Это и на сцене очевидно. — На сцене Нико сосётся с Йоонасом, — заводится Йоэль. — Я танцую с Алекси. И… это сцена, Антон. Ты должен понимать, о чём речь. — М-м-м, — мурлычет тот. — Эмоции, да. Братство. Ещё пиар. И красивые вбросы по запросам фанбазы. — Ну допустим, — Йоэль нервно вытаскивает сигарету и прикуривает. — Понимаю, конечно, — Антон выпускает долгую струю дыма в сторону. — Только ты и Нико — не пиар. — В любом случае, тебя это никак не касается, — Йоэль отводит глаза, чувствуя мерзкую дрожь внутри. — Ты прав, — мягко отвечает Антон. — Как и я. Останемся при своём. Йоэль глубоко вдыхает и выдыхает, пытаясь вернуть самообладание. Берёт с подоконника брошенную резинку, расчёсывает волосы пальцами и собирает в хвостик, чтобы занять руки. — Не бойся меня, пожалуйста, — подаёт голос Антон, зачарованно наблюдая за ним. — Я не ебанутый сталкер, не одержимый фанат. Я уважаю твои границы и не собираюсь их взламывать. — Очень благородно, — фыркает Йоэль. — Стандартные нормы поведения, нет? — Да, — тот допивает свой кофе и ставит чашку в раковину. — Я всё же решил озвучить. Потому что ты паникуешь. — Точно? — Йоэль мрачно косится на него. — Прямо паникую? — Ага, — Антон заглядывает в опустевшую турку. — Можно, сварю ещё? Надо проснуться. — Свари, — разрешает он. — Я тоже хочу ещё. Антон замирает, глядя на него сверху вниз — опять эти полуприкрытые глаза, — облизывает губы. И эти ебаные кружева в расстёгнутой ширинке. Йоэль жалеет о последней фразе. Антону, похоже, нравится вырывать из контекста любые его слова. Сильнее всего бесит, что его сердце начинает стучать быстрее. Я тоже хочу ещё Тот ловит его взгляд, усмехается и молча застёгивает штаны. — Покажешь, где кофе? — слегка улыбается и отступает к раковине ополоснуть турку. Йоэль достаёт из шкафа кофе, сахар; из холодильника полупустой пакет молока. — Я пока в душ, — аккуратно обходит Антона, чтобы не коснуться, и устремляется в ванную. Йоэль моется быстро и сосредоточенно, примерно прокручивая в голове действия Антона: насыплет кофе, зальет водой — холодной, как положено, или горячей, как делает он сам? Это разное время. Дождётся поднявшейся пены. Даст ей осесть и снова подняться или сразу нальёт? Это помогает успокоиться, пока мозг не фокусируется на руках, проводящих эти манипуляции. Длинные пальцы ложатся на ручку турки. Сухожилия чуть заметно напрягаются от её веса. — Блядь, да за что, — шёпотом скулит Йоэль, бросает полотенце, обхватывает привставший член и яростно дрочит, давая волю памяти. Блядские шоколадные глаза. Влажный горячий рот. Хьюго Босс. Йоэль больно прикусывает губу, глуша стон; упирается рукой в стену, чтобы не упасть. С ненавистью смотрит в зеркало и, переведя дух, снова лезет в ванну. — Как ты пахнешь, — Антон ловит ноздрями воздух, когда Йоэль садится напротив с мокрыми волосами. — Шампунь охуенный. Пойдёшь в душ, попробуй, — он придвигает ближе чашку и отпивает кофе. — Ого! Крепкий. — Я вообще пью эспрессо, — говорит Антон. — Он как выстрел адреналином в голову. Иначе не взбодриться. — Ну в турке эспрессо не сваришь, — хмыкает Йоэль. — Зато внизу есть кофейня. Там тебе его сварят. — Выгоняешь? — ухмыляется тот. — Да! Предлагаю свой шампунь, но, знаешь, пошёл нахуй. Я такой непостоянный. — Ш-ш-ш, — Антон улыбается шире. — Не ерепенься. Я шучу. — Я не ерепенюсь, — бурчит он. — Там в кофейне и булочки всякие есть. Ты же привык завтракать, наверное. У меня тут это редко. — Я могу по-всякому, — пожимает плечами тот. — Я понял, — фыркает Йоэль, не сдержавшись. Опять двусмысленное. Любой их разговор — микс откровенности и намёков. Антону нравится, он довольно ржёт, поднимаясь из-за стола. — Ладно, пойду изведу твой хвалёный шампунь. Будем пахнуть одинаково, — подмигивает ему, и Йоэль расслабляется, лишь когда он скрывается в ванной. Он опускает голову, открывает мессенджер и пересматривает видео Нико. Он помнит, как перекрыло вчера, и подтвердить или опровергнуть его чувство он ему не дал, как обычно, сбежав. Йоэль не из тех, кто быстро учится на своих ошибках, одни и те же грабли роднее всего. Мог выслушать его вчера и, наверное, остаться. Теперь слушает песню, рождённую ночью и болью, которую он причинил. Что ж… она так красива, что пойдёт в работу. В новый альбом. Нужно показать Алекси. Так он думает, раздражённо вытирая мокрые щёки. Закрывает чат и, озарённый внезапной мыслью, открывает другой — с Антоном. Нет, тот и правда не ебанутый сталкер. Йоэль сам кинул ему геопозицию и написал номер квартиры. «Квртдры», если быть точнее. — Нихера не помню, — шепчет он себе под нос, качая головой. Шум воды в ванной стихает. Йоэль закрывает мессенджер и допивает кофе. *** — Почему ты приехал вообще? — Йоэль без аппетита жуёт круассан, запивая большим американо. — С самолёта, отработать выступление, посидеть в баре и в ночи хуярить невесть куда? — Меня позвало твоё одиночество, — ухмыляется Антон. Йоэль не знает, как ещё спросить, зачем он приехал: полежать с ним рядом? Выпить его пустого кофе, поюзать его шампунь? Он не помнит, как дал ему адрес, но что они не трахались — поклянётся на Библии. У него нет хороших, спокойных, здоровых объяснений этому. Не после того, что между ними уже было. — Ты ебешь мне мозги, — щурится он. — Ты же умеешь быть откровенным, ещё как умеешь. А сейчас не хочешь. Почему? — Тебе это не нужно, — Антон опрокидывает половину своего двойного эспрессо и облизывает губы, спокойно глядя ему в глаза. — Не могу вспомнить, — злится Йоэль, — как я до тебя решал, что чувствую и что делаю. Паникую, или ерепенюсь, что мне стоит знать, а чего нет. Антон откидывается на спинку стула и неторопливо обводит его оценивающим взглядом, словно видит впервые. Йоэля бросает в жар. — Мы улетаем в Лондон, — говорит он зачем-то. — Писать на студии с Дэном Ланкастером. — Когда? — Через три дня. — Великолепно, — тот допивает свой кофе и вытирает губы салфеткой. — Удачи вам. Буду ждать результата. Заодно вспомнишь, — добавляет он, выбираясь из-за стола. — О чём? — тупо спрашивает Йоэль, провожая его глазами. — Как жил до меня, — подмигивает Антон без улыбки. И уходит из кофейни, оставив его охуевать от неожиданности. *** Вернуться домой и проспать до сумерек — одно из редких удачных его решений, как и поставить айфон в режим «Не беспокоить». Проснувшись, Йоэль даже ощущает лёгкий голод. И голова больше не болит. В просветлевший разум приходит мысль: он ничего не ответил Нико в мессенджере. Тот прислал ему вскрытое сердце и не получил в ответ ни слова; ему не видно, сколько раз Йоэль пересмотрел запись. Сердце щемит обида за Нико — будто кто-то другой ведёт себя так, а Йоэль видит со стороны. Тяжело вздохнув, он поднимается с кровати, идёт в ванную запустить стирку. Долго смотрит на себя в зеркало, стаскивает футболку, швыряет в барабан и выставляет программу. Возвращается в комнату, надевает джинсы, которые стянул, перед тем как упал отсыпаться. Он только что вслух не проговаривает свои действия, но мозг всё равно разрывает полярными вопросами: о чём говорит молчание Нико после стольких часов его собственного, и почему Антон ушёл ни с чем? Это ломает так легко сложившееся о нём впечатление, и Йоэль загоняется. Становится душно в стенах квартиры. Он вспоминает, как год назад бежал отсюда после разговора с Нико и разбился, и мысль о байке уже не отпускает. Завтра Минну выпишут домой. Он не спал ночь. Наверняка ему есть чем заняться сейчас. Всё это звучит в голове Йоэля, а ноги сами несут на выход. Он всегда приходил, прибегал, приползал к Нико, когда нуждался в этом; и нуждается сейчас. Он ведёт идеально: без превышения скорости, без единого нарушения. Томми гордился бы им — Йоэль даже шлемом не пренебрёг. Правда главный его мотив для этого теперь — подольше не быть узнанным. Шлем у него красивый и дорогой. Нико уничтожил останки его прежнего разбитого байка и подарил ему эту роскошную вещь. И нет, это не пошло вразрез с его завидной последовательностью. Ему не удержать Йоэля от его смертельно опасных радостей, но пытаться свести к минимуму риск его потерять он не перестанет. Йоэль паркуется у дома Нико, прямо под его окнами. Слезает с мотоцикла, поднимает визор и курит, глядя на его окна. Наконец собирается с духом и поднимается на этаж. Замирает у двери, не решаясь позвонить. А на звонок и не отвечают. Конечно, его может просто не быть дома, но Йоэль чувствует: это не так. Отсыпается после бессонной ночи? Но Нико спит чутко, его разбудил бы второй или третий звонок. Йоэль вытаскивает из кармана ключи, находит нужный и отпирает замок. Нико не забирал у него ключ, значит, и право входить в любое время. А Йоэль не напоминал. В квартире идеальный порядок и тишина. Тем контрастнее выглядит Нико, уткнувшийся носом в спинку дивана. Футболка задралась, обнажая любимую татуировку Йоэля; на спутанных волосах особенно видна граница между шелковистыми живыми и сожжёнными отросшими. Рядом на полу почти пустая бутылка из-под виски диссонирует со стерильной чистотой. Йоэль бесшумно склоняется, прислушиваясь к дыханию, трогает безжизненное запястье. Пульс учащенный, но ровный. Йоэль осторожно тянет его за плечо, разворачивает лицом к себе и фыркает, морщась от перегара. Похоже, Моиланен вырубился недавно. Где-то через час он начнёт адски храпеть, вскрикивать и постанывать, гоняя в пьяном сне одному ему ведомых чертей. Если спать у него под боком в это время, можно выхватить по лицу или шее бессознательно откинутой рукой. Йоэля захлёстывает приступом любви, так что перехватывает дыхание. Он тихонько целует Нико в лоб, невесомо гладит по волосам. Уносит бутылку на кухню, притормаживает перед мусорным ведром и допивает оставшееся. Морщась, глотает, швыряет бутылку в мусорку, возвращается в комнату. Садится на пол, прислонившись спиной к дивану, откидывает голову, касаясь бедра Нико, и закрывает глаза. — Эй… — хрипло зовёт Нико, нащупав его макушку. Йоэль вздрагивает и открывает глаза. — Как ты? — шепчет он, перемещаясь ближе, гладит его по выбритой щеке. — Живой, — отвечает тот и щурится, вглядываясь в его глаза. — Это точно ты или меня глючит? — Я, я, — улыбается Йоэль, стараясь не расклеиться. С момента, когда он открыл его сообщение, что-то внутри не прекращает зыбко дрожать. — Ты молчал, — Нико глубоко вдыхает и выдыхает со стоном, хватаясь за лоб. — Ненавижу, когда ты молчишь. Ненавижу тебя. — Я знаю, — Йоэль прижимается к его груди, обнимает поперёк живота, касаясь пальцами голого бока. — Я бы меня не простил. — Я решил, что ты не один, — говорит тот. Йоэль замирает, сердце прыгает к горлу. — Ты вчера ушел, и я не смог уснуть… ничего не смог, — Нико опять страдальчески морщится и ёрзает головой по подушке, ища положение, в котором станет полегче. — Думал и думал о вечере, вспоминал вас рядом, ваши взгляды. Как ты с ним разговаривал. Я понял: вы трахались. С тем парнем из группы. Йоэль поднимает голову, отодвигается, упирается локтями в скрещенные ноги и прячет губы за сложенными руками, подпирая подбородок большими пальцами. — Тебя гнали злость и обида. Ты уехал… или улетел, не знаю. И где-то встретил его. Так было? Йоэль молчит, не сводя с него взгляда. — Так и было, — Нико кивает сам себе, не открывая глаз. — Я понимаю. Хотел отомстить? Или мы соревнуемся? Что ж, ты меня уделал, — его кривая усмешка протыкает сердце ржавым гвоздём, и оно кровоточит. — Стал счастливее? — Не стал, — выдавливает он. — Как мы в это скатились? — Нико снова хрипло вздыхает, и Йоэль ёжится от сострадания. Слишком хорошо знает, каково сейчас Моиланену. — Что мы пытаемся друг другу доказать… трахая всех, до кого дотянемся? — Я не стал бы трахаться с первым встречным, — с трудом выговаривает Йоэль. — Но этот, он… — А я знаю, — перебивает Нико, открывая глаза, и поворачивается к нему. — Я видел. Мы же с ним похожи. Тебе это снесло кукушку. Именно тогда, в твоём состоянии. Трудно представить более подходящий момент для вашей встречи, — снова горькая усмешка, ржавая железка проворачивается в ране. — Нико, прости, — выдыхает Йоэль и прячет лицо в ладонях, качая головой. — Я не умею тебя не прощать, — медленно говорит тот. — Ты же знаешь. Я понял твои мотивы. Всегда понимал. — Но это измена, — глухо говорит он, не убирая рук от лица. — Отвратительно классический поход налево. — Физическая измена мало что значит, — отвечает Нико. — В моём понимании. По-настоящему важна лишь душа. Йоэль, тащи тазик, — безо всякого перехода говорит он. — Срочно, блядь… Он подрывается с места, несётся в ванную и возвращается в пределах нескольких секунд, чтобы критически успеть. Моиланена выворачивает, когда тазик ещё у него в руках. Йоэль смиряется с тем, что не может убрать его волосы с линии огня и покорно ждёт, пока его несчастный организм расстанется с отравой. — Ох-х, бля-ядь, — тяжело дыша, хрипит Нико и дрожащей рукой вытирает губы краем футболки. — Какое дерьмо, господи, с-сука, блядь, какое же дерьмо. Йоэль осторожно отодвигает подальше ебучий тазик и помогает Нико подняться с дивана. — Пойдём, милый, — успокаивающе бормочет он, крепко обнимает, не давая упасть, и ведёт в ванную. — Сейчас отмоем тебя, всё будет хорошо. Сейчас, подожди. Изгаженная одежда летит под раковину, Йоэль помогает ему забраться в ванну и настраивает воду. Нико сидит, обхватив голову руками, и тихо постанывает, заставляя сердце сжиматься. Он поливает его из душа, пытается осторожно распутать волосы, но сдаётся и тянется за флаконами с шампунем и бальзамом. После мытья, скользкие и душистые, волосы, наконец, поддаются, и Йоэль с удовольствием медленно расчёсывает их пальцами. Нико почти не дышит, ловя его движения, но и стонать перестаёт. — Ты моя душа, — подаёт он голос, и по телу Йоэля пробегает дрожь, и что-то внутри сладко и жалобно ноет. — Заблудшая, — потерянно отзывается он, оставляя в покое его мокрые волосы. Сидит и смотрит, как тот часто моргает от стекающей в глаза воды. — Потому что моя, — ласково шепчет Нико. — Другой и не надо, — он икает на последнем слоге, и Йоэль громко фыркает, не успев сдержаться. — Давай-давай, смейся, — улыбается Нико, глядя на него с нежностью. И очень устало. — Пока я слаб, измождён и уязвим. Пёс ты безжалостный. — Сможешь помыться, или помочь? — Йоэль наклоняется к нему и чмокает в мокрый нос. — Смогу, — Нико вздыхает и не глядя нашаривает губку. У него тоже в форме утки, только розовая. Он даже спрашивать ничего не будет. — Смогу, но ты не уходи, — с этими словами задёргивает шторку и поднимается на ноги. Йоэль послушно сидит, заворожённо наблюдая за движениями его силуэта. Когда Нико отодвигает занавеску, он ждёт его с развёрнутым полотенцем. Оборачивает с ног до головы и прижимает к себе, целует в мокрую макушку. Нико утыкается лицом ему в грудь и порывисто вздыхает. — Сейчас ты выпьешь пару таблеток, я уложу тебя спать, а утром отвезу за Минной, — тихонько говорит он ему в волосы, и Нико кивает, со всем соглашаясь. — Спасибо, что ты есть. Йоэль снова фыркает, не находя слов, и подталкивает его к выходу. — Надеюсь, теперь ты ляжешь в кровать. — Да, — Нико скидывает полотенце и ёжится, покрываясь мурашками. — Хватит с меня ебучего дивана. Он забирается под одеяло и покрывало сразу, укутывается до ушей и блаженно вздыхает. Сегодня точно поставлен какой-то рекорд по вздохам. — Он и занят, — бурчит Йоэль, — на нём сплю я. — Ебанулся? — Нико распахивает глаза и гневно таращится на него. — Раздевайся и иди сюда. Погрей меня. — Но вчера… — Ты, блядь, слова мне вчера сказать не дал, — злится тот. — Надо же ляпнуть такое. — А какого хера ты затупил, когда я позвал? — Потому что задумался, не сотрёшься ли ты нахер, Хокка, — Нико пузырится от возмущения. — В тебя вчера как инкуб вселился. Или суккуб?.. Как правильно-то? — Что это за ебаная херня в принципе? — Распутный демон, — щурится Нико, окидывая его взглядом. Словно всерьёз пытаясь решить, кем точнее обозвать. — Инкуб искушает женщин, суккуб мужчин. — Ну тогда вот этот второй, — хмыкает Йоэль. — Но он приходит в женском обличье. — В следующий раз надену юбку. О! — Йоэля озаряет. — Так суккуб — это ты на UMK. — Ладно. Тогда я тебя обольщаю, — мурлычет Нико. — Иди ко мне, слабый смертный. Кто ты такой, чтобы устоять перед демоном. — Действительно, — бормочет Йоэль, стаскивает футболку с джинсами. — Подожди. Он уходит на кухню, находит нужные Нико таблетки, чтобы тот проснулся завтра человеком, наливает стакан воды и возвращается. — Давай, пей, — протягивает ему добытое, смотрит, как Нико послушно запивает колёса, ставит стакан на прикроватную тумбочку и ныряет под одеяло, прижимаясь к горячему телу. После контакта с тазиком и душа Нико явно ожил. Он разворачивается к нему лицом и приникает к губам. Йоэль слегка прикусывает его беспокойный язык, целует в ответ, наслаждаясь пронизывающей нежностью, что окутывает их обоих защитным полем. Он закидывает на него ногу, притягивает ближе и шумно вдыхает, чувствуя напряжение. Нико тихо, протяжно стонет; скользит ладонью по его спине, сжимает ягодицу, впиваясь короткими ногтями. Йоэль потирается о него пахом, едва сдерживая собственный стон. Рывком переворачивает Нико на спину, садится сверху, склоняется к его груди, щекоча волосами чувствительную кожу. Прикусывает соски по очереди, тут же зализывая, и снова кусается. Нико постанывает снова и снова, извиваясь под ним. — Где? — шепчет Йоэль, снова касаясь его губ. Нико лезет под подушку, вытаскивает резинку и лубрикант. — Как удобно, — он поднимается, ёрзая на его бёдрах. Прогибается, подставляясь его пальцам, кусает губы, сдерживая стоны. Он сам не понимает, почему так стремится не давать волю чувствам, словно наказывает себя за разнузданность последних дней. Нико растягивает быстро и аккуратно, убирает пальцы; Йоэль вскрывает презерватив, сам натягивает на его член, расправляет и поглаживает, заставив его потерять терпение. Тот хватает его руки и прижимает к груди; вцепляется в его задницу и вынуждает приподняться. Йоэль закусывает губу ещё сильнее и опускается на член, судорожно выдыхая. Нико стонет за них обоих, насаживая его на себя; Йоэль наклоняется к нему, не прекращая двигаться, и впивается поцелуем, заглушая стоны. Нико обвивает руками его шею, притягивая ближе; жадно отвечает его губам, запускает пальцы в волосы, заставляя терять разум. Йоэль отрывается от его губ и отклоняется назад, упираясь руками в ноги Нико, и больше не может сдерживаться, и вскрикивает, когда тот задевает нужную точку. Нико крепко обхватывает его член и быстро скользит ладонью вверх и вниз. Ещё несколько фрикций, и Йоэль захлёбывается воздухом, заливая спермой его руку. Нико выгибается навстречу, толкается глубже и кончает, вторя его стонам. — А-ай, блядь! — Йоэль заваливается на правую сторону, прижимая подбородок к груди. — Что?! — вскидывается Нико. — Что с тобой? Йоэль соскальзывает с него и падает на кровать, хватаясь за локоть. Сука, как больно каждый раз, как это его заебало. — Плечо? — Нико склоняется над ним, аккуратно, но настойчиво отводя его пальцы. — Да, — сквозь зубы всхлипывает он. — Давай, — Нико заставляет его лечь на спину и осторожно отводит пострадавшую руку в сторону, под прямым углом к телу. — Сейчас. Он спрыгивает с кровати, опускается на колени, крепко берёт его за руку и тянет на себя медленно, но решительно. Йоэль мычит, сжимая зубы, и всё же вскрикивает, чувствуя характерный хлопок. Кость возвращается в естественное положение, и боль заметно стихает. Нико укладывает его руку вдоль тела и идёт на кухню, недолго гремит и шуршит там, возвращаясь с пакетом замороженной брокколи, пачкой обезболивающего и бутылкой воды. — Лёд кончился… — Да похер, — Йоэль выпивает лекарство; морщась, пристраивает пакет к ноющему плечу. Нико подпихивает под него сложенное полотенце, которое скинул с себя, придя из душа. — Блядь, — садится на пол, отирая испарину со лба. — Просто потрахаться, без травм, слёз и скандалов, становится большой удачей. — Нет слов, — смеётся Йоэль, смахивая выступившие от боли слёзы. — Сука, как же вечно не вовремя. — Серьёзно? А бывает вовремя выскочившее из сустава плечо? — Но сейчас особенно! — восклицает он, чувствуя, как смех готовится перейти в истерику. Это чувствует и Нико: забирается на кровать, расправляет сбитое одеяло и бережно укрывает его. — Ш-ш-ш, — склоняется над ним, нежно гладит по щеке, мягко целует. — Завтра поедешь к врачу. — Хорошо, — соглашается Йоэль. — До концертов реабилитируюсь. Не впервой. — Но вот так… — теперь Нико припёрло сбросить внезапное напряжение, и он давится смехом, зажав рот ладонью. — Блядь… прости. — Да ладно, я сам ржал бы, — он ухмыляется, любуясь взлохмаченным Нико. — Ты приведи себя в порядок-то. И меня, пожалуйста. — Чёрт, да, — Нико закатывает глаза, снимает презерватив, выходит сразу выбросить; возвращается с влажными салфетками и разбирается с ними обоими. Ложится рядом, зарывается под одеяло чуть ли не с головой, утыкается носом ему в подмышку и с наслаждением втягивает ноздрями его запах. По коже бегут мурашки. Его лучшее рядом. — Она прекрасна, — шепчет он, глядя в потолок. — Кто? — настороженно бубнит Нико, не высовываясь. — Твоя песня. — А-а… Она твоя, — Нико затихает, ничего больше не сказав. И Йоэль молчит, чувствуя хрупкость момента. Через несколько минут дыхание Нико становится ровным. Нужно утром напомнить ему сменить постельное бельё. Йоэль засыпает, чувствуя себя счастливым, невзирая на ноющее плечо. Второе удачное решение за один день — может, он нащупал верный путь и сумеет наладить свою жизнь?.. Он засыпает, умиротворённый надеждой, слушая мирно сопящего Нико, прижавшегося к нему, и не думая больше ни о чём. *** Утро начинается с боли. Терпимой, знакомой, но от этого не легче. Йоэль осторожно потягивается, резко выдыхает и поворачивает голову. Лицом спящего Нико можно любоваться вечно, и дух захватывать не перестанет. Брови-крылья, густые ресницы, идеальный нос, губы… эти губы, изогнутые не то скорбно, не то капризно. Ему хочется молиться и подчиняться ещё до того, как он откроет глаза, и в них погибнешь окончательно. Пока Йоэль вспоминает, как ровно дышать, Нико хмурится, вздыхает и просыпается, будто чувствуя на себе его взгляд. — Ты как? — А ты как? — сразу начинает тревожиться. — Сильно болит? — Не так, чтобы не сесть за руль. — Ох, боже… — Нико трёт лицо ладонями. — Может, я съезжу на такси? — Нико, я в состоянии. Правда. Он бы ещё колебался, езди тот на механике, но у Моиланена коробка-автомат. Он справится. — Ну смотри, — с сомнением тянет Нико. — Пойдём напьёмся кофе? — он бросает взгляд на часы. — Ого, времени ещё навалом. Ты чего так рано проснулся? Всё-таки болит, да? — В норме я! — рявкает Йоэль и наваливается на него, затыкая поцелуем. — Всё, идём пить кофе. Ты варишь. — Ладно, — Нико, пыхтя, выбирается из-под него и уходит на кухню, преисполненный достоинства. Насколько это возможно с голой задницей. Но Нико удаётся, и Йоэль провожает его восхищенным взглядом, подпирая голову здоровой рукой. Спустя минуту с кухни раздаётся пение. Ему страстно хочется закольцевать последние сутки и гонять по кругу бесконечно. Он готов вывихивать плечо раз за разом, лишь бы слышать это утреннее пение; целовать его, сонного и беспокойного; прижимать к себе горячее отзывчивое тело. С кухни плывет запах кофе, щекочет ноздри. Йоэль выныривает в реальность, встаёт с кровати, выцапывает в комоде трусы помоднее и натягивает на себя. Идёт в ванную, закидывает свои в стиральную машину вместе с заблёванной одеждой Нико и сразу запускает быструю стирку. — Иди завтракать! — кричит с кухни Нико. И он идёт. — Ты на байке приехал? — Нико отрезает кусочек яйца-бенедикт, и из-под ножа растекается желток. Йоэль шумно сглатывает, вспомнив, что так ничего и не съел вчера, кроме глотка виски из бутылки Нико. — Как ты догадался? Неужели шлем в коридоре, — он садится за стол и набрасывается на свою порцию. — Боже, как вкусно. — Ты ел вчера вообще? — с подозрением спрашивает Нико. — Завтракал, — отвечает Йоэль с набитым ртом, не в силах прекратить жевать. — Хочешь, сделаю ещё? Йоэль мотает головой. Он уже накидался, теперь страстно хочется кофе. И кофе прекрасен. Желание замкнуть последние сутки в круг усиливается. Сердце сжимается. Да, со дня на день они поедут в Лондон, но… Но как чертовски хочется иногда засыпать и просыпаться вот так — вместе, никуда не торопясь, хоть это и не про сегодня. Завтракать вдвоём. И ни с кем друг друга не делить. Ни с кем. Вот чего на самом деле он хочет, и хочет так сильно, что нутро пронизывает боль, и это не вывихнутое плечо. — Эй, — Нико откладывает приборы и смотрит на него с тревогой. — Что не так? Всё не так, Нико. Всё. И никогда не будет так. — Мы не опаздываем? — Йоэль поглядывает на часы и отпивает кофе. — В самый раз, — Нико поднимает брови, показывая, что принял его слив. Йоэль допивает кофе, вскакивает и собирает со стола посуду. — Я помою, — обещает он, избегая смотреть в глаза. — А ты иди смени постельное бельё. — Фак, точно, — Нико кивает и покидает кухню. Йоэль замирает над раковиной, глядя на свои дрожащие руки. Глубоко вздыхает несколько раз, пытаясь успокоиться. Всё нормально. Всё нормально. Такова его жизнь, их жизнь. За спиной звякает лежащий на столе телефон, Йоэль вздрагивает, открывает воду и методично моет тарелки, следя за дыханием. Такая бытовая медитация. Домыв посуду, он стирает крошки со стола: на месте Нико почти чисто, на его — можно кормить кур. Вытирает руки и лишь тогда берётся за телефон. «Как ты? Вернусь завтра По времени сориентирую» «Я ок Хорошо Жду тебя» «Правда?» «Да Мы едем забирать Минну» «Отлично! Привет им обоим» «Передам» «Скучаю Очень скучаю» «И я Приезжай» «Йоэль» «Да?» «Люблю тебя» Йоэль кидает чёрное сердечко и закрывает мессенджер. Подорожник для его ран. Маленький Принц с дальней планеты. Ангел-хранитель. Он стал домом для него — в его одинокой квартире. Потому что настоящего дома ему не обрести. Никогда. *** — Не забудь стиралку разгрузить, — говорит Йоэль, глуша мотор. Они приехали вовремя, даже с запасом. — Там твои вчерашние шмотки. — Спасибо тебе, — серьёзно отвечает Нико. — Она бы расстроилась. Йоэль кивает, улыбаясь, и опускает голову, изучая свои руки, цепляющиеся большими пальцами за руль. Больше не дрожат. Он тоже не хочет, чтобы она расстраивалась. — Точно не хочешь, чтобы я пошёл с тобой? — Нет, нет, — Нико рассеянно гладит его по колену. — Я справлюсь, жди нас тут. Выходит из машины, поднимается по лестнице, исчезает в дверях. Йоэль опускает очки, вылезает тоже, прислоняется к багажнику и курит айкос, стараясь не бросаться в глаза. Всегда подспудно ждёт порицания за демонстрацию порока в зоне видимости медицины. На капот машины он избегает даже смотреть. Хуй знает, что за «куб» в него вселился позавчера, но той жажды ему не забыть, и по свежим следам всё ещё не по себе. И то, как было охуенно, лишь добавляет сумбура в душу. Неизбежно вернувшись мыслями к Антону, он снова недоумевает: его появление в квартире Йоэля должно было стать пиком марафона разврата… Но тот его остановил. Йоэль ненавидит не понимать, и он совершенно потерялся в отношении Антона, и он уверен: этого тот и добивался. Заодно вспомнишь… Как жил до меня Йоэль вытаскивает стик и сует в пепельницу, высовываясь из машины как раз вовремя, чтобы увидеть показавшихся на крыльце больницы Нико и Минну, и бежит навстречу. И после, вспоминая этот момент, он так и не решает, отнести это к странной череде его верных решений или нет. Минна выглядит гораздо лучше, чем в прошлый его визит. Она лучится улыбкой при виде него, и он счастлив видеть её такой, и довольного Нико рядом; прямо в моменте, в эти самые минуты — нет ни до, ни после, одно торжество чистой радости. Они начинают спускаться по лестнице, и две девчонки лет пятнадцати выскакивают под ноги Нико как чёртики из табакерки. Пищат, щебечут и тянут блокнотики с ручками для автографа. Охуевший Нико пытается объяснить, как неуместны они здесь и сейчас; они действительно так внезапны, что забирают их внимание на секунды, которых достаточно, чтобы костыль Минны соскользнул со ступеньки. Взвизгнув, она начинает падать, и Йоэль молниеносно реагирует — как тогда, на озере, когда упустил её под воду, — ловит её и подхватывает на руки. Наверное, будь у него выбито правое плечо, его рефлекс покалечил их обоих, но левой рукой он держит её ноги. Она тяжелее, чем тогда, потому что в гипсе, а не в воде. Нико бросается к нему, протягивая руки, но Йоэль, сцепив зубы, мотает головой в сторону машины, и тот бежит, не тратя время на споры. С помощью Нико он усаживает Минну на заднее сиденье. Тот помогает ей вытянуть загипсованную ногу, укладывает в багажник костыли, аккуратно захлопывает двери и подскакивает к Йоэлю. — Ты как?! — пробегает пальцами по больному плечу, осторожно ощупывая. — Вроде на месте. Йоэль молча кивает несколько раз, убеждая то ли его, то ли себя. — Господи, Йоэль, прости, — Нико шумно выдыхает, отирая лоб. — Да за что?! — Надо было их просто заигнорить… — Ну они могли запрыгнуть на тебя и отгрызть голову, — фыркает он. Боль потихоньку отпускает, становясь терпимой. — Сувенир на память. Я бы так и сделал. — Идиотки, — Нико смотрит на него, морщась от сочувствия. — Иди прямо сейчас сделай рентген. Нахуя потом сюда же возвращаться. — Вы будете ждать, что ли? — Йоэль с сомнением смотрит на Минну, у той опущено стекло. — Иди, Йоэль, не теряй времени. Я чувствую себя отлично. Нико, помоги ему там. — Идём, — тот тянет его за здоровый локоть в сторону больницы. — Запрись, пожалуйста, — говорит он Минне, обернувшись, та кивает и блокирует двери. — Начинаю бояться людей, — бурчит он себе под нос, и Йоэль полностью разделяет его опасения сейчас. Нико действительно настроен крайне решительно, и спустя минут двадцать они выходят на улицу со снимком, подтверждающим, что ни перелома, ни трещины нет. — Я в общем-то не сомневался, — комментирует Нико, с любопытством разглядывая его внутренности. — Просто как нужно было тебя ебать, чтобы сломать кости?.. — Блядь, Нико, — Йоэль ржёт до слёз. Врач вкатил ему обезболивающий укол, от которого боль почти исчезла. Он только пытается не забыть, что это иллюзия, и его несчастному суставу нужно время на восстановление. Он и так отказался от фиксирующей перевязи, поэтому нужно особенно беречь плечо самому. — Ну как ты тут? — он заглядывает в машину и выдыхает, увидев её улыбку. — В полном порядке. Благодаря тебе. Что опять с тобой случилось, милый? — Да всё то же. Плечо вылетело, — он садится, заводит двигатель, дожидается, пока Нико хлопнет дверцей, и трогается. — На тренировке? — осторожно спрашивает Минна, глядя на него в зеркало заднего вида. — Да, — подумав, отвечает он, выдерживая её взгляд. Нико молчит. Боковым зрением Йоэль замечает, как он ерошит волосы, пряча щёки. По-любому они сейчас красные. Ему снова становится весело, несмотря на боль, перспективу одиночества и утренние размышления. Невзирая на протесты Минны и Нико, он помогает им добраться до квартиры — правая рука ведь у него в порядке. Остаётся пообедать заказанными роллами. Нико с удовольствием пьёт пиво за них обоих, приправляя шуточками их минералку. Йоэль наслаждается их близостью, ведь раньше в этой компании он расслабиться не мог. Физически не мог чиллить в присутствии Минны, как ни старался убедить себя и заставить. Сейчас так удаётся само собой, и он счастлив ощущать эту радость. — Кто присмотрит за тобой, пока нас не будет? — Мама приедет пожить со мной эту неделю, — беззаботно отвечает она. — Не переживай. Уходя, он целует Минну в щеку на прощание и желает быстро поправиться. Нико идёт закрыть за ним дверь, и Йоэль тащит его на лестничную площадку. Затягивается стиком и повторяет подростковый прикол, что проделал с ним Антон. — Это что было? — Нико зачарованно выпускает его пар изо рта. — Не делал так в школе? С девчонками? — Я в школе не курил, — назидательно сообщает тот. — Ебать, ну конечно, — фыркает Йоэль. — Так я восполняю твои пробелы. — Не знаю, как жил без этого, — Нико качает головой. — Теперь-то всё в порядке. Йоэль прижимает его к перилам и долго целует, подставляясь его объятиям. — Ладно, поеду. — Береги руку, умоляю тебя, — просит Нико. — И не забывай пить таблетки. Йоэль с нежностью смотрит на него — такого домашнего и уютного сейчас: растрепанный пучок, едва пробившаяся щетина; чистые, без мейка глаза. Хочется сгрести его в охапку, посадить себе за спину и угнать на байке в горизонт. И никогда не возвращаться. — Конечно, — он кивает и салютует здоровой рукой. — Алекси вернётся завтра и присмотрит за мной. Он вам привет передавал, кстати. А ты береги Минну. Я напишу вечером, — бросает он, уже спускаясь по лестнице. Он ещё слышит, как закрывается за Нико дверь. *** Домой он не торопится. Едет аккуратно, не забывает зайти в аптеку за выписанными врачом лекарствами. Оставляет мотоцикл на парковке, поднимается домой. Пустая квартира сегодня не угнетает. Он словно пережил бурю, и только рад побыть один. Отлежаться в норе, зализать раны. Не делясь собой абсолютно ни с кем. Не отдавая ни любви, ни страсти, ни боли. Как давно этот дом не принадлежит ему одному, безраздельно. Он рад, что Алекси вернётся завтра; рад, что тот остаётся с ним здесь. Но не меньше рад этому одинокому вечеру. Ему нужно. Йоэль включает музыку, стаскивает одежду, идёт в ванную, пританцовывая. Вспоминает, что нужно разгрузить собственную стиралку, достаёт вещи и замирает, пялясь на черный комок, упавший под ноги. — Да ладно, — вслух говорит он, разворачивая влажные кружевные трусы. Антон закинул их ему в стиралку, когда был в душе. Бросил монетку в фонтан. Интересно, он ушёл без трусов или спиздил у него, как он сам утром сцапал трусы у Нико? Образ Антона в джинсах на голое тело лишает блаженного покоя. Он вообще достижим для него, или Йоэль проклят? — Сука, — он злится и ржёт одновременно. Вот это вписывается в образ. А его молчание — нет. Более того: тот включил в мессенджере режим невидимки. Йоэль не видит, когда он был в сети; не увидит, прочитаны ли его сообщения. Не то чтобы он собирался ему писать, но сам факт дразнит и бесит. Йоэль делает селфи, улыбаясь в камеру, склонив голову к больному плечу и отправляет Алекси. Тот был в сети полчаса назад, и галочки на его фото становятся синими спустя минуту. Вот это другое. Вот это его. Он противопоставляет их, непонятно для чего и для кого. Видимо, для себя, но не злиться на Антона это не помогает. И не думать о нём тоже. — Пошёл нахуй, — шепчет он, делая музыку громче. Отказываясь признавать, что тот способен его задеть. — Пошёл. Нахуй. Алекси присылает селфи в ответ. Йоэль всматривается в голубые глаза. Он правда соскучился. Не так, как Литтл Мэн, просто по дефолту не так. Но искренне и сильно. Через час он вытаскивает бельё из сушилки, фотографирует проклятые кружевные трусы и удаляет фото, усилием воли запретив себе отправить Антону. Прячет их в глубине бельевого ящика, пишет Нико, что он в порядке; врубает на плойке Gran Turismo Sport и падает на кровать. Пусть весь мир подождёт. Весь.