Я люблю тебя, разве это не самое худшее что ты когда-либо слышал?

      Вставать до восхода солнца в субботу — это участь, которую Сону пожелал бы только злейшему врагу. К счастью, ему это и не нужно: его злейший враг будет все время рядом с ним, проводя субботу так же несчастно, как и он. Сону может ненавидеть рано вставать, но еще больше он ненавидит Сонхуна. Выражения лица Сонхуна, когда Сону подъезжает утром к школе, почти достаточно, чтобы заставить его забыть о том, как до смешного сейчас рано. — Оуу, — воркует Сону. — Ты еще не выпил свой кофе, красавчик? — Говорит он через открытое окно, когда ставит свою машину на стоянку. Сонхуна осеняет осознание, и его лицо сразу же мрачнеет, он отворачивается от Сону, как только тот подъезжает к школьной парковке. И может быть хихиканье Сону самую малость маниакально. — Не сейчас, Ким. Еще слишком раннее утро, чтобы я мог вынести твой девчачий голосок, — говорит Сонхун, как только Сону подъезжает к нему. Усмехнувшись, Сону тут же парирует в ответ: — Ты выглядишь так, будто тебя только что переехал автобус, но я ведь не жалуюсь на твою уродливую рожу, не так ли? — Я красавчик, или похож на прожжённого алкаша? Реши уже, — пробормотал Сонхун. — Это ироничное прозвище, придурок. Не льсти себе — на самом деле я не считаю тебя красивым. — И ты единственный такой в своём роде. Сону закатывает глаза. — Я тебя умоляю. Вынь голову из задницы. Единственный человек в школе, который считает тебя хоть немного привлекательным — это ты. Круто наверно быть настолько тупым и самоуверенным. — Я не самоуверенный, просто знаю себе цену. Постоянных признаний в любви более чем достаточно, чтобы дать мне ключ к пониманию того, каким меня видят окружающие. Если ты ревнуешь, просто скажи об этом, Ким. Не нужно этих жалких попыток скрыть свои чувства за жалкими придирками. Сону чувствует, как горит его лицо, поэтому он наклоняет голову, не желая давать Сонхуну повод для того, чтобы подразнить его. — Я не… Сонхун прерывает его: -Все в порядке, Ким. Тебе не нужно ничего говорить, я все понимаю. Тебе не нужно ревновать меня, я уверен, что ты ещё найдёшь своё счастье. — Он пожимает плечами. — Не все из нас одарены красотой, и это нормально. Ни с того ни с сего Сону внезапно чувствует глубокую яму в животе. Это просто шутка. Сону знает, что это шутка. Но все же толстый комок боли поместился глубоко в его сердце. Он знает, что он не обязательно самый горячий парень в округе — и он точно ничто по сравнению с Сонхуном — но у него точно раньше не было комплексов по поводу своей внешности. Но после одного оскорбления со стороны Сонхуна он поймал себя на том, что переосмысляет все это. Действительно ли… Он действительно так плох? Боль, должно быть, отразилась на его лице, потому что не прошло и секунды, как Сонхун отступил. Он стонет, слегка прижимая тыльную сторону ладони к плечу Сону: — Ладно. Ты не урод или типо того, но ты точно не дотягиваешь до моего уровня. Если бы вместо Сонхуна это сказал кто-то другой — на самом деле, вычеркните это. Он не стал бы утруждать себя продолжением этого разговора, если бы это был кто-то другой — это было бы похоже на извинение. Это звучит почти подозрительно, как комплимент, но Сону знает, что это неправильно. Это Сонхун, который скорее умрет, чем будет дышать одним с ним воздухом дольше чем обычно. О комплименте не может быть и речи. Должно быть, это еще одно оскорбление, более тонкое. — Неважно. Ты можешь быть хоть воплощением Афродиты, мне плевать. Как только ты открываешь рот, любое влечение, которое я… кто-то испытывает к тебе, сразу же исчезает. — Он краснеет. — Не я. Я не знаю, почему я это сказал. На лице Сонхуна появляется наглая ухмылка. Сону толкает его немного сильнее, чем, вероятно, необходимо, и он, спотыкаясь, отшатывается от него. Улыбка не исчезает, несмотря на то что он чуть не падает. — Я тебе нравлюсь? О, Сону. Это лестно, но на самом деле ты не в моем вкусе… — Отвали, Сонхун. Я оговорился. Сону делает шаг назад, возможно, установление некоторого расстояния между ними успокоит его сердцебиение, выведет весь адреналин, циркулирующий в организме. — Ты уверен? — Сонхун движется вперед, сокращая пространство, которое Сону только что оставил между ними. — Уверен, что это не твоё сокровенное желание? Оговорочка по Фрейду? Лицо Сону горит. — Не будь идиотом. Я терпеть ненавижу твоё присутствие, и нет ни малейшего шанса что у меня могут быть хоть какие-то романтические чувства к тебе — это просто, — Вздрагивает Сону. — Меня тошнит даже от одних мыслей об этом. Лицо Сонхуна превращается во что-то чересчур самодовольное. Сону хочется схватить его за обе щеки и сжать их вместе, чтобы его лицо приняло другое положение, любое другое положение. — Конечно. Сону резко отворачивается от него, вместо этого предпочитая погрузиться в тихую болтовню других учеников. — Автобус должен быть здесь с минуты на минуту. Собирай свои пожитки. Он не оборачивается посмотреть, на реакцию Сонхуна, но парню, должно быть плевать, потому что Сону слабо слышит звук шагов по бетону. Улыбаясь самому себе, он подходит к остановке первого автобуса в очереди, садится прямо перед закрытыми дверями, пока ждет. Холодный воздух щиплет его пальцы, поэтому он прячет их под мышками своего толстого шерстяного пальто, внезапно осознав, как неудачно он выбрал не зимнее пальто с карманами. Облегчение захлестывает его, когда из автобуса доносится шум ветра и двери распахиваются. Сону — первый человек, который заходит, пока все остальные медленно тащатся, их мозг едва функционирует так рано утром. Он чувствует их боль. Это занимает много времени, но в конце концов Сону получает сообщение от своего советника, что все учтены, и они, наконец, могут ехать. Он наклоняется вперед на своем сиденье, подходя ближе, чтобы водитель автобуса мог его слышать. — Прошу прощения? Все готовы, так что мы можем ехать, если у вас всё в порядке. Водитель автобуса — невысокий, полный старик с густой седеющей козлиной бородкой и редкими прядями волос, беспорядочно уложенных на макушке. Он не оглядывается на него, но через секунду Сону чувствует грохот под ногами, когда они отъезжают от школы. Он расслабляется, готовясь к долгой поездке в лагерь. Сону даже закрывает глаза, потому что наконец-то, наконец -то он никому не нужен. Ему нечего делать, не с кем поговорить, не нужно писать электронные письма. Он может просто расслабиться на три часа, совсем один… — Подвинься, Ким. Как будто кто-то включил тумблер, Сону мгновенно вскакивает, распахивая глаза. Сонхун смотрит на него сверху вниз, его лицо искажается от раздражения, как будто Сону каким-то образом уже разозлил его. Сону морщится. — Ещё чего? Сядь где-нибудь в другом месте. Очевидно, это был неправильный ответ, потому что Сонхун просто закатывает глаза и силой поднимает ноги Сону с сиденья и садится, а затем бросает их обратно на колени, как мешок с картошкой. — Что за хуйня? Неужели нельзя сесть на одно из двадцати других свободных мест? —Проскулил Сону. — Ради всего святого. Я бы сделал это, если бы у меня был какой-то выбор — президент и вице-президент, по-видимому, должны сидеть вместе. Когда мы туда доберемся, нам нужно произнести речь, я уже отправил ее тебе на почту. Сону стонет, даже не пытаясь скрыть это от Сонхуна, который, кажется, разделяет его чувства. — Когда же это уже наконец закончится? Сонхун пожимает плечами. Раздраженный, Сону убирает ноги с колен Сонхуна и опускает голову на руки. — Я не хочу произносить речь. Сделай сам. Несколько мгновений слышен только скрип колес по гравию, пока Сонхун наконец не заговаривает. — Окей, если ты признаешь, что на самом деле я тебе нравлюсь. Сону резко поворачивается к нему лицом, гнев быстро захватывает его разум и забивает горло. — Пошел ты. Почему ты не можешь просто сделать для меня что-нибудь приятное? Я делаю здесь столько дерьма, почему ты не можешь мне хоть немного помочь? Боже, Сонхун. — Сону отворачивается, намеренно уставившись в стену перед ними. Сонхун отшатывается, как будто Сону физически ударил его. Он приходит в себя почти мгновенно, напряженная улыбка появляется за миллисекунду. — Как ты думаешь, кто написал речь, а? Потому что это, конечно, был не Ёнджун, или Субин, или кто-либо еще из совета. Нет, Сону, это был я. Не за что, кстати. — Ты знаешь, что я имел в виду, придурок. Пожалуйста, просто произнеси речь, у меня слишком сильно болит голова, чтобы что-то делать, кроме как закрыть глаза и страдать. Сонхун делает вид, что обдумывает вопрос, поэтому Сону толкает его. — Ладно, ладно. Похуй. Я прочту эту дурацкую речь, если она так много для тебя значит. Сону решительно кивает ему, затем прислоняет голову к стенке автобуса и закрывает глаза.       

***

Когда он просыпается, они останавливаются. Сону не хочет открывать глаза. Ему тепло, и ткань, прислоняющаяся к его щеке мягкая и манящая. Может быть, если он еще немного посидит с закрытыми глазами, его никто не побеспокоит и–– Подождите. Почему его лицо прижато к ткани? Он уверен, что заснул, прислонившись к металлической стенке автобуса, и это была на 100% его правая щека. О нет. Сону вскакивает, разум все еще дезориентирован, и, к его ужасу, его подозрения подтверждаются: на самом деле он отдыхал на Сонхуне, а не на стене. Сонхун откидывается на спинку сиденья, когда они встречаются взглядами. — Спящая красавица наконец-то проснулась. Сону свирепо смотрит на него. — Какого хрена ты меня не разбудил? — Ты выглядел таким умиротворенным, что я не мог заставить себя разбудить тебя, — пролепетал Сонхун. — Очень мило. А теперь скажи мне настоящую причину, придурок. У Сонхуна хватает наглости делать свои глаза еще больше, чем они уже есть, изображая невинность. — Я не знаю, о чем ты говоришь. Почему я не могу просто сделать что-нибудь приятное для моего друга-президента? Почему обязательно должен быть какой-то скрытый мотив? — Потому что, — начинает Сону, готовясь к спору, — во-первых, мы не друзья. Выбрось эту мысль из головы, красавчик, потому что этого не произойдет. Во-вторых, у тебя всегда есть скрытый мотив. Я даже не могу сказать, что ты своей матери что-то хорошее просто так бы сделал. Ты всегда либо чего-то хочешь — либо уже что-то натворил. Итак, что из двух? Ухмылка, которая появляется на лице Сонхуна, откровенно говоря, немного пугает. — У тебя текли слюнки. Сердце Сону замирает, и он знает, что его лицо пылает, под стать огненно-красному кардигану Сонхуна. — Нет. Румянец становится еще сильнее, когда Сонхун поднимает телефон, чтобы показать свои новые блестящие обои: снимок их двоих, половина улыбки и челюсти Сонхуна видны прямо над отвисшей челюстью, явно спящего Сону. — Пошел ты, Сонхун. Удали. — Почемууу? Это мило. Сону краснеет, тепло быстро разливается по верхней части его тела, несмотря на холод. — Я выгляжу отвратительно. Давай, удали это. — Сону ныряет за телефоном, но Сонхун в последнюю секунду убирает его, швыряя в проход автобуса. Сонхун корчит ему рожу, явно чего-то ожидая. Уголки его губ приподнимаются, а рот приоткрывается и из него выглядывают острые клыки. Это заставляет что-то уродливое подниматься глубоко в животе Сону, существующее намного ниже всего остального и никогда не предназначенное для того, чтобы увидеть дневной свет. Может быть, чувство немного теплое, но это не успокаивающее тепло. Злобный, злой ад, подпитываемый недовольством Сону его существованием. Это вспыхивает только тогда, когда Сонхун улыбается или когда Сонхун обзывает его. Сону не дурак. Он может долго отрицать, что это за пламя, он может тратить кучу времени, убеждая себя, что это все та же ненависть, которой она когда-то была. Может быть, он был немного глупым всё это время, но теперь, видя свое собственное спящее лицо, отраженное на экране блокировки Сонхуна, он знает, что больше не может этого отрицать. У него пересыхает во рту. Черт. Он неравнодушен к Сонхуну.