***
— Так, еще раз и по порядку: у тебя личные проблемы, и для их решения ты обратился ко мне? — Да. Освальд выглядел приятно удивленным: вздернул брови, распахнул глаза, втянул губы. — Просишь подкинуть адресок приватного заведения, где не раскрывают клиентов? — Да. Буду благодарен. Джим пытался улыбаться, но выходило плохо, а ведь надо было изображать мистера вежливость и при этом не ляпнуть чего лишнего. — Занятно. — Освальд задумчиво провел языком по краю губ. — Ладно. Такое место знаю. — И?.. — Если поделюсь информацией, что мне за это будет? Обиженный Пингвин уже не стелился перед ним, не толкал вдохновленные речи о дружбе, не смотрел так, будто Джим спаситель мира, и в этот раз, разумеется, снова хотел что-то взамен. — Буду должен, — хлопая ресницами, елейно улыбнулся Джим. Разумеется, не собираясь выполнять обещание. — Опять? Пф, как скучно. Джим раздосадовано цокнул языком. Ну вот, этого сукина сына теперь еще и уламывать придется? Чуть задрав голову, приложился к бутылке. Холодное пиво направилось в глотку, и пока он вливался стратегически медленными глотками, то и дело поглядывая на Пингвина, тот стремительно оттаивал. Щеки Освальда, явно против воли хозяина, порозовели, проклюнулись хаотичные веснушки. Джим про себя довольно осклабился: ага, влюбленность мелкого хитрожопого гангстера никуда не делась! Трюк сработал безупречно — Освальд, пряча смущение, нахмурился, сложил локти на стол и скрестил пальцы, принимая деловой вид. — «Фоксглав». — Что это? — Элитный бордель, куда простым смертным путь заказан. Любые проблемы решает на отлично. Повторю: любые, Джим, что бы там у тебя ни было. Разные фетиши, БДСМ, за приличную сумму даже запрещенку устроить можно. Если скажешь, что именно тебе нужно, я не только достану билет, но еще и спишу долг. — И тут же поправился: — Не за Лоуба, этот долг. Джим мог бы соврать, но, видимо, ударившее в голову пиво решило играть по-честному: — Я сплю с мужчинами. Мне нужна встреча, но так, чтобы о ней никто не узнал, понимаешь? Хихикнув, Освальд кокетливо передернул плечами. — И всего-то? Может, я могу тебе помочь? — произнес с намеком на его пингвинью персону. — Никому не расскажу, клянусь. Взмахнул рукой, обещая пионерское «честное-пречестное». Нахальный, по-кошачьи игривый взгляд Пингвина говорил, что тот пиздит, как дышит. Конечно же, Пингвин своего не упустит: возьмет за яйца и будет сношать мозг до конца света, шантажом или чем-то еще. Вот поэтому Джим и не хотел сюда идти! — Не думаю, Освальд. — Он рефлекторно скривился. — Только не огорчайся, но ты не в моем вкусе. Ему бы накачанных парней в форме, а не этого задохлика. — И чем именно я тебя не устраиваю? — Ты дашь адрес своего «Фоксглава» или как? Взгляд Освальда заострился. — Чем именно я тебя не устраиваю? — с нажимом повторил он. Осознав, как же, черт подери, вляпался, что дороги назад нет и что уже начинает терять терпение, Джим резко подскочил, схватил Пингвина за руку и зарычал на ухо: — У меня есть определенные стандарты, и ты под них не подходишь. Гони адрес и организуй пропуск, можешь даже долг не списывать! — Чем. Я. Тебя. Не устраиваю? В интонации Освальда разбираться было некогда, Джим просто его встряхнул и… — Я люблю, когда меня трахают крепкие здоровые парни. — Раскололся. И только тогда посмотрел Освальду в глаза. Вид у того был максимально заинтересованный. «Вот теперь точно все мосты сожжены», — затаив дыхание, подумал Джим. — Дай мне шанс, Джим. Не понравится — так и быть, будет тебе «Фоксглав». Или любой гей-клуб. Какой хочешь. Прикусив губу, Джим смерил его взглядом. Трепещущий в руках птенец, ну какой, какой из него любовник?! — Черт! Плюхнулся на место. После этой короткой стычки трахаться, честно говоря, хотелось дико, и даже если бы Пингвин не предложил свою нежную, далекую от идеала, кандидатуру, а умчался на поиски билета, то Джим вряд ли бы дотерпел. Член есть член, на эту ночь сгодится и Освальд. — У тебя резинка есть? Освальд поморщился. — Конечно, нет! Я такими мерзостями, как совать в кого-то, не занимаюсь. Все ради тебя, дорогой друг! — И победно оскалился. — Отказать тебе невозможно. — Ну конечно, отказать мне, — хмыкнул Джим. Подумал: «Прекрасно, он еще и не умеет нихрена». Добавил: — У меня есть, схожу до машины. И уже поднялся, как Освальд протестующе замахал руками. — Не-не-не, нет. Знаю я тебя: выйдешь за дверь, передумаешь и убежишь. Я разберусь. На щелчок пальцев подвалил верзила. — Гейб, сгоняй-ка за гондонами. И смазку еще прихвати. Лицо Гейба вытянулось. Очевидно, ему еще не доводилось выполнять такие поручения, к тому же отданные будничным тоном. — Могу поделиться. — Выруливший откуда-то Зсасз недвусмысленно зашуршал карманами. — Оставь, Виктор, тебе они еще пригодятся, — ответил Освальд, сдержанно улыбаясь. Джим молча перевел взгляд с одного на другого. Зсасз усмехнулся и со всей серьезностью заявил: — Удачи, Гордон. Едва Зсасз с Гейбом отошли, Джим подскочил. — Да ну нахер! — На широкую огласку он не подписывался, надо было срочно валить. Пингвин бесстрастно отчеканил: — Сидеть! Джима словно дернули за позвоночник, и он прижал зад. Отчего-то эта команда ему и его члену понравилась. Необычные ощущения, искренне захотелось их распробовать, но в то же время бунтарский дух Джима не мог смириться с тем, что Освальд вот так запросто мог им управлять. Серьезно, Пингвин-то?! — Ты меня не выебешь, — шикнул он тихо, чтобы еще кто-нибудь не узнал, что тут намечается. — Не сможешь. — Будешь сопротивляться, попрошу Бутча тебя подержать, — лениво протянул Освальд. — Сдается, тебе это понравится. И был удручающе прав: с Бутчем бы Джиму наверняка зашло, можно даже без Освальда. Плавно обогнув стол, Освальд замер за его спиной. Джим остался на месте расслаблено добивать пиво. — Встань, — донесся сзади шелковый голос. Джим не пошевелился. Чужие руки на своих плечах тоже игнорировал. — Вставай, Джеймс! — злобно прошипел Пингвин, с силой дергая за ворот. Джим нехотя поднялся и, все так же не глядя на Освальда, вышел из-за стола. Его руки завели за спину — он и не думал возражать. Лишь флегматично поинтересовался: — Это еще зачем? Ну в самом деле, что Пингвин ему сделает? — Помолчи. Джим пожал плечами. Нарастающая интрига развеялась щелчком наручников. Дернувшись, он в недоумении уставился на Освальда. — Какого...?!! — Стащил у тебя. — Тот паскудно ухмылялся. — А теперь пойдем. Получив ободряющий толчок в спину, Джим послушно побрел вперед. Чуть ссутулился, как нашкодивший пес, как любой другой неудачник, побывавший в этих самых наручниках. У стойки бодро насасывал чупа-чупс Бутч. Встретившись с Джимом взглядом, подмигнул и чмокнул воздух. С натянутой улыбкой Джим расправил плечи, вздернул подбородок и тут же ощутил пальцы Освальда у себя на затылке. — Шагай! Нечего пялиться на моих парней…***
Они оказываются в подсобке с тусклым светом. На вопрос: «Неужели во всем клубе не найдется для утех местечка поприличней?» — Пингвин велит заткнуться. Джим снова пожимает плечами и продолжает с демонстративно насмешливым видом наблюдать попытки его строить. Когда Освальд отдает приказы: «Спиной к стене. Ноги расставь» — голос звенит. Нервность горе-любовника веселит Джима, он почти уверен, что ничего не выйдет, поэтому подчиняется не сразу, что выводит Пингвина из себя. Доминировать над объектом своих воздыханий и так непросто, а тот еще дразнит! Освальд преодолевает страх, по нему видно, и в целом парень молодец, лишь бы эти его успехи в будущем не сказались. Раз Джим позволил трахнуть себя, это не значит, что позволит все остальное. Рано или поздно в этих наручниках сидеть Освальду, и не в подсобке какого-то клуба, а за решеткой. Впрочем, выбор Пингвин сделал верный: в таком месте определенно приятнее. За столь хорошее чутье Джим почти им гордится. — Эй! — окликает негромко. Освальд поднимает хмурый взгляд. Передразнивая Бутча и Зсасза, Джим подмигивает: — Удачи. Освальд шумно вздыхает, на его лице сияет ебанутая улыбка. Она слетает за миг до того, как Освальд пропечатывает добротную пощечину. Вспыхнувший на коже огонь мурашками разливается по всему телу. Хорошее начало. Джим удовлетворенно смеется. Взбешенный Освальд достает нож. Лезвие чиркает в опасной близости, но тревоги не вызывает, только любопытство. Холодный металл плашмя скользит по Джиму, пока Освальд неторопливо, явно наслаждаясь процессом, избавляет его от одежды: расстегивает рубашку, стягивает майку, снимает брюки. Чтобы полностью раздеть и оставить его стоять с голой задницей, Освальду приходится ненадолго расстегнуть наручники. После чего торопливо, будто Джим собирается дать деру, надеть их обратно. Освальд кажется бесстрастным, но пальцы едва заметно дрожат, а нож у члена Джима того и гляди одним неверным движением обратит его в Фаринелли. Маленький помощник делает свое дело — у Джима стоит крепче. Между ног нестерпимо тяжело, и если Пингвин в ближайшие пять секунд не покончит с долбаной прелюдией, Джим от безысходности напорется на нож. Освальд заинтересованно его рассматривает, трогает, будто что-то проверяя или пытаясь удостовериться, что Джим перед ним — настоящий, а не шальная фантазия. Пробует на вкус: потирает член, размазывая влагу, и облизывает пальцы. Под мутным взглядом Освальда Джим нетерпеливо дрожит. Освальд достает подкинутые Гейбом девайсы. Развернув Джима лицом к стенке, вводит прохладные от смазки пальцы, сразу два. Давно забытое чувство вторжения рвет нервы, стреляет в позвоночник и сжимает яйца — Джим хрипло стонет, переходя на частое дыхание. Расслабившись, не успевает заметить, как уже сам насаживается и чуть ли не скулит. Одуревший от такой блядской реакции Освальд отпускает в его адрес похабные словечки — из пингвиньего рта это звучит одновременно грязно и нелепо. Джим краснеет, не столько от стыда, сколько от удовольствия. Или от стыда тоже? И как он докатился до того, что в подсобке клуба его ебет пальцами Пингвин?! От этой, казалось бы, безрадостной мысли по телу пробегает сладкая волна, и Джим мигом засовывает все претензии туда, где сейчас находятся пингвиньи пальцы — в задницу. Может, Освальд неловкий, может, не в его вкусе, но цепляет чем-то другим. На рефлексию есть время ровно до того как Освальд сдирает штаны, доставая… Ну, Джим видал и побольше, и посимпатичнее, но все равно облизывается в предвкушении. Освальд это замечает — хмыкнув, дергает за волосы, заставляя встать на колени, и пихает членом в щеку. А сам раскраснелся весь и едва дышит. Кажется, чуть лизни, и спустит прямо на лицо. «И хорошо», — думает Джим, беря в рот. — Охренеть, мне отсасывает сам Джим Гордон! — только и вырывается у Пингвина. Джим делает свое дело так же усердно, как ловит преступников. То, что в глотке член Пингвина, а не какого-нибудь накачанного красавчика, не избавляет от обязанностей. Хотя осознание, чьим именно членом он сейчас давится, заводит только больше — еще одна галочка в списке открытий за день. Еле держась на ногах, Освальд приваливается к стене. Джиму везет меньше: стоять на коленях со сведенными за спиной руками и работать ртом пока давят на затылок — не совсем удобно, мягко выражаясь. Тело ломит, немеет, но Джим тащится. Черт возьми, как же он скучал по этому! Освальд кончает быстро. Бьется в истерике, заполняя ему рот, а Джим думает: «Хорошо, потом дольше продержится». Глотает и вылизывает дочиста. Если быть дохера поэтичным, то Освальд на вкус как его бар — от него так же кружится голова и обжигает горло. В нирване от дикого оргазма, бедняга Освальд чуть ли не хнычет. У него все еще стоит, даже не думает опускаться. — Тебе бы почаще этим заниматься, — говорит Джим. Не в силах сообразить ответ, тот отмахивается, как от назойливой мухи. Оба присаживаются на передышку. Закрыв глаза, Освальд припадает затылком к спасительно прохладной стене. Волосы слиплись еще больше, по шее струится пот. Хреново, должно быть, в костюме-то. Даже пиджак не снял, птица солидная, а тут ведь душно. Подползая ближе, Джим легонько кусает его за плечо. — Чего тебе? — стонет Освальд, не открывая глаз. Вытирает лоб, смахивая с глаз челку. — Дай пять секунд. — Разденься. — Зачем? — Легче будет. Подумав, отвечает: — Нет. Джим снова цепляется зубами за ткань и упрямо тянет. — Р-р-р-р! — Гордон, отъебись от моей одежды. Играться в GCPD будешь, а тут мы по делу. Что правда, то правда, но поиграть с Пингвином — это же святое! — Помочь? — улыбается Джим, видя, как Освальд возится с резинкой. — Заткнись, — раздраженно бросает тот. Потом Джим снова упирается носом в стену. В его зад — упирается член, давит на вход, растягивая. Рука с нежностью скользит по спине и плечам — то ли пытается расслабить, то ли Освальд просто влюблен до потери сознания, что никак не может поверить в свое счастье. Черт знает, Освальд молчит, лица его не видно. Джим тоже притих, даже подкалывать не хочется. Просто ждет, когда уже оттрахают. Освальд, наконец, переходит к решительным действиям: плавно погружается, тяжело дыша в загривок. Джим облегченно выдыхает, плавится под ним, от его жара и приятной боли. С непривычки Освальд двигается мягко и аккуратно — поначалу с этого хорошо, но голодный Джим не выдерживает и, не разбирая собственных слов, просит грубее. Тогда Освальд как с цепи срывается: долбит резко и хаотично, как чертов девственник, от фиаско спасает только то, что недавно кончил. Хватается за наручники, и его ладонь горячей кипятка раскаляет металл. Войдя в раж, Освальд порывисто кусает меж лопаток, словно не знает, как еще глубже проникнуть в Джима. Целует, но больше кусает. Всхлипывает где-то там за ухом. — Сопляк, — усмехается Джим. И жалеет о своем длинном языке, потому как рука Пингвина хваткой инквизитора сжимает его член, и Джим, истекая смазкой, проклинает все на свете. Пингвин, может, и сопляк, но для первого или какого там раза у него получается недурно. Джим не сдается: — Ебешься как школьник. Освальд замирает. Ждет. Отстраняется, оставляя зудящую пустоту в заднице, затем рывком разворачивает к себе и бьет ладонью по губам. Второй — со всей дури вмазывает по щеке, уже по другой. Кожу снова приятно жжет, на глаза наворачиваются слезы. Джим облизывается. Ведет бровью: пара ударов силу не доказывает, можешь добавить еще. На провокацию Освальд не поддается. Вместо этого ведет языком по груди, целует намеренно тягуче и вязко, лишая всякой грубости. Глаза полыхают фосфором, подсвечивая комнату. В них определенно есть что-то инфернальное — то, что всегда тянуло на сторону зла. Завороженный Джим сглатывает ком в горле. Освальд, чтоб его, Кобблпот. Взлохмаченный, красный до кончиков ушей, с виду абсолютно пассивный мальчишка. Джим хорошо помнит затравленный взгляд, помнит, как в его руках Освальд почти умирал от страха, как дергался от резких звуков. Теперь эта пташка не только метит в большие боссы, но и заставляет себя страшно хотеть, кто бы мог подумать… Подыхая от размеренной ласки, Джим прикрывает глаза и едва не упускает момент, когда Освальд оказывается у его ног и принимается все так же отравляюще-медленно гладить языком. Как с мороженым перепутал, но Джиму не до шуток — Джим бьется затылком об стену. Пытка продолжается недолго. Оторвавшись от игрушки, Освальд с сытой улыбкой облизывается. И снова пронзает горящим взглядом. Зеленая бездна неумолимо приближается, пока не застывает на уровне глаз Джима, затем он чувствует, как в шею впиваются клыки. — Освальд... Освальд! — шепчет он, падая в туман. Освальд царапает недовольным взглядом: как это Пингвина смеют прерывать, он, что, плохо пьет кровь и недостаточно умело дрочит?! Джим усмехается с его злодейского вида и собирается сказать, что хочет его сзади, но вдруг делает то, о чем секунду назад даже не думал — подается вперед и ловит губы Освальда, влажные и еще соленые. От них прошибает током сильнее, чем от руки на члене. Освальд без колебаний позволяет запустить в себя язык, и следующих минут не существует — есть только тьма и чьи-то кем-то искусанные губы. Джим приходит в себя от шепота: — На колени, Джим. И тут же слушается. Не без помощи жестко упирается носом в долбаный грязный линолеум. Освальд снова пристраивается сзади, берет резко и на этот раз двигается куда увереннее, не сбивая темп. Протирая рожей пол, с затекшими нахрен плечами, Джим изнывает от распирающего кайфа. Либо это чувство ностальгии, либо дело в Пингвине, но эта ебля кажется лучшей на свете. Освальд упирается рукой в пол, вторую кладет ему на живот. Скребя когтями влажную кожу, гладит от паха до ребер, соскальзывает на бедра. Член не трогает. Кусает за плечо, за шею, за ухо, искусывает всего, оставляя россыпь меток: «Здесь был Пингвин». Чудно, конечно, но как это потом объяснить Ли? Сказать, что очередной псих Готэма принял детектива за праздничный пирог? Джим бы велел прекратить, но ему до блядской дрожи нравится каждое действие Освальда. Если Джим и способен на что, так это выстанывать его имя и просить еще. Вскоре Освальд начинает подозрительно рвано дергаться. Впивается ногтями в зад до ощутимой боли и дышит так, будто захлебывается. Джим, усмехаясь, качает головой. Если Освальд, этот мелкий недотепа, кончит раньше и вытащит, то все просрет, так что лучше бы ему продержаться. Видимо, Освальд и сам это понимает — терпит, как может, что в его случае похвально. Думая о том, какой же Пингвин все-таки старательный, Джим и сам подходит к грани. Прижимается к Освальду, тянет пальцами за чертов пиджак, утыкается носом в горячую шею, вдыхая запах хрен-пойми-чего, но невыносимо желанного. Балансирует на краю и позволяет себе сорваться, только когда его член заботливо накрывает ладонь, контрастно шершавая и жесткая. Довольно ерзает на Освальде, стараясь напоследок принять глубже, и, кажется, заливает все вокруг. Освальд не выдерживает давления и кончает следом. Его напряжение отдается в Джима пульсирующими волнами. А еще Освальд потрясающе красиво стонет, вечность слушать бы. Пока тот ничего не соображает, Джим пользуется моментом и восторженно пялится. Перестав дрожать, как затраханный кролик, Освальд, к разочарованию Джима, отползает к стене, зато смотрит так, будто влюблен тысячу лет. Джим никак не может отдышаться. Улыбается и дергает плечами, звеня наручниками. Это такой хитрый план: сейчас Освальд его освободит, а он такой цап Освальда! — и все-таки стянет ебучий пиджак, поставит в отместку пару засосов или еще что-нибудь придумает. Освальд вздрагивает, как от сна очухивается, и принимается искать ключ. Найдя, дрожащими пальцами кое-как пропихивает в скважину. Наручники падают на пол. Растирая запястья, Джим уже готов исполнить задуманное, как Освальд цедит: — Собирайся, Джим. — Смотрит потухшим взглядом. — Не вижу радости. Ты же не облажался, ты справился, гордись собой! Не знаю, что у вас там за подпольные вечеринки, но это было лучше всяких «Фоксглавов». Освальд не отвечает. Избавляется от резинки, вытирается салфеткой, натягивает белье, застегивает штаны, мрачно припадает к стенке, скрестив руки… не отвечает. Отворачивается, нисколько не интересуясь нарочито медленными сборами любовника. Джим ловит его взгляд и так и этак, но внимание Освальда переключить на себя не удается. Освальд закрылся и почему-то не хочет разговаривать. Что-то пошло не так. Зная Пингвина, причин может быть миллион, и не стоит исключать примитивную манипуляцию. Протискиваясь к выходу, Джим целует Освальда — айсберг крошится в момент. Это должен был быть короткий прощальный поцелуй, так как с тараканами Пингвина Джиму разбираться некогда, но, притянутый за галстук, он понимает, что за херня гложет Освальда Кобблпота. Тот мелко-мелко дрожит, у него подгибаются колени, за костюмом-броней громко стучит открытое сердце, он — снова трепещущий птенец, изо всех сил сгребающий остатки гордости, чтобы не обнять Джима и не начать умолять о... чем-то. О чем-то там на своем птичьем. Джим это знает, чувствует по тому, как отчаянно — сжимая кулаки, пока Джим пытается взять его ладони в свои, — целуется Пингвин. Джим слышит его мысли: «Джим, пожалуйста, не уходи, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Старая песня о главном. Джим бы сказал, что надавил на больную мозоль, потревожив разбитое сердечко пташки, но тут Освальд сам себе палач, вот и бесится. Джим отстраняется первый (с великим трудом, грешен) и шепчет на все еще пылающее ухо: — Спасибо за услугу. — И, не глядя на Освальда, выходит из подсобки. Яркий коридорный свет режет глаза. Он сладко потягивается, вдыхая относительно свежий воздух. Зад, колени, спина, плечи — да все тело приятно ноет. Что ж, было неплохо, хватит на полгода вперед. А если приспичит повторить, то он знает, к кому обращаться. Освальд Кобблпот тот еще фрукт, ведь попробовав однажды, захочется еще. Да и в должниках Джим ходить не будет: Пингвин если и обидится снова, то ебать будет только сильней.